К содержанию 26-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры
Археологическая разведка, произведенная в 1925 г. в районе Верхней Оби, показала, что правый берег Верхней Оби, представляющий собой южную и западную границы крупного лесного массива, простирающегося с небольшими перерывами от гор. Бийска на север до зоны сплошных лесов беспредельной сибирской тайги, изобилует памятниками древних культур оседлого населения. Обилие керамики всех времен, начиная с эпохи бронзы, наличие остатков оседлых поселений тех эпох, когда в соседних степях левобережья и в степных долинах Горного Алтая развивались и процветали культуры древних кочевых племен, красноречиво свидетельствовали об иных путях развития культуры правобережных лесных племен. Здесь, в отличие от степей, население осталось оседлым, продолжало развивать свою культуру на основе комплексного земледельческо-скотоводческого и рыболовно-охотничьего хозяйства и имело свой особый этнографический облик, отличный от соседних степных племен.
[adsense]
Детальное исследование памятников культуры оседлых племен правобережья Верхней Оби представляет интерес не только потому, что открывает новую, ранее неизвестную, область распространения своеобразных неведомых нам древних культур. Живя и развиваясь рядом со степными кочевыми племенами, с их специализированным скотоводческим хозяйством, оседлые верхнеобские племена на всем протяжении своей истории были тесно с ними связаны. Экономические и культурные связи кочевых и оседлых племен не были односторонними. Культура тех и других развивалась во взаимодействии, и, не зная истории развития культуры оседлых племен Верхней Оби, невозможно правильно понять все особенности культуры кочевых племен Алтая и приалтайоких степей.
Приступая к исследованию памятников на правом берегу р. Оби, Алтайская экспедиция Гос. Эрмитажа и ИИМК избрала для своих работ район с. Большереченского (рис. 44, А), где в 1925 г. было отмечено наибольшее количество разнообразных памятников. 1
Все основные работы экспедиции производились в уроч. Ближние Елбаны (рис. 44, В), наиболее богатом остатками древностей. Правый берег Оби представляет собой широкую пойму, местами до 10 км шириной, ежегодно затопляемую весенним разливом реки. Только песчаные дюны (по местному — елбаны) остаются небольшими островками суши, не заливаемыми водой. На них-то и селился человек с давних пор. На них он строил свои жилища, устраивал кладбища. Часто на одной дюне находятся остатки поселений и могильников разных эпох. Ближние Елбаны представляют собой гряду таких дюн, занимающих пространство в 150—250 м шириной, 1400 м длиной (рис. 44, С), служивших местом обитания человека в течение почти 2500 лет.
Первое поселение на Ближних Елбанах возникло, когда процесс образования дюн был полностью завершен и поверхность песка всюду задернована. Такой вид дюны сохраняли тысячи лет, до появления русского села Большая Речка, расположившегося по соседству. Дорога и прогоняемые стада скота нарушили дерновый покров дюн, и ветры стали раздувать песок, обнажая и разрушая скрытые в нем памятники древности. Обилие находок на поверхности выдувов на Ближних Елбанах давно привлекало внимание местных исследователей. В течение многих лет здесь собирал подъемный материал и производил раскопки Н. С. Гуляев. 2 В 1915 г. Ближние Елбаны обследовал В. П. Михайлов. 3 Собранные ими коллекции хранятся в музеях Ленинграда, Москвы, Томска, Барнаула и Горно-Алтайска, но, плохо документированные, они утратили свою научную ценность. При разведках 1925 г. автором этой статьи собран здесь значительный подъемный материал и произведены небольшие раскопки двух поселений и одного могильника.
За два года работ Алтайской экспедицией открыты и исследованы могильники и поселения восьми последовательных исторических периодов. При этом замечательно, что все найденные на Ближних Елбанах остатки древней жизни принадлежат каждый раз одному населенному пункту. Четко ограниченная территория Ближних Елбанов, ежегодно оказывавшаяся небольшим островком во время разлива реки, могла быть занята только одним поселком. В каждый определенный период времени здесь могло располагаться одно поселение, занимавшее одну из дюн, и здесь же, на одной из других дюн, помещался могильник. Следовательно, в пределах небольшой гряды дюн расположены место поселения и могильник каждого исторического периода, оставившего здесь следы пребывания человека.
Ближние Елбаны — это территория одного населенного пункта, обитаемого с некоторыми перерывами в течение восьми последовательных исторических периодов, и культурные наслоения разных эпох не отлагались друг на друга в одном и том же пункте, как это происходило в многослойных памятниках, а, как правило, находились на разных дюнах. Последнее обстоятельство не дает нам возможности стратиграфического изучения разновременных наслоений, зато чрезвычайно облегчает задачу разделения всех находок по соответствующим культурно-историческим этапам, что в условиях лесостепной полосы с незначительной толщей культурного слоя обычно представляет большие затруднения, часто непреодолимые.
Исследованные на Ближних Елбанах памятники принадлежат культурам, большей частью отличным от известных нам культур Минусинских степей и Горного Алтая, поэтому пришлось ввести для них новые наименования. Хронологическое определение этих культур во многих случаях пока не может быть достаточно обосновано, и указываемые ниже для каждого культурного комплекса даты следует рассматривать как предварительные, подлежащие в дальнейшем уточнению и исправлению. Пункты находок отмечаются римской цифрой и буквами БЕ (Ближние Елбаны).
Карасукская культура (X—VIII вв. до н. э.). Исследовано пять погребений в пункте БЕ IV. Грунтовые могилы без внешних признаков. Умершие положены на правом боку, в скорченном положении, головой на юго-запад. При скелетах находились немногочисленные мелкие медные украшения обычных для Верхней Оби типов, в том числе характерные крупные височные кольца с гвоздеобразной шляпкой. В головах ставились глиняные горшки бомбовидной формы с прямой стоячей шейкой, но, в отличие от минусинских, с плоским дном. Они украшены нарядным сложным геометрическим орнаментом обычного карасукского типа, оттиснутым гладким штампом. Рисунок иногда инкрустирован белой массой. Интересно коллективное погребение в одной могиле трех взрослых мужчин, положенных в ряд. Могильник принадлежит верхнеобокому варианту карасуксксй культуры. Подобные погребения мы знаем в Камышенке и в Красном Яре, 4 а керамику — из сборов на дюнах близ Енисейского и Фоминского и на Дальних Елбанах близ с. Большереченского. 5
Большереченская культура (VII—VI вв. до н. э.). Исследованы могильник в пункте БЕ VII и поселение в пункте БЕ I. В могильнике раскопано 53 погребения. Грунтовые могилы в виде неглубоких ямок содержали скелеты в скорченном положении, на правом боку, головой на юго-запад. Погребения очень бедны, тем не менее получена довольно характерная серия разнообразных предметов. В трех могилах было по маленькой чашке со сферическим дном. У изголовья часто находились крайне немногочисленные мелкие бронзовые украшения в виде проволочных колечек и пронизок, свернутых из тонких пластинок. Только в одном погребении девушки было найдено интересное шейное украшение из серии бронзовых и пастовых бляшек, разных бус и пронизок, в том числе использованного в качестве пронизки сломанного бронзового наконечника стрелы раннескифского времени. В женских погребениях, кроме того, найдены бронзовые иглы, глиняное пряслице, костяной гребешок для обработки растительного волокна; в мужских — два бронзовых наконечника копья, костяные и бронзовые наконечники стрел, каменная булава, роговой молот и некоторые другие вещи (рис. 45). Во многих могилах находился бронзовый нож (обычно у пояса) или, часто, обломок его — только кончик лезвия. В одном случае вместо ножа в могилу был положен острый осколок камня.
Поселение сохранило остатки не менее чем семи землянок. Раскопаны три из них, причем две удалось исследовать только частично, а третья, сохранившаяся почти полностью, еще не закончена раскопкой. Это большие землянки, шириной 12—13 м, длиной более 15 м, глубиной около 1 м. Все три землянки покинуты их обитателями внезапно, на что указывает большое количество оставшихся на полу разных предметов домашнего хозяйства, прежде всего глиняной посуды. Горшки разной формы и размеров находились иногда раздавленными там, где они были оставлены, иногда же отдельные части их оказывались раскиданными по дну землянки. Более крупные сосуды имели обычно форму банки со вздутыми боками, суживающимися ко дну. Меньшие представляли собой полусферические чашки с выпуклым дном. Характерен орнамент из рядов бугорков, чередующихся с ямками, а затем ряды оттисков гребенки и разные пережиточные формы фестонов, ромбов и других геометрических орнаментов, генетически связанных с карасукскими верхнеобского типа.
Среди многочисленных находок в землянках интересны каменные зернотерки, костяные трепала и гребешки для обработки растительного волокна. Несомненно, что это земледельческое поселение. Остатки костей домашних и диких животных, а также чешуи и костей рыб говорят о том, что в хозяйстве населения, наряду с земледелием и скотоводством, крупную роль играли охота и рыбная ловля. Немногочисленные находки бронзовых предметов (ножи и некоторые другие), при полном отсутствии железных, указывают, как и материалы могильника, что большереченская культура принадлежит еще бронзовому веку.
Памятники большереченской культуры пока немногочисленны. Можно указать лишь поселения на дюне близ Быстрянского кордона (60 км к западу от гор. Бийока), 6 курганный могильник Березовка I 7 и Томский могильник, основная группа погребений которого чрезвычайно сходна с нашими большереченскими. Близкие аналогии большереченской культуры можно видеть в памятниках майэмирского этапа на Алтае и в самых ранних курганах минусинской курганной культуры; однако керамика, обряд погребения и бронза района Верхней Оби настолько отличны и характерны, что указывают на принадлежность их к другой этнической группе, другой культуре, которую мы назвали большереченской.
Бийская культура (V — III вв. до н. э.). Остатки поселения в пункте БЕ XI, повидимому целиком развеянного в своей основной части, исследованы нами на площади в 40 м 2. Культурный слой очень беден. Интересна лишь открытая здесь небольшая яма с обломками глиняных литейных форм и сплесками меди — остатки бронзолитейного производства, да бронзовый пробойник. Небольшое количество черепков глиняной посуды найдено на прилегающих участках соседних дюн (БЕ V и БЕ VII). Кроме того, обломки двух сосудов (из развеянных погребений) подобраны на выдуве в пункте БЕ II. Посуда — тех же форм, что и в поселениях большереченской культуры. Орнамент — те же ряды бугорков, но чередующихся обычно не с ямками, а с угловыми оттисками лопаточки, и затем пояс из серии параллельных линий или косой сетки. Подобная керамика широко распространена в районе Верхней Оби. Лучшая серия ее найдена близ гор. Бийска (около скотобойни). 8 Имеется она и еще в четырех пунктах — Енисейское II, Монастырь (около Бийска), Камышенка I, ст. Алтайская. 9 Подобная же керамика известна с Чертова городища в гор. Новосибирске и из окрестностей гор. Кузнецка.
Березовская культура (II в. до н. э.— I в. н. э.). Исследован культурный слой поселения, перекрывающий собой землянки большереченской культуры в пункте БЕ I, пять погребений в (пункте БЕ III и одно погребение на месте могильника большереченской культуры в пункте БЕ VII. Культурный слой поселения дал большую серию керамики. Посуда — прежних форм. Орнамент ее стал проще — только ряд бугорков, чередующихся с ямками или черточками, или ряды одних только бугорков. Часто сосуды без орнамента. Погребения совершены в глубоких ямах, в срубах, покрытых сверху в несколько рядов бревнами. Скелеты лежат в вытянутом положении, на спине, головой попрежнему на юго-запад. Могилы, по сравнению с большереченскими, заметно богаче. При каждом костяке найдены части наряда и различные украшения — медные, железные и костяные, а также железный цельнометаллический нож с кольцом или петлей на конце рукоятки. В каждую могилу ставился один или два глиняных кувшина с жидкой пищей и клался курдюк молодого барашка (это значит — на каждой могиле при погребении резали барашка и определенную часть его — курдюк — давали умершему).
[adsense]
Памятники березовокой культуры широко распространены в районе Верхней Оби. Совершенно такие же погребения исследованы в дер. Клепиковой; 10 подобная керамика получена в раскопках Березовского городища 11 и в сборах на поселениях Клепикова, Вяткшна, Вихоревокий перевоз (близ гор. Бийска) и Енисейское 1. 12 Наконец, этому же типу памятников принадлежат курганные могильники Бийск I и II, Сростки II, Быстрянское, Красный Яр, 13 расположенные в районе Бийска, по многим признакам занимающие промежуточное положение между погребениями Большой Речки и Клепиковой и курганами Горного Алтая (характерны частые случаи погребений коня вместе с умершим). Березовской культурой завершается цикл развития характерных культур Верхней Оби, начавшийся большереченской культурой, связанной своим происхождением с верхнеобским вариантом карасукской культуры.
Первые века нашей эры. Исследован могильник в пункте БЕ III, на месте могильника предшествующей березовской культуры, и одно погребение в пункте БЕ VII, на месте старого могильника большереченской культуры. Вскрытые 13 погребений отличаются новым обрядом. В неглубоких ямах (30—60 см) скелет лежит на спине, головой на северо-восток. Среди могил в почвенном слое прослеживаются остатки намогильных тризн и приношений умершим — в виде обломков глиняной посуды, железных и костяных наконечников стрел, удил и др. Интересны остатки жертвоприношения коня. В почвенном слое лежали череп и кости четырех ног коня и с ними два разбитых глиняных горшка. Вещи, сопровождающие погребенных, принадлежат новым типам. Это — нож с черенком для насада на рукоятку, иногда в ножнах, от которых сохранились железные оковки; пряжки в виде кольца с подвижным язычком; характерные медные серьги, медные гривны и другие украшения; железные кельты и наконечники стрел. Интересна миниатюрная копия бронзового котла скифского типа. Керамика представлена небольшими горшками с выпуклым дном и высокими, почти прямыми, стенками. Орнамент — ряд круглых ямок у венчика и ряды слабых оттисков крупнозубчатой гребенки. До сих пор в Алтайском крае не были известны памятники первых веков н. э. Это новый для нас культурный комплекс. Генетическая связь его с предшествующими культурами пока не улавливается. Происхождение его не совсем ясно. Во всяком случае он связан не со степными культурами, а, вероятно, с культурами лесных районов Сибири, к сожалению, еще почти совсем не изученными.
Фоминская культура (V — VII вв. н. э.). Исследовано 22 погребения в пункте БЕ VII, на месте древнего могильника большереченской культуры, и культурный слой поселения в пункте БЕ IV, на месте Карасукокого могильника. Поселение дало керамику, несколько более разнообразную, чем могильник, и некоторые вещи, подобные находимым в могильнике. Особый интерес представляют находки в могильнике. В могилах, как правило, погребен пепел сожженных покойников и с ним орудия, одежда и в глиняных горшках пища, среди остатков которой только в одной могиле встречены кости рыбы. Между могилами в почвенном слое сохранились свидетельства намогильных тризн — части разбитых горшков.
Из числа разнообразных находимых в могилах вещей отметим железные кельты, железные и костяные наконечники стрел, роговой гарпун, железные черенковые ножи, в двух случаях — в ножнах (рис. 46), от которых сохранились литые медные накладки, затем роговые обоймы и другие украшения с характерным своеобразным орнаментом. Особый интерес представляют бронзовая бляха-застежка пьяноборского типа и полая фигурка птицы типа камских древностей (рис. 47). Почти в каждой могиле были найдены по одной-две глиняные чашки полусферической формы. В поселении, кроме таких чашек, найдено много фрагментов от крупных сосудов, повидимому всегда с выпуклым дном. Орнамент состоит из одного или двух рядов оттисков круглого или треугольного штампа в сочетании с рядами оттисков гребенки и иногда S-образного зубчатого штампа.
Керамика фоминской культуры широко распространена в районе Верхней Оби. В Бийском музее хранится серия сосудов из погребений с трупосожжением близ с. Фоминского. Черепки находятся во многих местах на песчаных выдувах по берегам р. Оби. Ближайшей аналогией нашему могильнику являются курганы Архиерейской заимки близ гор. Томска (керамика, обряд погребения, некоторые вещи), датируемые китайскими монетами VIII в. н. э. Вместе с тем в нашем могильнике есть и такие элементы, которые принято считать значительно более ранними,— это бляха-застежка пьяноборского типа (начало н. э.) и своеобразный меандровидный орнамент ножен, характерный для памятников полуйской культуры (до н. э.). Но так как состав руководящих форм полуйской культуры, выделенный типологически из общей массы вещей, относящихся ко времени, начиная со второй половины I тысячелетия до н. э. и кончая VIII в. н. э., 14 нельзя пока считать твердо установленным во всех своих частях, то было бы осторожнее датировать наш могильник третьей четвертью I тысячелетия н. э., опираясь на аналогию с находками в могильнике Архиерейской заимки (в могильнике Архиерейской заимки также есть такая же бляха-застежка, найденная в одной могиле с китайской монетой и бронзовыми бляшками типа Кудыргинского могильника 15. Фоминская культура принадлежит к числу культур лесной полосы Западной Сибири и в среде степных кочевников никаких аналогий не имеет. Как и в предшествующий период, население жило, видимо, общей жизнью с северными лесными племенами, обособленно от ближайших соседей кочевников.
Сросткинская культура (VIII—X вв. н. э.). Исследованы два кургана в пункте БЕ VIII, одна грунтовая могила в пункте БЕ VII, на месте древнего могильника большереченской и фоминской культур, и остатки двух или трех развеянных ветром погребений в пункте БЕ V. Под насыпью первого кургана было пять погребений, второго — четыре. В мужских погребениях в могилу положе¬ны оружие — палаш, лук со стрелами, копье, кистень, топор, а также седло и узда. В каждой могиле — крестец и поясничные позвонки одного или двух баранов (кур¬дюк с прилегающей частью туши). Характерно полное отсутствие глиняной посуды. Интересно детское погребение в кургане № 2 со множеством мелких медных украшений, нашиваемых, повидимому, на шубы. Среди них две ажурные бляхи с изображением широко распространенного сюжета — пары птиц по бокам священного дерева.
Остатков поселения сросткинской культуры нами не обнаружено. Погребения же, как по инвентарю, так и по обряду, весьма близки к степным погребениям Алтайского края этого времени. Подобно Сросткинскому могильнику и в отличие от курганов Алтая и степей по р. Ине, конь не погребался с умершим, а клались только седло и узда. Воздерживаясь пока от окончательных выводов, отметим, что в конце I тысячелетия н. э. фоминскую культуру сменила новая, совсем иного типа культура кочевых степных племен или очень близкая к ним, наиболее ярко представленная материалами Сросткинского могильника.
Памятники позднего периода. Исследованы поселение в пункте БЕ II, одно погребение там же, три — в пункте БЕ VI и два — на месте могильника большереченской и фоминской культур в пункте БЕ VII. Возможно, что перечисленные памятники относятся к двум или трем этапам исторического развития племен Верхней Оби, но полученные материалы еще недостаточны для более точных хронологических определений. Эти памятники пока не дают никаких указаний на наличие прямой связи их с предшествующей сросткинскюй культурой. Обилие в культурном слое поселения костей домашних и диких животных, а также костей и чешуи рыб, при наличии керамики, говорит о комплексном скотоводческо-земледельческом, охотничье-рыболовческом хозяйстве. Остатки небольшого, круглого в плане, наземного жилища указывают, вместе с тем, на непрочную оседлость. Также и керамика (представленная сосудами разных форм и размеров, из-за фрагментарности их, еще недостаточно определенных), грубой лепки и небрежно орнаментированная, может как будто указывать на мало развитую домовитость.
В результате двух лет работ экспедиция получила богатый материал для характеристики развития кульггуры древних племен Верхней Оби на примере одного древнего населенного пункта. Исследованный памятник оказался чрезвычайно удобным для установления хронологической последовательности древних культур. Дальнейшие раскопки на Ближних Елбанах позволят дополнить и уточнить характеристику отдельных культур, восполнят недостающие пока звенья в цепи исследованных там памятников (поселения для трех периодов и могильник для одного). Ближние Елбаны, несомненно, послужат опорным пунктом для хронологии мало еще изученных памятников лесной полосы Западной Сибири; тем самым задача изучения истории культуры древних племен Западной Сибири будет значительно облегчена.
К содержанию 26-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры
Notes:
- В работах экспедиции 1946 г. принимали участие, кроме автора: М. Н. Комарова, Т. Д. Равдоникас и М. Г. Властелица; в 1947 г.: С. С. Черников, А. А. Гаврилова„ Н. С. Белова, В. Н. Полторацкая, В. П. Лучинина и М. П. Нечева. ↩
- ОАК за 1908 г., стр. 83—84; Отчет Алтайского подотдела ЗСОРГО за 1903 г., Барнаул, 1904, стр. 27—28; ИАК, прибавл. к выи. 46, 1912, стр. 182—183. ↩
- В. П. Михайлов. Предварительное сообщение об археологических разведках городищ и курганов у дер. Большая Речка. Изв. Томского ун-та, кн. XVI, Томск, 1917, стр. 1—13. ↩
- Раскопки С. М. Сергеева, 1930: Коллекция в Эрмитаже. ↩
- Сборы Алтайской экспедиции Гос. музея этнографии (Ленинград) в 1923 г. ↩
- Мои сборы в 1925 г. Коллекция в Гос. музее этнографии (Ленинград). ↩
- М. П. Грязнов. Памятники майэмирского этапа эпохи ранних кочевников на Алтае. КСИИМК, вып. XVIII, 1948, стр. 16—17. ↩
- Сборы Алтайской экспедиции Гос. музея этнографии в 1925 г. ↩
- То же. ↩
- Раскопки М. П. Грязнова в 1925 г. и С. М. Сергеева — в 1928 г. ↩
- Раскопки С. М. Сергеева в 1930 г. (Коллекция в Эрмитаже). ↩
- Сборы Алтайской экспедиции Гос. музея этнографии 1925 г. и С. М, Сергеева. ↩
- Раскопки Алтайской экспедиции Гос. музея этнографии в 1925 и 1929 гг. (Бийск I и II, Сростки II) и С. М. Сергеева в 1930 г. (Быстрянское, Красный Яр). ↩
- В. Н. Чернецов. Очерк этногенеза обских югроз, КСИИМК, вып. IX, 1941, стр. 23. ↩
- Материалы по доисторической археологии России, ЗОРСА, т. XI, вып. 1—2, 1899, стр. 319, табл. 1—4, 3 и III—2, 14, 34. ↩