Брюсов А.Я. К вопросу о теории диффузии

К содержанию журнала Советская археология (1957, №1)

В археологической и этнографической литературе часто употребляются термины «культурное влияние», «диффузия». Но редко делаются попытки выяснить, каким образом и в какой обстановке происходили процессы, обозначаемые этими терминами. Совершенно очевидно, что в разное время на протяжении многотысячелетней истории человечества связи, в том числе и культурные связи, между племенами и народами носили различный характер. В данной статье этот вопрос будет рассмотрен в отношении неолитической и бронзовой эпох в Европе и в странах Востока, когда в Европе царил племенной строй, а на Востоке уже сложились или слагались первые государственные образования.

Нельзя не обратить внимания на то, что некоторые культурные приобретения человечества уже в неолитическую эпоху распространяются с такой быстротой, что археология не может установить даже приближенно, где и когда было сделано данное изобретение. К наиболее ранним фактам подобного рода можно отнести изобретение лука и стрел, технику шлифования мелкозернистых пород камня, изготовление глиняных сосудов, распространение обряда захоронений под земляными насыпями и ряд других фактов. Едва ли также удастся установить, в каких местах впервые возникло ткачество и где находился очаг, в котором возникло искусство металлургии.

Одни из таких изобретений очень скоро становились достоянием всего человечества. Другие, в зависимости от хозяйственных и географических условий, распространялись на ограниченной, хотя и очень обширной территории.

Эти факты доказывают, что в неолитическую эпоху, как и в эпоху бронзы, не существовало полной разобщенности между древними племенами. Множество археологических фактов подтверждает этот вывод, как, например, находки отдельных предметов, не типичных для области, в которой они были найдены, и наоборот, типичных для областей, нередко отстоящих на тысячи километров от места находки.

Так, в Москве за Краснопресненской заставой в полуразрушенном курганном погребении оказалось несколько типичных для конца III тысячелетия до н. э. и широко распространенных в Карелии каменных орудий, сделанных из карельского сланца. В Рязанской области на Владыченской неолитической стоянке у озера Великого была найдена среди других вещей бронзовая так называемая «манжета», характерная для южной Моравии («боратицкий» тип). В Младшем Волосовском могильнике на р. Оке близ г. Мурома в одном из погребений оказался обломок бронзового скандинавского «тутула» конца II тысячелетия до н. э. Много таких примеров можно привести для самых различных мест в Европе; особенно общеизвестно и показательно в конце неолитической эпохи и в эпоху бронзы широкое распространение украшений из прибалтийского янтаря.

Противоположное впечатление производит ясно выраженное различие отдельных археологических культур друг от друга, что, собственно говоря, и позволило археологам выделить и определить эти культуры. Это длящееся столетиями различие заставляет предполагать крайнюю замкнутость в бытовом отношении тех человеческих объединений, о существовании которых мы заключаем по археологическим культурам.

Это противоречие легко может быть объяснено двойственным характером связей между первобытными племенами. Если племенная группа, как это засвидетельствовано этнографическими наблюдениями, строго сохраняла все, что было связано с отличительными признаками рода и племени, то это не мешало ей заимствовать все полезное в бытовом отношении, не связанное с отличительными признаками рода и племени. Всеобщий обычай гостеприимства, многократно наблюдавшийся у племен с родовым строем, открывал возможность личных сношений между представителями различных племен и, таким образом, ознакомления со всякими новшествами. Относительная примитивность производства того времени обусловливала возможность заимствования новых изобретений и обеспечивала быстрое распространение их.

Эти соображения позволяют понять одну из сторон постепенного развития мировой культуры. Без этого пришлось бы признать чудом быстрый переход большинства населения Европы к земледелию, скотоводству, металлургии. Каждая из этих хозяйственных областей настолько сложна даже на начальной ступени ее развития, что невозможно представить себе самостоятельное изобретение этих видов производства одновременно или разновременно во многих областях человеческой эйкумены. Отметим хотя бы крайнюю сложность одомашнивания диких животных или отбор наиболее полезных растений и их культивацию. А между тем неолитический человек приручил и одомашнил почти всех, и притом наиболее рационально отобранных, животных и культивировал почти все наиболее полезные в пищевом и отчасти в техническом отношении растения, которые до настоящего времени имеются в сельском хозяйстве.

Однако из всего этого никак не может быть выведена довольно широко распространенная гипотеза о «диффузии», сторонники которой несколько упрощенно представляют себе распространение в древней Европе элементов мировой культуры, якобы постепенно проникавших с юга на север, из стран восточных цивилизаций в области европейских племен неолитической эпохи. Неудивительно, что при таком упрощении даже у сторонников этой гипотезы возникают недоумения при столкновении с фактами. Так, Г. Чайлд не без основания недоумевает по поводу того, что «Британия представляет исключение из тех принципов деления на зоны, которые мы наблюдали до сих пор. Хотя она наиболее удалена от восточносредиземноморских очагов цивилизации, она опередила в отношении металлургии и торговли такие промежуточные области, как южная Франция, Швейцария и южная Германия, не говоря уже о северной Европе» ¹.

Он объясняет это географическим положением и богатством залежей металлов, но немедленно сталкивается с дальнейшим препятствием, которое излагает и пытается разрешить следующим образом:

«То обстоятельство, что в Британии не последовало дальнейшего культурного развития и перехода к городской цивилизации, может быть объяснено тем, что низменные районы Англии подвергались нашествиям более отсталых народов континента, а также тем, что в горной зоне так много внимания уделяли суевериям — это излишнее внимание было везде связано с культом мегалитов» ².

Но Британия не является исключением. С таким же правом можно отметить блестящий бронзовый век в Дании, в то время как лежавшие южнее области резко отставали от нее в культурном отношении. В СССР можно указать на существование во II тысячелетии до н. э. известной фатьяновской культуры в области между Волгой и Клязьмой; носители этой культуры были скотоводами, между тем как на широкой полосе южнее, между ними и скотоводческими племенами южных степей, продолжали столетиями существовать племена охотников и рыболовов, представленные неолитическими культурами по р. Оке и ее притокам.

Очевидно, что дело обстояло иначе, чем предполагают сторонники гипотезы «диффузии», и культурные элементы распространялись не в виде последовательных волн, катившихся с юго-востока на северо-запад, а по другому пути.

Если подсчитать количество находок во всех известных поселениях какой-либо неолитической культуры и выделить из них предметы, несомненно привезенные издалека, то получится весьма показательная картина. Так, например, из числа известных (более 300) неолитических стоянок по р. Оке привезенные издалека вещи были найдены на 25 (см. таблицу). Если даже считать привозными каменные сверленые боевые топоры (хотя часть их могла быть изготовлена на месте, а часть составлять боевые трофеи, захваченные при столкновении с соседними племенами фатьяновской культуры), то все же мы получим очень незначительное число — около 50 вещей на 300 стоянок — при продолжительности существования этих неолитических окских культур в течение более 1000 лет.

Напротив, находки на тех же стоянках предметов, характерных для соседних таких же неолитических охотническо-рыболовческих племен, часты и многочисленны.

Подобная картина наблюдается и в области археологических культур, характеризующих земледельческо-скотоводческие племена как юга, так и севера. Среди найденных там вещей предметы, типичные для неолитических охотническо-рыболовческих племен того же времени, встречаются только в виде исключения и, наоборот, довольно часто попадаются вещи, типичные для соседних и отдаленных археологических культур, характеризующих земледельческо-скотоводческие племена этого же времени.

Эти факты заставляют сделать вывод, что не географическая среда и не географические зоны определяли ход распространения культурных элементов среди населения древней Европы, а социально-экономические факторы — степень экономического развития племени и его общественный строй. И если считать основными очагами, из которых распространялись элементы культуры среди древних племен Европы, страны восточных цивилизаций, то весьма показательными являются торгово-обменные связи этих стран с периферийным и более далеким населением современной им Европы.

Уже в эпоху бронзы, незадолго до образования в странах восточного Средиземноморья первых государств, население этих областей завязало широкий обмен продуктами своего производства. Примеры этого хорошо известны ³. Но следует обратить внимание на то, что этот обмен товарами совершается неизменно с народами и племенами либо уже достигшими того же уровня экономического развития, либо с приближавшимися к нему, например со скотоводческими племенами юга Европы.

Надо сказать, что торговли в современном смысле слова между представителями древних государств и племенами неолитической, бронзовой и даже раннежелезной эпохи в Европе не существовало. Даже около 100 г. н. э., по словам Диона Хризостома, «после разгрома борисфениты снова заселили город, как мне кажется, по желанию скифов, нуждавшихся в торговле и посещениях эллинов, которые по разрушении города перестали приезжать туда…, а сами скифы не желали и не умели устроить им торговое место по эллинскому образцу» ⁴.

Более ранние греческие авторы писали еще определеннее о том, что известные им племена «варваров» не имеют понятия о торговле и практикуют только обмен товара на товар ⁵. А Геродот, например, говоря о скифах, нигде даже не упоминает о торговле. Древневосточные же государства вели торговлю главным образом друг с другом, и характерным доказательством этого может служить приведенный пророком Иезекиилом перечень областей, с которыми вел торговлю и обмен город Тир ⁶. В законах Хаммурапи при упоминании о торговых экспедициях говорится только об организации государственных и храмовых экспедиций, которые, подобно египетским (в Пунт), можно представлять себе как вооруженный грабеж местного населения.

Вместе с тем, если бы даже такие торговцы попадали в области, заселенные отсталыми племенами Европы, они не могли бы быть проводниками культурных влияний и распространителями культурных элементов, как это нередко хотят представить. Они могли продать или обменять бронзовые изделия, ткани, украшения, вино, но, конечно, не могли научить искусству металлургии или приемам земледелия и скотоводства. Это мог сделать только человек, специализировавшийся в металлургии, земледелии, скотоводстве, виноделии, и притом не в короткое время.

Как же могли все-таки проникать элементы культуры даже в отдаленные места Европы?

Мы полагаем, что относительно быстрое распространение элементов культуры среди древних племен Европы, происходившее, как мы видели, не последовательными волнами с юга на север, а постепенно охватывавшее определенные области, могло происходить только при наличии постоянных мест, где осуществлялся контакт между различными племенами и народами. И такие районы известны в археологии. Это — места, где имелись естественные богатства, ценившиеся в то время: металл, соль, янтарь и т. д. Там складывались междуплеменные пункты обмена, как, например, в районе Галле в средней Германии, где были соляные источники и залежи руд ⁷, или в Прибалтике, откуда вывозили янтарь. И несомненно, что культура бронзового века Дании расцвела на основе обмена янтарем, а отсутствие использовавшихся в древности естественных богатств в Швейцарии привело к тому, что она отставала в своем культурном развитии от Британии, где такие богатства имелись.

Сложившиеся в глубокой древности междуплеменные пункты обмена не только обогащали, в прямом смысле слова, местное население, но и приводили при постоянном контакте с представителями других племен и народов к обмену опытом и внедрению новых культурных элементов, которые постепенно распространялись среди местного населения. При этом отдельные области, вне зависимости от их географического положения, могли в разное время и с разной степенью скорости двигаться вперед по пути культурного развития. Вместе с тем усвоенные местным населением элементы культуры могли получать и получали в дальнейшем различное направление и через некоторое время совсем не походили на то, что мы находим в исходной области. В этом значительную роль могли играть природная среда и географическое положение. Достаточно в этом отношении указать на различие в системе обработки земли в странах Древнего Востока и в Европе. В этом случае трудно уже различить, заимствовано ли земледелие с Востока, или оно явилось следствием местного изобретения.

Эти различия, притом не только географические, но и другие разнообразные складывавшиеся исторически различия в жизни населения каждой страны обусловливали различия в характере использования новых: культурных благ. Так, проникновение в отстававшее в своем культурном развитии общество различных предметов и знакомство с техникой их изготовления приводило иногда совсем к другим результатам, чем в месте их изобретения. Проникавшие, например, на Кавказ восточные предметы роскоши, вроде золотых и серебряных изделий, найденных в Майкопском и Цалкинском курганах, становились сокровищами местных вождей, но никак не способствовали образованию там высокого ювелирного искусства. Вино, вывозившееся греками к скифам или римлянами к кельтам, мало способствовало развитию у скифов и кельтов виноградарства. Возникавшая при соприкосновении «варваров» с рабовладельческими государствами торговля рабами не преобразовывала эти «варварские» племена в рабовладельческие государства. Весьма вероятно, что и культовые обряды, заимствовавшиеся «варварами» из стран восточных цивилизаций, получали на месте другое осмысление.

В этом аспекте становится понятным расцвет материальной культуры в Британии ранее, чем в более южных областях, при отсутствии в той же Британии «городской культуры», как ее называет Г. Чайлд.

Так складывалась уже в европейском неолите неравномерность в культурном развитии европейских племен и создавалась пестрая этнографическая картина. Одной из больших задач археологии является выявление изменений, происходивших в этой картине.

Сказанное не исчерпывает, конечно, сложного вопроса о культурных влияниях, распространявшихся в древности, и касается только одной стороны вопроса. Целью данной статьи было показать только, что теория диффузии культурных элементов из стран восточных цивилизаций в Европу эпохи неолита и бронзы не может быть принята без существенных поправок. Нельзя представлять ее в виде главного фактора культурного развития европейских племен и предполагать равномерное распространение культурных элементов с юго-востока на северо-запад последовательными волнами по географическим зонам. Не отрицая распространения культурных элементов из стран древних восточных цивилизаций, надо признать, во-первых, что эти элементы составляли только часть в культуре местных племен, а во-вторых, что элементы эти воспринимались и часто перерабатывались только в той культурной среде, которая была к этому подготовлена предшествовавшим внутренним развитием общества; при этом культурные элементы распространялись не последовательно от одной географической зоны к другой, а нередко проникали в более северные страны ранее, чем в находившиеся южнее.

Поэтому мне кажется, что было бы целесообразнее вместо термина «культурная диффузия» сохранить старый термин «культурное заимствование» или, еще лучше, — «заимствование культурных элементов».

К содержанию журнала Советская археология (1957, №1)