Бобров В.В. К вопросу о социологическом анализе погребений предскифского времени Кузнецкой котловины

Бобров В. В.. К вопросу о социологическом анализе погребений предскифского времени Кузнецкой котловины // Проблемы археологии скифо-сибирского мира (социальная структура и общественные отношения). Ч. 1, 1989, — Кемерово. – С. 49-53.

В археологии Сибири и Центральной Азии проблема общественной организации и социальной стратификации наиболее активное отражение находит в изучении истории обществ скифского времени. Исследования последнего десятилетия в этом направлении значительно стимулировали результаты раскопок кургана Аржан — памятника неординарного в социальном плане и относящегося к раннему периоду существования культур скифо-сибирского мира (Грязнов, 1980). Они же побуждают с качественно новых позиций обратиться к социологическому анализу обществ предшествующего времени на территории Сибири.

В эпоху поздней бронзы на обширных пространствах лесостепей Западной Сибири — от Иртыша до Кузнецкого Алатау — обитали скотоводческо-земледельческие племена ирменской культуры, которые в различной степени приняли участие в формировании культур раннего железного века: большереченской и саргатской. Уровень изученности этой культуры достаточно высок. Однако, в историографии западносибирской археологии нет ни одной работы, посвященной социологической реконструкции ирменского общества, тогда как источниковый фонд для решения этой задачи достаточно репрезентативен: исследовано несколько десятков поселений, в том числе содержавших остатки жилищ (Матвеев, 1985), и раскопано, по предварительным данным, более шестисот погребений. Осложняет решение этой проблемы ряд факторов: ограниченное количество полностью исследованных памятников, недостаточная разработанность вопросов экономики и образа жизни ирменского населения в различных экологических условиях, отсутствие значительного числа половозрастных определений погребенных. Тем не менее некоторые результаты исследования погребальных памятников в Кузнецкой котловине можно использовать для реконструкции общественных отношений и социальной дифференциации ирменского общества. На этой территории раскопано 270 погребений, полно исследованы могильники Титовский и Танай-II, на две трети — могильники Пьяново (Мартынов, 1966), Журавлево-I и Журавлево-4.

Первоначально важно определить, какой структурной единице ирменского общества принадлежало кладбище и отдельный курган. По количественному составу погребенных ирменские могильники разные. Например, могильник Танай-II содержал шесть курганов и 19 погребений, Титово — соответственно шесть и 31, Журавлево-1 — в пяти курганах из восьми — 17, в пятнадцати курганах из 22 могильника Журавлево-4 находилось 103 погребения. Количество погребенных в кургане от одного до 15. Но больше половины курганов (из 47) содержали от пяти до 15 погребенных. Чаще наблюдается планиграфическое расположение курганов рядами — один или два. Самый крупный могильник в Кузнецкой котловине включал три ряда курганов, сходящихся в западном направлении. Безусловно, ряд курганов был оставлен каким-то подразделением ирменского общества. Вряд ли малочисленные могильники оставлены родовой общиной. В этом случае надо признать или подвижный образ жизни населения, или кратковременность существования кулътуры-в целом, что не подтверждается другими фактами. Скорее всего, подобные кладбища принадлежали локализованным частям рода, в частности, большой семье. При этом, вероятно, сохранялись родовые кладбища, причем рода, являвшего собой социально ранжированную единицу общества. Они, как правило, единичны в пределах обширного географического района и имеют ряд особенностей в отличив от малочисленных могильников, которые достаточно однородны по всем признакам. Идентифицировать курган с общественной или социальной структурой общества сложнее, но не исключено, что он оставлен группой, составлявшей малую семью.

Половозрастная структура ирменского общества в погребальном обряде достаточно выражена. По конструкции могил, а их выделяется четыре типа (Савинов, Бобров, 1978, 1981), по ориентации различий между мужскими, женскими и детскими захоронениями не прослеживается. Но можно констатировать, что детей редко хоронили в курганах со взрослыми. Обычно одно-два захоронения в могильнике. Исключение составляет могильник Журавлево-4, где погребено 22 ребенка от младенческого возраста до 12-13 лет. Явно у ирменцев существовал иной характер погребония детей (Молодин, 1985). Не исключено,что захоронение детей в кургане со взрослыми подчеркивало особое положение последних. Снабженность инвентарем взрослых отличается тем, что с погребенными женщинами много украшений и обязательно ставили сосуд, а в могилах, где похоронены мужчины, обычно вещей нет. Редко в них находился сосуд, чаще нож, да еще около черепа встречаются бляшки-пуговицы. Среди возрастной группы женщин выделяются погребения с богатым инвентарем. Такие погребения редки, и связаны они с женщинами старше сорока лет (Титово, к.6, до 60 лет; Журавлево-4, к.6, 45-50 лет). Причем в этих могилах встречены необычные для ирменской культуры вещи: лапчатые привески, шестилепестковая бляха, массивные круглые бляхи. Мужские захоронения отличаются наличием или отсутствием ножа. В какой-то степени о существовании в ирменском обществе института половозрастной квалификации свидетельствуют захоронения только мужчин под одной насыпью.

Одну из сложных проблем представляет собой реконструкция общественных отношений в ирменском общостве. По снабженности погребенных инвентарем напрашивается вывод о значительной роли женщины в жизни общества. Нельзя исключать, что в отличие от скотоводческих обществ андроновцев у земледельческо-скотоводческого населения ирменской культуры несколько повысился общественный статус женщины. Но позиции мужчины оставались доминирующими. Об этом свидетельствует ряд факторов, в том числе планиграфия могил на площади кургана. Среди всех исследованных курганов ирменской культуры Кузнецкой котловины не известно ни одного, чтобы захоронение женщины в нем занимало центральное место. Если в сакрализованном пространстве кургана захоронение женщины помещали в один ряд с другими могилами, то обычно его располагали как бы за спиной мужского захоронения. Иногда между ними устраивали могилу ребенка (к.5, Титово; к.4,6,18 Журавлево-4). Если в кургане ряд могил составляли захоронения только мужчин, то погребения женщин и детей совершали вне его, но вблизи от конкретного погребенного мужчины (к.12, Журавлево-4). В данном случае, вероятно, можно полагать при жизни этой группы погребенных существование между ними кровнородственной связи и идентифицировать ее с нуклеарной семьей, входящей в состав более крупного социально-экономического организма. Нередко в погребальном обряде ирменского общества подчеркнута принадлежность детей мужчине-отцу, когда их захоронения располагались рядом. Все приведенные данные позволяют сделать вывод о существовании в ирменоком обществе патрилокального брака и довольно развитых патриархальных отношений.

Для реконструкции социальной организации ирменского общества прямых свидетельств нет, но есть ряд факторов, которые можно связывать с решением этой проблемы на гипотетическом уровне. Так, во всех курганах в центральной могиле похоронены мужчины, старшие по возрасту относительно остальных погребенных — преимущественно от 40 до 60 лет. Вполне возможно, что они являлись главами семей; но более показателен обычай хоронить в одном кургане только мужчин, который в погребальной практике ирменского населения был широко распространен. Подобные случаи зафиксированы не только в Кузнецкой котловине, но и в памятниках Верхней Оби (Грязнов, 1956). Количество таких курганов невелико в отличие от скифского времени, когда этот обычай получил дальнейшее развитие. Современное состояние источников позволяет предполагать зарождение этого обычая в аридной зоне Западной Сибири уже в андроновской культуре. Предстоит еде решить, что стоит за этим явлением. Но ответ вряд ли будет однозначным. Одной из версий может быть положение о формировании в эпоху поздней бронзы такой социальной категории, как воины, из числа которых избирали вождей, военачальников, старейшин. Но этот процесс на начальной фазе еще не нашел отражения в обряде и погребальной практике. Но нельзя не обратить внимания на то, что только с эпохой поздной бронзы в степных и лесостепных районах Западной Сибири связано широкое распространение укрепленных поселений. Существование фортификационных сооружений есть следствие постоянной военной угрозы. Этот фактор, естественно, сказывался на жизни и организации общества. Другим аргументом для обоснования этой версии является факт установления камней-обелисков отдельным погребенным мужчинам, в которых можно усматривать идеологический прототип оленным камням. Мифологема героя-воина, героизированного предка, восходит к андроновскому, а может быть, и более раннему времени. В памятниках андроновекой культуры с погребениями мужчин также зафиксированы камни-обелиски или деревянные столбы (Киселев, 1935, 1951; Максименков, 1979; Бобров, 1987). Начавшееся складывание военизированной общественной организации и еще не отразившееся в погребальном обряде получило институированное завершение в скифскую эпоху. К числу проявлений этой тенденции относятся и захоронения, вероятно, вождей, которые ни по обряду, ни по сопроводительному инвентарю не отличаются от остальных погребенных. Но их неординарное положение в социальной структуре общества подчеркнуто размерами курганного сооружения. Так, курган 17 могильника Журавлево-4 имел диаметр более 30 м и высоту около 1 м. Курган обнесен рвом с входом в северной и южной частях. Площадь, которую занимали три погребения в центре, составляла не более 12 кв.м. Кроме традиционного устройства могил, погребения были заключены в более сложную деревянную конструкцию. Все трое погребенных — мужчины одного возраста (30-35 лет), отличавшиеся атлетическим телосложением. В головах у них находились камни-обелиски, череп медведя, а у двух погребенных — еще и по однотипному ножу. Как правило, в курганах, меньших по объему, в том числе и в составе этого могильника, — от шести до 10 погребенных. Эти наблюдения позволяют полагать, что захороненные в кургане 17 принадлежали элитарной группе ирменского общества.

Таким образом, в обществе ирменского населения, обитавшего в эпоху поздней бронзы на обширных пространствах лесостепи Западной Сибири, существовали высоко развитые патриархальные отношения. В этом обществе начала складываться та социальная организация, которая на следующем культурно-хронологическом этапе оформилась в военно-демократическую структуру.