В.В. Бобров — Бегазы-дандыбаевские памятники и андроноидные культуры Западной Сибири

Прошло 50 лет со времени открытия бегазы-дандыбаевской культуры в Центральном Ка­захстане (Кызласов Л.Р., Маргулан А.Х., 1950, с. 126-136; Грязнов М.П., 1952, с. 129-162). От­метим, что М.П. Грязнов относил памятники этой культуры к карасукскому этапу Михаил Пет­рович довольно часто употреблял понятие «карасукский этап» или «вариант карасукской эпо­хи». В историографической литературе специалисты, анализируя его наследие, трактуют эти понятия по-разному, но единодушны в критике концепции культурной принадлежности памят­ников поздней бронзы. На мой взгляд, карасукский этап, в понимании М.П. Грязнова, — стадия, синхронная существованию карасукской культуры, а вариант — образование в составе культур­но-исторической общности (понятие современной археологии). В его работах группировка па­мятников происходила как вариант эпохи, а не культуры (Грязнов М.П., 1956).

За этот период значительно увеличилось количество источников, как и проблем, связан­ных с этой культурой. Наиболее актуальной среди них является проблема культурного и хроно­логического соотношения бегазинских и саргаринско-алексеевских комплексов. Ее решение на­шло отражение в разных точках зрения. Не менее дискуссионна проблема ареала культуры, в частности восточной и северной границы распространения памятников, и ее взаимодействие с культурами сопредельных территорий. Именно последняя часть проблемы явилась темой дан­ной работы. Но в ней рассматриваются материалы только погребальных памятников, которые сопоставимы друг с другом, так как их объединяет погребальная практика, ритуал, ранжиро­ванная культура и, вероятно, назначение.
Историография эпохи бронзы Западной Сибири позволяет заключить, что бегазы-данды- баевская проблема возникла в связи с исследованием материалов погребений еловской культу­ры (Матющенко В. И., 1974; Кузьмина Е.Е., 1974, с. 19). В последние годы вновь заметен повы­шенный научный интерес к бегазы-дандыбаевским древностям, прежде всего, среди сибир­ских археологов. Он связан с открытием памятников этой культуры в Кулундинской степи и исследованием погребений андроноидных культур на юге Западной Сибири (Молодин В.И., 1981; Удодов В.С., 1991, с. 84-90; Удодов В.С., 1994; Молодин В.И., Нескоров А.В., 1992, с. 93-97, 244-246 ил.; Молодин В.И., 1985; Иванов Г.Е., 1993, с. 132-146; Ситников С.М., 1999, с. 120-123; Варфоломеев В.В., 1987, с. 87-89; Кирюшин Ю.Ф., Шамшин А.Б., 1992, с. 46-53; Шам­шин А.Б. и др., 1999, с. 36-37). Стали известны и вошли в научный оборот находки бегазы- дандыбаевской керамики с территории западного Китая — провинция Синьцзян (Молодин В.И., 1998, с. 286-289; Debaine-Francfort C., 2001, с. 59).

Историографический анализ позволяет сделать вывод о том, что основной проблемой, вызвавшей интерес к бегазы-дандыбаевским древностям, явилось определение культурной при­надлежности некоторых памятников (поселений и погребений) в степных и лесостепных рай­онах Западной Сибири. Материалы этих археологических памятников не «вписывались» в сло­жившуюся периодизацию культур эпохи бронзы регионов. Одним из решений этой проблемы было то, что исследователи видели в них сходство с посудой из некрополей бегазы-дандыбаев- ской культуры. Так, В.И. Молодин выделяет несколько сосудов с бегазы-дандыбаевскими чертами среди посуды из погребальных памятников ирменской культуры Барабы (погр. 1, кург. 95 — Преображенка-3; кург. 14, 16 — Абрамово-4; Гандичевский совхоз; Молодин В.И., 1985, с. 140-142). По характеристике они действительно отличались от ирменской керамики. Доста­точно назвать такой признак, как гребенчатая техника нанесения орнамента. Он назвал еще два сосуда, найденных в районе с. Ордынского на р. Оби (Молодин В.И., 1985, с. 142). Приведен­ная в работе аргументация подкреплена точкой зрения В.И. Матющенко (1974, с. 163) о сход­стве некоторых черт посуды Второго Еловского могильника с бегазы-дандыбаевской керамикой и М.Ф. Косарева (1981, с. 28) о связях бегазинцев с населением таежных районов Западной Сибири. Более определенно В.И. Молодин высказал мнение о бегазы-дандыбаевском компо­ненте в культурогенезе эпохи поздней бронзы Барабы по результатам исследования материалов могильника Старый Сад. Как участник этого исследования, А.В. Нескоров также принял эту точку зрения (Молодин В.А., Нескоров А.В., 1992, с. 93-97, 244-246 ил.). Дополнительными аргумен­тами послужили: 1) прямоугольная форма планировки кургана (ров позднебронзовых курганов Барабы и каменная ограда курганов Казахстана); 2) по предварительному определению
В.П. Алексеева, антропологическое отличие от андроновского и ирменского населения. Это подтверждают некоторые антропологические материалы могильника Преображенка-3 по дан­ным исследования Т. А. Чикишевой. Что же касается керамики могильника Старый Сад, то по форме она близка андроновской, ирменской и карасукской, а по орнаментации она в целом андро- ноидная (очень верное наблюдение. — Прим. В.Б ). Но такие черты, как неорнаментированный венчик и уступчик или валик, между венчиком и туловом сосуда, по мнению В.И. Молодина и
А.В. Нескорова (1992, с. 95), близки бегазы-дандыбаевской керамике.

В опубликованных тезисах доклада В.В. Варфоломеев (1987, с. 88) без какой-либо аргу­ментации указывает, что самыми северными памятниками, на которых найдена бегазы-данды- баевская керамика, являются поселение Прорва и второй Потчевашский могильник на р. Ирты­ше. Вне сомнения, речь идет о ритуальной посуде андроноидного типа с геометрическим деко — ром в зоне плечико — тулова и в некоторых случаях неорнаментированным венчиком. В.И. Ма­тющенко (1991, с. 63) в своих более поздних работах также допускает мысль о проникновении бегазы-дандыбаевского населения далеко на север, в лесостепные районы Обь-Иртышья.

Благодаря исследованиям археологов барнаульской научной школы открытие памятников эпохи поздней бронзы в Кулундинской степи стало значительным событием в западносибир­ской археологии. В контексте рассматриваемой проблемы интерес представляют памятники так называемого бурлинского типа, выделенные В.С. Удодовым (1994, с. 11-13). Тип определя­ют, по его мнению, сосуществование и взаимодействие традиции бегазы-дандыбаевской стан­ковой керамики среднеазиатских земледельческих культур (Удодов В.С., 1994, с. 11). К сожале­нию, качественный анализ бегазинских керамических комплексов так и не получил должного освещения в публикациях. Автор исследования выделяет четыре группы сосудов, не приводя их морфологических особенностей, и считает, что первая и третья группы являются классичес­кими бегазы-дандыбаевскими (Там же). Вероятно это та, которая в большей степени свойственна посуде погребальных памятников этой культуры.

Настораживает одно обстоятельство. За всю историю изучения бегазы-дандыбаевской культуры в степях Казахстана не открыто ни одного поселения с такой или с таким количеством керамики ритуального облика, тогда как на поселениях степного Алтая Бурла-3 и Кайгородка-3 она составляет около 40 и 50% соответственно. В ареале андроноидных культур Западной Си­бири ее соотношение с кухонной посудой на поселениях менее 30%, а на андроновских поселе­ниях — в пределах 5%. Исключение составляют такие памятники сузгунской культуры, как Суз- гун-II и Чудская гора. Их семантика, как территориальных культовых мест, не вызывает сомне­ния у специалистов (Потемкина Т.М., Корочкова О.Н., Стефанов В.И., 1995, с. 98-99). Феномен указанных памятников степного Алтая требует корректного объяснения. Знакомство с материа­лами убеждает в том, что не все керамические материалы можно определять как бегазы-данды- баевские. Это же касается и некоторых материалов поселения Курейка-3, которые Г.Е. Иванов (1993, с. 138) также считает бегазинскими. В аспекте решения проблемы о культурной принад­лежности памятников северо-западных районов Алтая можно отметить следующее. Во-пер­вых, территория, о которой идет речь, в эпоху поздней бронзы (возможно, в более широких временных границах) являлась контактной, историко-культурной зоной обществ открытых про­странств Казахстана и лесостепных районов бассейна Верхней Оби. Во-вторых, учитывая пер­вое обстоятельство, необходима критика археологических источников на качественно новом методическом и теоретическом уровнях. В-третьих, требуется качественное обоснование осо­бенностей бегазы-дандыбаевского керамического комплекса, что до сих пор не было сделано. В специальной литературе ссылки даются на монографию А.Х. Маргулана (1979), но в ней анализ керамики дан по каждому сосуду отдельно. Соответственно, непонятно, на что указыва­ется ссылка: на индивидуальный сосуд или на общее (стилистическое) восприятие? Последнее скорее отражает стадиальные особенности развития (стиль периода или эпохи), а не культур­ную специфику комплекса.

Выделить характерные особенности бегазы-дындыбаевской керамики очень трудно, как и погребальной посуды любой андроноидной культуры. Для нее также свойственно разнообра­зие форм и индивидуальность в орнаментальной композиции. Все же в коллекции преоблада­ют плоскодонные и круглодонные горшки, диаметр венчика (горловины) которых равен или больше высоты сосуда (последних в этой типологической группе больше). Свободная от орна­мента зона венчика не является правилом, почти треть сосудов в этой группе имеет декориро­ванный венчик (11 из 32). Не менее существенным показателем является соотношение высоты венчика к высоте сосуда. В коллекции из памятников Центрального Казахстана преобладают сосуды с пропорциональным соотношением в пределах от 1:3 до 1:4. Наибольший диаметр при­ходится на середину высоты сосуда, но чаще ниже ее (22 экз.). Это придает посуде приземис­тый вид или форму. Следует также отметить, что венчик на бегазы-дандыбаевской посуде, ко — торую обычно сопоставляют с позднебронзовой керамикой Западной Сибири, поставлен пря­мо, обрез его прямой, округлый, реже приостренный. Особый колорит керамическому комплек­су придает посуда других форм, среди которых известны также единичные (вазы, горшки «вы­сокой» формы, банки закрытого типа и т.д.). Особо отметим сосуды на высоком поддоне, кото­рые традиционно связывают с бегазы-дандыбаевской культурой. Е.Е. Кузьмина достаточно ар­гументированно показала их широкое распространение в культурах Евразии и происхождение этого типа связала с южными районами Азии. Эта же мысль, но высказанная несколько ранее, нашла отражение в работе Н.Л. Членовой. Что касается орнамента, то по технике исполнения и орнаментальным мотивам выделить свойственные только бегазы-дандыбаевскому декору прак­тически невозможно. Вероятно, к типичным чертам относится орнаментация почти всей поверх­ности сосуда однотонным декором или помещение в зоне плечико -тулова только одного орнамен­тального пояса (последний признак предположительный и требует аргументации). Характерными мотивами, надо полагать, являлись сосцевидные налепы (6 случаев), шахматное или елочное (вер­тикальное) расположение заштрихованных параллелограммов, оттиски в виде половины круга и «галочки». На полиморфизм керамики и шахматный орнаментальный мотив, как характерных черт бегазы-дандыбаевской посуды, указывал А.Х. Маргулан (1979, с. 142). Орнаментальная компо­зиция посуды этой культуры более простая, чем на керамике андроноидных культур верхнеобс­кого бассейна и ирменской культуры. Лестничный мотив, комбинация которого формирует ме- андровый элемент андроновского декора в зоне тулова сосуда, встречен только на 4 горшках из могильника Сангру-I, а также треугольный мотив на одном сосуде формирует цепочку, обрам­ляющую гладкий треугольник (Маргулан А.Х.,1979, рис. 87.-2; 96.-1, 2; 97.-2; 97.-1). Культурная специфика бегазы-дандыбаевского декора в большей степени определяется на сравнительно­типологическом уровне по отсутствию тех или иных орнаментальных мотивов.

Достаточно очевидны в керамике и орнаментации этой культуры стадиальные черты: гор­шковидная посуда плоскодонной и круглодонной формы (последний признак в значительной степени объединяет ее с керамикой карасукской и ирменской культур), пропорциональное соот­ношение высоты и диаметра горловины сосуда, неорнаментированный венчик, геометричес­кий орнаментальный стиль, индивидуальность орнаментальной композиции (этот признак нередко приводит к ошибочным выводам). Сходство стадиальных признаков в наибольшей сте­пени прослеживается с материалами памятников Среднего Енисея и лесостепного Обь-Иртышья, чем Зауралья, Южного Урала и Приаралья. По мнению специалистов, бегазы-дандыбаевская про­блема для Зауралья и лесостепного Тоболо-Иртышья не стоит остро, а черты этой культуры на посу­де пахомовского и сузгунского типов они, вслед за М.Ф. Косаревым, склонны объяснять общей тенденцией трансформации андроновской (федоровской) керамической традиции (Потемкина Т.М., Корочкова О.Н., Стефанов В.И., 1995, с. 128-129). Вероятно, целесообразнее поставить про­блему о влиянии «северной» андроноидной традиции на культуру Центрального Казахстана.
Морфологические отличия посуды андроноидных культур бассейна Верхней Оби (елов- ская и корчажкинская) от бегазинской в том, что у нее только плоское дно (исключения крайне редкие), соотношение высоты венчика к высоте сосуда от 1:5 и более, наибольший диаметр приходится на середину сосуда и выше. Венчик на андроноидных сосудах, как правило, постав­лен наклонно (наружу) и не имеет прямого обреза. Орнамент разнообразный и сложный, с четким зональным подчинением. Его определяет геометрический стиль. Среди орнаменталь­ных мотивов ведущими являются: заштрихованный треугольник, лестничный (заштрихованная полоса), ромб, сетка. Разнообразие комбинаций демонстрируют треугольник и лестничный мотив. Нередко они находятся в сочетании. Часто использовали прием усиления негативного изображения. Так, при декоре из треугольников, соединенных вершинами (позитив), между ними образовывался гладкий ромб (негатив). На ромб наносили дополнительные фигуры (пе­рекрещенные линии, циркульный орнамент и др.), что придавало орнаментальной фигуре са­мостоятельный вид, как и у позитивного изображения. Заштрихованные треугольники часто выступали как основным, формирующим композицию мотивом, так и для обрамления (усиления) этой основы. В последнем случае они напоминают андроновскую манеру завершения орнамен­тального поля на некоторых сосудах геометрического и меандрово-геометрического стиля. Нередко на андроноидных сосудах культур Верхней Оби орнамент наносили в нижней части зоны венчика. И чаще всего это были ряды заштрихованных треугольников. Лестничный мотив в силу своей про­стоты формировал более сложные композиции и использовался исключительно для декора плечи­ко -тулова. Его использовали для украшения в виде параллельных линий зигзага или перекрещива­ющихся, в виде вписанных треугольников, Г-образных фигур (иногда переплетающихся), клас­сического и упрощенного меандра, в виде взаимопроникающих прямоугольников.

Приведенная краткая характеристика погребальных керамических комплексов андроноидных культур Верхней Оби (здесь раздельно особенности еловской и корчажкинской культур не учитываются) подчеркивает специфику бегазы-дандыбаевской керамической традиции. В соответствии с этим обозначим следующее.

1. По культуродиагностирующим, а не стадиальным, типолого-морфологическим призна­кам формы и декора керамика памятников лесостепной Барабы (Абрамово-4, Преображенка-3, Гандичевский совхоз и особенно Старый сад) имеет близость к идентичным комплексам андроноидных культур Верхнеобского бассейна. Они также ближе к материалам Прорвы, Второго Потчевашского могильника и погребений на городище Потчеваш (Евдокимов В .В., Стефанов В .И., 1980; с. 41-51; Стефанов В.И., 1979, с. 82-90; Федорова Н.В., 1974). В.И. Молодин (1985, с. 142) также обращает внимание на это обстоятельство. Что же касается прямоугольной формы орга­низации пространства кургана, то она известна в погребальной практике корчажкинской культу­ры Кузнецкой котловины (Бобров В.В., 1995, с. 75-78). Если вывести барабинские памятники из состояния, синхронного ирменской культуре, что более соответствовало реальности, то они могут быть отнесены к андроноидной культуре (не исключено, что самостоятельной) Барабы.

2. Было бы ошибочным полностью отрицать наличие бегазы-дандыбаевских комплексов на памятниках северо-западных районов Алтая. Это доказано достаточно аргументированно. Пастушеско-скотоводческий уклад хозяйства бегазы-дандыбаевцев определил подвижный об­раз жизни, они передвигались, вплоть до Синьцзяна. Обратим внимание, что археологически движение отмечено в широтном направлении по степям. Вопрос о том, насколько корректным явилось определение культурной принадлежности всех материалов алтайских памятников (без учета комплексов КВК, саргаринско-алексеевской и станковой), остается открытым. Проблема осложняется тем, что на территории алтайской части ареала корчажкинской культуры пока не известны могильники и соответственно культура погребений. Напомним, что степной Алтай — контактная культурно-историческая зона.

3. В бегазы-дандыбаевском комплексе обращает на себя внимание культурный компонент, связанный с переднеазиатской традицией и нашедший отражение в кубках на высоком поддоне (их орнаментация требует отдельного анализа) и сосудах с высокой шейкой. Несомненно, дру­гим компонентом в культуре был андроновский, который не мог не вызвать появления морфо­логических и декортивно-типологических черт, свойственных всему постандроновскому миру.

4. В лесостепи Западной Сибири сформировалась свита андроноидных культур, хозяй­ственно-экономический уклад населения которых, с одной стороны, приводил к стационарно­му образу жизни, с другой — вызывал демографические изменения (рост численности населе­ния). Нетрудно заметить, что первоначальным их очагом была периферия андроновского мира, а затем происходило освоение территории метрополии. В результате этого процесса должно было произойти их взаимодействие с населением бегазы-дандыбаевской культуры. В специ­альной литературе неоднократно упоминались факты, свидетельствующие о карасукском или ирменском влиянии на культуру поздней бронзы казахстанских степей. Собрать их и обозна­чить решение проблемы о связях культур в постандроновское время — одна из актуальных задач современного изучения эпохи поздней бронзы в зоне контакта Северной и Центральной Азии.


Warning: Undefined array key "show_age" in /var/www/u2165507/data/www/arheologija.ru/wp-content/plugins/this-day-in-history/tdih-widget.php on line 22

В этот день:

Дни смерти
1991 Умер Павел Иосифович Борисковский — советский археолог, специалист по археологии палеолита и первобытной истории, доктор исторических наук (1952), профессор (1959).
Открытия
1822 Жан Франсуа Шампольон выступил перед членами Академии надписей и изящной словесности с докладом о ходе расшифровки египетской письменности. Он рассказал о методе своего исследования и сделал заключение, что у египтян была полуалфавитная система письма, так как они, подобно некоторым другим народам Востока, не употребляли на письме гласных.

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014