Формозов А.А. К столетнему юбилею В.И. Равдоникаса // РА. 1996. №3. С. 197-202.
В декабре 1994 г. в Петербурге состоялась международная конференция к 100-летию В.И. Равдоникаса. К ней были выпущены книжка тезисов докладов (116 с.) и сборник «Проблемы археологии» (вып. 3) памяти Равдоникаса с посвященным ему предисловием А.Д. Столяра.
Равдоникас, безусловно, крупная фигура, в 1930-е — 1940-е годы одна из центральных в советской археологии. Написано о нем мало. Журнал «Советская археология», публиковавший статьи к юбилеям и некрологи многих малоизвестных ученых, не отметил ни 80-летие Равдоникаса, ни его кончину. В 1980-х годах опальный ученый вызвал большой интерес. В.Ф. Генинг, А.Д. Пряхин, В.М. Массон называли его основоположником марксистской археологии. Подробную биографию Равдоникаса со списком его работ издал в 1988 г. А.Д. Столяр (Столяр А.Д., 1988, с. 8-30). В этой связи конференция памяти Равдоникаса выглядит оправданной.
Но, думается, вопрос об увековечении памяти В.И. Равдоникаса менее важен, чем стоящий перед всем российским обществом вопрос: «От какого наследства мы отказываемся?» И тут к организаторам конференции нельзя не предъявить серьезные претензии. Общая ее тональность (за исключением единственного доклада B.C. Бочкарева, сопровожденного дистанцирующим примечанием редакции) — славословия покойному археологу, а не попытка разобраться в том, что в его наследии было полезно, а что сейчас абсолютно неприемлемо, да и для своего времени было вредно. Равдоникас был яркой личностью. Писать о нем нужно. Но ярким человеком был, скажем, и Л.Д. Троцкий. Закономерен выход книги о нем Д.А. Волкогонова. Однако юбилеи Троцкого мы не отмечаем. И это правильно. То же и с Равдоникасом.
Взглянем же на его деятельность без юбилейного флера. Родился в Тихвине в 1894 г. В 1914-1915 гг. провел свои первые раскопки на р. Сясь. В 1918-1923 гг. учился в Петербургском университете у А.А. Спицина. Участвовал в первой мировой войне и Октябрьской революции. 1919-1928 гг. жил в Тихвине, где занимался краеведением, создал музей в закрытом Успенском монастыре, преподавал в педтехникуме, сотрудничал в газете. В 1928 г. переехал в Ленинград, став сотрудником сперва Музея антропологии и этнографии АН СССР (МАЭ), а затем Академии истории материальной культуры (ГАИМК). Там в 1929 г. сделал установочный доклад «Об археологическом наследии», напечатанный в дополненном виде под заглавием «За марксистскую историю материальной культуры» в 1930 г. (Известия ГАИМК. T. VIII. Вып. 3-4). Доклад произвел огромное впечатление и долгие годы воспринимался как идеологическая программа для всех советских археологов. К этой публикации примыкает ряд других теоретических статей Равдоникаса 1930-1934 гг. в «Сообщениях» и «Известиях» ГАИМК, «Проблемах истории докапиталистических обществ» и т.д. Во второй половине 1930-х годов Равдоникас работал в Эрмитаже и на историческом факультете ЛГУ, вел исследования в Прионежье и на Беломорье, раскопки Старой Ладоги. В 1939-1947 гг. выпустил два тома учебника «История первобытного общества». В 1950-х годах отошел от научной работы, умер в 1976 г.
[adsense]
Возникают недоуменные вопросы. Каким образом недавний тихвинский краевед, автор 20 заметок на сугубо частные темы оказался вдруг лидером советской археологии? Как мог доклад молодого ученого, отвергавший абсолютно все, что сделано русской археологией на протяжении 200 лет, вызвать сочувствие у слушателей и побудить их работать в совсем другом духе? Ни А.Д. Столяр в 1988 и 1994 гг., ни докладчики юбилейной конференции на эти вопросы не отвечают.
Более точны были авторы 1970-х годов Т.Д. Белановская и И.П. Шаскольский, которые писали, что Равдоникас из тех, кто «на развалинах старой дворянско-буржуазной науки начали создавать советскую археологическую науку» (Белановская Т.Д., Шаскольский И.П., 1974, с. 127). П.И. Борисковский говорил: Равдоникас «подверг сокрушительной критике дореволюционную буржуазно-дворянскую официальную археологию и ее пережитки в 1920-1930-х годах» (Борисковский П.И., 1977, с. 217).
Итак, «на развалинах». Развалины обычно появляются после разрывов бомб и снарядов. Так это и было. В год «Великого перелома» в ГАИМК была проведена «чистка от классово-чуждых элементов» и уволено 60 сотрудников, более половины (Кузьмина Г.А., 1991, с. 141, 142). Если учесть, что в числе оставленных были «классово близкие» уборщицы, гардеробщики, то процент уволенных научных работников будет еще выше. Были сняты со своих постов оба вице-президента ГАИМК академики С.А. Жебелев и В.В. Бартольд. На их места власть прислала более удобных для нее людей — профсоюзного босса Ф.В. Кипарисова и бывшего сотрудника ЧК С.Н. Быковского, преподававшего марксизм в Вятке. В том же призыве был и Равдоникас.
Отсюда ясно, что свой установочный доклад Равдоникас делал не перед старым профессиональным составом ГАИМК, а перед пришедшими туда новыми людьми и предельно запуганными остатками старого коллектива. В год, когда по «академическому делу» было арестовано 150 ведущих русских историков, спорить с новыми установками никто не решался.
Установки же были такими: традиции русской науки отвергаются, археология как буржуазно-дворянская наука упраздняется, создается новая наука «История материальной культуры». Равдоникас звал на борьбу с «вещеведением», «биологизаторством» и «дилетантизмом”. «Вещеведением» называлась работа с музейными коллекциями, без которой невозможны никакие серьезные выводы в археологии, «биологизаторством» — исследования прошлого в связи с развитием природной среды, «дилетантизмом» — краеведческое движение. Взамен этого предлагалось писать статьи на заранее заданные тезисы о едином пути развития человечества по единой стадиальной схеме, приводя некоторые археологические материалы лишь для иллюстрации. Работа по систематизации и классификации коллекций затормозилась. Связи археологов с геологами, палеонтологами, почвоведами порвались. Краеведческое движение было разгромлено.
Надо ли доказывать, что доклад тихвинского краеведа не мог коренным образом изменить обстановку в советской археологии, если бы за спиной автора не стояли некие могучие силы? Современники в этом не сомневались. Сошлюсь на книгу М.А. Миллера «Археология в СССР» (1954, с. 74). То же говорили мне А.В. Арциховский и Б.Н. Граков.
То, что это так, подтверждает одно обстоятельство. Во время следствия по «академическому делу» 1930-1931 гг. внимание шпиономанов-чекистов привлек проект совместной советско-немецкой археологической экспедиции в Крым. Академик С.Ф. Платонов хотел, чтобы раскопки Эскикермена для прояснения готской проблемы шли по линии Академии наук СССР, а не чуждого ему учреждения ГАИМК (Академическое дело…, 1992, с. 64, 65, 72, 73). И в том же 1931 г. именно в ГАИМК была создана готская группа во главе с Равдоникасом, никогда в Крыму не работавшим, и академия, имевшая очень малые средства на раскопки, нашла их на семь сезонов в Эскикермене. В 1932 г. опубликован «Готский сборник», выделяющийся своим объемом среди тоненьких брошюрок «Известий ГАИМК (т. XII, вып. 1-8). Том открывается программной статьей Равдоникаса «Пещерные города Крыма и готская проблема» с совершенно бредовой идеей, что готы не пришли в Причерноморье из Прибалтики, а возникли на месте путем стадиальной трансформации из сармат, а те в свою очередь — из скифов, а те — из киммерийцев. В период критики марризма статья эта приводилась как пример нелепостей стадиальной схемы. Но на конференции 1994 г. А.Г. Герцен сделал доклад о том, что Равдоникас был во многом прав.
Итак, Равдоникас стал одной из центральных фигур в советской археологии не в связи с его успешной научной работой, а в результате внедрения извне. Этому как будто противоречат публикуемые А.Д. Столяром материалы о том, что Равдоникас, вступивший в 1919 г. в РСДРП, вышел из партии в 1922 г. (Столяр А.Д., 1994, с. 7). Но надо учитывать два обстоятельства. Во-первых, к тому моменту, когда коммунистическая партия решила взяться за научные учреждения, она не располагала для этого необходимыми кадрами. Пришлось временно использовать для внедрения в науку меньшевиков, эсеров и прочих не вполне надежных людей, лишь бы они имели представление о марксизме. На этот счет существует ряд ленинских документов (Иванова Л.B., 1968, с. 22, 57, 58). Такими внедренными в науку людьми были назначенный директором МАЭ Н.М. Маторин — секретарь впавшего в немилость Г.Е. Зиновьева, не имевший высшего образования, и Ф.В. Кипарисов, видимо, один из участников профсоюзной оппозиции М.П. Томского. С.Н. Быковский в свое время был под трибуналом. Так что прошлое Равдоникаса в тот момент не могло препятствовать его выдвижению.
Во-вторых, тоталитарной власти в ряде случаев было удобно использовать именно беспартийные кадры. Беспартийным был фаворит Сталина Т.Д. Лысенко, которому была дана возможность громить весь цикл биологических наук в СССР.
Посты заведующего кафедрой ЛГУ и заместителя директора академического института, доверенные Равдоникасу в 1930-1940-х годах номенклатурные. Кандидаты на них утверждались Ленинградским обкомом ВКП(б).
А.Д. Столяр и в 1988 и в 1994 гг. (Столяр А.Д., 1994, с. 9) подчеркивал, что после погромных выступлений Равдоникаса 1930-1938 гг. никого не арестовали. Это не совсем так. В брошюре 1930 г. поливались грязью арестованные по «академическому делу» Ю.В. Готье и Б.С. Жуков и подвергался насмешкам обреченный на гибель А.А. Миллер.
Как профессиональный археолог, умный и одаренный человек Равдоникас обладал бесспорными преимуществами перед Кипарисовым и Быковским, не имевшими к науке никакого отношения. Это, с одной стороны, позволяло ему находить общий язык с некоторыми учеными старой школы, например с П.П. Ефименко, а с другой — атаковать других, не просто обвиняя их в чуждости марксизму, но метко подмечая противоречия и недоработки в их построениях. Тут Равдоникас не знал удержу. Его сентенции о В.А. Городцове, Ю.В. Готье, А.В. Шмидте, А.А. Миллере, Л.А. Мацулевиче, А.В. Арциховском не только злы, но и высказаны в хамско-оскорбительном тоне.
В руководстве ГАИМК были свои сложные взаимоотношения. Оттуда ушли ближайшие ученики президента ГАИМК Н.Я. Марра, И.И. Мещанинов и И.А. Орбели, очень активный Быковский был после борьбы выжит из академии Кипарисовым. В этой связи стоят и постепенный отход от ГАИМК Равдоникаса, начавшего работать в Эрмитаже и продолжавшего служить в МАЭ, и его полемика с Быковским.
В 1932-1935 гг. полевой работы Равдоникас не вел. Только раз съездил в Эскикермен и раз в Костенки, где копал стоянку срубной культуры. Она была любопытна: найдены остатки жилища, бронзовый серп, сосуд со знаками. Но Равдоникас только упомянул об этом памятнике в своем учебнике, а результаты раскопок не опубликовал.
В 1934—1936 гт. в жизни советской исторической науки произошли большие изменения. В связи с восстановлением преподавания истории в школе и критикой М.Н. Покровского социологический схематизм оказался не в чести и вновь стали возможны подлинно научные исследования по конкретным вопросам. В 1936 г. были репрессированы и расстреляны Кипарисов, Быковский, Маторин и ряд их соратников. Равдоникас уцелел и даже написал передовую III тома «Советской археологии» «О вредительстве в археологии и ликвидации его последствий». А.Д. Столяр (1994, с. 10) считает, что это самое темное пятно в биографии Равдоникаса. Я думаю, что главный его грех иной — брошюра 1930 г. и внедрение ее установок.
После перемен 1934-1936 гг. Равдоникас вернулся к полевой работе: в 1936-1938 гг. исследовал неолитические памятники Карелии, в 1938 г. приступил к раскопкам Старой Ладоги. Этот цикл его работ должен быть оценен достаточно высоко. Открытые Равдоникасом новые наскальные изображения Залавруга, раскопки огромного Оленеостровского могильника, издание двух альбомов петроглифов Онежского озера и Белого моря — важные события в жизни нашей науки. Но есть в этих начинаниях и некая ущербность. Все они не были доведены до конца. Вслед за публикацией альбомов петроглифов не появилось обещанное исследование. Монографию об Оленеостровском могильнике написала Н.Н. Турина, а не Равдоникас. Материалы 11 сезонов раскопок Старой Ладоги не изданы вообще. Очевидно, повседневная рутинная работа археолога претила теоретику Равдоникасу. Да и всегда трудно решить по отношению к большим экспедициям, кто сделал основную работу — руководитель или его сотрудники (применительно к петроглифам — Л.А. Иванова, к Оленеостровскому могильнику — Т.П. Гроздилов и Н.Н. Турина, к Старой Ладоге — Н.Н. Чернягин, Т.П. Гроздилов, С.Н. Орлов).
В 1938-1949 гг. Равдоникас возглавлял археологическое отделение на историческом факультете ЛГУ. Вплоть до 1940-х годов оно называлось кафедрой истории первобытного общества, тогда как в МГУ аналогичное подразделение уже с 1938 г. именовалось кафедрой археологии. Равдоникас упорно держался за терминологию 1920-1930-х годов. Он был хорошим лектором и нравился студентам. На кафедре он собрал сильный состав преподавателей, и она давала добротную подготовку. Удачна I часть учебника «История первобытного общества”. Все это так, но это лишь возврат к традициям старой русской археологии, которые с такой яростью громил Равдоникас в 1929-1934 гг., а отнюдь не развитие идей этих лет.
Требование поворота от социологизаторства к конкретным исследованиям учли в середине 1930-годах многие. А.Н. Бернштам, П.И. Борисковский, Г.В. Григорьев, Е.Ю. Кричевский, С.П. Толстов, начинавшие с самых погромных статей, сумели стать серьезными учеными и внести весомый вклад в науку. Тот же путь проделал и Равдоникас, но он был заметно старше названных мной археологов и перестроиться по-настоящему не сумел.
Утверждение А.Д. Столяра о том, что с 1934 г. Равдоникас сам оставил «археологическую публицистику» (Столяр А.Д., 1994, с. 9), осознав ее вред, неубедительно. На нее просто больше не было спроса. А в 1948 г. Равдоникас охотно к ней вернулся.
Почему в 1936-1938 гг. Равдоникас избежал репрессий, тогда как многие сверстники его погибли? По А.Д. Столяру, потому, что он вовремя вышел из партии (Столяр А.Д., 1994, с. 8). Вряд ли. Подлинные причины мы скорее всего не узнаем. Возможно, сыграли свою роль былые стычки с репрессированным Быковским. Но ведь и в других областях кто-то погибал, а кто-то оставался. Из историков — подручных М.Н. Покровского — погибли С.А. Пионтковский, С.Г. Томсинский, Н.М. Лукин, Н.Н. Ванаг, но уцелели и процветали потом И.И. Минц, А.М. Панкратова, М.В. Нечкина, А.Л. Сидоров. Почему бы не уцелеть и Равдоникасу?
Отдавая должное его реальным достижениям 1936-1941 гг., мы не должны приписывать ему тех заслуг, которые ему не принадлежат. А.Д. Столяр именует его создателем кафедры археологии ЛГУ. Ну, а какую кафедру окончил сам Равдоникас? В 1922-1931 гг. существовало отделение археологии ЛГУ, возглавлявшееся А.А. Миллером. Миллер был репрессирован и умер в Карагандинском концлагере. Кафедру (уже «истории материальной культуры») отдали Быковскому. Потом его расстреляли, и кафедра перешла к Равдоникасу. Ô Миллере забыли даже его многочисленные ученики. Нет его биографии. (Доклад о нем в Петербурге в 1990 г. делал московский археолог Я.М. Паромов.) Так Равдоникас стал числиться создателем университетской археологии.
Точно так же неверно утверждение А.Д. Столяра (1994 г. с. 17), будто Равдоникас был создателем сборников «Советская археология». Их создал С.Н. Замятнин — отвественный секретарь серии с I до X тома. Номинальным редактором был сперва И.И. Мещанинов, позже это место перешло к В.В. Струве, Б.Д. Грекову. Только в 1949 г. на единственном XI томе ответственным редактором СА значится Равдоникас.
Крах Равдоникаса наступил в 1948 г., когда он выступил с докладом о двух направлениях в советской археологии. Тогда, после доклада Т.Д. Лысенко на сессии Академии сельскохозяйственных наук о двух направлениях в биологии — порочном вейсманистско-менделистском и передовом мичуринском, — ЦК КПСС обязало все научные учреждения СССР провести аналогичные сессии. Равдоникас возгласил, что есть два направления в нашей археологии — передовое марксистское в Ленинграде и реакционное вещеведческое в Москве. Главным объектом критики стал А.В. Арциховский. Доклад Равдоникаса имел некоторый успех в Ленинграде и получил поддержку. В Москве, главным образом благодаря действиям С.В. Киселева, ситуация изменилась на 180°. Критике был подвергнут сам Равдоникас за II часть учебника «История первобытного общества», действительно неудачную, произвольно объединявшую этнографический и археологический материал. В итоге он был снят с поста заместителя директора ИИМК по Ленинграду, в 1949 г. оказался обвиняемым в ходе «борьбы с космополитизмом», а в 1950 г. — при борьбе с марризмом — и был уволен из ИИМК и из ЛГУ.
Все это, безусловно, не что иное как расправа конкурентов с опасным для них человеком. Но он был опасен не только для соперников, но и для нашей науки в целом. Возврат к «борьбе с вещеведением» сулил ей долгие годы застоя, а это вполне могло произойти при положении Равдоникаса (единственный археолог — член-корреспондент Академии наук СССР и член Академии наук Норвегии) и его умелом использовании нужной в тот момент демагогии.
В 1956 г. Равдоникас смог вернуться в ИИМК на правах рядового сотрудника, но проработал недолго, до 1959 г. Он номинально руководил тремя сезонами раскопок в Старой Ладоге, написал вводный текст к монографии Н.Н. Гуриной об Оленеостровском могильнике. Но все это было уже не то. О Старой Ладоге не издано ничего. Мезолитический могильник (VI тыс. до н.э.) отнесен ко II тыс. и приписан древнейшим оленеводам. В сущности последние 28 лет своей жизни Равдоникас выпал из науки.
Он перенес слом в возрасте 54 лет. Положение его было трудным, но далеко не тем, что у большинства пострадавших в ходе идеологических проработок 1940-х годов. Они были без куска хлеба, а Равдоникас получал ежемесячно приличную сумму за звание члена-корреспондента. Он мог спокойно готовить к печати материалы раскопок Старой Ладоги или Оленеостровского могильника, как разрабатывали те или иные частные вопросы биологии уволенные отовсюду генетики. После XX съезда КПСС обстановка в науке стала лучше, чем при Сталине. Но нормальная кабинетная и полевая работа не привлекала Равдоникаса. И то, и другое не было его сферой даже в относительно спокойные годы. Ему нужны были митинги, дискуссии, разоблачения, погромы.
Разумеется, жизнь человеческая принадлежит самому человеку, и он вправе распорядиться ею, как хочет, вплоть до самоуничтожения. А.Д. Столяр, общавшийся с Равдоникасом на протяжении долгих лет (с 1938 до 1976 г.), рисует его в последние годы сознательно ушедшим от мирской суеты мудрецом. Не уверен, что это так. Зачем нужно было тогда возвращаться в ИИМК в 1956 г.? Можно было заниматься чистой наукой из любви к ней, сторонясь ее официальной жизни.
Не вернее ли будет сказать, что Равдоникас — человек очень определенного времени и определенной цели — разрушения традиций русской культуры. Это он делал с увлечением, увлекая и других. Как творец, создатель нового он проявил себя в меньшей мере, и в том возрасте, когда ученый обычно находится на подъеме, в стадии зрелости, оказался в сущности уже никому не нужным.
Таким видится со стороны путь в науке В.И. Равдоникаса. Забыть о нем нельзя, отметить его заслуги можно, но справлять его юбилей и создавать его иконописный образ, по-моему, не следует. Это вводит в заблуждение новое поколение археологов, совершенно не представляющее себе обстановку в СССР в 1920-е — 1940-е годы.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Академическое дело 1929-1931 гг. Документы и материалы следственного дела, сфабрикованного ОПТУ, 1992. Вып. I. СПб.
Белановская ТД.. Шаскольский И.П.. 1974. 80-летие В.И. Равдоникаса // ВИ. № 12.
Борисковский П.И., 1977. Владислав Иосифович Равдоникас // ВИ. № 3.
Иванова Л.В., 1968. У истоков советской исторической науки. М.
Кузьмина ГА.. 1991. Государственная политика в области музейного дела в 1917-1941 гг. // Музей и власть. Ч. 1. М.
Миллер МЛ.. 1954. Археология в СССР. Мюнхен.
Столяр АД., 1988. Деятельность Владислава Иосифовича Равдоникаса // Тихвинский сборник. Вып. 1. Тихвин.
Столяр АД., 1994. Предисловие // Проблемы археологии. Вып. 3. СПб.