Экология человека (взгляды антропологов)

Взгляды, изложенные в этом вымышленном разговоре, неоднократно служили и продолжают служить темой обсуждения в личных беседах и устных дискуссиях антропологов и представителей смежных специальностей ¹. К сожалению, они не получили, за немногим исключением, сколько-нибудь полного отражения в печати, что заставляет нас прибегнуть к не совсем обычной форме их освещения. Такая форма позволяет четко очертить круг обсуждаемых вопросов, охарактеризовать конкретные проблемы и выявить основные различия между высказываемыми точками зрения антрополога-классика (К), антрополога-романтика (Р), антрополога-физиолога (Ф) и антрополога-антропогенетика (А).

[adsense]

К. Меня поражает обилие новых направлений в нашей науке, сопровождающееся использованием громадного числа новых понятий и терминов, ломкой старых, установившихся взглядов и претензией на расширение границ науки, оформление ее новой структуры, открытие каких-то принципиально новых сфер исследований. Конечно, живем мы в эпоху научно-технической революции, характеризующейся необычным расширением технических возможностей и принципиальной перестройкой научного мышления. Передовой край науки, такие дисциплины, как физика, химия, молекулярная биология, действительно, меняют свое лицо даже не от года к году, а прямо ото дня ко дню. Значение же нашей области чисто академическое, если не считать размерной типологии, используемой для нужд легкой промышленности. Такой антропология останется и впредь — исследование биологических свойств человека лежит слишком далеко от кардинальных интересов общества. Поэтому все новшества кажутся неоправданными по существу: частично истоки их и всю или почти всю сумму новых идей, методов и даже результатов можно найти в старых антропологических работах, которые теперь предпочитают не читать или читают поверхностно, частично же в антропологию привносятся чуждые ей концепции и подходы, разрушающие ее специфику.

Р. Кто-то из писателей, по-моему прошлого века, сказал, что новое — это прочно забытое старое. Может быть, в этом высказывании есть какая-то логика. Действительно, нашими предшественниками многое сделано, и кое-что сформулировано ими таким образом, что в этом можно найти истоки новых воззрений. Они над многим задумывались, собрали огромное количество данных, которыми мы пользуемся до сих пор, сформулировали ряд фундаментальных концепций. Но наука идет вперед и, чем дальше, тем быстрее, — не только физика и молекулярная биология, но и антропология. Вероятно, антропология развивается сейчас даже более бурно. В физике, биологии и некоторых других науках
процесс формализации знания наступил уже давно, а наша наука переживает период романтики, открывает новые, нехоженые пути, создает теории, охватывающие в едином синтезе всю сумму знаний о человеке и его месте в мироздании, перекидывает прочные мосты к другим дисциплинам, из которых в первую очередь следует назвать физиологию, психологию и популяционную генетику. Антропология перестала быть единой наукой, она стала комплексом наук, в котором ее прежние подразделения — морфология человека, антропогенез и расоведение — занимают подчиненное положение, далеко не исчерпывая всего комплекса. Равноправное с другими подразделениями положение физиологической антропологии было указано на VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук в Москве в августе 1964 г.

Занимает она большое место и в осуществлении международных проектов ЮНЕСКО — Международной биологической программы и программы «Человек и биосфера». Часто включают в нее изучение генетических маркеров в человеческих популяциях в широком смысле слова, но это вряд ли верно: это специфическое дело и по применяемым методам, и по способам интерпретации фактов, более формализованным, чем в других областях антропологии, но и более абстрактным, не очень отвечающим
требованиям изучения именно человеческих популяции. На мой взгляд, популяционная генетика человека — такой же самостоятельный раздел комплекса антропологических наук, как и физиологическая антропология.

То же можно сказать и о методах. Раньше, еще 20—30 лет назад, антрополог выезжал в экспедицию чаще всего один, с рюкзаком, в котором были лишь набор циркулей да шкала для определения цвета волос, глаз и кожи. Модели А. И. Ярхо — муляжи типовых норм вариаций мягких тканей лица — были вершиной антропологической методики.

Работы, в которых делались попытки определения химического состава отдельных костей скелета или их микроструктуры, насчитывались единицами и выглядели на страницах антропологических изданий инородным телом. Антрополог был морфологом в традиционном смысле этого слова, и только. Теперь же к услугам антропологов, помимо традиционных, разнообразные биохимические и гистохимические, гистологические, физиологические и психофизиологические, генетические и рентгеноструктурные методики, и антропологи чрезвычайно широко используют их в своих исследованиях. Даже палеоантропология — наиболее традиционная область антропологии — изменила свое лицо: она уделяет большое внимание определению биологического возраста исследуемых индивидуумов с помощью биохимических и микроморфологических методов, которое является необходимым шагом на пути к реконструкции палеодемографических ситуаций. Поэтому в любом антропологическом журнале статья о селективных преимуществах того или иного фенотипа по группам крови соседствует с результатами экспериментального изучения роли отдельных мышц в онтогенетическом формообразовании черепа у обезьян, исследование о генетических расстояниях между популяциями какого-то района — с работой о минерализации костяка в связи с характером питания и содержанием микроэлементов в почвах определенного района. Антрополог сейчас — это и физиолог, и генетик, и даже биохимик, он — комплексник, и отличает его от классических представителей этих специальностей, работающих над человеком, лишь традиционное стремление с исчерпывающей полнотой охватить территориальные вариации человеческого вида и понять их формирование в связи с генетическими взаимоотношениями с другими видами и условиями среды.

Все это позволило выдвинуть и аргументировать несколько очень общих концепций, например концепцию экологии человека. В целом экология человека охватывает очень широкий круг вопросов, гораздо более широкий, чем антропология в узком смысле слова. Это морфофизиологическая и генетическая адаптации, изучаемые антропологами; социальные адаптации к среде и одного общественного коллектива к другому изучаемые этнографами, географами и социологами; проблемы социально-технического прогресса, в корне перестраивающего социальную и природную среду, проблемы, стоящие в настоящее время в центре всей современной науки и техники и исследуемые поэтому представителями разных специальностей. Антропологи своими конкретными исследованиями и теоретическими разработками внесли значительный вклад в такое именно понимание задач, границ и проблем экологии человека.

К. Ваши соображения об обогащении тематики современной антропологии и использовании многих новых методов верны лишь отчасти.

О какой новой физиологической антропологии может идти речь, если первые работы об адаптивной природе расовых признаков появились в начале 20-х годов, а первая формулировка самой идеи принадлежит еще И. Канту? Тогда же, в 1919 г., был открыт факт различий человеческих популяций по фенотипам системы АВО. Биохимию и структуру длинных костей конечностей обстоятельно исследовали уже 40 лет назад.

Каким бы богатством наблюдений ни располагали современные антропогенез и расоведение по сравнению с тем, что находилось в их распоряжении несколько десятилетий назад, основные идеи в этих областях — животное происхождение человека, стадиальный характер антропогенеза, неандертальская фаза в эволюции человека, иерархия расовых признаков и рас — давно сформулированы и доказаны.

Особенно бесперспективными и теоретически сомнительными мне кажутся идеи новой экологии человека и вообще выделение этого круга вопросов в качестве самостоятельной отрасли знания, придание единства сумме разнообразных фактов и гипотез. Между биологической адаптацией человеческих популяций и их социальной адаптацией к природной среде и друг к другу нет ничего общего. Усложнение социальной среды — тема социологов, экономистов, историков, и она не имеет никакого отношения к биологии как современного человека, так и его предков. Вопросами усложнения природной среды и ее разрушения человеческими коллективами занимаются географы, экономисты, зоологи, ботаники, но никак не антропологи. Будущее развитие человеческих коллективов в такой измененной социальной и природной среде — больше всего проблема складывающейся сейчас футурологии, а не каких-то конкретных наук с уже определившимся предметом исследования. Выделение экологии человека как отдельной сферы человеческого знания — дань моде, идущей со стороны буржуазной науки, само употребление термина «экология человека» есть незаконное перенесение на человеческое общество терминологии, имеющей смысл только по отношению к
сообществам животных. Такое словоупотребление, кстати сказать, неоднократно подвергалось критике в советской философской и медицинской литературе.

Ф. Нельзя согласиться ни с одним из вас, хотя мои симпатии больше на стороне Р, ратующего за комплексный подход. Действительно, биохимия и микроструктура человеческого скелета изучаются уже больше 40 лет. Но разве за эти 40 лет ничего не произошло и работы наших современников в этой области не отличаются существенно и даже принципиально от статей сорокалетней давности? В первых антропологических исследованиях на эту тему ставилась задача определения типовой нормы, характерной для Homo sapiens, т. е. примерно та же задача, какая всегда стоит перед анатомами. В лучшем случае полученные результаты рассматривались в сравнительно-анатомическом аспекте и истолковывались филогенетически. Исследования последних двух десятилетий выявили разнообразие человеческих популяций по уровню минерализации скелета, отражающему и биохимическую характеристику, и микроморфологическую структуру кости: содержание кальция и насыщенность другими микроэлементами — важная структурная характеристика человеческого скелета, в то же время это, естественно, и биохимический показатель. Выявленное разнообразие увязано с геохимическим состоянием соответствующих географических районов, прослежены путь поступления микро- и макроэлементов с водой и пищей в организм человека, их обмен и концентрация в организме, их функциональная роль как стимуляторов или депрессоров ростовых процессов.

[adsense]

Это лишь один пример исследования хотя и важного, но единственного признака. Такие примеры можно умножать до бесконечности — не в них дело. Качественно новый подход к интерпретации признака, установление конкретной связи между разнообразием признака и теми или иными геохимическими, климатическими и другими свойствами природных зон в пределах его ареала — вот что принципиально отличает новые работы от старых. Такой подход дал возможность увидеть географическую приуроченность сочетаний признаков — адаптивных типов, приспособительных по своей природе и распределенных по земной поверхности в соответствии с законом географической зональности.

К. По нашему мнению, адаптивные типы скорее пример очень высокого уровня научной абстракции, конструкция ума, а не реально существующее явление.

Ф. Если адаптивных типов не существует, то как объяснить, что явно существует связь между морфофизиологическими особенностями популяций, которые населяют какой-нибудь географический пояс,
и физико-географическими особенностями этого пояса? Адаптивные типы имеют зональное распространение. Возможно, именно в этом состоит разгадка того вопроса, на который нет пока однозначного ответа, — вопроса о соотношении расовых и адаптивных типов. Весьма вероятно,
что адаптивные типы — это зональные расы, имеющие каждая конвергентное происхождение, но в то же время занимающие большие ареалы.

Время их формирования, очевидно, относится к разным хронологическим эпохам развития человечества: в тропических и субтропических районах земного шара, заселенных с самых ранних периодов нижнего палеолита, адаптивные типы образовались сравнительно рано, в Арктике —
сравнительно поздно. В старой литературе обо всем этом не было ни одного слова. Не говоря уже о генетических аспектах всех этих проблем, целом массиве работ, посвященных генетическим маркерам у человека, работ, в какой-то мере вызвавших к жизни популяционную концепцию расы, до какой-то степени ответственных вообще за перестройку нашего мышления на популяционный лад.

Сложен вопрос о границах экологии человека, и это, пожалуй, единственный, хотя и фундаментальный пункт, в котором я расхожусь с Р.

Специфика экологии человека будет утеряна, если подразумевать под ней такой широкий круг вопросов, какой очерчен Р. Намеченные им темы необычайно интересны, но их рассмотрение распадается, на мой взгляд, по разным наукам. В то же время не могу согласиться и с Вами в отказе экологии человека (и науке и термину) в праве на существование, в оценке ее только как моды, инспирированной зарубежными работами. Разумеется, в экологии животных много специфических методов, в экологии человека, наоборот, много своеобразия в интерпретации материала; социальная природа человека накладывает мощную печать на весь характер биологических адаптации, но это обстоятельство не является непреодолимым препятствием для употребления в обоих случаях одного термина, прилагаемого в первом случае к животным, во втором к человеку. Ограничительное понимание экологии человека, установление ее рамок только в пределах биологических и социальных адаптации дают дополнительное теоретическое право употреблять этот термин, за неимением пока лучшего. Напомню определение экологии, данное автором термина и самого понятия Э. Геккелем: под экологией он понимал отношение животного к среде и к другим животным и растениям. Нужно ближе держаться этого классического определения. Вводя в него отмеченное выше ограничение и помня, что в связи с общественной природой человека в его экологии основное место занимают не индивидуумы,а популяции или другие социальные и биологические группы (совокупности популяций, расовые общности, народы и т. д.), можно сформулировать общее определение: экология человека — наука о биологических и социальных адаптациях к среде на групповом уровне. Взаимоотношения между человеческими коллективами изучаются многими другими науками, и их не нужно вводить в экологию человека. Иными словами, это наука об адаптациях, а не о кооадаптациях в человеческом обществе.

Р. Это искусственное сужение предмета экологии человека. Вы исключаете из определения Э. Геккеля важнейшую часть.

Ф. Я выигрываю в ясности определения границ науки и, в частности, определения самого предмета исследования. Взаимоотношения между человеческими коллективами необычайно сложны, это и культурный обмен, и войны, и многое другое. Если культурный обмен с большим трудом еще можно подвести под предмет экологии, то уж войны — никак. Здесь идет речь о какой-то принципиально иной форме межколлективных контактов.

К. Трудно подвести под биологическое понятие экологии социальные механизмы взаимоотношений коллективов людей.

Ф. Поэтому я и исключаю межгрупповые контакты из экологии человека, оставляя в ее рамках лишь изучение влияния природной среды на человеческие группы и, в свою очередь, их реакцию на среду.

А. Должен признаться, что моя точка зрения не будет способствовать компромиссному завершению разгоревшегося спора, она альтернативна по отношению ко всем высказанным взглядам на сущность, границы и предмет исследования человеческой экологии, а также на ее место в комплексе антропологических наук. Прежде чем говорить об этом, скажу несколько слов о другом, о том, что волнует нас всех и с чего начался наш разговор, — о современном этапе в развитии антропологии и его отношении к предыдущему. Только в свете общих формулировок о структуре антропологического знания в целом имеет смысл признавать или отрицать самостоятельное существование экологии человека, рассуждать о ее месте внутри этой структуры, включать антропологию в экологию, как это сделал коллега Р, или, наоборот, экологию в антропологию, как это делает коллега Ф.

Ф. Антропология и экология человека, с моей точки зрения, — самостоятельные отрасли знания, лишь частично пересекающиеся в тех частях каждой из них, которые связаны с изучением биологических адаптации, их характера, этапов формирования и т. д.

А. Следовательно, я Вас не понял. Если говорить о современном этапе развития антропологии и других биологических дисциплин, изучающих человека, то в первую очередь нужно говорить о генетическом подходе к биологии человека. Этот генетический подход выявляется не только в том, что исследовано большое число признаков с известным типом наследования и в ряде случаев переход от фенотипа к генотипу осуществляется автоматически. Он даже не в том, что для многих систем
генетических маркеров открыты приспособительные механизмы, а так называемый наследственный балансированный полиморфизм признается, и вполне справедливо, одним из магистральных путей формообразования.

Несмотря на то что различия между группами людей по системе АВО действительно открыты Л. Гиршфельдтом 55 лет назад, как об этом говорил К, нынешний уровень изучения исключительного разнообразия человеческого организма по группам крови, белкам сыворотки, ферментативным реакциям ни в количественном, ни в качественном отношении несравним с тем, что было несколько десятилетий назад. Я вижу значение генетического подхода прежде всего в самой перестройке антропологического мышления, осознания популяционной структуры человечества, в переводе всех или почти всех исследований на популяционный уровень, наконец, во вскрытии колоссального генетического многообразия человечества, в сложности и многолинейности путей формирования генофонда человеческих популяций на всех этапах истории человечества.

К. Филогенетический и вообще генетический аспект в широком смысле слова, выяснение происхождения биологических общностей, будь то расы или территориальные группы древних людей, всегда занимали
большое место в антропологических исследованиях с самого начала их оформления в качестве самостоятельной дисциплины, т. е. с середины прошлого века. Вспомните основателей русской антропологии К. М. Бэра, А. П. Богданова — много сил и внимания уделяли они генезису различных расовых типов. А. П. Богданов еще в 70-х годах прошлого века сформулировал принцип изменения расовых признаков во времени. Первые филогенетические исследования Т. Гексли и К. Фогта, затем продолженные Э. Геккелем, Г. Швальбе, Е. Дюбуа, А. Кизсом, Г. Осборном, У. Грегори, Ф. Вайденрайхом, в настоящее время успешно развиваются Ф. Кларком Хауэллом, Г. Кёнигсвальдтом, Г. Улльрихом, многими советскими антропологами. Они базируются на классических морфологических методах, сравнительном истолковании выявленных морфологическим наблюдением различий в структурах скелета и других систем и получают отчетливые генетические выводы: налицо генетический подход в полном смысле этого слова без всякой генетики, будь то генетика индивидуума или популяционная.

А. Невозможно отрицать достижения сравнительной морфологии в реконструкции основных этапов антропогенеза и древнейших стадий расообразования, и я уверен, что никто из моих коллег-антропогенетиков этого не делает. Но нужно не забывать и о другом: требования к степени обоснованности выводов постоянно растут в ходе научного развития и то, что удовлетворяло наших предшественников, не может удовлетворить нас, кажется неточным, недостаточно аргументированным. Любой самый обоснованный вывод, аргументированный морфологическими данными, обязателен и убедителен только до тех пор, пока мы безоговорочно верим в то, что любые морфологические структуры генетически детерминированы и непременно отражают генезис групп. Это никогда не было строго доказано для форм видового и внутривидового уровня. Весьма вероятным кажется даже предположение, согласно которому чем ниже таксономический ранг тех или иных форм, тем меньшую роль играет в их систематике морфология. Морфологическое обоснование систематики близких форм опирается на мелкие морфологические детали, а они в сильной степени подвержены влиянию среды, сходство в них часто представляет собой результат конвергенции. Все трудности видовой и внутривидовой систематики ярко демонстрируют ограниченность морфологического подхода даже в его генетической форме. Во всяком случае, никто сейчас морфологией в систематике низших категорий не ограничивается, а в антропологии мы имеем дело в первую очередь с такой систематикой.

Р. Такое рассуждение подрывает веру в одну из основ классической биологии.

К. А вера в силу морфологии как основы реконструкции генетических взаимоотношений крупных таксонов все же остается непоколебимой.

А. Мы поднимаем и рассматриваем все эти вопросы не в общей форме, а применительно к задачам и возможностям нашей науки. Совершенно очевидно, что все филогенетические реконструкции в антропогенезе имеют своим основанием отчетливо неформулируемую, скрытую. веру в генетическую обусловленность исследуемых и привлекаемых в этих реконструкциях морфологических структур. Между тем такая генетическая обусловленность — гипотеза. Современная популяционная генетика человека предлагает вместо веры знание, и ее реконструкции генетических ситуаций опираются на точные факты, а не на предположения.

Специфика подобного точного генетического подхода ясно видна в решении той проблемы, о которой мы сегодня много говорили,— проблемы границ и существа экологии человека. Можно согласиться с ограничением задач экологии человека лишь взаимоотношениями человеческих коллективов с природной средой. При таком ограничении более четко проступают контуры предмета исследования и определеннее очерчивается противопоставление экологии человека дисциплинам исторического цикла — собственно истории, экономике и политической экономии, социологии и этнографии, исследующим каждая со своей стороны и с применением своих методов все разнообразие отношений и связей между человеческими коллективами. Взаимоотношения между обществом и природной средой, о которых говорит Ф, требуют уточнения, так как отношения эти почти безграничны и в конце концов даже полет человека в космос можно подвести под взаимоотношения человека и среды. Ф предлагает ограничить эти отношения биологическими и социальными адаптациями к природной среде; если оставаться в рамках нашей науки, речь должна идти, следовательно, о биологических адаптациях. Последние понимаются, к сожалению, очень по-разному в существующей физиологической и медико-географической литературе: наряду с классическим, идущим от общей биологии пониманием адаптации как генетических приспособлений бытует и другое понимание, согласно которому адаптация есть кратковременная физиологическая реакция, обеспечивающая гомеостаз. Для антрополога очевидно, что следует разграничить эти два явления, подобно тому как это уже было сделано 40 лет назад В. В. Станчинским, и сохранить термин «адаптация» лишь за традиционным пониманием.

Временные физиологические сдвиги принципиально иное явление по сравнению с генетическими адаптациями, мы имеем право в данном случае говорить лишь о наследственном акклиматизационном эффекте. Не всякая биологическая адаптация (в конце концов акклиматизация тоже кратковременная адаптация), а лишь сумма генетически обусловленных и передающихся по наследству реакций составляет предмет экологии человека в той ее части, которая погранична с его биологией. Изучать же акклиматизационные сдвиги — дело физиологов, медиков, но не антропологов. Биологический аспект экологии человека неразрывно связан с янтропогенетикой, даже более узко — с изучением генетических маркеров.

Ф. Ваше предложение разграничивать генетические адаптации и акклиматизации очень важное, и его, несомненно, нужно принять. Однако мнение об особой роли генетических маркеров в экологии человека неверно. Это — искусственное сужение границ экологии человека и понятия генетической адаптации. Мы изучаем основной обмен, содержание белковых фракций крови, минерализацию скелета,— несомненна наследственная детерминация этих фундаментальных особенностей человеческого организма, хотя конкретные формы такой детерминации пока неизвестны. Это лишь одна сторона дела. Другая — сама условность понятия гена и генетической обусловленности признака применительно к человеку. Чем дальше мы продвигаемся в изучении групп крови и их генетики, например, тем больше всплывает фактов, иллюстрирующих значительную генетическую сложность каждой из систем, внутри которых открывают все новые и новые генетические факторы. Сложность систем АВО и резус — один из примеров. Антропогенетики широко используют формулы вычисления генных частот р, q и г по частоте фенотипов при работе с наиболее распространенными сыворотками, но получаемые величины сугубо условны из-за того, что каждый из этих наследственных факторов распадается на ряд более частных. То, что Вы предлагаете, лишь кажущаяся объективизация предмета экологии человека.

А. Это — стремление к точности, а Вага подход придает экологии человека расплывчатые очертания, лишая ее тем самым определенной специфики.

К. Наш спор все. более уходит в сферу очень общих абстракций философского характера. В итоге экология человека — такая абстракция, которая лишена какого-либо конкретного содержания.

Р. Мне представляется, что спор очень конструктивен, наши высказывания не только проясняют взаимные позиции, но и способствуют выяснению истины. Особенно интересными и заслуживающими внимания были все соображения о месте экологии человека не над антропологией и не внутри ее, а параллельно, рядом, так, чтобы сферы их интересов частично пересекались, но не накладывались полностью одна на другую.

Дальнейшие исследования, безусловно, должны показать, насколько такое разделение сфер действия удобно в конкретпой работе и практически осуществимо.

В пору поиска форм, становления и развития новой науки подобные диалоги могут оказаться наиболее плодотворными при формулировании ее основных принципов и задач.