Первыми металлами, известными людям, стали те, которые встречаются в природе в самородном виде, — золото и медь. Но золото, несравненно более редкое, находило применение только в изготовлении украшений. Медь, вскоре после открытия, стала важным материалом для изготовления не только украшений, но и орудий. Греческий эпос рассказывает о временах, когда люди «использовали орудия и оружие только из меди и воевали медью, поскольку черное железо не было известно». Античные авторы не только отдают дань уважения этой далекой медной эпохе, но с предельной ясностью определяют основные этапы развития человечества по ведущим рабочим материалам древности — камню, меди и железу. Великий философ Древнего Рима Тит Лукреций Кар в своем сочинении «О природе вещей» [Тит Лукреций Кар, 1904] писал в I в. до н. э.:
[adsense]
«Прежде служили оружием руки могучие, когти,
Зубы, каменья, обломки ветвей от деревьев и пламя,
После того, как последнее стало людям известно.
После того была найдена медь и порода железа.
Все-таки в употребленье вошла прежде медь, чем железо,
Так как была она мягче, притом изобильней гораздо.
Медным орудием почва пахалась, и медь приводила
Битву в смятенье, тяжкие раны везде рассевая.
Скот и поля похищались при помощи меди, легко ведь
Все безоружное, голое повиновалось оружью.
Начали мало-помалу мечи из железа коваться,
Вид же оружья из меди в людях возбуждать стал презренье.
В это же время и землю возделывать стали железом,
И при войне с неизвестным исходом равнять свои силы».
Сразу возникает вопрос, каким образом в столь раннее время могли появиться представления о последовательной смене в истории орудий из камня, меди и железа? Наиболее естественно предположить, что их донесла до античных писателей и мыслителей передаваемая из поколения в поколение память предков. Но потом эта память померкла, а идеи античных авторов были прочно забыты. Человечеству понадобились почти два тысячелетия, чтобы вновь возродить их, но уже на научной основе.
Гипотезу о трех веках — каменном, бронзовом (ведь бронзу получали на основе меди) и железном поддержали на рубеже XVIII и XIX вв. отдельные ученые в разных странах, но доказать ее при помощи многочисленных археологических находок удалось лишь в Дании, где сбор этих находок был налажен лучше, чем в других странах. Это сделал Христиан Томпсен — хранитель коллекций Копенгагенского музея. В 20-х гг. XIX в. в процессе построения музейной экспозиции у X. Томпсена родилась идея о трех веках. В 1836 г. он отразил ее в составленном им путеводителе к экспозиции музея, в котором он расположил археологические материалы согласно разработанной хронологической схеме. В дальнейшем, в 1876 г., между веком камня и бронзы был введен век меди. Приоритет в научной разработке этого вопроса принадлежит венгерскому археологу Ф. Пульскому [Pulszky F. von, 1884]. Чуть позднее итальянские археологи (Л. Пигорини, Д. Колини, П. Орси) в своих работах применили новый термин для обозначения медного века — «энеолит», который получил сегодня всеобщее научное признание [Монгайт А. Л., 1973]. Они подчеркнули переходный характер энеолита между неолитом и бронзовым веком и сочетание в нем зарождающейся обработки меди с каменной индустрией. Однако все эти культурно-хронологические построения обрели прочную научную поддержку, а энеолит был окончательно признан как стадия в технологическом развитии человеческой истории лишь после того, как в конце XIX в. были введены в научный оборот результаты первых химических исследований массового археологического материала. Их опубликовал в 1889 г. великий французский химик Марселен Бертло в книге «Введение в изучение химии древних и средних веков» [Berthelot M., 1889]. Изучая тексты алхимиков и обобщая результаты собственных химических анализов древних вещей, Бертло пришел к выводу, что период производства медных изделий предшествует по времени периоду изделий бронзовых.
Сейчас уже ни у кого не вызывает сомнения, что за веком камня следовал век меди (энеолит), а затем и бронзы. Такое развитие, в значительной степени связанное с успехами химического, спектрального, металлографического исследования древних находок, проверено для значительной части Старого Света. Зона культур эпохи раннего металла охватывала огромное большинство регионов Евразийского континента, а также северную, присредиземноморскую часть Африки и долину Нила (вплоть до Судана). И все-таки, в отличие от каменного века, ЭРМ не имела глобального характера: ее развития миновало население Экваториальной и Южной Африки, Юго-Восточной Азии, крайнего северо-востока Азии, российской части Дальнего Востока. В этих регионах позднему появлению железа (около середины I тыс. до н. э. ) не предшествовало знакомство с медью и бронзой [Chernykh E. N., 1992].
При исследовании ЭРМ на обширных территориях прежде всего возникает вопрос, как систематизировать те историко-культурные и металлургические явления, которые позволяют разграничить неолит и энеолит, энеолит и бронзовый век? Несмотря на кажущуюся простоту в определении этих этапов, в археологической литературе до сих пор не существует единой, всеми признанной схемы распределения ранних металлоносных культур между неолитом, энеолитом и бронзой. Многие считают, и, видимо, справедливо, что при господстве каменной индустрии появление металла в незначительном количестве можно не принимать в расчет и культуры с малым числом находок из меди следует относить к каменному веку [Равдоникас В. И., 1947; Bognár-Kutzián I., 1963] Другие исследователи полагают, что неолит оканчивается вместе с первыми находками из меди: невзирая на их единичность, они служат показателем наступления ЭРМ [Фосс М. Е., 1949; Васильев И. Б., 1981].
Столь же разноречивы мнения и относительно установления границы между энеолитом и бронзовым веком. Большинство специалистов исходит при характеристике этих эпох из металлургических показателей: степени использования металла, его состава, общего комплекса известных металлургических знаний. И это кажется оправданным, поскольку без учета металлургических признаков потеряют свой смысл сами термины «энеолит», «халколит», «медный век», «бронзовый век». Из этого не следует, что эпоху меди и бронзы можно определить только уровнем металлургических достижений. Прогресс металлургии являлся лишь одной из сторон производственной деятельности древнего человека. Поэтому, отдавая предпочтение при разделении культур между энеолитом и бронзой металлургическим достижениям, исследователи, как правило, учитывают всю сумму сопутствующих им хозяйственных и культурно-исторических признаков. Но даже при таком комплексном подходе существование различных определений энеолита и бронзового века связано с расхождением археологов в оценке технологии древнейшей металлургии и металлообработки. Естественно поэтому затронуть вопрос о закономерностях развития металлургии в древнейших центрах ее возникновения. Где и когда возникла металлургия?
Долгое время этот вопрос вызывал у археологов дискуссию. Одни исследователи помещали первичный центр зарождения знаний о металле в Иран; другие полагали, что его следует искать в Двуречье; третьи настаивали на его локализации в горных районах, вытянувшихся от Анатолии до восточного Афганистана [Рындина Н. В., 1978; Рындина Н. В., 1983]. И только сравнительно недавние исследования памятников «докерамического неолита» юго-восточной Анатолии, западной Сирии, Месопотамии и юго-западного Ирана положили конец этим спорам. В этих памятниках, датируемых от второй половины VIII до начала VI тыс. до н. э. собрана коллекция, насчитывающая около двухсот мелких медных бусин, трубчатых пронизок, пластинчатых подвесок, единичных шильев и рыболовных крючков. Всемирную известность получили находки из Чатал Гуюка, Кан Хасана, Ашикли Гуюка и Хаджилара на юге Анатолии; Чайеню-Тепеси на востоке Анатолии; Телль Рамада в Сирии, Телль Магзалии на севере Месопотамии; Али-Кош на юго-западе Ирана (рис. 1; 2). Обитатели названных поселений не знали керамики и пользовались лишь каменными, деревянными или плетенными из лозы сосудами, обмазанными для водонепроницаемости битумом. Но они уже сделали первые шаги по пути овладения земледелием и скотоводством: выращивали злаки и пасли скот. Культура их, в целом связанная с каменным веком, совершенно неожиданно обнаружила того человека, который первым на нашей планете держал в руках обработанную медь. Поначалу это была медь самородная, которую ковали только вхолодную, используя привычные для обработки камня ударные действия, но очень скоро ее стали нагревать (отжигать) между циклами холодной ковки. Это произошло тогда, когда человек понял, что при холодной деформации медь становится твердой и хрупкой и предотвратить образование трещин в ней можно только подвергнув ее нагреву до температуры в несколько сот градусов. По-видимому, открытие разупрочняющего нагрева последовало вскоре после первых опытов холодной ковки самородков, т. к. в Чайеню-Тепези с помощью металлографического исследования находок удалось обнаружить оба способа кузнечной формовки меди [Перницка Е., 1993; Maddin R. et al., 1999].
Появление меди, выплавленной из простейших окисленных руд (малахита, азурита, куприта) приурочено к той же зоне Ближнего Востока. И данные, косвенно указывающие на это, вновь связаны с уже названными поселениями (позднейшие напластования). Австрийский археолог Р. Питтиони исследовал микроскопические кусочки медной руды, извлеченные из домов VI слоя Чатал Гуюка (середина VI тыс. до н. э. ), и обнаружил в одном из них спекшиеся шлаковые скопления. По заключению исследователя, такого рода шлак мог быть получен только при преднамеренной плавке меди из рудных окислов [Neuninger H. et al., 1964]. Имеется подобный шлак и из верхних слоев Чайеню Тепези [Перницка Е., 1993].
Открытие металла в хассунском неолитическом поселении Ярыш Тепе I на севере Месопотамии показало, что металлургические эксперименты VI тыс. до н. э., проиллюстрированные находками шлаков в Чатал Гуюке и Чайеню Тепези, не уникальны. В 12 горизонте памятника, связанном с серединой VI тыс. до н. э., обнаружен массивный круглопроволочный браслет из свинца [Мунчаев P. M., Мерперт Н. Я., 1981]. Свинец не встречается в природе в самородном виде, он мог быть получен только при восстановлении руды (галенита?).
Итак, находками VII—VI тыс. до н. э. отмечена зона, в пределах которой зародилась древнейшая металлургия. Она охватывает значительный район Ближнего Востока от Анатолии и Восточного Средиземноморья на западе до Иранского Хузистана на востоке (рис. 3).
[adsense]
На протяжении второй половины VI—V тыс. до н. э. знание свойств меди распространяется на еще более обширной территории, включающей всю Переднюю Азию, Египет, юг Средней Азии, Закавказье, Балканскую Европу. В IV тыс. до н. э. медь уже широко расходится по Европе; на территории Восточной Европы она, к примеру, известна в степной и лесостепной ее зонах. Значительно позднее, в середине III тыс. до н. э., она появляется в лесной зоне Европейской части нашей страны и в отдельных районах Сибири. Территориальное расширение зоны культур ЭРМ показано на рис. 4.
Какова общая схема развития металлургических знаний в случае их независимого возникновения? Сейчас существует несколько таких схем, но наиболее удачна схема видного английского историка металлургии Г. Коглена [Coghlan H., 1951]. Он выделяет четыре фазы в развитии древнейшей металлургии и металлообработки. Фаза «А» характеризуется применением самородной меди, к которой относятся как к разновидности камня. Вначале единственным методом ее обработки была холодная деформация, позднее — горячая деформация во всех ее разновидностях. Фаза «В» начинается с открытия плавления самородной меди и появления первых изделий, отлитых в открытых формах. Фаза «С» связана с открытием выплавки меди из руд и началом действительной металлургии. Усложняется литейная техника, впервые появляется литье в разъемные и составные формы. Фаза «D» знаменуется переходом к бронзам (любым искусственным сплавам на медной основе).
Установленная закономерность совершенствования знаний о металле помогает оценить значимость тех металлургических признаков, которые принимаются во внимание разными археологами при классификационном членении культур ЭРМ.
Когда в 1876 г. на Международном конгрессе по археологии и антропологии венгерский археолог Ф. Пульский предложил ввести медный век между неолитом и бронзовым веком, он имел в виду период использования первобытным человеком самородной меди как разновидности камня [Pulszky F. von, 1884]. Открыв эмпирическим путем самородную медь и ее основное свойство — ковкость, первобытный человек с помощью имевшихся у него к тому времени богатых навыков обработки камня начал изготавливать из нее первые металлические предметы. Ограниченные возможности получения и обработки самородного металла предопределили, по мнению Ф. Пульского, во-первых, преобладание камня над металлом; во-вторых, использование металла преимущественно в производстве мелких орудий и украшений. Эпоха бронзы, по Ф. Пульскому, характеризуется открытием действительной металлургии, т. е. производством меди из руд и получением искусственных сплавов. Только с этого момента металл получает полное техническое преимущество над камнем. Это отражается на увеличении ассортимента металлических орудий, которые постепенно вытесняют каменные. Точка зрения Ф. Пульского до сих пор очень популярна и в российской, и в зарубежной археологии.
Столь же популярна среди археологов другая концепция членения древнейших металлоносных культур. Ее сторонники исходят из состава используемого носителями той или иной культуры металла, а не из обобщенной характеристики их металлургических знаний. В наиболее полном виде эта концепция обоснована в одной из работ Е. Н. Черных. Медный век, по мнению Е. Н. Черных, следует связывать с использованием орудий и украшений из чистой меди, вне зависимости от того, самородная она или металлургическая. Бронзовый век следует начинать с появления устойчивой и значительной серии изделий из искусственных сплавов на медной основе. Культуры, которые отличаются смешанным по составу медно-бронзовым инвентарем, Е. Н. Черныхпредлагает рассматривать с точки зрения основного металлургического влияния, в орбиту которого они втянуты. Например, ямная культура имеет больше орудий из чистой меди по сравнению с орудиями медно-мышьяковыми, явно импортными с Кавказа. Но Е. Н. Черных относит ее к этапу бронзы, учитывая, что она, несомненно, подчинена влиянию бронзовой металлургии Кавказа [Черных Е. Н., 1965].
В последнее время, разрабатывая идею металлургических провинций, исследователь соотносит данные им ранее определения с археологическими культурами, входящими в их систему. Так, к медному веку он относит культуры, объединенные в металлургическую провинцию, все очаги которой производят орудия и оружие из металлургически «чистой» меди. С бронзовым веком он связывает культуры, входящие в металлургическую провинцию, основные очаги которой производят исключительно или преимущественно изделия из искусственных сплавов на основе меди [Chernykh E. N., 1992].
С иных, но также металлургических, позиций предлагал определять границы эпохи раннего металла А. Я. Брюсов. Отстаиваемая им точка зрения является, пожалуй, наиболее распространенной. По убеждению А. Я. Брюсова, эпоха бронзы начинается лишь с массового местного производства литых металлических орудий. В случае, если в орудийном комплексе культуры оказываются привозные изделия или изделия местные, но не получающие дальнейшего развития, эта культура должна считаться добронзовой или, по терминологии А. Я. Брюсова, неолитической [Брюсов А. Я., 1947; Брюсов А. Я., 1952].
Таким образом, даже наиболее популярные на сегодняшний день концепции «металлургического» разграничения ЭРМ весьма противоречивы.
Совершенно ясно, что для древнего человека, взявшего в руки металлический топор, было безразлично, где и кем он сделан: в местных мастерских или чужих, удаленных от него на сотни километров. Ему важны были технические преимущества нового орудия в сравнении со старым, каменным. Преимущества же эти, и прежде всего твердость, определялись составом исходного металла в такой же степени, как и всеми операциями его обработки при формовке изделия. Уже давно ученые обратили внимание на то, что чистая медь, упроченная холодной ковкой, получает высокую твердость. Г. Коглен на опыте доказал, что литую медь с исходной твердостью 35-40 ед. (по шкале Бринеля) можно одной лишь ковкой довести до твердости 130 ед. Максимальная твердость упроченной оловянной бронзы еще выше: с 10% олова — 228 ед., а с 5% — 176-186 ед. [Coghlan H., 1951]. Эти цифры приобретут особую значимость, если вспомнить, что твердость железа составляет 70-80 ед.
Таким образом, с момента открытия упрочняющего характера ковки даже чистая медь получила твердость, достаточную для успешного соперничества с камнем во всех отраслях производства. Видимо, именно этот этап развития металлообработки, который, согласно новейшим металлографическим исследованиям, следует вскоре после освоения литья и металлургического плавления меди из руды, но предшествует изобретению бронзы (фаза «С» по Коглену), наиболее естественно считать рубежом между неолитом и энеолитом.
Комплексное аналитическое исследование большой серии древнейших медных изделий, проведенное в лаборатории структурного анализа при кафедре археологии МГУ, позволяет заключить, что в непосредственной зависимости от уровня металлургических знаний человека находится набор используемых им предметов из металла. В ранних металлоносных культурах, носители которых делают первые шаги в освоении металла и не знают способов его сложного литья и упрочения, медь находит применение только в производстве украшений и в меньшей степени орудий колющего и режущего действия — шильев, рыболовных крючков, ножей. Топоры и другие орудия рубящего и ударного действия (тесла, долота, мотыги, молотки) получают распространение только в связи с открытием эффекта упрочения меди ковкой и сложных видов литья.
Исходя из этих наблюдений кажется наиболее оправданным считать неолитическими культуры, в инвентаре которых на фоне господства кремневой индустрии зафиксировано спорадическое появление меди в форме украшений и колюще-режущих орудий. С энеолитом наиболее естественно связывать культуры, которым присуще регулярное распространение медных изделий, в том числе орудий и оружия ударного действия. В их инвентаре металл продолжает сосуществовать с камнем, но область его применения расширяется. Для характеристики большинства культур бронзового века, видимо, решающим действительно оказывается состав используемого их носителями металла. С момента массового освоения изделий из искусственных сплавов открываются новые возможности существенного повышения эффективности орудий, увеличения производительности труда.
При использовании выработанных критериев периодизации культур ЭРМ следует иметь в виду возможные, хотя и редкие от них отступления. Дело в том, что для некоторых районов, лишенных источников легирующего сырья, иногда трудно вычленить период исключительного применения изделий из бронзы. Население этих районов длительное время использует медь, хотя делает из нее орудия, форма которых заставляет рассматривать их историю в рамках бронзового века. Обычно связанные с этим населением культуры занимают периферийное положение по отношению к передовым центрам развития бронзовой металлургии, хотя и втянуты в орбиту их влияния. Такие исключения из общего правила не могут изменить приведенную историко-металлургическую оценку большинства культур энеолита и бронзового века.
Итак, рассмотренные металлургические критерии являются основными при определении энеолита и бронзового века. Территориально они характеризуют не только центры собственного металлопроизводства, но и зоны импорта изделий этих центров. Необходимо, однако, иметь в виду, что экономическое содержание энеолита и бронзового века на всей территории распространения металлургических знаний отнюдь не однозначно. Уже давно замечено, что оно отличается своеобразием в различных экологических зонах и разных исторических условиях [Мерперт Н. Я., 1981; Массон В. М., Мунчаев P. M., 1977].
Наиболее яркие комплексы энеолита и бронзового века представлены в южной зоне Евразии: на Ближнем Востоке, в Средиземноморье, на юге Европы, в Средней Азии, на Кавказе. Здесь центры металлургии и металлообработки, как правило, сопряжены с ярчайшими очагами земледелия и скотоводства, достижения которых во всех сферах производства получают мощное развитие в связи с внедрением металла. Иная картина наблюдается в северной части Евразии, где появление орудий из металла не вызвало столь ярких хозяйственных изменений и явно имело меньшее значение, чем на юге. На севере на фоне энеолита и бронзового века идет процесс совершенствования и интенсификации традиционных форм присваивающей экономики (охоты и рыболовства), делаются первые шаги на пути восприятия производящих форм хозяйства (земледелия и скотоводства).