Членова Н.Л., Бобров В.В. Смешанные лугавско-ирменские памятники района Кузнецкого Алатау

Членова Н. Л., Бобров В. В. Смешанные лугавско-ирменские памятники района Кузнецкого Алатау // Проблемы археологии Евразии. М.: Наука, 1991. С. 143-180.

В пограничных районах Красноярского края и Кемеровской области обнаружено б памятников, где лугавская керамика сочетается с типично ирменской. Помимо всего прочего, эти памятники важны и для синхронизации лугавской и ирменской культур, тем более, что в числе находок имеется и «переходная» лугавско-ирменская керамика: поселения Малый Берчикуль, Смирновский ручей на р. Кие, Темра, Усть-Парная и Устинкинский могильник на р.Черный Июс. На двух последних объектах производились значительные раскопки.

В действительности, таких смешанных лугавско-ирменских памятников вероятно значительно больше, и они будут открыты в северо-западной части Минусинской котловины и восточной части современной Кемеровской области. Устинкинский могильник (раскопки Д.Г.Савинова) подробно издан (Савинов, Бобров, 1983). В.В. Бобровым готовится монография по поселению Тамбар, где всесторонне будут освещены результаты раскопок. Цель настоящей работы — обратить внимание на хронологию упомянутых памятников и на частичную синхронизацию лугавской и ирменской культур, что имеет огромное значение, т.к. смыкает два крупных массива культур — карасукско-лугавской в Средней Сибири и ирменской в Западной Сибири. В Устинкинском могильнике и Тамбарском поселении найдены датированные вещи. Так, в Устинкинском могильнике найдено 3 целых и 2 обломка неожа. Нож № 1 (из могилы 1 сооружения VIII — рис. 1, 1) по форме, размерам и пропорциям относится к карасукским ножам группы 11, датируемым аньянскими параллелями ХIII-XI вв. до н.э. (Членова. 1972. С.43). Второй нож (из могилы I сооружения XI — рис.1,2 — плоский, прямой, без выделенной ручки, с подобием кольца-навершья, предтагарского вида. Точно такие ножи мне неизвестны, но несомненно, его следует сравнивать с ножами с кольцевыми расширениями (группы 11—13) и кольцами (группы 14) — VIII-VII вв. до н.э, (Членова. 1972. С.124). Д.Г. Савинов и В.В. Бобров уже справедливо заметили, что совместная находка двух этих ножей в одном памятнике (пусть и не в одном сооружении) говорит об их синхронности (Савинов, Бобров. 1963. С.55), причем, добавим, датироваться они должны по наиболее поздней находке, ножу с кольцом; этой дате соответствуют и предтагарские черты керамики Устинкинского могильника. Третий нож из Устинкинского могильника с вогнутым клинком подтреугольной формы и коротким черенком (рис.1,3) несомненно должен был употребляться с деревянной или костяной ручкой, скорее всего, такой, как найдена на поселении Тамбар (рис. 1,25), а также на ирменских поселениях Еловка и Красный Яр на р. Уень (Членова. 1970. Табл. 1,25,26). Составные ножи такого типа известны еще в окуневских погребениях Минусинской котловины (Бель- тырн) и в глазковских погребениях Прибайкалья (Членова. 1972. Табл.8,18, 19,21). Такие составные ножи в Минусинской котловине — типологические предшественники самых ранних карасукских ложносоставных ножей (группа 1 по Н.Л. Членовой), которые датируются ХIV/ХIII-ХI вв. до н.э. (Членова. 1972. С.41-43). Однако, они очень долго не выходят из употребления. Уже приходилось писать о том, что «будучи самой древней формой в цепи развития карасукских ножей, составные ножи продолжают бытовать достаточно долго и чтобы датировать каждый отдельный клинок такого типа нужно знать, с какими другими ножами (или другими датированными предметами) он сочетается (Членова. 1972. С.40). Постоянные находки ручек и клинков для составных ножей в ирменских памятниках достаточно хорошо указывают на это. В Устинкинском могильнике такой составной нож сочетается с одним из самых поздних типов карасукских ножей (рис. 1,2) и, следовательно, составные ножи доживают до VIII-VII вв. до н.э. не только на территории Западносибирской низменности, но и в Минусинской котловине. Этой датировке Устинкинского могильника не противоречит и обломок клинка кинжала из могилы 3 сооружения 1 (рис. 1,9), поскольку кинжалы с такими клинками относятся к группе 11 карасукских минусинских кинжалов, дата которых VIII-VII и VII вв. до н.э. (Членова. 1976. C. 13-30).

Архаизирующим представляется ножик (?) с расширенным книзу и закругленным концом клинка и узкой ручкой (рис 1,7), поскольку он напоминает подобное же орудие из Старшего Осинкинского могильника (раскопки Д.Г. Савинова), а в этом могильнике много позднесейминских или постсейминских элементов. В устинкинском могильнике в кургане 10 и в яме 3 найдены два роговых трехдырчатых псалия с отверстиями в разных плоскостях.

На одном псалии форма отверстий прямоугольная (рис.2, 1), на другом — одно отверстие прямоугольное, второе овальное, третье восьмерковидное плюс маленькое дополнительное отверстие (рис. 2,2). Распространено мнение, что роговые псалии с отверстиями в разных плоскостях более ранние, чем с отверстиями в одной плоскости (Смирнов. 1961 и многие другие).

Не следует, однако, забывать, что роговой псалий с прямоугольными отверстиями в одной плоскости был найден вместе с отверстиями в разных плоскостях на поселении Еловка, датируемом предскифскими или архаическими скифскими наконечниками стрел VIII-VII или VII в. до н.э.; то же сочетание псалий с отверстиями в разных плоскостях и в одной плоскости характерно для чернолесского периода на Украине (Тереножкин. 1961. С.96. Рис. 67, 1-6), о чем уже приходилось писать (Членова. 1970. С.140, 149. Табл.2,9-12). Как увидим далее, в синхронном Устинкинскому могильнику поселении Тамбар найдены два роговых трехдырчатых псалия с отверстиями в одной плоскости (рис.2,4,5). Можно думать, что по крайней мере на территории Западной и Средней Сибири псалии с отверстиями в разных плоскостях были синхронны псалиям с отверстием в одной плоскости. Судя по чернолесским материалам, такое сосуществование имело место не только в Сибири. Авторы публикации Устинкинского могильника Д.Г. Савинов и В.В. Бобров справедливо вспоминают и обломок рогового трехдырчатого псалия из плиточной могилы № 69 могильника Тапхар в Забайкалье, где также прямоугольные отверстия расположены в разных плоскостях, а автор раскопок Г.П. Сосновский датирует Тапхар VI в. до н.э. (Сосновский. 1940. Рис. 15,1; Савинов, Бобров. 1983. С.56-61). Д.Г. Савинов и В.В. Бобров датируют устинкинские псалии 1-ой третью 1 тыс. до н.э. (С. 61), т.е. Х-ХIII вв. до н.э. По мнению Н.Л. Членовой, авторы проявляют здесь излишнюю осторожность (тем более, что отмечают в Устинкинском могильнике раннетагарские черты в керамике и погребальном обряде и псалии из Устинкинского могильника следует датировать VII вв. до н.э., что не будет противоречить и первому этапу культуры плиточных могил (VII-VI вв. до н.э.), ¹ дате устинкинских ножей и керамике Устинкинского могильника, которая будет рассмотрена ниже. Украшения из Устинкинского могильника — височные кольца из бронзовой проволоки, бляшки с петельками на обороте и бронзовые пронизки (рис.2,11-17,19) характерны и для карасукской, и для лугавской, и для ирменской культуры, лапчатая привеска и белые каменные бусы из аргиллита — более характерны для карасукской и лугавской культур (хотя встречаются и в ирменской), и для «переходного карасук-тагарского времени», доживая до тагарской эпохи (Аскыз, 1914; Кривая — VIII-VII вв. до н.э.; Сартакский клад — VII в. до н.э. (Членова. 1972. С.129. Табл.36,10-15,42,44-46; 37,32,34,41,42; 39). Зеркала из Устинкинского могильника по своим размерам (d = 7,8 и 7,9 см — рис. 2,9,10) больше похожи на тагарские, чем на карасукские, которые значительно меньше. Особенно интересен обломок бронзового сосуда (рис.2,8), найденный в Устинкинском могильнике в поминальной яме № 3 вместе с одним из упомянутых псалий (рис. 2,2). Сосуд этот скорее всего был бронзовым котлом, а они неизвестны в Сибири раньше скифской эпохи; по-видимому, это один из наиболее ранних сибирских котлов. К сожалению, по сохранившемуся маленьвому кусочку нельзя точнее определить его дату.

Керамика Устинкинского могильника в основном лугавская.

Из 7 целых или восстановленных сосудов плоскодонных — 5, круглодонных только 2. Круглодонные сосуды — обычные лугавские яйцевидные (рис.3,6; Савинов, Бобров. 1983. С.63. Рис.19,5), некоторые из плоскодонных (сосуды на маленьком поддоне — рис.З, 3-5) типичны для банковской группы, другие по формам и пропорциям напоминают уже тагарские банки (рис.3,2; Савинов, Бобров. 1983. Рис.19,2). О синхронности яйцевидных и тагарообразных плоскодонных банок свидетельствует совместная находка в кургане XI сосудов того и другого типа (Савинов, 1 Бобров. 1963. С.62. Рис.18,3; С.63. Рис.19,2). Орнаменты лугавской керамики Устинкинского могильника достаточно близки к орнаментам других лугавских памятников Минусинской котловины: это оттиски косопоставленных наклонных палочек, изредка гребенчатых и с закругленными концами (табл.1, № 1,6,7,11,12,16,18); иногда они поставлены вертикально (табл I, № 14). Чаще всего они образуют один или два ряда в верхней части сосуда, иногда разделенных узкими желобками; иногда из этих палочек образованы сетка или елочка (табл I, рис.3,6,12,18). Наиболее част орнамент — ряды из наклонных палочек (в сумме — 21,4 — 4,9 — см. табл.З). Второй по частоте встречаемости орнамент — узкие желобки в верхней части сосуда; чаще всего их бывает 3 (табл I, № 2), бывает и 4 желобка (табл I, № 4). В сумме узкие желобки составляют на устинкинской керамике 24, 2 +- 5,1 (табл.4). Другие орнаменты более редки: вертикальные палочки (табл I, № 9), косо поставленный фигурный штамп (табл I, № 15), иногда — перечеркнутые палочки (табл I, № 13), но все это — лугавские орнаменты. Обратим внимание на два вида орнаментов: косо поставленные группы палочек-тычков (табл I, № II) и широкие желобки (шириной до I см), табл I, № 8. «Группы», разделенные пустыми промежутками или расположенные в шахматном порядке, характерны для карасукской орнаментики и в узком смысле слова (карасукская культура Минусинской котловины) и в широком (например, бегазинская культура); в данном случае, вероятно это заимствования из карасукской культуры Минусинской котловины, из которой лугавская культура вообще много почерпнула. Второй орнамент — широкие желобки — характерный раннетагарский орнамент. В лугавской культуре, в частности, в Устинкино, выше таких широких желобков обычно расположен ряд наклонных палочек (рис.2,12; Савинов, Бобров. 1983. Рис.21,2,12). Это орнамент перешел из андроновской орнаментики в лугавскую и тагарскую. Таким образом, качественное сравнение лугавской керамики Минусинской котловины и лугавской керамики Устинкино показывает, что основная часть керамики Устинкино относится к лугавской культуре. Несколько другое впечатление создается при количественном сравнении элементов орнамента Устинкино и сводной серии лугавской керамики Минусинской котловины (табл.2 и 4). Так, ряды из наклонных палочек (нижним конном влево) составляют в сводной минусинской серии половину всех орнаментов (48 ± 2,96%), а в Устинкине — лишь 21,4 ± 4,9% (табл.4). По t — критерию ( t=D, где D — разность процентов обеих серий, а ш1 + т2
ш1 и т2 — ошибки процентов этих серий, разность существенна, если t ? 3,3) в данном случае t = 4,65 (табл.4). Разность очень велика. Зато в Устинкино несколько больше вертикально поставленных палочек (5,72 +- 2,48%), чем в сводной серии (2,1 ± 0,86%); правда, разность не значима ( t = 1,01; см. табл.4). В целом, всех орнаментов из палочек в Устинкино (38,6 ± 5,82%), меньше, чем в сводной серии (59,6 ± 2,90%);t = 3,26, разность значима. По второму важнейшему лугавскому элементу — узким желобкам — Устинкино (24,2 +- 5,1) значимо не отличается от сводной серии (15 ± 1,67); t = 1,6 (табл.4). То же относится и к «группам» элементов; в Устинкино их 1,43 ± 1,43%, в сводной серии — 6,65 ± 1,47%; t = 2,1, разность не достигает значимой. То же с «сеткой», составленной из палочек: в Устинкино этого элемента 8,1 ± 3,24%, больше, чем в сводной серии (3,85 ± 1,3), но t = 1,21, разность не значима (табл.4). Все сказанное означает, что Устинкино, хотя по основным элементам орнамента (как и по форме сосудов), относится к лугавской культуре, но несколько уклоняется от нее: в Устинкино значительно меньше рядов из наклонных палочек и вообще меньше орнаментов из палочек, чем в сводной лугавской серии из Минусинской котловины. Можно даже сказать, в каком направлении Устинкино уклоняется от лугавской сводной серии, рассмотрев такие элементы, как «сетка», выполненная нарезкой и «елочка». Сетки из нарезки в сводной лугавской серии из Минусинской котловины нет вообще, в Устинкино ее довольно много: 7,6 ± 3,17% (чуть меньше, чем «сетки» из палочек) — табл.4 «Елочка» в сводной серии хоть и есть, но ее очень мало — 2,1 ± 0,85%, а в Устинкино — 7,15 ± 0,3%; t = 5,6. Разность очень велика. Нарезная
сетка и елочка — типичные орнаменты ирменской культуры , и значительной % их в Устинкино свидетельствует о влиянии на лугавскую керамику из Устинкино ирменской культуры. (Ирменская и «переходная» лугавско-ирменская керамика представлены в Устинкинском могильнике, о чем будет сказано чуть ниже). Элемент «широкие желобки» на устинкинской лугавской керамике составляет 4,3 — 24%, а на лугавской керамике сводной серии — 6,64 ± 1,47;t= 0,83, разность незначительна; следовательно, по этому элементу Устинкино и сводная лугавская серия еще одинаково далеко отстоят от тагарской культуры, хотя он уже и присутствует.

Кроме лугавской керамики в Устинкинском могильнике имеется и настоящая ирменская керамика (рис. 3,15,16,18-20). Самым «чисто ирменским» по форме, профилю и орнаменту (каплевидные насечки, сетка, заштрихованные треугольники с тремя насечками в углах) является сосуд на рис. 3,15. Фрагменты же на рис.3,16 и 3,18 при ирменском орнаменте имеют лугавской профиль верхней части сосуда. И, наконец, в Устинкинском могильнике имеется сосуд по форме лугавский, яйцевидный, а по орнаменту (заштрихованные треугольники, простые и соединенные вершинами) — ирменский; венчик же его, выгнутый, напоминает молчановские венчики (рис.3,14,14а). Интересно, что почти вся ирменская керамика сосредоточена в одном кургане Устинкинского могильника — сооружении 2 (Савинов, Бобров. 1983. С.62. Рис.18,2,4; 19,1; 20,5, 7,9,10,14), хотя в том же кургане, в могилах 1 и 4 найдены и лугавские сосуды (рис.3,2; Савинов, Бобров. 1983. С.63. Рис. 19,3; С.64. Рис.20,4). Курган этот расположен в ЮВ углу могильника, но в самой непосредственной близости от других курганов и по своей конструкции ничем не отличается от других (лугавских) курганов могильника. Обряд погребения в нем также лугавский (каменные ящики, положение покойника — вытянутое, на спине, головой на СВ (Савинов, Бобров. 1963. С.56. Рис.12), тогда как ирменских покойников хоронили скорченно, на правом
боку головой на ЮЗ). С другой стороны, в некоторых могилах Устинкинского могильника с лугавской керамикой встречены деревянные рамы (сооружение V, могила 1; сооружение 10, могила 2; окружение 12, могила 1; соотвесственно, Савинов, Бобров. 1983. С.40,43,44), характерные для ирменской культуры. Смешанные лугавско-ирменские черты в керамике и погребальном обряде Устинкинского могильника, как и сооружение 2 с ирменской по преимуществу керамикой дают основание рассматривать могильник Устинкино как смешанный лугавско-ирменский памятник, где лугавский элемент преобладает.

Другой хорошо исследованный смешанный лугавско-ирменский памятник — Тамбарское поселение (раскопки В.В.Боброва). Оно расположено на р.Дудет, левом притоке р. Урюп системы Верхнего Чулыма, у с.Тамбар, в СВ части современной Кемеровской обл. Поселение Тамбар находится примерно в 112 км к СЗ от Устинкино и является наиболее хорошо исследованным лугавским поселением: вскрыта площадь 3000 кв.м, и обнаружено 5 жилищ. Стратиграфически, типологически и планиграфически на поселении выделяются 4 периода: 1) мелкие доандроновские черепки, орнаментированные в отступающе-накольчатой технике и кремневые орудия; 2) андроновско-федоровская керамика, располагающаяся в северной части поселения; к ней, очевидно, относится серп, такой же, как из Предгорновского клада; 3) основной слой с лугавской и ирменской керамикой и вещами; 4) тагарская керамика и ножи V-IV вв. до н.э. в верхнем слое поселения, на южных участках площади раскопа (рис.2,26-29; Бобров В.В. Отчет за 1985 г. Архив ИА. P-I. д.108З6. Л. 15,21-22).

Для Тамбарского поселения получена серия дат по C14:
I) Ле 2555 — 2830 + 40 (2870-2790) — 870-790 гг. до н.э.
2) Ль 2526 — 2730 + 40 (2770-2690) — 770-690 гг. до н.э.
3) Ле 2557 — 2850 + 40 (2890-2810) — 890-810 гг. ДО н.э.
4) Ле 2558 — 2780 + 40 (2820-2740) — 820-740 гг. ДО н.э.
5) Ле 2559 — 2830 + 40 (2670-2790) — 870-790 гг. ДО н.э.
6) Ле 2560 — 2940 + 40 (2960-2900) — 960-900 гг. ДО н.э.
7) Ле 2812 — 2750 + 40 (2790-2710) — 790-710 гг. ДО н.э.
8) Ле 2813 — 2690 ± 40 (2730-2650) — 730-650 гг. ДО н.э.
9) Ле 2015 — 2720 + 40 (2760-2680) — 760-680 гг. До н.э.
10) Ле 2816 — 2710 + 40 (2750-2670) — 750-670 гг. до н.э.;
11) Ле 2814 — 2780 + 40 (2820-2740) — 820-740 гг. до н.э.
(Анализы Лаборатории археологической технологии ЛОНА); наиболее вероятная дата Тамбарского поселения по С14 — VIII в. до н.э.)

На Тамбарском поселении также достаточно датированных вещей. Это 12 бронзовых ножей, целых и в обломках (рис.1,10-19).

Из них 2 ножа — характерные карасукские, группы 4 (рис.1,10) и группы 3 (рис.1,11) минусинских карасукских ножей, и по форме и по пропорциям они укладываются в эти группы (см. табл.А).

Группа 4 — одна из длительно бытующих групп. Возникшая в аньянскую эпоху, она продолжает существовать и в позднекарасукское время. Так, нож группы 4 найден в могильнике Карасук IV, для которого известны две даты по C14: 980 г. до н.э. и 760 г. до н.э. Второй нож этой группы найден в могильнике Абакан-мост в комплексе с позднекарасукским ножом с большим кольцом и дополнительным колечком (VIII-VII или VII в. до н.э.) (Членова. 1972. С.43,61), Нож группы 3 на рис I,II по форме и орнаменту идентичен ножу из с. Потрошилово в Минусинской котловине (Членова. 1972. Табл.3,19), который имеет шип с подрезкой и поэтому отнесен в группу 4. Это несомненно говорит о синхронности в ряде случаев групп 3 и 4. В поселении Тамбар эти ножи группы 3 и 4 найдены в одном слое с двумя поздними, карасукскими ножами с кольцом (рис.19а и 19). Нож на рис I,
19а ближе всего напоминает минусинские ножи группы 13, предтагарские (например, Членова. 1972. Табл.7,8), VIII-VII вв. до н.э. (Членова. 1972. С.46). Нож на рис.1,19 ближе всего также к группе 13, отличаясь необычайно крупными для карасукских ножей размерами. В Тамбарском поселении найдено также 6 ножей и обломков ножей с короткими черенками и сильно скошенным вниз уступом (рис.1,12-16), того же типа, как в Устинкинском могильнике (рис.1,3), употреблявшиеся с костяными ручками, найденными на этом же поселении (рис.1,23-26). Выше уже сказано, что эти архаические ножи характерны для ирменской культуры, где сосуществуют с ножами поздними. Комплекс Тамбарского поселения — лучшее подтверждение этому, еще два обломка — ножи обычных размеров (рис.1,17) и миниатюрного (рис.1,18) таковы, что не позволяют восстановить их форму. Четырехгранные
шилья без головки (рис I,20,21) обычны для карасук- и раннетагарсхой культуры, узкой даты не дают. На Тамбарском поселении найдено, бронзовое «зажимное» копье (рис.1, и обломки литейных форм еще для двух копий. Зажимное копье по аналогии с таким копьем из лугавского поселения Каменный Лог в Минусинской котловине, которое найдено вместе с роговым псалием с тремя овальными отверстиями, VIII-VII до н.э. Таких копий из случайных находок в Минусинской довольно много, нам известно 13 (Членова. 1979. Рис.1,22). Литейная форма для отливки копья с прорезями в пере (рис.1,28) входит в ряд подобных западносибирских и волго-камских копий и форм для их отливки (Еловское поселение, Черноозерье VIII в Западной Сибири, Касьяновская стоянка, Акозинский могильник, Красноозерские курганы в Волго-Камье, приходилось писать, что находки таких копий по комплексам Касьяновской стоянки (культура курматау), Еловского повеления (ирменская культура), Черноозерья VIII должны датироваться VIII-VII вв. до н.э. или даже VII-VI вв. до н.э., как и копья из Красногорских курганов и Маклашеевки. Приходилось писать также, что находка прорезного копья уже ананьинского типа в комплексе с ананьинским кельтом VII в. до н.э. и двукольчатыми удилами с одной стороны (Старший Ахмыловский могильник, могила 136) и находка копья маклашевского типа в Акозинском могильнике (могила 60, VII-VI вв. до н.э.) с другой стороны показывает, что между ананьинскими и курмантаускими копьями нет хронологической разницы (Членова. 1981. С.20). Поэтоцу неправы те авторы, которые маклашеевского типа копья датируют чуть ли не XII-ХI или X-IX вв. до н.э., хотя это случайные находки. Обломки других двух копий втульчатые, с листовидным пером без прорезей (рже.I,27,29). Ближе всего они напоминают уже ананьнские и большереченские копья (Халиков. 1977. С.184. Рис.71, тип I, подтип 1,А,а, комплексы VIII-VII вв. до н.э.; Грязнов. 1956. Табл.XVIII,2; комплекс VII в. до н.э.).

На Тамбарском поселении найдены два роговых псалия. Один — с тремя овальными отверстиями в одной плоскости и дополнительным маленьким отверстием в другой плоскости (рис.2,4), второй — с тремя овальным отверстиями в одной плоскости и двумя дополнительными маленькими круглыми отверстиями в той же плоскости (рис.2,5). В Устинкинском могильнике где и керамический, и вещевой комплекс очень близки комплексам Тамбарского поселения, были найдены роговые псалии с отверстиями в различных плоскостях. Выше, (С.145) уже было высказано мнение, что расположение отверстий в одной или разных плоскостях не имеют хронологического значения, по крайней мере, в Сибири, поскольку либо встречаются вместе (Еловское поселение), либо в синхронных комплексах (в Устинкино — отверстия в разных плоскостях, в Тамбаре — в одной плоскости). Заметим здесь, что и в Восточной Европе роговые псалии с отверстиями в разных плоскостях встречаются вместе с псалиями с отверстиями в одной плоскости в чернолесский период (Тереножкин. 1961. С.98. Рис.67,I-б), а в более раннюю сабативновскую эпоху встречаются псалии не только с отверстиями в разных плоскостях (Ильичевка; см.Шаповалов. 1976. С.159. Рис.3,4; Сабаткновка — см. Черняков. 1985. С.88. Рис.41,16), но и в одной плоскости (сабатиновский слой поселения Кокоара; см. Бейлекчи. 1974. С.66. Рис.4,6; цит. по: Черняков. 1985. С.88. Рис.41,18).

Думается, что не следует переоценивать значение положения этих отверстий в роговых псадиях. тем более, что эти псалии чрезвычайно разнообразны. Думается, что неправ был К.Ф.Смирнов, считая роговой псалий из поселения Ирмень I с тремя отверстиями в одной плоскости и дополнительным маленьким отверстием в другой плоскости более ранним, чем жирноклеевские псалии из Поволжья с тремя отверстиям в одной плоскости (Смирнов. 1961. С.65-67. Рис.12). Статья К.Ф.Смирнова писалась, когда никто еще не занимался разработкой хронологии ирменской культуры. Вероятно, с роговыми псалиями (по крайней мере в ирменской и лугавской культурах) происходило то же, что и с бронзовыми ножами: более архаические типы не выходили из употребления и после изобретения более новых. При датировке памятника всегда следует исходить из всего комплекса датированных вещей. Еще одна датированная вещь из Тамбарского поселения — обломок каменной трехжелобчатой застежки (рис.2,25), ближайшие аналогии находящей уже в большереченской культуре Алтая VII-VI в. до н.э. (Грязнов. 1956. Табл.ХVIII,3,4; XIX,1,10; XXI,8-11,25), из более далеких аналогий — например, в могильнике «Мебель-фабрика» в г.Кисловодеке, в комплексе с двукольчатыми удилами ложечковидными бронзовыми псалиями, — VIII-VII, скорее VII в. до н.э. (раскопки А.П.Рунича. Архив ИА АН СССР. Р-I. № 720; изданы: Членова. 1972. Табл.25,28-33). Найденные в Тамбарском поселении украшения — бронзовые пронизки, свернутые из листа (рис.2,22-24), характерны для культур карасукского круга; бронзовая бляшка в виде двух полушарий, разделенных перемычкой — вероятно, вариант карасукского и лугавского украшения «двойная» полушарная бляшка». Украшения эти имеют достаточно широкие даты.

Таким образом, наиболее достоверная дата Тамбарского поселения (по ножам с кольцом, копьям, трехжелобчатой застежке) — VIII-VII вв. до н.э., что соответствует и датам по C14.

Керамика Тамбарского поселения делится на лугавскую (рис. 4,2-8.12,14,17), ирменскую (рис.4,23-32), «переходную» или «смешанную лугавско-ирменскую» (рис.4,21,33-36), лугавско-карасукскую (рис.4,1,15,16,19) и единично встреченные фрагменты керамики карасукской (рис.4,37) и смешанной ирменско-карасукской (рис.4,20,22). В небольшом количестве встречена и молчановская керамика (рис.2,30-34),(она найдена близ жилища 4 вместе с лугавской керамикой. Молчановская керамика имеет некоторое значение для датировки. М.Ф.Косарев в настоящее время считает молчановскую культуру синхронной ирменской и датирует VIII-VI вв. до н.э. (Косарев. 1981. С.200,205). Г.В. Евдокимова датироьала молчановскую культуру VII-VI вв. до н.э., исходя из того, что на ней часто встречается крестовый штамп, характерный уже для большереченской культуры раннего железного века (Евдокимова. 1973. С.122-123). Очень важно, что посуда с «молчановским» высоким выгнутым венчиком характерна для завьяловских памятников, датированных стрелами скифского типа VII-VI вв. до н.э. (Троицкая. 1968) и часто встречается в памятниках «переходных» иременско-большереченских (Членова. Поселения эпохи перехода от бронзы к железу в Западной Сибири. В печати).

Основная масса керамики Тамбарского поселения — лугавская. Все целые или восстановленные лугавские сосуды — круглодонные (рис.4,2,14,16), но можно думать, что были и плоскодонные, например, те, что украшены широкими желобками, так напоминающие андроновскую и раннетагарскую (плоскодонную ) керамику (рис.4,10,11,13. может быть. и рис.4.1,18).

Однако, лугавская керамика Тамбарского поселения заметно отличается от керамики сводной серии из Минусинской котловины. Это хорошо видно по табл.4. В орнаменте Тамбарского поселения первостепенную роль играют палочки. Всего орнаментов из палочек в лугавской керамике Тамбарского поселения 55,4 ± 25%, а в сводной серии из Минусинской котловины — 59,6 ± 2,9055; t = 1,1, разность несущественна. Но палочки эти несколько другие. Рядов из палочек, наклоненных нижним концом влево (обычно лугавский орнамент, в сводной серии их 48 ± 2,96%), в Тамбаре гораздо меньше — 19,9 ± 1,98%; t = 7,95, разность очень велика. Зато в Тамбаре есть ряды палочек, наклоненных нижним концом вправо (3,65 ± 0,95%), каких никогда не бывает в памятниках Минусинской котловины. Но главное место в Тамбаре занимают палочки, поставленные вертикально (табл.3,3,4,14,15,17), в сумме составляющие 30 ± 2,28%, в то время как на лугавской керамике Минусинской котловины их всего 2,1 ± 0,86%; «Ь = 11,5, разность огромна (табл.4).

По второму ведущему элементу лугавской орнаментики — узким желобкам — Тамбар тоже в процентном отношении значимо отличается от сводной Минусинской серии, где узких желобков 15 ± 1,67%, а в Тамбаре — 22,8 ± 2,2%; t = 3,5. Разность существенна (табл.41. Значительно больше в Тамбаре «групп» (состоящих в основном из вертикальных палочек) — их 19,7 ± 1,98, в то время как в сводной серии — всего 6,65 ± 1,47%; t = 5,3, разность велика (табл.4). Сетки, составленной из палочек, в Тамбаре очень мало — всего 0,74 ± 0,52%, а в сводной серии 3,85 ± 1,3%; t = 2,22, разность не достигает значимой. То же с «елочкой»: в Тамбаре ее 1,23 ± 0,54%, в сводной серии 2,1 +± 0,85; t = 0,87, разность несущественна (табл.4). Итак, сетка из палочек и елочка — элементы, редкие в лугавской культуре Минусинской котловины, столь же редки и в Тамбаре, и в этом отношении лугавская керамика Тамбара близка сводной лугавской серии из Минусинской котловины. Нарезной сетки в Тамбаре много, 4,7 ± 1,0%, в то время как в сводной серии ее нет совсем. Нарезной сетки в Тамбаре практически столько же, сколько в Устинкине (7,6 ± 3,17); t между Тамбаром и Устинкиным по нарезной сетке 0,9; разность не значима. Отмечая довольно высокий процент нарезной сетки и елочки в Устинкине, мы делали вывод, что устинкинская лугавская керамика уклоняется от классической минусинской в сторону ирменской. Что касается Тамбара, то по проценту елочки он не уклоняется в сторону ирменской керамики. Однако, вряд ли верно было бы заключать из этого, что тамбарская керамика меньше подвергалась влиянию ирменской, чем устинкинская: не будем забывать, что в Тамбаре имеется целая группа «переходной» лугавско-ирменской керамики, о которой будет сказано немного позже.

Широких желобков в Тамбаре очень много: 16,7 ± 1,8%, в то время как в сводной лугавской серии — 6,64 ± 1,47%; t = 4,2, разность весьма существенна. Их гораздо больше также, чем в Устинкино (4,3 ± 2,4); t между Тамбаром и Устинкиным = 3,65. Разность существенна. Отметим еще, что если в сводной лугавской серии из Минусинской котловины широкие желобки непременно сочетаются с орнаментом из наклонных палочек или сетки, расположенной выше желобков (Членова. 1972. Табл.31,II,14; 53,33; 54,17-19,42), то в Тамбаре они, кроме того, иногда составляют единственный орнамент сосуда и расположены в верхней его части (рис.4,10,II,13,18) — совсем как на тагарской керамике, отличается от нее только профиль верхнего края сосуда. В Устинкино такой керамики нет. Однако, опять-таки было бы неправильно по присутствию этой керамики с одними только широкими •ямс-Аками в Тамбаре утверждать, что Тамбар позже Устинкино и стоит ближе к тагарской культуре, чем Устинкино: по другим признакам (керамические банки тагарских пропорций — рис.3,2; Савинов, Бобров. 1983. Рис.19,2 из Устинкино), этот могильник столь же близок к тагару. Не следует забывать и о том, что на раннетагарской посуде встречаются не только широкие, но иногда (роке) и узкие желобки, как на некоторых устинкинских сосудах (рис.3,3). Вещевой инвентарь также свидетельствует о синхрон¬ности этих памятников (см.выше). По табл.4 видно, что и в Устимкине и в Тамбаре узких желобков значительно больше, чем широких (в Устянкине узких желобков 24,2 ± 5,1, широких — 4,3 + 2,4‘£ в Тамбаре узких желобков 22,8 +± 2,2, широких — 16,7 ±
1,86%) Широкие желобки стоят по численности в Устинкине на пятом месте среди других элементов орнамента, в Тамбаре — на седьмом месте (см.табл.4), следовательно, обе серии еще довольно далеко отстоят от сложившейся тагарской орнаментики. Но, рассматривая табл.4, можно увидеть, что лугавская керамика поселения Тамбар достаточно отлична от лугавской керамики Минусинской котловины: в 7 случаях из 9 между процентами элементов орнамента той и другой серии имеются существенные и даже очень большие различия (см. табл.4, графу t). По-видимому, можно говорить о том, что в Тамбаре представлен один из локальных вариантов лугавской культуры. Особенностью лугавской керамики из Тамбара являются вертикально поставленные довольно длинные палочки, часто расположенные «группами” и очень часто сочетающиеся с широкими желобками: палочки расположены или в самих желобках (рис.4,1,1-а,3) или на «грядках», разделяющих желобки (рис.4,4). Но среди такой керамики, прежде всего бросающейся в глаза, есть фрагменты и целые сосуды неотличимые от лугавских из Минусинской котловины (рис.4,2,2-а,5,6,7.14). Смешанной лугавско-ирменской керамики в Тамбаре гораздо меньше, чем лугавской: всего 41 фрагмент против 406 лугавских. Для них характерно смешение лугавских и ирменских элементов орнамента на одном сосуде (например, косо поставленных лугавских пало¬чек и ирменских «жемчужин» с треугольными разделителями (рис. 4,33), палочек с ирменской нарезной сеткой (табл.4,21); лугавских палочек с ирменскими заштрихованными низкими равнобедренными треугольниками (их особенно много, см. рис.4,1,36), при этом профили верхней части сосуда то лугавские (рис.4,1, 21,33-35), то ирменские (тонкие стенки — рис.4,36 — но обрез края горизонтальной, лугавской). Чисто ирменской керамики в Тамбаре еще меньше, всего 20, из них 3 — целые или почти целые сосуды (рис.4,29,31,32), остальные — фрагменты (например, рис.4,21,КЗ-28,30); интересен фрагмент с «молчановским» выгнутым венчиком (рис.4,23),-свидетельствующий о смешении ирменской и молчановской керамики. Изредка встречается карасукско-лугавская керамика (рис.4,15,16 и еще несколько), где либо орнамент почти карасукский — узкие треугольники, разделенные крестами, но орнаментирован венчик (ср. карасукские сосуды из улуса Орак-Красная гора, где также орнаментированы венчики — Комарова. 1975. С.88. Рис.3,4,6), но край сосуда срезан горизонтально, по-лугавски (рис.4,15), либо сосуд по форме карасукский, но орнамент его состоит из лугавских палочек (хотя и расположенных в шахматном порядке, что типично для карасука (рис.4,16). Чисто карасукская керамика очень редка. В отчете В.В.Боброва за 1985 г. (Архив ИА АН СССР. P-I. № 10836. Рис. 73,1) приведен венчик карасукского сосуда. Пожалуй, карасукским можно считать и узкогорлый сосуд с узкими длинными треугольниками (рис.4,37), сходный с упомянутыми уже сосудами из Орака. Наконец, есть единично и керамика, которую можно назвать карасукско-ирменской, где профиль сосуда утолщенный и резко изогнутый под углом характерен для позднеирменских сосудов, а расположенные в шахматном порядке группы насечек — для карасукской орнаментики (рис.4,20); на другом фрагменте тонкие насечки по венчику, образующие ромбы, более характерны для ирмени, чем для карасука, а ниже группы насечек — для карасука (рис.4,22). Таким образом, Тамбарское поселение было в рассматриваемую эпоху VIII-VII вв. ² до н.э. заселено очень смешанным населением, большинство которого было все-таки лугавским.

В том же пограничном районе между Минусинской и Кузнецкой котловинами, в бассейне верхнего Чулыма найдено еще 4 поселения с лугавской и ирменской керамикой. Эти поселения известны только по сборам и разведочным раскопкам. Поселение Малый Берчикуль расположено на западном берегу озера Малый Берчикуль, примерно в 18 км к ЗСЗ от пос. Тамбар, в пределах совр. Тисульского р-на Кемеровской области. Здесь в 1976 г. В.В.Бобровым была раскопана площадь 72 кв.м.(культурный слой мощностью 10-15 см) и найдена керамика эпохи раннего железа — раннетагарская (рис.5,1) и эпохи брониы: лугавская (рис.5, 2-4) и 2 ирменских черепка (рис.5,5) — см. Бобров. 1976. С.218, и отчет В.В.Боброва за 1985 г., архив ИА АН СССР. P-I. № 10836. С.30). Показательно, что и здесь лугавская керамика найдена вместе с ирменской. Лугавская керамика мало отличается от минусинской лугавской.

Поселение Смирновский ручей расположено на р.Кие, в 5 км к D от д.Чумай и в 34 км к ЗСЗ от пос. Малый Берчикуль. В 1978-79 гг. здесь проводил раскопки В.В. Бобров. При этом была найдена керамика неолитическая, доандроновской бронзы и с орнаментом «крестовый штамп» (Отчеты В.В.Боброва за 1978 г., архив ИА АН СССР. Р-I. № 7309 и за 1979 г. № 7710. Л.49. Рис. 17). По мнению Н.Л. Членовой, видевшей материал в Археологическом музее Кемеровского гос. университета, здесь имеется и небольшое количество лугавской керамики (рис.5,6) с характерным профилем и орнаментом из палочек. Поселение Смирновский ручей в настоящее время самое западное поселение с лугавской керамикой.

Поселение Темра находится на р.Темра системы Верхнего Чулыма, в пределах Шарыповского района Красноярского края, на расстоянии 60 км к ССЗ от могильника Устинкино. Сборы М.Б. Абсалямова, 1975 г. Материал хранится в Археологическом музее КемГУ. Керамика поселения — обычная лугавская (рис.5,7,8) и тамбарского типа — с широкими желобками в сочетании с вертикальными палочками, иногда группами из палочек и треугольниками (рис.5,9,10). Среди этой керамики — два черепка с треугольниками из тонкой нарезки и насечек — ирменский черепок с лугавским профилем (рис.5,14) и ирменский или карасукский черепок с узкими заштрихованными треугольниками (рис.5,15).

Городище Усть-Парная — на высоком мысу в месте впадения рч. Парнушки в р. Береш, притока Урюпа, на северной окраине д. Усть-Парная Шарыповского р-на Красноярского края, в 10 км к ЗЮЗ от пос. Темра. В 1975 г. поселение осмотрено Д.Г. Савиновым и произведена зачистка культурного слоя. Поселение трехслойное, судя по керамике средневековой, тагаро-таштыкской и эпохи бронзы. На поселении виден расплывшийся вал высотой 0,3-
0,4 м и ров (Савинов Д.Г. Отчет за 1975 г. Архив ИА АН СССР.Р-I. № 5803. Л.4; Савинов. 1976. С.275). Керамика эпохи бронзы делится на лугавскую (среди которой есть обычная лугавская керамика с косыми палочками — рис.5,16,19,20 — и фрагмент тамбарского типа, с широкими желобками и вертикальными палочками, расположенными рядами и «группами» — рис.5,22) и ирменскую рис.5>23-27) есть и фрагмент с ирменским профилем и лугавским орнаментом (Рис-5-21).

Интересно, что лугавская керамика тамбарского типа встречена на поселениях Темра и Усть-Парная, расположенных на растоянии 46 км от Тамбара, по правую сторону р.Урюп, и, стало бытьь, тамбарский вариант лугавской керамики был распространен в Минусинской котловине, по крайней мере, в ее СЗ части.

Итак, близ северо-восточных склонов Кузнецкого Алатау, на границе Кузнецкой и Минусинской котловин, в бассейне Верхнего Чулыма, на расстоянии 125 км с ЮВ на СЗ (Устинкино — Малый Берчикуль) выявлено к настоящему времени 6 памятников, где керамика лугавская сочетается с ирменской, и есть переходные формы между ними. Н.Л.Членовой приходилось писать, что существовала зона от Томского Приобья до Верхнего Причулымья, где ир- менская и карасукская культуры заходили на территории друг друга (Членова. 1981. С.19). Теперь выясняется, что и лугавская культура выходила на запад за территорию Минусинской котловины, и, вероятно, дальше, чем показывают материалы этой статьи: на городище Басандайка под Томском найден черепок с широкими желобками, вертикальными палочками и треугольниками, который можно отнести к тамбарскому типу лугавской керамики (Членова. 1972. С.221. Табл.56,29). Рассмотренные в статье памятники доказывают сосуществование лугавской, ирменской и молчановской культур в этом районе и очень важны для абсолютной хронологии, т.к. хронология лугавских памятников здесь проверяется хронологией памятников ирменских.

Бейлекин B.C. 1974. Исследование гумельницкого поселения у с.Кокоара // Археологические исследования в Молдавии. 1972. Кишинев.
Бобров В.В. 1976. Исследования в Кемеровской области // АО 1975 г. М.
Бобров В.В. 1965. Исследования Кузбасского отряда // АО 1983 г. М.
Бобров В.В. Раскопки поселения эпохи бронзы в Обь-Чулымском междуречье // Исследования памятников древних культур Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1987.
Бобров В.В. 1988. Культурная принадлежность и хронология памятников предандроновского времени и поздней бронзы Обь-Чулымского междуречья // Хронология и культурная принадлежность памятников каменного и бронзового веков Южной Сибири. Тезисы докладов и сообщений к научной конференции (23-25 марта 1988 г.). Барнаул.
Грязнов М.П. 1956. История древних племен Верхней Оби // МИА.
Евдокимова Г.В. 1973. О времени существования памятников молчановского типа // Происхождение аборигенов Сибири. Томск.
Комарова М.Н. 1975. Карасукские могильники близ улуса Орак /./ Первобытная археология Сибири. Л.
Косарев М.Ф. 1961. Бронзовый век Западной Сибири. М.
Матвеев А.В. 1986. Некоторые итоги и проблемы изучения ирменской культуры. // СА. № 7.
Савинов Д.Г. 1976. Памятники северных предгорий Кузнецкого Алатау // АО 1975.г. М.
Савинов Д.Г., Бобров В.В. 1983. Устинкинский могильник // Археология Шной Сибири. Кемерово.
Сидоров Е.А. 1983. Стратиграфия поселения Милованово-3 // Археологические памятники лесостепной полосы Западной Сибири. Новосибирск.
Смирнов К.Ф. 1961. Археологические данные о древних всад¬никах Урало-Поволжских степей // СА. № I.
Сосновский Г.П. 1940. Плиточные могилы Забайкалья // Тр. ОИПК ГЭ. Л. T.I.
Троицкая Т.Н. 1968. Поселение VII-VI вв. до н.э. у с.Завьялово Новосибирской области // КСИА. Вып.114.
Тереножкин А.И. 1961. Предскифский период на Днепровском Причерноморье. Киев.
Халиков А.Х. 1977. Волго-Камье в начале эпохи раннего железа. УШ-У1 вв. до н.э. М.
Черняков И.Т. 1985. Северо-Западное Причерноморье во вто¬рой половине П тыс. до н.э. Киев.
Членова Н.Л. 1970. Датировка ирменской культуры // ПХКПАПЭС. Томск.
Членова Н.Л. 1972. Хронология памятников карасукской эпо¬хи // ДОА. » 182.
Членова Н.Л. 1976. Карасукские кинжалы. М.
Членова Н.Л. 1979. Нижняя Коя — новый могильник карасук¬ской эпохи в Минусинской котловине // СА. № 3.
Членова Н.Л. 1981. Связи культур Западной Сибири с куль¬турами Приуралья и Среднего Поволжья в конце эпохи бронзы и в начале железного века // Проблемы западносибирской археологии. Эпоха железа. Новосибирск.
Членова Н.Л. 1981-а. Карасукские культуры Сибири и Казах¬стана и их роль в кимыерийско-карасукском мире (ХШ-УП вв. до н.э.) // Сибирь в прошлом, настоящем и будущем. Новосибирск. Вып.Ш.
Шаповалов Т.А. 1976. Поселение срубной культуры у с.Иль- ичевка на Северском Донце // Энеолит и бронзовый век Украины. Киев.