Кирпичников А.Н., Лебедев Г.С., Дубов И.В. Северная Русь (некоторые итоги археологических исследований)

К содержанию 164-го выпуска Кратких сообщений Института археологии

Последнее десятилетие ознаменовалось качественным сдвигом в изучении древностей северных земель средневековой Руси. В конце 50-х годов археологические исследования концентрировались в немногих крупнейших древнерусских центрах — прежде всего в Новгороде, в меньшей степени — в Пскове. Раскопки тех лет дали первоклассные материалы, накопление их продолжается, но давно уже назрела необходимость увязать древности столиц русских северных земель с материалами округи — сельских и городских центров IX—XVI вв.

Решению этих задач и посвящены усилия археологов. Наряду с систематизацией и обобщением старых материалов в 1968—1969 гг. на территории Ленинградской, Псковской, Новгородской, Архангельской, Ярославской областей развернулись новые широкие полевые исследования. Их организация была теснейшим образом связана с большой (работой по охране памятников истории и культуры. Показательно объединение усилий академических институтов, вузов, музеев, общественных и государственных организаций. Отметим здесь три примечательных научно-организационных события. В 1974 г. в составе Ленинградского отделения Института археологии был образован сектор славяно-финской археологии ¹. Далее, в 1976 г. кафедра археологии исторического факультета Ленинградского университета провела совещание «Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья» ². В 1976 г. Ленинград был избран местом проведения первого Советско-Финляндского симпозиума по археологии на тему «Финно-угорские и славянские племена Восточной Европы и Финляндии в эпоху средневековья» ³. Одно перечисление этих мероприятий показывает, какое внимание стали уделять специальному изучению истории и археологии северной части Восточной Европы.

Результат — новые данные о многих сотнях археологических памятников, раскопки более полутора десятков поселений, городов, крепостей, в том числе, как выяснилось, памятников общеевропейского значения. Существенно изменились, стали более конкретными и наши представления о ранних этапах средневековой истории нашей Родины. Археологический материал позволяет все с большим основанием ставить и решать масштабные исторические проблемы.

Следует выделить три взаимосвязанные проблемы ранней русской истории, которые решаются ныне на археологическом материале. Во-первых, это вопрос о расселении славян в северных русских землях, о характере этнических связей и контактов славянских племен с финно-угорским и балтским населением, а также с норманскими пришельцами. Во-вторых, вопросы формирования древнерусской народности, древнерусского государства и его культуры. Наконец, третья группа проблем — пути и этапы формирования древнерусского города, его структура, функции, архитектурный облик, связи с округой.

В разработке каждой из этих групп вопросов ныне достигнуты определенные результаты, краткое изложение которых и составляет содержание настоящей статьи.

Новый этап в разработке проблемы славянского расселения связан, во-первых, с систематизацией старых данных о погребальных памятниках севера Руси (сопки, длинные курганы, курганы южного Приладожья) и, во-вторых, с развернувшимися новыми полевыми работами. Они направлены на изучение могильников и главным образом на выявление и раскопки поселений IX—X вв. и предшествующего времени. Центрами исследований являются Институт археологии АН СССР, его Ленинградское отделение и кафедра археологии Ленинградского университета. Работы организованы совместно с Обществом охраны памятников, музеями Ленинграда, Новгорода, Пскова, Ярославля. Сейчас проведены или завершаются раскопки не только крупных древнерусских центров, таких как Изборск (В. В. Седов) или Белоозеро (Л. А. Голубева), но и ряда периферийных городищ и селищ: Городец под Лугой (Г. С. Лебедев), Городок на Ловати (В. М. Горюнова), погост Камно (К. М. Йлоткин), Новые Дубовики и Золотое Колено (Е. Н. Носов) и др.

Материалы с достаточной отчетливостью воссоздают облик раннеславянской материальной культуры VIII—X вв. на северо-западе древней Руси. Она отличалась определенным своеобразием: славянские памятники на севере далеко не тождественны одновременным им в лесостепной зоне, роменско-боршевским и лука-райковецким. Многие черты сближают археологическую культуру славян северо-запада древней Руси с западнославянскими культурами, с балтийско-славянским и балтским миром. Эта северо-западная культура формировалась с VIII в. и, что особенно важно, была тесно связана с протогородскими и раннегородскими центрами, такими как Ладога или Рюриково городище под Новгородом — на территории древней Руси, Волин, Колобжег, Аркона, Старгард — в западнославянских землях, Бирка и Хедебю — в Скандинавия я др.

Материалы рядовых поселений позволяют проследить, как на протяжении IX—X вв. некоторые из них переросли в административные центры сельской округи, погосты. Расселение славян в лесной зоне несло на север новые формы хозяйственной деятельности, прежде всего пашенное земледелие. Это обстоятельство было определяющим фактором как этнических взаимодействий (создавался новый экономический базис для этнокультурных процессов), так и решающих социальных изменений ⁴. Можно сказать, что именно значительный перевес экономического потенциала обеспечил активность поселенцев и сравнительно быструю ассимиляцию некоторых чудских и балтийских племен, влившихся в состав древнерусской народности.

Процесс славянского расселения на северо-западе Восточной Европы прослеживается по материалам сопок и длинных курганов. После фундаментальной работы В. В. Седова «Новгородские сопки» ⁵ появились новые возможности углубленного изучения сопок VIII—X вв. как могильных сооружений формирующегося древнерусского населения. Обращают на себя внимание новые данные, полученные в ходе недавних исследований В. П. Петренко, Е. Н. Носовым и Г. С. Лебедевым этих памятников ⁶. Впервые установлено, что сопки регулярно сопровождали сельские поселения VIII—IX вв. (раньше эти поселения не были выявлены). Много написано о неславянской принадлежности сопок, однако их расположение в районах сплошного сельского населения говорит само за себя. Прояснилась и необычная архитектура самих могильных насыпей. Они предстают перед нами не только как сложные, строившиеся по вертикали сооружения, но и как комплексы, окруженные кольцом внешне незаметных погребений по обряду трупосожжения и трупоположения. Это, возможно, указывает на длительное использование сопок как усыпальниц многих поколений людей. Начало погребальной традиции сопок отодвигается в глубь I тысячелетия — к VI—VII вв.

Исследования П. Н. Третьякова и В. В. Седова подготовили археологов к необходимости более углубленно и более точно определять культурные взаимодействия славян и финно-угров в лесной зоне Восточной Европы. Примечательны результаты исследования курганов XI—XIII вв. на Ижорском плато — плодородной житнице Великого Новгорода. Курганы, сосредоточенные в громадном Количестве в этом районе Новгородской земли, считались древнерусскими. Действительно, они полны заупокойными дарами общерусских форм. Спрашивается, где же проживало финское племя водь и где находятся принадлежавшие ему памятники? В результате исследований Е. А. Рябинина и В. А. Кольчатова этот вопрос прояснился. Оказалось, что водские земледельцы в XII— XIII вв., действительно, в изобилии пользовались новгородскими вещами и черты своего этноса сохранили лишь в курганной обрядности — в восточной ориентировке погребенных. Раньше на эту черту не обращали внимания (в дореволюционных публикациях она совершенно не фиксировалась). Водская культура формировалась в XII—XIII вв. под сильным влиянием Новгорода, где изготовляли на вывоз даже детали финского костюма ⁷. Новгородцы не только крестьянствовали вместе с водью, но и в политическом смысле допускали автономию союзных им финских племен, мирились с их укладом и верованиями, считались с племенной знатью. Элементы такой федеративности улавливаются и археологически.

Племенные финские городки существовали в период зрелого средневековья у води (три из них обследованы или открыты Е. А. Рябининым) и в Карелии (Тиверский городок).

Особое по характеру взаимодействие между славянами и чудью обрисовалось в последние годы в результате изучения курганов восточного побережья Чудского озера (Н. В. Хвощинская). Здесь выявлена богатая культура финского населения XI в. Только в XII—XIII вв. началась замена местных культурных элементов общерусскими, что было связано со славянизацией коренных жителей. В целом можно констатировать процветающее автономное примерно двухвековое развитие целого окраинного иноязычного района в рамках древнерусского государства ⁸.

Похожим образом развивались события и к востоку от Ладоги, на землях юго-восточного Приладожья. Политико-административное включение этих земель в состав Киевской державы отмечается со второй половины XI в., особенно в начале XII в., когда усилилось доминирующее военное положение Ладожской крепости. В предшествующие полтора столетия в южном Приладожье сложилась яркая финно-угорская курганная культура. Новые исследования В. А. Назаренко определили динамику формирования, этнический и социальный облик приладожского общества X—XI вв. Своеобразие этой культуры было обусловлено ее связью с древнерусской Ладогой. Местное население, видимо, активно участвовало в экономической жизни этого центра, сохраняя, однако, определенную самостоятельность. В состав чудского племенного объединения вошли здесь отдельные группы скандинавов, осевших в южном Приладожье в качестве посредников в меховой торговле. Характерно, что ко времени образования подвластного Новгороду Обонежского ряда приладожская курганная культура прекратила свое существование.

Наши представления о культуре, отношениях, судьбах славян и чуди непрерывно пополняются и расширяются. Следует особо отметить открытие под Шенкурском первого финно-угорского могильника, принадлежавшего «чуди заволоцкой». Он исследован в 1977 г. О. В. Овсянниковым при участии В. А. Назаренко.

В последние годы изучены поселения местного и пришлого населения на территории Северо-Восточной Руси (Сарское городище, Тимеревское поселение), могильники аборигенного финно-угорского населения во Владимирской обл., древнерусские курганы в районе Ярославля. Полученные материалы позволяют проследить процесс включения этих земель в состав раннесредневековой Руси. Он развертывался здесь в IX столетии, а не в конце XI в., как считали некоторые исследователи. IX век стал переломным в истории северо-востока Восточной Европы. Первоначально древнерусское население продвинулось лишь в один небольшой, но стратегически ключевой район на великом Волжском пути — в Ярославское Поволжье. Именно этому населению принадлежат памятники IX в. в бассейне Которосли — Волги. Сюда, в районы, занятые финно-угорскими племенами веси, мери, муромы, шло население со стороны северо-запада, из Новгородской земли. Основными участниками этого движения в IX—X вв. были словене новгородские, вместе с которыми в освоении новых земель принимали участие группы чуди и скандинавов ⁹. Археологически этот период восстанавливается по материалам Сарского городища, которое перерастало из племенного центра мери в древнерусский городок. Еще более показательны материалы открытого торгово-ремесленного поселения в Тимереве под Ярославлем.

В состав Тимеревского комплекса входят три курганных могильника и два поселения. В последнее время здесь открыты два клада арабских монет ¹⁰. Датируется комплекс IX—XI вв. На поселении обнаружены жилые, производственные и хозяйственные постройки. Установлено, что жители Тимерева занимались кузнечным, бронзолитейным, ювелирным и другими ремеслами. Важную роль играла торговля — в постройках и погребениях найдены весы и гирьки, монеты, иноземные вещи из стран Арабского Востока, Византии, Волжской Болгарии, Западной Европы, Ирландии, Скандинавии. Такая культурная многоэтничность — явление, характерное для раннегородских центров, каким и было Тимерево.

Грады VIII—X вв. обеспечивали контроль над сельской (нередко разноэтничной) округой. Равным образом формирующийся господствующий класс древней Руси был заинтересован в контроле над новыми видами хозяйственной деятельности — торговлей и ремеслом. Овладение магистральными путями — одна из важнейших социально-политических задач древнерусского государства в IX—X вв. Первичное освоение важнейших магистралей происходило еще в ходе земледельческой колонизации в VIII—IX вв. Уже в середине VIII в. возникают первые транспортные центры на Волховском пути (Ладога, несколько позже — Рюриково городище), в IX в. аналогичные поселения появляются на Волжском пути (Тимерево, летописный Клещин). Становление подобных центров — явление общеевропейское, все они связаны с международной торговлей, охватившей пространство от Урала до Британии и от Скандинавии до Багдада.

Необычный аспект роли торговли в этот период раскрывают граффити на арабских монетах, найденных в Тимереве и в других местах. Выявленная серия граффити многообразна по смысловому содержанию — это подражания восточным надписям, северные рунические знаки и надписи, изображения кораблей, предметов вооружения, различные знаки-символы. Особое место занимают знаки Рюриковичей — тамги Святослава Игоревича и Владимира Святославича. Обнаружение таких знаков позволяет предполагать княжеское клеймение арабской монеты, имевшей хождение на Руси, что в свою очередь означает прямое участие государства в даль¬ней торговле или его контроль над купеческими операциями ¹¹.

Чрезвычайно ярко теснейшая взаимосвязь процесса формирования государственности со становлением древнерусского города проявилась в материалах Ладоги. Старая Ладога выделяется находками огромной исторической ценности. Здесь, на мысе, образованном Волховом и Ладожской, оказалось небывалое скопление оборонительных построек из камня и земли, относящихся последовательно к концу IX в., 1114 г., 1490 г. и, наконец, 1585 г. (последние две крепости существуют на поверхности земли). Первая Ладожская каменная крепость — ровесник создания древнерусского государства — претендует на то, чтобы считаться самым древним каменным сооружением русской истории. Начало отечественного каменного дела получило, таким образом, рекордную по давности дату. Ведь ничего подобного не было в то время ни в славянской Восточной Европе, ни в странах Балтийского бассейна. Редким инженерным феноменом предстала и вторая по счету Ладожская каменная фортификация, возведенная в 1114 г. Ее стены сохранились почти на полную высоту — 8,5 м, что позволяет судить о размерах и устройстве сотен исчезнувших деревянных преград времен Киевской державы ¹².

В Старой Ладоге дендрохронологически датированы временем от середины VIII до X в. древнейшие культурные напластования. Начало славяно-русского «градоделия» тем самым получило строгие и точные даты. В Ладоге веб отчетливее вырисовывается примерно столетний этап ее докняжеского протогородского развития. Изучение этого этапа имеет основополагающее значение для характеристики культуры и техники раннефеодального Русского государства. Заслуживает упоминания находка прямо на материке Ладожского поселения комплекса ювелирных и кузнечных инструментов. Эта древнейшая пока в русских городах ремесленная мастерская, а также и другие данные убеждают в том, что Ладога с самого начала своего возникновения была не аграрным, а торгово-ремесленным образованием (данные Е. А. Рябинина).

Монетные находки выдвигают Ладогу и ее округу в число наиболее развитых североевропейских районов. Примерно с 60-х годов VIII в. город на Волхове вошел в систему евразийского товарооборота. В IX — начале X в. Ладога — одна из наиболее мощных государственных крепостей страны, в XII в. — цветущий, наполненный каменными храмами посадский город площадью 16 га и по-прежнему главный северный въезд на территорию Руси.

В ладожских материалах нашла свое решение варяжская проблема. Как это следует и из современного анализа русских летописей, «призвание варягов» — достоверный факт местной ладожской истории. Специфическая обстановка, сложившаяся в середине IX в. в этом центре, выдвинутом далеко на окраину славянских земель, привела к тому, что в Ладоге, по-видимому, на какое-то время, утверждается норманский конунг со своим двором и дружиной. Скандинавские поселенцы оставили после себя особый курганный могильник (в урочище Плакун). Во второй половине IX в. в Ладоге начинается интенсивное нарастение черт древнерусского города. Формируется регулярная уличная застройка, строится каменная крепость. Основное население города — славянские купцы и ремесленники, и заморский военный предводитель с его дружиной выполняет «социальный заказ» именно этих слоев населения, обеспечивая безопасность города и охраняя его судоходство, в том числе и от своих же норманских соплеменников, неоднократно угрожавших Ладоге. С начала X в., по мере укрепления центральной великокняжеской власти, лидирующая роль Ладоги на северо-западе снижается. Первенство переходит к Новгороду, где, естественно, ладожские скандинавы не могли претендовать на какие-либо права. Вплоть до середины XI в. норманны на Руси выступают в качестве наемных воинов в состдве великокняжеских войск, либо заезжих купцов, либо мастеров-ремесленндков в древнерусских городах.

В целом процесс формирования государственности, на севере русских земель базируется прежде всего на прогрессивном развитии экономики восточнославянского населения, не только осваивавшего в VIII—IX и последующих веках обширные пространства, но и активно создававшего новые формы хозяйства, культуры, общественной жизни. Система водных путей и торгово-ремесленных центров, сеть погостов, дальняя международная торговля, дифференцированное ремесло, военная организация — вот археологически уловимые черты древнерусской государственности. Всякого рода внешние связи появляются лишь по мере ее становления.

Древнерусский город на раннем этапе своего существования раскрывается сейчас как естественное средоточие всех этих связей. Данные новых исследований позволяют сделать вывод, что в IX—XI вв. Ладога, Новгород, Псков, раннегородские поселения в Тимереве, Гнездове, на Рюриковом городище и др. были тесно связаны с Балтикой.

В эти столетия у восточных и западных славян, балтов, финно-угров, скандинавов разворачивались единые по направленности социально-экономические процессы. Народы Восточной и Северной Европы вступали в период становления классового общества, отмеченный такими явлениями, как выделение военных дружин и вождей, экспансия, дальняя международная торговля, спецификация районов экспорта и импорта, сложение системы коммуникаций, выделение ремесла, формирование города. Единые стимулы порождали и перекрестно действующие факторы. Именно поэтому изделия фризского, каролингского, британского ремесла распространялись при посредстве скандинавов далеко на восток, а монетное серебро арабских халифов — при посредстве славян — далеко на запад Европы. В городской жизни, домостроительстве, фортификации, вооружении, кораблестроении, ремесле Новгорода, Пскова и Ладоги, Волина, Колобжега и Гданьска, Арконы и Любека, Бирки и Хедебю прослеживаются общие закономерности и тенденции. Именно в это время пробивает дорогу необходимость мирных связей народов стран Балтики, необходимость, которая была определяющей, несмотря на все эпизоды набегов, интервенций, феодальных войн. Изучение общеевропейских культурных и торговых связей открывает интереснейшие перспективы меж¬дународного научного сотрудничества в области археологии.

Постановка проблем, связанных с генезисом древнерусского и шире — европейского средневекового города, — результат систематического изучения целой серии городов Новгородской земли. Раскопки охватили в общей сложности более десятка крупных объектов. Исторические города-крепости северо-запада Руси изучались Ленинградским отделением Института археологии АН СССР совместно с Областным отделением Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, Управлениями культуры Ленинградского и Псковского облисполкомов, а также историческим факультетом Ленинградского университета.

Была реализована комплексная программа научного поиска. Обследовались крепостные, культовые, жилые, хозяйственные, гидротехнические, дорожные и другие сооружения, выяснялся характер культурных напластований, проводилась разведка околоградий, определялась территория посадов. Изучение городов-крепостей строилось на использовании не только археологических, но и письменных отечественных и иностранных источников.

При изучении крепостей Новгородской земли в какой-то мере прояснилось их не только оборонительное, но и хозяйственное, транспортно-торговое и, так сказать, волостное значение. В Орешке, Копорье, Кореле, Ямгороде, Порхове открыты остатки домов, каменных храмов, а также части улиц, настилы, позволившие до некоторой степени судить о планировке укрепленных поселений, строительстве крепостей, дорогах, судоходстве, культовой архитектуре.

Изделия, происходящие из надежно датированных городских слоев, позволили определить занятия жителей — рыболовов, лодочников, мелких земледельцев. Материальная культура северо-западных городов в XIV— XV вв. наследовала традиции домонгольской Руси. Посуда, оружие, некоторые украшения по формам частично восходят к предшествующему времени. На первый взгляд, речь идет о замедленном развитии производства, консервативном бытовании архаических образцов. Такая оценка была бы односторонней. Исторически северо-западный регион в условиях монголо-татарского ига выступал на протяжении XIV—XV вв. как хранитель и продолжатель традиций ремесла и культуры XI—XIII вв.

Важнейшие результаты связаны с изучением военной архитектуры. Исследователь оказывается здесь в трудном положении. Почти все крепости, возникшие во времена Великого Новгорода, на втором и третьем веке своего существования были радикально перестроены в связи с появлением артиллерии. Поэтому первоначальные сооружения считались полностью исчезнувшими. Однако пример Ладоги, где на месте одной крепости обнаружены четыре, уже показывает, что это не так. Оборонительные и другие сооружения XIII—XIV вв. (в разной степени сохранности) удалось отыскать или опознать в ряде крепостей. Раскрылась целая архитектурная эпоха. Теперь мы знаем, какими были древненовгородские крепости и каково их устройство ¹³.

В Ладоге, Орешке, Кореле, отчасти Порхове и Ямгороде открыты долговременные сооружения конца IX — начала XVI в. При этом полностью или частично удалось выявить и реконструировать отдельные постройки и целые архитектурные ансамбли периода русского средневековья и детально представить развитие доогнестрельной фортификации Северной Руси.

В ходе изучения северорусских каменных оборонительных сооружений был сделан вывод, что их строительство должно быть оценено как крупнейшее технико-культурное явление своего времени. К XIII в. изменилась пассивная военная роль городов. Фортификация тогда впервые поднялась до уровня военных задач, которые ранее решались в полевых сражениях. Укрепление (начавшееся с конца XIII в.) северного и западного рубежей страны отражало новую стратегию в оценке городов-крепостей как защитников и охранителей земли и дорог. Строительство городов явилось дальновидным актом Новгородского государства, так как на века закрепило за русскими выход к Балтийскому морю и предотвратило расхищение северорусских земель немецкими и шведскими феодалами в самое трудное время русской истории — период монголо-татарского порабощения. Возведение каменных северных фортификаций явилось признаком стабилизации границ и восстановления Руси, поднявшейся из пепла пожарищ к продолжению борьбы с агрессией извне.

В целом изучение северорусских городов-крепостей значительно меняет наши представления о культуре Новгородской земли и в целом древней Руси. Первая каменная крепость в Ладоге конца IX в., первоклассная оборонительная постройка в той же Ладоге начала XII в., развертывание каменного оборонного строительства на самом передовом уровне в период монголо-татарского ига (Копорье, конец XIII в.), регулярная многобашенная крепость XIV в. в Орешке, переход к зодчеству огнестрельной поры — все эти этапы древняя Русь прошла в те же сроки и на том же техническом уровне, что и самые передовые европейские страны. Значение созданной новгородцами оборонительной системы определяется хотя бы тем фактом, что до самого конца существования феодальной Новгородской республики ее столица — Новгород Великий — ни разу не подвергался осаде и штурму иностранных войск. Каменные крепости надежно прикрыли внешнюю границу Северной Руси.

Археологические изыскания последнего десятилетия не только позволили решить ряд вопросов отечественной истории. Определяются новые задачи как научного, так и организационного порядка. Продолжая широкое исследование памятников северо-запада и северо-востока Восточ¬ной Европы, крепостей, городищ, селищ, могильников, археологи принимают активное участие в разработке и реализации мероприятий по охране и реставрации памятников. Решен вопрос об организации в Старой Ладоге историко-архитектурного заповедника, который имел бы не только общесоюзное, но и международное значение. Недавно Ленинградское отделение Института археологии АН СССР добилось такого решения. Завершенный цикл исследований в Старой Ладоге создал прочную основу для дальнейшей работы. Важным шагом в этом направлении была бы организация здесь производственно-учебной базы студентов исторических факультетов и создание на долгосрочных началах археологической экспедиции.

К содержанию 164-го выпуска Кратких сообщений Института археологии