Гольмстен В.В. Надземные погребения в Среднем Поволжье

К содержанию 5-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры

На территории Советского Союза известны некоторые районы, в которых пребывание тех или иных племен получает неполное отражение в памятниках. Часто два основных вида археологических памятников — поселения и места погребений — количественно далеко не соответствуют друг другу. Иногда же один из видов памятников даже отсутствует. Где, например, погребения многочисленного населения лесной полосы Европейской части СССР, оставившего множество поселений, характеризуемых ямочно-гребенчатой керамикой? Где поселения носителей фатьяновской культуры? Еще недавно стоял вопрос, где и как хоронили своих умерших обитатели дьяковых городищ? Этот вопрос для Верхнего Поволжья был решен П. Н. Третьяковым, открывшим на городище близ д. Березняки, Ярославской обл., коллективную родовую гробницу в виде сруба, содержавшего остатки нескольких трупосожжений. Однако из этого не следует, что отсутствие памятников должно быть объясняемо лишь одним, — что они еще не открыты.

Без сомнения, причины отсутствия памятников различны и в каждом случае подлежат особому изучению.

В нашей заметке хотелось бы обратить внимание на один из подобных случаев и попытаться дать ему объяснение.

Обширная площадь, заключенная между течениями pp. Оки и Средней Волги, орошаемая их притоками Цной, Мокшей, Сурой и др., изобилует памятниками разного рода, не выходящими за пределы двух тысячелетий нашей эры. Громадное большинство из них обнаруживает взаимную культурную связь. Это городища и селища с рогожной керамикой, более поздние поселения с керамикой, имеющей часто примесь толченых раковин и орнаментированной чеканами разной формы. Еще более поздние городища — крупные по размерам, сильно укрепленные, со слабым культурным слоем, служившие, повидимому, временными убежищами, так как рядом с ними известны однокультурные или большие селища. Параллельно с этими поселениями известны и могильники, которые своим инвентарем тесно связаны с ними. Весь этот обширный комплекс памятников имеет в своих отдельных частях лишь небольшие локальные различия. Это позволяет говорить о принадлежности его нескольким родственным племенным образованиям, в которых следует видеть предков мордовского народа.

При изучении топографии археологических памятников древней мордовской земли обращает на себя внимание неравномерность распределения по ней разных видов памятников. В то время как остатки поселений располагаются более или менее равномерно, тяготея, преимущественно, к берегам рек, могильники такой правильности не дают. По pp. Оке, Цне и Мокше, т. е. в западной части мордовской земли, имеется много могильников. Количество их соответствует находящимся тут же древним поселениям. Восточная же часть — Посурье и Поволжье — при значительном числе поселений отличается почти полным отсутствием могильников. На большой площади от левого берега Волги до водораздела Сура—Мокша и от низовьев Суры до верховьев р. Медведицы, т. е. на площади свыше 120 000 кв. км, известно лишь три могильника: Иваньковский IV—VI вв. у г. Ядрина в низовьях Суры, Армеевский V—VII вв. в верховьях Суры и Пензенский IX—X вв. Кроме них на юго-восточной окраине этой территории имеются еще три поздних, XIII—XIV вв., мордовских могильника: Муранский в Сызранском районе, Барабашинский близ г. Куйбышева и Аткарский. За пределами этих могильников остается достаточно большой район, где подобные памятники совершенно отсутствуют. Было бы неправильно считать открытие могильников на указанной площади делом будущего. Древние мордовские могильники по причине обычного для них богатства инвентаря при случайных открытиях их всегда обращают на себя внимание, будучи в глазах местного населения гораздо более заметным явлением, чем какое-нибудь селище. Кроме того, по данному отрезку Волги и по Суре неоднократно производились тщательные разведки, которыми были обнаружены остатки дренних поселений, но могильников открыто не было.

Незначительное число погребальных памятников на обширной территории, которая в течение многих столетий была заселена восточно-мордовскими племенами, приводит к мысли о существовании у них такого способа погребения, следов от которого не сохранилось. Закапывание трупа в землю, как известно, не является единственным способом погребения. Рядом с ним часто у одного и того же народа или племени существуют и иные погребальные обряды: трупосожжение, остатки которого в той или иной форме сохраняются незарытыми в землю, положение трупа на поверхности земли с расчетом, что он будет уничтожен зверями и птицами, положение умершего выше поверхности земли, иногда на специально для этого устроенном помосте или подставках, иногда на сучьях деревьев и даже в дуплах. Вполне понятно, что от подобного рода погребений до нашего времени не могло сохраниться никаких остатков. Но имеются ли у нас какие-либо данные для допущения существования одного из перечисленных способов погребения для древнего населения Среднего Поволжья?

Если обратиться к памятникам письменности, к произведениям народного словесного творчества и к этнографическим наблюдениям, то в них можно найти указания на некогда существовавший у местных племен обряд надземных погребений.

Одно из подобных указаний относится к первой четверти X в. и принадлежит Ибн-Фадлану. Среди сделанных им наблюдений над жизнью местного населения имеется одно, касающееся интересующего нас обряда погребения: „И если (один) человек (муж) из их среды убьет (другого) человека (мужа) намеренно, то казнят его за него (за убитого), а если убьет его нечаянно, то делают для него ящик из дерева (материала) халанга (белого тополя), кладут его внутрь его, заколачивают его (гвоздями) над ним и кладут вместе с ним три лепешки и кружку с водой. Они ставят для него три куска дерева наподобие дышел (от плуга), подвешивают его между ними и говорят: «Мы подвешиваем его между небом и землей, (где) его постигнет (действие) дождя и солнца — может быть Аллах смилостивится над ним». И он остается подвешенным, пока не износит его время и не развеют его ветры». 1

Неизвестно, у какого из племен Поволжья мог наблюдать Ибн-Фадлан этот обряд надземного погребения, но имеет значение самый факт существования его в X в., где-то недалеко от Болгар, как раз там, где отсутствуют могильники.

Отголосок древнего обычая надземного погребения находим в фольклоре мордвы Восточного Поволжья. В песне, известной в нескольких вариантах, умирающая девушка просит похоронить ее на дереве. Песня „Луша, Лушенька» заканчивается словами:

Не хороните меня, матушка, на кладбище,
Похороните меня, матушка, около большой дороги,
Около большой дороги, на старом дубе. 2

Вариант — песня о Палаше:

Не хорони меня, батюшка, на кладбище,
Вели отнести меня на перекресток большой дороги,
Вели положить меня, батюшка, на вершину березы. 3

Мордовский фольклор весьма богат и содержателен. В нем ярко отражены древние религиозные воззрения народа, его обряды и обычаи, и, без сомнения, в вышеприведенных выдержках следует усматривать пережиток имевшего ранее распространение обряда надземных погребений.

Еще более убедительный факт пережиточного характера представляет собою существовавший сравнительно недавно обычай временного погребения на деревьях. У мордовского населения б. Хвалынского у., Саратовской обл. (с. Лебежайка), умерших зимой не хоронили на кладбище, а приносили на „гору плача», где привешивали на сучья березы. С наступлением весны их тайно зарывали тут же в лесу, под березой, на которой они висели зимой. Местные жители дают два объяснения этого обычая: одно рационалистического характера — что зимой трудно копать могилу. Но в таком случае непонятно, почему же весной покойника не хоронят на кладбище, а закапывают тут же в лесу, да еще „тайно»? Другое объснение, повидимому, ближе к истине: чтобы душа покойника в течение зимы очистилась настолько, чтобы была похожа по белизне на снег или кору березы. 4

Интересно сопоставить это толкование обряда погребения на деревьях с данными Ибн-Фадлана ровно за тысячу лет: и в том и в другом случае высказывалось убеждение в благотворном действии стихий на умершего. Это следует поставить в прямую связь с теми космическими культовыми представлениями, которые были широко распространены среди оседлых земледельческих племен, в том числе и мордовских.

Нельзя не обратить внимания на то, какие именно деревья, судя по дошедшим до нас сведениям, служили для помещения на них умерших,— дуб и береза, т. е. культовые деревья мордвы и других поволжских народов. С дубом связаны древнейшие производственно-тотемистические воззрения, относящиеся, как доказал Н. Я. Марр, к доземледельческой стадии хозяйственного развития яфетических предков народов Поволжья. 5 В более позднем переосмыслении происходит обожествление дуба, появляется Тумо-Паз — дуб-бог. Дубу приносятся жертвы, с ним связывается ряд культовых действий, как, напр., производившееся с его ветвей обрызгивание молящихся медом и т. д. 6

Не случайно в одной мордовской легенде об избрании вождя он живет внутри тысячелетнего дуба, откуда выходит навстречу посланным к нему старикам. На девяти (двенадцати) дубах живет Соловей-разбойник, которого предание называет мордвином.

Совпадение места происхождения приведенных нами данных с территорией, где отмечается малое число могильников, позволяет допустить существование в прошлом в Восточном Поволжье, в частности у мордовских племен, надземных погребений. Это, однако, не исключает возможности сосуществования с ними и других способов погребения. Этому не противоречат ни археологические, ни этнографические факты.

К содержанию 5-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры

Notes:

  1. Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу. Перевод и комментарии под редакцией акад. И. Ю. Крачковского. М. — Л., 1939, стр. 73—74.
  2. А. А. Шахматов. Мордовский этнографический сборник. СПб.. 1910, стр. 431—436.
  3. А. А. Шахматов, ук. соч., стр. 446—448.
  4. Б. М. Соколов. Этнографическое изучение Саратовского края. Сарат. этногр. сборн., вып. 1, Саратов, 1922.
  5. Н. Я. Марр. Скифский язык. Избранные работы, т. V, стр. 212—214.
  6. Быт и верования мордвы в XVIII в. Тамб. епарх. вед., 1905, № 18.

В этот день:

Дни смерти
1870 Умер Поль-Эмиль Ботта — французский дипломат, археолог, натуралист, путешественник, один из первых исследователей Ниневии, Вавилона.
1970 Умер Валерий Николаевич Чернецов - — советский этнограф и археолог, специалист по угорским народам.
2001 Умер Хельге Маркус Ингстад — норвежский путешественник, археолог и писатель. Известен открытием в 1960-х годах поселения викингов в Л'Анс-о-Медоузе, в Ньюфаундленде, датированного XI веком, что доказывало посещение европейцами Америки за четыре века до Христофора Колумба.

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014