Изучение и диагностика признаков формовочных масс требует использования прежде всего инструментальных методов анализа, позволяющих наиболее глубоко и объективно проанализировать и описать особенности керамического теста археологических сосудов [Olsen L., 1988; Peacock P., 1970; Kingery W.D., 1982; СайкоЭ.В., Кузнецова JI.B., 1977; Гражданкина H.C., 1963; Круг О.Ю., 1963].
В советской археологии в изучении формовочных масс древних силикатов отчетливо сложились два направления: эталонно-экспериментальное и естественнонаучное (названия условные).
[adsense]
Первое направление наиболее развернуто представлено работами А.А. Бобринского и его школы [Бобринский А.А., 1978; Цетлин Ю.Б., 1980; 1982; Ломан B.C., 1989; и др.], второе — работами О.Ю. Круг, Н.С. Гражданкиной, Э.В. Сайко, И.С. Жущиховской и др. [Круг О.Ю., 1965; Граж¬данкина Н.С., 1965; Сайко Э.В., 1972; Жущиховская И.С., Залшцак Б.Л., 1990; и др.]. Содержание эталонно-экспериментальных исследований определяется визуальным (бинокулярным) изучением признаков-следов различных формовочных масс. В его основе лежат этнографические (технолого-бытовые), опытные наблюдения над поведением гончара, изучение его знаний и навыков, экстраполяция их через эксперимент на археологический источник. Все это определяет основную процедуру и терминологию эталонно-экспериментального направления: моделирование различных рецептур формовочных масс и их экспериментальную диагностику. Понятийный аппарат по возможности приближен к существующей гончарной терминологии.
Второе естественнонаучное направление базируется на изучении естественных характеристик древнего силиката как искусственного камня. Поэтому к нему применим весь методический арсенал таких наук, как геология, петрография, химия, физика. Разработанная в недрах этих наук исследовательская процедура требует использования специальных дефиниций, наполненных строго определенным содержанием, адаптированным к археологии [Matson F.R, 1982, р. 20-21].
Если попытаться взглянуть на результаты исследований в рамках обоих направлений, то очевидно, что первые представлены доступным, понятным языком, но с достаточно аморфными, лишь визуально сопоставимыми признаками; результаты второго изобилуют однозначными признаковыми вариантами, но совершенно непонятными и неадаптированными к археологии. Поэтому очевидно, что между естественнонаучными исследованиями и историей должна стоять область знания, обеспечивающая перевод информации с языка естественных дисциплин на бытовой язык истории — метаархеология.
На мой взгляд, дифференциация акцентов в изучении древней керамики обусловлена спецификой самого объекта исследования. Структурно керамический черепок можно представить как искусственный камень — песчаник. Его цементная основа составлена пластичным глинистым веществом, а вкрапления песка — минеральными зернами непластичных добавок [Топоров Н.А., Булак H.Л., 1953, с. 335]. Такое строение определяет допустимость широкого использования петрографической микроскопии в изучении керамических масс, включая весь терминологический аппарат, основные дескриптивные приемы и критерии оценок, принятые в геологии и петрографии (база второго направления) [Топоров Н.А., Булак Н.Л., 1953, с. 437-438].
В то же время нельзя забывать, что глиняные изделия, дошедшие до нас из глубины веков и тысячелетий, являются прежде всего артефактами, т.е. результатом целенаправленной предметной деятельности человека, реальной объективацией его профессионального творчества и, в связи с этим, средоточием как естественных, так и искусственных характеристик. Этим процесс исследования керамики принципиально отличается от исследования естественных пород. Любая минералогическая картина, наблюдаемая в керамическом образце под микроскопом, должна рассматриваться как сочетание природных элементов, присущих сырью изначально, с качествами, приобретенными им в процессе антропогенного воздействия. Характер воздействия можно установить, опираясь в первую очередь на этнографическое и экспериментальное изучение гончарства, как основную моделирующую систему производственной деятельности человека.
Дуализм естественного и искусственного факторов лежит в основе субъективного эмпирического представления гончара (терминология первого направления) и объективизированного описания конечного результата исследователем (терминология второго направления). То, что гончар «чувствует руками», «знает на глаз», делает потому, что так «надо делать», исследователь наблюдать не в состоянии. Он получает информацию в виде застывшего в глине конечного результата целого производственного цикла. Данное обстоятельство определяет всю дальнейшую логику анализа, заставляющую исследователя отталкиваться в своем поиске от объективных данных частного порядка, признаков, отражающих различные характеристики состояния объекта (в том числе и факторов, диагностируемых посредством оптики). Интерпретируя их, археолог воссоздает систему технологического знания, моделирует структуру производственного процесса, выявляет господствующие традиции и зарождающиеся новации, т.е. реконструирует при помощи установленных закономерностей взаимосочетания признаков в виде версий те знания, умения и навыки, которые эмпирически использует гончар в своей практике.
Таким образом, оба направления в исследовании технологии древней керамики основаны на специфике самого источника, его дуалистической природе существования. Безусловно, оба направления помимо сильных сторон имеют заведомо слабые, связанные с техническими возможностями методик и их соответствия специфике решаемых археологических задач.
Так, одной из проблем петрографического анализа является репрезентативность выборки — малое количество образцов в сопоставлении с многообразием возможных рецептур. Еще одной проблемой в глазах скептиков является «зрительная фрагментарность» петрографического анализа — невозможность наблюдать под микроскопом достаточно большие участки объекта. Однако, оба кажущихся недостатка устранимы самой процедурой отбора образцов для микроскопического исследования при поляризованном свете. Следует, однако, учитывать, что петрографический анализ силиката не адаптирован к археологии и воссоздает структуру образца в виде набора соединений химических элементов, минералов, их качественных и количественных свойств, не затрагивая более «грубый» уровень вещественно-минералогического строения, понятный археологу и технологу. На мой взгляд, для каждого метода, в том числе для петрографического и бинокулярного, должна быть установлена область допустимого использования, в связи с этим определен тот круг задач, в решении которых применение их наиболее эффективно и оправданно.
Например, исследование радиографическим методом органики в качестве искусственной добавки будет эффективно, по мнению Г. Фостера, если количество данной примеси будет составлять более 10% [Foster G.V., 1985, p. 375]. В противном случае увеличивается вероятность ошибки. С точки зрения П. Пикока петрография имеет ограниченные возможности в изучении мелкотекстурной керамики [Реасок Р., 1970, р. 314].
Здесь целесообразно оценить и возможности бинокуляра с точки зрения объективизированного описания источника. Бинокулярный микроскоп — это, по существу, многократно усиленные возможности обычного человеческого глаза. Поэтому одной из его основных задач является, в первую очередь, фиксация визуально наблюдаемых нерасчлененных макропризнаков, каждый из которых предстает перед исследователем как сложный комплекс взаимосвязанных характеристик. В связи с этим, резкого качественного скачка в понимании наблюдаемой под бинокуляром картины не происходит. И именно поэтому обязательным условием объяснения оптических признаков при работе с бинокулярным микроскопом является широкое использование эталонов, помогающих создать целостную интерпретацию объекта.
Отсюда вытекают как сильные, так и слабые стороны этого метода. В первую очередь он перспективен в плане определения и диагностики крупных рельефных макроформ органического и минерального происхождения [Бобринский А.А., 1978; Софейков, Савинкина и др., 1989, с. 156-159]. К недостаткам метода следует отнести значительную вероятность квазидиагноза при качественной характеристике минералогической картины. Это вызвано тем обстоятельством, что различные по парагенетической природе минеральные образования могут выражаться внешне сходными визуальными признаками, которые легко спутать.
[adsense]
Таким образом, основная проблема использования микроскопических методов исследования для изучения формовочных масс — это проблема их адаптации (в особенности петрографического) к археологическим задачам.
Одним из возможных путей ее решения может являться экспериментальная петрография в археологии. Основная задача этого сравнительно молодого направления — моделирование конкретных минералогических ситуаций, разработка системы признаков рационального описания результатов визуальных наблюдений, поиск универсальных критериев их оценки. Целевое назначение данной методики заключается, следовательно, в уточнении и коррекции выводов и обобщений, полученных в процессе обработки археологических образцов традиционным способом оптического изучения. Соединение в рамках одного метода приемов физического моделирования элементов технико-гончарного дела с процедурой петрографической микроскопии осуществляется путем визуального сравнения контрольных образцов с коллекцией известных эталонов. Подобная практика позволяет достигать наиболее точного выявления и полного раскрытия свойств изучаемого объекта. В последние два-три десятилетия экспериментально-эталонный раздел количественного петрографического анализа успешно используется в мировой археологии [Yibbep F.C., 1960; Maggeti М., 1982, р. 121-133; Reid K.S., 1984; Shepard А.О., 1965; Rye O.S, 1981, p. 50-53; Matson F.R., 1963, p. 492].
В настоящей главе я постараюсь продемонстрировать широкий спектр различных по степени обобщения и достоверности признаков, в том числе и петрографических, в структуре возможных археологических диагностик качественных характеристик формовочных масс. Как уже отмечалось, вероятность диагнозов основана на взаимосочетаниях самых разных характеристик и свойств.