Халафская культура (конец VI—V тысячелетие до н. э.)
В отличие от большинства культур керамического неолита, известных за пределами Анатолии, наши сведения о халафской культуре сравнительно полны, хотя они получены в результате небольших раскопок. Типичным поселением является поселение Арпачия, близ Мосула, тогда как в Телль Халафе, давшем имя культуре, керамика найдена нестратифицированной под более поздними постройками. Предполагается, что в этот период уже был известен металл, почему к нему применяют термин «халколит».
Территория халафской культуры охватывает дугу между Евфратом и Большим Забом. Южные ее пределы достаточно хорошо определены, северные, возможно, доходят до гор Тавра, заходя в отдельных местах на плато дальше на север.
Халафская культура была особенно мощным образованием, не имевшим ничего общего с хассунской или самаррской. Возможно, она была создана пришельцами с севера, и ее первоначальная родина находилась в «Турецкой Месопотамии». По керамике различаются по крайней мере два основных варианта этой культуры: восточный, лучше всего известный в Арпачии и Тепе Гавре около Мосула, и западный, наиболее характерными поселениями которого являются Чагар Базар, Телль Халаф и Юнус Кархемыш, в Сирии. Каждый из вариантов имеет особенности в керамических формах и орнаментации, демонстрирующей три периода развития и растущего изящества.
Древнейшая керамика имеет сравнительно простые формы, среди которых есть уже «чашечки для крема»; она отмечена предпочтением натуралистического орнамента — здесь головы быков и муфлонов или полнофигурные изображения животных — леопардов, оленей, змей, скорпионов, птиц, онагров, а также людей; схематизированно передаются деревья, растения и цветы. На сосудах также часто помещались фризы из тесно расположенных прямых или волнистых линий, скоплений точек и кругов, что напоминает один из орнаментов лощеной керамики предшествовавшего периода, но такой же простой узор можно и сегодня встретить на медных сосудах, продающихся на базарах Ближнего Востока. Было замечено, что многие формы халафской керамики подражали металлической посуде: возможно, что такие древнейшие сосуды из металла существовали в этой замечательной цивилизации. Древнее производство металлических изделий в районе Диарбекира («Медная земля»), близ центра халафской культуры, несомненно, представляется очень важным и нуждается в исследовании.
Ранняя халафская керамика покрыта красной или черной росписью по фону абрикосового цвета и прекрасно залощена. В средний период изготовлялась керамика более сложных форм с кремовой обмазкой и заостренным отогнутым венчиком. Натуралистические мотивы исчезают, за исключением вездесущих букраний, которые становятся теперь более стилизованными. Типичный орнамент включает геометрические композиции, тщательно разработанные и уравновешенные, очень напоминающие ткань и составленные из изогнутых линий, лесенок, точек, солнц и звезд. В заключительный период на востоке делали большие полихромные «тарелки» с тщательно исполненной центральной частью в виде орнаментальной розетки и мальтийского креста, одни из самых выдающихся произведений керамического искусства Ближнего Востока.
Хотя керамика — самое замечательное достижение халафской цивилизации, для нее характерно и множество других интересных черт — архитектура, религия, резьба по камню, ткачество и торговля.
Хорошо известны особенности архитектуры халафского периода. Поселения состояли из двухкомнатных домов, расположенных вдоль мощеных улиц. В каждом доме было круглое сводчатое помещение и длинный прямоугольный вестибюль, возможно, с двускатной крышей. В виде такого деревянного дома сделана каменная подвеска. Эти дома сооружались на каменных фундаментах со стенами из неформованного кирпича, так как формованный кирпич в это время в Месопотамии еще был неизвестен.
В домах поселения Телль Турлу (к западу от Евфрата) найдены печи для выпечки хлеба, очаги и колоколовидные ямы для хранения, показывающие, что по крайней мере здесь описанные сооружения были жилыми домами, а не святилищами, как это предполагалось в отношении аналогичных построек Арпачии. Толщина стен наибольшей из них — от 2 до 2,5 м, сводчатые помещения достигают 10 м в диаметре, а длина вестибюля — до 19 м. Сводчатые помещения Юнуса имеют диаметр до 6 м. Единственным чисто прямоугольным сооружением Арпачии была керамическая мастерская, найденная в верхнем слое. Однако святилище с бычьими рогами, найденное в Телль Асваде, на р. Балих, в Сирии, было прямоугольным. Круглые сооружения не известны ни в Киликии, ни в Сирии западнее Евфрата: здесь продолжает существовать прямоугольная архитектура. В Арпачии найдены скорченные захоронения с богатым инвентарем, включающим и глиняные статуэтки.
Носители халафской культуры были земледельцами: сотнями находят кремневые вкладыши серпов, заполированные в процессе употребления, и модели серпов из мыльного камня. Жители выращивали эммер и пленчатый двурядный ячмень, а в конце периода появляется шестирядный ячмень. Для получения масла, а может быть, и волокна выращивали лен.
Рисунки на сосудах свидетельствуют о высоком развитии ткачества, главным образом, видимо, шерстяных тканей. Наши представления о скотоводстве основываются более на статуэтках и керамике, чем на костном материале. Возможно, был одомашнен крупный рогатый скот, козы, овцы и собаки, похожие на салуки, но доказательства существуют только относительно коров и коз. Сам по себе культ быка еще не говорит о его одомашнивании. Напротив, огромные рога животных, изображенных на сосудах, свидетельствуют о том, что это дикий бык, служивший объектом поклонения как эмблема мужской плодовитости. Редкие изображения барана в той же функции имеют параллели в Анатолии.
Население продолжало заниматься охотой: найдены наконечники стрел и ядра для пращи. Сохранившиеся фрагменты охотничьих сцен изображают собак на привязи или быка, попавшего в ловушку. Зайцы, онагры, кабаны и многочисленные птицы, изображавшиеся на сосудах, несомненно, употреблялись в пищу. Многие натуралистические рисунки кажутся чужеродными для керамики, и по аналогии с Анатолией можно предполагать, что они копировали стенную роспись, остатки которой, однако, не найдены.
Если бычьи (букрании) и бараньи головы указывают на культ мужского плодородия, то многочисленные женские статуэтки (при отсутствии мужских), сидячие или скорченные, явно доказывают существование культа богини-матери. Как и в Анатолии, эти фигурки часто покрывались полосами и крестами, до сих пор считающимися в Анатолии символом плодородия. Статуэтки эти схематичны и примитивны. Другими культовыми символами были подвески в виде бычьих копыт (или фаллосов?) и бусы, имеющие вид так называемых двойных топоров; они, как и в неолитической Анатолии, изображались на сосудах или тканях.
Из мягкого камня вырезали многие другие амулеты: модели серпов и лопат для веяния, фигурки уток, модели домов. Из того же материала изготавливали квадратные или круглые печати с простым процарапанным орнаментом. Найдены каменные модели костей человеческой руки, но настоящими шедеврами являются бусы, пластинки и сосуды из обсидиана. Несомненно, использовали самородную медь и свинец, но формы глиняных сосудов, подражающие металлическим, свидетельствуют о существовании и более развитой техники.
Торговые связи были, очевидно, широкими и хорошо организованными: в халафских поселениях найден обсидиан из окрестностей оз. Ван и раковины из Индийского океана, доставлявшиеся с Персидского залива.
В свою очередь, халафская керамика известна в Тильки Тепе, около оз. Ван (возможно, это был халафский эмпорий), и в районе Малатии, богатом медью и золотом. Влияние халафского импорта проявлялось в керамических формах, орнаментальных розетках, букраниях и глянцевой росписи, бытующих от Персидского залива до Средиземного моря. Торговля, видимо, шла через посредников, но должна была контролироваться развитыми обществами на собственной территории. Никогда до этого ни одна культура не осуществляла столь широкой торговой экспансии.
Внимательный читатель, возможно, уже отметил значительное сходство между халафской культурой конца VI — начала V тысячелетия (на основании С14 даты для Арпачии ТТ8 — 5288 г. до н. э. и для конца Амука В в Угарите — 5450 г. до н. э.) и неолитическими и раннехалколитическими культурами Анатолии. Эти культуры прекратили существование в то время, когда халафская лишь начала развиваться, и приблизительно с начала V тысячелетия до н. э. центр технического и культурного развития переместился сначала на север, а затем, после падения халафской культуры,— на юг Месопотамии. Было бы соблазнительно рассматривать перемещение ближневосточного культурного центра к востоку не как случайность, а как результат упадка западных культур — Хаджилара и Западного Чатал Хююка. Без учета того факта, что выходцы с запада, скорее всего ремесленники, нашли себе новых покровителей на востоке, невозможно объяснить большое число «анатолизмов» в халафской культуре. Религия, культ быка, обработка металлов, ткачество, вели¬колепная посуда, высокий уровень технического разви¬тия в целом не могут не напоминать подобные черты в описанных выше Чатал Хююке, Хаджиларе и Джан Хасане.
Предполагают, что конец халафской культуре положили пришельцы с юга Месопотамии. Расширение сети ирригации могло вызвать избыток носителей убейдской культуры, которые направились на поиски новых земель. Халафская культура была уничтожена или исчезла, по-видимому, около 4400—4300 гг. до н. э., но не без сопротивления, фиксируемого по крайней мере материальной культурой в отдельных местах.
Переходный от халафского к убейдскому период на Средиземноморском побережье
Культура соседнего с западным регионом халафской культуры региона, от Алеппо до Антиохии, развивалась под сильным халафским влиянием, кое-где смешанным с самаррскими традициями. Импорт и местные имитации схем халафской керамики преобладают в культуре Амук Сив Рас Шамре, на побережье, где местные традиции пролощенных орнаментов исчезают. Однако этот район сохраняет местное своеобразие, и особенно ясно это заметно в следующей культуре Амука, переходной от халафской к убейдской. Появляется местная полихромная посуда, формы которой частично связаны с халафской, частично — с новой керамикой с красной облицовкой, которую мы встретим в дальнейшем на большой территории к югу вплоть до Палестины. Воз¬можно, с распространением этой керамики связано появление нового населения, так как в тех местах, где она обнаруживается, обрываются местные традиции, обедняется архитектура и распространяется новый комплекс орудий, лучше всего известный в позднем неолите Библа и в Телль Гхасуле, в Иордании. Очень возможно, что здесь мы имеем дело с полукочевым населением: единственные постройки, связанные с этой культурой,— это непрочные жилища Библа или круглые землянки в Палестине (комплекс керамического Иерихона А—В, керамика Телль эш-Шуны, в долине Иордана, и керамика Вади Рабаха на побережье).
В Палестине эти северяне вытеснили ярмукскую культуру, в Библе — культуру среднего неолита, а на севере их связывают с распространением «позднехалафской» расписной керамики. Даже на юге некоторые комплексы расписной керамики, такие, как Гхрубба (и Иерихон IX или керамический неолит А?), несут следы сирийского происхождения. В Библе нет расписной керамики.
Характерными для всех этих культурных вариантов является новая каменная индустрия и красная керамика — кувшины с петлевидными ручками или ушками, основаниями с отпечатками плетенки, наклонными или изогнутыми в виде лука венчиками, а также ребристые или полусферические чаши. Полосы красной росписи сосуществуют с гладкой красной облицовкой. Эта культура глубоко упадочна: ее полукочевой характер и скудный инвентарь наглядно свидетельствуют об упадке, наступившем после гибели халафской культуры на севере. В Рас Шамре эта новая фаза датируется по C14 временем около 4582 г. до н. э.
Ливан и Палестина снова вступили в полосу процветания только с приходом с севера около 3600—3500 гг. до н. э. нового населения, принесшего «энеолитическую» и беершебагхасульскую культуры.
Как всегда, богатые земли Северной Сирии способствовали быстрому восстановлению культуры. Пришельцы с юго-востока принесли с собой убейдскую традицию расписной керамики, которая распространилась от Хамы, на Оронте, до района Малатии, на Анатолийском плато. Некоторые проникли в Антиохийскую доли¬ну, где изготавливали примитивную керамику типа известной в Амуке Е. Кое-где в этой долине обосновались более одаренные пришельцы, делавшие керамику типа Телль эш-Шейх, теперь известную также в Рас Шамре. В орнаментации этой керамики сочетание халафских и убейдских узоров образует приятные композиции, но технический уровень изготовления этой посуды невысок.
В Рас Шамре старые технические приемы продолжали существовать; изготавливается полихромная посуда, но появляется и новая керамика, в орнаментации которой халафские и убейдские мотивы сочетаются с углубленным точечным узором на неокрашенных участках поверхности. В Рас Шамре обнаружено семь последовательно существовавших строительных горизонтов, от¬носящихся к убейдскому периоду. Оседлый быт, если не прежнее благополучие, по-видимому, вернулись около 4368 г. до н. э. в соответствии с датой по С44 (первый убейдский слой фазы Шв).
Киликия, простиравшаяся от Анатолийского плато до высоких хребтов Тавра и от Сирии до лесистого Омана, демонстрирует еще более сложную последовательность событий. Халафское влияние наслаивается в Мерсине (слои XIX—XVII) на устойчивую местную традицию расписной керамики, которая обнаруживает тесные связи с Конийской долиной на Анатолийском плато. Конийской долины достигли лишь незначительные халафские влияния, вероятно явившиеся результатом торговых связей. В Мерсине, в свою очередь, найдена прекрасная полихромная керамика, происходящая из культуры Джан Хасан слоя 2а, около Карамана, где полихромия существовала задолго до ее появления в халафской культуре. Анатолийские влияния постепенно усиливаются, и ко времени существования Мерсина XVI пришлая культура прочно утверждается в знаменитой крепости, построенной, как можно предполагать, в целях обороны от нападений жителей восточной части долины.
Теперь впервые в значительном количестве появляются орудия и предметы вооружения из меди; новые формы керамики и узоры типично анатолийские и с халафом не имеют ничего общего. Среди нововведений следует упомянуть впервые появляющиеся ручки на сосудах. Непосредственно перед разрушением крепости — возможно, около 4350 г. до н. э.— здесь появляется первый убейдский импорт, а после ее разрушения убейдское влияние постепенно усиливается. Однако оно не было единственным: близкие аналогии существуют в керамике Телль эш-Шейха, в то время как другой тип керамики указывает на тесные связи с Рас Шамрой IIIB: он имеет процарапанный орнамент и роспись (XV слой); продолжает существовать полихромная расписная керамика.
Превращенный в крепость Мерсин XV был разрушен, и в слоях XIV и XIII наряду с местной убейдской керамикой появляется лощеная анатолийская, неорнаментированная или иногда с резными узорами. Наконец, местная расписная керамика Тарса и поселений восточной части долины говорит о продолжающемся халафском влиянии, в то время как новая монохромная посуда, найденная в могильнике этого же поселения, связывается с Амуком F, Хамой и Библом (около 3500 г. до н. э.).
В то же время Мерсин вновь испытывает влияние из Конийской долины: появляется темная лощеная посуда с белой росписью или — особенно в Киликии — с лощеным орнаментом.
Наконец, около 3200 г. до н. э. новая волна анатолийских переселенцев положила начало раннему бронзовому веку.
Развитие Киликии показано здесь в общих чертах для того, чтобы показать сложность развития культуры в районах, подверженных одновременно разносторонним влияниям. Поселение Тепе Гавра в Северном Ираке дает аналогичную картину перехода от халафской культуры к убейдской, к которой мы теперь должны обратиться.
Убейдский период
С распространением (около 4400—4300 гг. до н. э.) возникшей первоначально в Южном Ираке убейдской культуры по всей Месопотамии начинается новая эра, приведшая к сложению шумерской цивилизации, и с этого момента Месопотамия становится центром цивилизованного Ближнего Востока. Как прелюдия шумерской цивилизации урукского периода эта эпоха в полном объеме принадлежит более позднему времени, и здесь мы коснемся лишь некоторых общих вопросов.
Убейдская культура, по-видимому, возникла на юге Месопотамии из предшествующей ей сравнительно развитой культуры Хаджи Мухаммеда, которая, как мы полагаем, была южноиранского происхождения и до некоторой степени испытала влияние халафской культуры. Распространение убейдской культуры по всей Нижней Месопотамии, от Рас эль-Амии, близ Киша, до Эриду, и само ее существование, не говоря уже о процветании, было бы невозможно без широкого использования ирригации. С развитием культуры и улучшением ирригационной техники богатая и плодородная долина становится перенаселенной. Ранняя фаза убейдской культуры датируется в Варке по радиокарбону около 4325 г. до н. э.; позже начинается продвижение населения вверх по Тигру и Евфрату в поисках новых земель. В долгой истории Месопотамии эти переселенцы были первыми на этом пути, и за ними последовали другие. Прежде культурные достижения распространялись с севера и востока. Теперь же на севере халафская культура была разгромлена, в некоторых пунктах не без сопротивления: в Арпачии обнаружены разрушенные строения и следы массовой гибели жителей. На всей обширной территории халафской культуры теперь находят убейдскую керамику, даже к северу от гор Тавра — в долинах Малатии, Элазига и Палу. На северо-западе убейдское влияние достигает Мерсина в Киликии, но здесь прекращается. Юго-западнее Хамы, на Оронте, намечается южная граница распространения убейдской керамики. На северо-востоке она доходит до Азербайджана, где найденная к югу и западу от оз. Урмия керамика Пишдели, возможно, местный вариант убейдской. На востоке ее связи достигают Хузистана, и формируются торговые пути, ведущие на восток.
Никогда прежде одна культура не распространяла своего хотя бы поверхностного влияния на такую огромную территорию. Керамика, несмотря на незначительные варианты, довольно однообразна. Она технически совершенна, хотя продолжает изготовляться от руки. Простая линейная монохромная орнаментация вряд ли могла доставлять эстетическое наслаждение людям, пользовавшимся прекрасной халафской посудой. Важные успехи были достигнуты на севере в области металлообработки: начинают изготовляться медные литые топоры. Впервые появляется золото, но только в конце периода. На юге металл остается редким или вовсе отсутствует, поэтому вряд ли мы можем считать военные успехи убейдцев результатом превосходства их вооружения.
Как было и с более ранними культурами, усилению убейда более всего способствовали подъем торговли и развитое земледелие. О многонаселенных городах в это время говорят не только большие сооружения, но и обширные могильники. Могильник в Эриду насчитывает около тысячи погребений. О хозяйстве нам известно мало; в искусстве вместо крупного рогатого скота и баранов халафского периода стали фигурировать и домашние козлы и козы. Живые сценки с изображением людей в окружении животных найдены в Гавре на печатях из стеатита, диорита, серпентина, гематита и лазурита, привозимого из далекого Бадахшана, от подножий Памира. Сравнение этих маленьких печатей убейдского периода с халафскими печатями с геометрическими орнаментами показывает, что источники вдохновения у мастеров новой цивилизации отличались от прежних. Замечательные натуралистические сцены продолжают встречаться на керамических изделиях, особенно в Тепе Гавре, где еще чувствуются халафские традиции, и в других пунктах.
Однако ничто так явно не указывает на изменения в культуре, как начавшееся в городах строительство монументальных храмов. Возведенные из появившегося в это время сырцового кирпича, иногда на каменных фундаментах, они господствовали над городами с высоты древних холмов. В Эриду их строили на платформах — предшественницах храмовых башен, или зиккуратов, сооруженных из забутованных более древних построек.
Ступени вели к двери в длинной стене здания. Само здание храма состояло из длинной центральной комна¬ты (10 и более метров длиной) с широкой платформой в одном конце и алтарем в другом. Главное помещение было со всех сторон окружено меньшими, которые имели лестницы, ведущие на верхний этаж или на крышу. Центральная часть, быть может, была выше боковых двухэтажных и имела треугольные окна. Снаружи здание украшали выступы и ниши, которые остались характерными для всей позднейшей сакральной архитектуры Месопотамии.
Планы жилых домов были в целом подобны сакральным постройкам; различалось оформление внешних стен и убранство, необходимое лишь в культовых целях. В доме Тепе Гавры XVI сохранились следы черной и красной росписи, а вскрытый полностью квартал в XII слое дает живую картину городской жизни. В слое XIII группа наиболее монументальных храмов располагалась по трем сторонам двора: они еще лучше, чем храмы Эриду, иллюстрируют достижения этого периода. Однако без Эриду с его серией храмов, продол¬жавшейся от периода эриду до убейда, южномесопотамское происхождение этой архитектуры могло бы подвер¬гаться сомнению. Еще четверть столетия назад упорно считали, что убейдцы были примитивными обитателями болот, жили в тростниковых хижинах, охотились, ловили рыбу и лишь иногда занимались земледелием, подобно современным обитателям юга Ирака («болотным» арабам).