К содержанию журнала «Советская археология» (1973, №1)
В 1963 г. при раскопках поселения черняховского типа близ с. Журавка Корсунь-Шевченковского р-на Черкасской области, которыми руководил Э. А. Сымонович, были обнаружены остатки гончарной мастерской с находившимся близ нее горном для обжига керамики.
Окрытие гончарной мастерской — событие довольно редкое в археологической практике. Судя по публикациям, за более чем полувековую историю исследований памятников черняховской культуры археологам только в двух или трех случаях удалось зафиксировать остатки гончарных мастерских, причем весьма неудовлетворительной сохранности [1]. Гончарная мастерская в Журавке — по существу первый производственный комплекс такого рода, оказавшийся пригодным для детального археологического изучения.
Э. А. Сымонович уже опубликовал результаты раскопок этой мастерской. Он дал общую характеристику производственному комплексу и датировал его III—IV вв. по типичной для черняховских памятников круговой керамике и находке бронзовой фибулы [2].
В предлагаемой статье на основании детального разбора остатков производственной деятельности, зафиксированных при раскопках [3], сделана попытка реконструировать общий облик внутренней части мастерской.
Остатки мастерской обнаружены при раскопках восточной части поселения. Еще до ее открытия здесь были отмечены остатки двух гончарных горнов. Первый сохранился чрезвычайно плохо. Примерно в 200—250 м к востоку от него были обнаружены остатки второго горна значительно лучшей сохранности. При его раскопках, в трех с небольшим метрах к югу, и обнаружены остатки гончарной мастерской. Еще до того, как показались первые следы постройки, примерно в 4 м к юго-западу от горна, рядом с помещением мастерской, были открыты запасы сырья — глины красноватого цвета, очень пластичной лежавшей кучно на участке 2X1 м; близ припечной ямы горна найдены нижние части двух больших сосудов, по-видимому, врытых в землю.
После снятия гумусированного слоя и выборки заполнения ям от столбов довольно четко обрисовались общие контуры постройки. Это наземное сооружение с небольшой «пристройкой» в юго-западной части, которая придавала всей постройке вид Г-образного сооружения размерами немногим более 5 м в длину и 3 м в ширину (в восточной части). Западная часть постройки имела ширину около 4,5 м. Постройка заглублена
в материк по северной стенке примерно на 50 см, но это было вызвано необходимостью выровнять площадку, а не традиционными нормами домостроительства (рис. 1).
Вход располагался у северо-восточного угла и при раскопках выявился в виде небольшого подковообразного заглубления в материковом слое. Стены помещения, как и кровлю, поддерживали деревянные столбы, о чем свидетельствуют четкие ямы круглых очертаний, которые по своему заполнению резко выделялись на общем светло-желтом фоне материкового слоя. Заполнение их — в виде супеси серого цвета. Диаметр ям около 40—20 см при глубине около 30 см. Помимо этих ям, представляющих собой конструктивные остатки самого сооружения, внутри помещения обнаружены ямы иного рода, связанные с внутренней планировкой помещения.
Как только мы оказываемся у входа в мастерскую, взгляд сразу же останавливается на двух объектах — корытообразном углублении и скоплении белой глины, расположенном прямо перед входом примерно в полуметре от него (рис. 1). Корытообразная яма расположена слева от входа и занимает весь восточный угол постройки. Сверху ее прикрывал гумусированный слой с включениями кусочков глины. Когда этот слой был выбран, то выяснилось, что яма содержит остатки глины, покрывавшей неравномерным слоем (от 5—6 до 10 см и более) донную часть всей ямы и ее стенки. При выборке этой ямы отмечено несколько любопытных деталей, связанных с ее устройством. Прежде всего было отмечено, что под слоем глины на боковых стенках ямы на глине остались отпечатки продольных волокон древесины, указывающие на то, что яма по бокам была обложена досками или плахами, обращенными своей плоской стороной внутрь ямы. Эти отпечатки древесных волокон отмечены нами при расчистке западного бортика углубления, параллельного восточной стенке постройки, а также при расчистке северо-восточного бортика, перпендикулярного этой стене. Причем, на некоторых участках вдоль западного бортика слой глины с отпечатками древесных волокон был как бы проложен тонким слоем серой супеси с отдельными включениями кусочков глины, отделявшим его от материкового слоя. Возможно, эта прослойка возникла на месте деревянных плах, о которых говорилось выше. При расчистке боковых стенок, прилегающих к восточной стене постройки и юго-восточной стенке, отпечатков древесных волокон на глине замечено не было. Возможно, их отсутствие связано с тем, что яма была огорожена только по вытянутым сторонам, но возможно и другое объяснение. Дело в том, что на стенках бортиков к моменту разборки ямы слой глины сохранился лишь на некоторых участках. Он был, по-видимому, счищен при начальном этапе исследования, когда производилось определение общих очертаний сооружения. Косвенным указанием на существование ограждения и у стенок можно считать обнаруженные в материке при расчистке вдоль вытянутых сторон ямы следы от небольших колышков, которыми, видимо, удерживались плахи.
Назначение этой ямы выяснить не трудно — подобные сооружения хорошо известны и у современных гончаров на Украине. Они служат для замачивания и предварительного замешивания глины и носят нередко название «глинник», «творильная яма» или «глиняная яма». Донная часть глинника, судя по отсутствию отпечатков древесины, по-видимому, не была обложена досками. Для его сооружения вначале в материковом слое была вырыта продолговатая яма глубиной около 30 см, шириной около 100 см и длиной около 150 см. Стенки ее оставлены немного наклонными, а донная часть — плоской. Отмеченные следы использования плах указывают на создание с их помощью более глубокой емкости. Примерная ее глубина около 50 см.
Теперь обратимся к остаткам глины, оказавшимся в непосредственной близости от входа в мастерскую. Эта глина прежде всего резко отличается по цвету. Если в глиннике содержались остатки глины главным образом красно-коричневого цвета, то здесь находилось скопление глины белого цвета. Оно занимало пространство примерно 1 X 0,5 м в виде линзы, слегка изогнутой в сторону от входа. Глина лежала непосредственно на земляном полу мастерской. Но судя по тому, что в направлении глинника слой ее заметно утоньшался, достигая у самой ямы толщины нескольких сантиметров, а у стены находилось скопление меньшего диаметра, но толщиной более 10 см, можно предполагать, что первоначально эта глина хранилась в какой-то сравнительно небольшой и высокой емкости. Возможно, что такой емкостью была корзина. У противоположной стены мастерской близ глинника были зафиксированы следы второй корзины. С одной стороны участок со следами корзины примыкал к северо-западному углу глинника, с другой — был ограничен довольно ровной площадкой, имеющей ясные признаки прокаленности материкового слоя, а с третьей стороны стеной постройки. Доступ к этому участку был открыт с двух сторон — с северо-востока и с северо-запада. Еще до начала расчистки этот участок довольно отчетливо выделялся по цвету — в отличие от участка с глинником, где обнаружились запасы коричневато-красной глины, и участка с прокаленной площадкой бледного розоватого цвета, здесь отчетливо прослеживалось «пятно» светлого коричневато-желтого цвета с включениями супеси. При расчистке оказалось, что это пятно состоит из остатков глины, которая отличалась по цвету и структуре от глины, находившейся в яме, своей однородностью и светло-коричневатым тоном. Причем эти остатки представляли собой не аморфное скопление в виде однородной линзы, а скопление с комковатой структурой. При осмотре в нем были обнаружены обломки еще не обожженной керамики, в частности обломки венчиков от круговой макитры с «рельсовидным» венчиком [4]. По своим очертаниям описываемое пятно приближается к кругу и только на границе с глинником эти очертания не сохранились. По периметру скопления при зачистке были замечены довольно регулярно идущие углубления, заполненные серой супесью, диаметром 1—1,5 см. Эти отверстия не могли быть оставлены корневищами деревьев или грызунами. При выборке заполнения углублений было прослежено, что отверстия располагаются в слое глины с небольшим наклоном в стороны, но всегда представляют собой однородные каналы без разветвлений, продолжающиеся до материкового слоя, где неожиданно прекращаются. Такие следы могли оставить только искусственные деревянные конструкции из прутьев. Их расположение по периметру округлого участка позволяет думать, что это следы вертикальных прутьев от находившейся здесь корзины. Назначение ее достаточно полно характеризуют обнаруженные остатки: в корзину складывались отходы глины, образующиеся при формовке керамики и сосуды, пришедшие в негодность, по-видимому, при сушке, чтобы затем использовать эти отходы готового сырья для подготовки новой партии теста. В практике современных гончаров такое использование бракованной, но необожженной керамики — явление обычное и чрезвычайно широко распространенное как на Украине, так и за ее пределами.
В центральной части мастерской, еще до снятия гумусированного слоя, как и в остальной части постройки, были отмечены большие куски обожженной глины. Здесь же открылся и наиболее возвышенный участок в помещении. Он оказался обожженной площадкой. При ее зачистке в некоторых местах по периметру площадки прослежены на желтовато¬розовой поверхности обожженного слоя пятна ярко-малинового цвета, располагавшиеся подковообразно и окаймлявшие площадь 1 м в ширину. Такой же цвет имели обнаруженные при расчистке помещения куски обожженной глины и некоторые камни со следами пребывания в огне, рассеянный развал которых был обнаружен при снятии верхнего слоя у западной стены постройки. Эти остатки позволяют говорить о существовании в мастерской какого-то печного устройства. Судя по следам, на поверхности материкового слоя, служившего, вероятно, подовой частью этой печи, она имела в плане подковообразную форму и при ее изготовлении были использованы камень и глина. Вряд ли эти остатки можно связывать с каким-то временным очагом [5]. Скорее всего речь идет о печи закрытого типа. Но ее реконструкция весьма затруднена. Этот объект мастерской может быть реконструирован только условно. Судя по обожженности материка, печь при разрушении рухнула в сторону северной стены помещения, оставив на полу довольно четкие следы в виде языка, распространенные до самой стенки. Впрочем, повторяем, что ничего более определенного сказать относительно этого объекта невозможно.
У северного угла постройки открывается довольно обширный участок (размером 1,5 X 1,5 м), свободный от каких-либо следов застройки, но почти весь занятый довольно значительным слоем глины (толщиной около 10 см). При разборке этого слоя выяснилось, что он лежит непосредственно на земляном полу мастерской, покрывая весь северный угол довольно равномерным слоем вплоть до северной и западной стенок постройки. Причины присутствия здесь слоя глины удалось выяснить несколько позже, когда было установлено, что описываемый слой являлся смесью двух глин, находившихся в глиннике. Ее перенесли сюда для подготовки теста.
К югу от этого слоя глины при расчистке гумусированного слоя был выявлен резко повышающийся участок в виде «гряды», тянущейся вдоль центральных столбов от западной стенки в направлении печи. Причем, если в сторону северной стенки эта гряда имела довольно резкий скат, то в сторону южной он был значительно менее резким. Это обнаружилось после снятия гумусированного слоя. Когда же была предпринята расчистка гряды, то выяснилось, что она сложена сплошь из сырой глины двух цветов — белой и красновато-коричневой. Глины залегали слоями: слой белой глины толщиной около 3—5 см, перекрывался более толстым слоем красноватой глины (толщиной до 10 см и более), затем следовал другой слой белой глины и т. д. Сложенная здесь глина составляла вытянутую немного гряду высотой более 35 см. Лежала ли она непосредственно на полу или на какой-либо вымостке из дерева проследить не удалось. Нужно заметить, что к моменту разборки этой гряды не совсем понятны были причины слоистого расположения глины. Поэтому основное внимание при выборке этого участка было уделено наблюдениям, которые могли бы в какой-то мере ответить на поставленный вопрос. Но никаких особых выводов так и не удалось тогда сделать. Единственное, пожалуй, что привлекло внимание,— красноватая глина в гряде чрезвычайно близка по виду глине, обнаруженной рядом в распластанном состоянии. Но причины их сходства и присутствие в мастерской этой своеобразной гряды из слоев глины различного цвета, окончательно стали понятны только позже, когда было произведено массовое обследование современной гончарной техники в различных сельских районах Украины. Выяснилось, что слоями специально складывают разные сорта глины для их смешивания. Делают это путем стругания глины проволокой, или специальным стругом, изготовленным чаще всего из старой косы. Таким образом, этнография позволила дать надежные объяснения причинам слоистости и собранности глины в кучу — эта глина была подготовлена к обработке.
Обратимся к юго-западной части мастерской. Эта часть постройки, как уже отмечалось, имела некоторое расширение к югу, придавая всему сооружению в плане очертания буквы «Г». Почти в центре участка под серым слоем обнажилась довольно ровная площадка, поверхность которой была покрыта слоем плотной глины светло-коричневатого цвета. На фоне этого слоя четко выделялись три ямы, заполненные темно-серой супесью, по своему расположению в плане напоминающие равнобедренный треугольник с основанием, обращенным к северной стене постройки, длиной около 1 м (между центрами ям) и сторонами длиной около 80 см. В углах основания этого воображаемого треугольника находились ямы диаметром около 20 см, причем одна из них имела в плане эллипсоидную форму и вытянутой стороной обращена к западной стенке помещения. Вершина треугольника включала яму диаметром около 60 см.
В ямах небольшого диаметра были обнаружены каменные лощила — четыре лощила различных форм, но все изготовленные из одной породы кремня желтовато-коричневого цвета. В большой яме, судя по описанию Э. А. Сымоновича, кроме глины никаких находок не было. При осмотре вскрытого участка внимание прежде всего привлек слой глины, который покрывал площадку ровным и довольно тонким слоем — около 2—3 см. По цвету и структуре глина эта довольно резко отличалась от ранее описанных. Особенно резкими были различия в структуре. Если в «глиннике», на месте топтания глины и в слоеной куче, глина красновато-коричневого цвета в изломе давала довольно отчетливые различия в цвете (смешение, но грубое, двух сортов глины), то глина вокруг большой ямы оказалась в изломе удивительно однородной. При этом было отмечено, что она все же не представляет собой комковатую массу, а скорее всего является чешуйчатой, составленной из отдельных тонких расплющенных кусочков однородной глины. Это обстоятельство весьма любопытно и заставило предположить, что перед нами остатки глины, образовавшиеся при обточке посуды. Дело в том, что ранее уже неоднократно приходилось наблюдать точно такое же структурное состояние глины вокруг рабочего места при обследовании техники современных гончаров на территории Средней Азии. И в Гиждуване, и в Ташкенте, и в Самарканде, знакомясь с работой гончаров обычно удавалось наблюдать, как при обточке посуды вокруг рабочего места постепенно образуется слой сточенной глины. Обычно эта глина после окончания обточки собирается и вновь идет на приготовление теста, но часть ее неизбежно втаптывается в пол, постепенно образуя у рабочего места своеобразное глиняное покрытие из струганых чешуек глины. При осмотре этой затоптанной ногами глины и были отмечены особенности ее структуры [6].
То обстоятельство, что и вокруг большой ямы оказалась глина с чешуйчатой структурой, давало основание предполагать, что перед нами остатки рабочего места гончара. Но почему на рабочем месте оказалась большая яма? Аналогии со среднеазиатскими гончарами не могли объяснить ее присутствие. Наоборот, они как бы шли в разрез со сделанными там наблюдениями. У среднеазиатских гончаров на рабочем месте не делается каких-либо выемок в земле: оно или все «утоплено» в обширную яму, в которой устанавливается круг, или же это исключительно наземные деревянные конструкции.
Объяснение назначения большой ямы дали результаты ее зачистки. Стенки ямы были покрыты довольно плотным, но тонким (около 1 см) слоем коричневатой глины, обнаруженной вокруг нее на поверхности (рис. 2). Слой глины покрывал стенки ямы по всему периметру. На плане этот слой глины не показан из-за технических соображений. Прослежен он и на поверхности донного основания у его краев, где он был несколько толще, до 2 см, под слоем этой глины оказался другой слой глины серовато-белого цвета. Трудно судить, являются ли эти слои результатом специального обмазывания стенок ямы, или они возникли из-за естественного сползания глины в яму после гибели мастерской. Но все же кажется более правдоподобным предположение о неспециальном обмазывании стенок. Косвенным подтверждением этому является именно разная цветность слоев. Но самое любопытное открылось при расчистке донного основания этой ямы. В центре, на фоне желтоватого материкового слоя, четко обрисовались квадратные контуры какого-то дополнительного углубления со сторонами 10 X 10 см, находившегося в яме. Оно было заполнено слоем черной почти углистой и жирной супеси, сходной с заполнением, оставшимся на месте столбовых конструкций помещения, отличаясь, однако, более густым черным цветом. Если бы не правильная (почти квадратная) форма этого второго углубления, то его можно было бы принять за одну из многочисленных кротовин, прорезающих материковый слой на площади мастерской в самых различных участках и направлениях. Но квадратная форма исключала такое предположение.
При зачистке квадратного заполнения выяснилось, что оно не совсем однородно. В центральной его части оказался участок округлых очертаний диаметром около 4 см, на площади которого заполнение было неоднородным: оно состояло не только из черного слоя супеси, но и мельчайших и мелких кусочков глины коричневатого цвета, очень сходной с обнаруженной на стенках вокруг ямы. Когда был счищен слой квадратного
заполнения на 1—1,5 см, то диаметр центральной части с включениями глины уменьшился до 3,5 см, тогда как общие контуры квадратного заполнения оставались прежними. Это обстоятельство позволило
предположить, что в цент- ре квадратного заполнения существовало какое-то другое углубление конусовидной формы, которое после гибели остатков дерева (а именно о нем в данном случае мы вправе говорить), заполнилось не только продуктами разрушения дерева, но и частицами глины. Чтобы проверить это предположение и выяснить особенности формы и размеров открывшегося углубления, был произведен разрез ямы по диаметру с таким расчетом, чтобы срезать и половину центрального участка. Выяснилось, что в профиле центральное углубление прослеживается на очень незначительную величину — всего на 3—3,5 см (учитывая и слой, снятый при зачистке) и имеет форму, приближающуюся к полусфере (рис. 2). Квадратные же контуры заполнения в профиле на глубине 3—4 см (включая счищенный ранее слой) сменились конусовидным заполнением, причем оно оказалось более светлого цвета, чем верхняя часть. Этот цветовой переход хорошо заметен в профиле и начинается почти сразу же вслед за изменением формы на конусовидную. Судя по особенностям заполнения и цвету второго углубления, оно оставлено деревянным предметом, который был вбит в центре ямы и имел конусовидное окончание. Общая длина этого предмета около 20 см. Его реконструкция представлена на рис. 3, 1. Такого типа деревянные детали, вбитые или вмонтированные в землю, хорошо известны по этнографическим данным, они являются подпятниками гончарных кругов (рис.З, 2). Выявление подпятника позволило твердо установить, что на описываемом участке располагалось рабочее место гончара.
Устройство рабочего места было восстановлено довольно точно, за исключением некоторых частностей. Дело в том, что в отличие от северной стенки, обрисованной четко в результате нивелировки площадки при строительстве, когда пришлось срезать этот край и врезаться в материковый слой, южная сторона такого приложения сил не потребовала и уровень пола здесь смыкался, видимо, с уровнем древней поверхности. Поэтому четких границ постройки здесь почти не удалось проследить за исключением участка в юго-восточном углу, где находился «глинник» и корзина с бракованной посудой. Был ли открытым или закрытым с южной стороны участок, где располагалось рабочее место? Вот первый вопрос, который
мы вынуждены рассматривать в предположительной форме. Но исходя из результатов изучения признаков, указывающих на положение мастера при работе на гончарном круге, можно думать, что с южной стороны имелся достаточный доступ света.
Положение мастера позволяет выяснить одна деталь. Близ большой ямы, в которой оказался след от опорного подшипника круга, к юго-западу от нее, при раскопках обнаружен целый круговой горшок обычного для черняховских памятников облика, наполненных почти на три четверти глиной. Он стоял, однако, не на самом полу, а обнаружен упавшим на бок на довольно значительный слой глины [7].
Почему здесь оказался горшок и почему в нем была глина? Вначале о причинах обнаружения самого сосуда. Видеть здесь случайное сочетание фактов, по-видимому, нет оснований. Его присутствие на рабочем месте надежно объясняет этнография. Современные гончары при формовке обязательно применяют воду для увлажнения глины. Ее, как правило, содержат в горшке или его обломке, и помещают справа от себя. Это явление связано с самой техникой работы на круге — ручном или ножном — неважно. Поэтому правомерно предположение, что положение сосуда по отношению к гончарному кругу указывает и на положение мастера по отношению к этому кругу. Он мог занимать место только напротив ямы, в которой был установлен круг, имея по правую руку от себя сосуд с водой. Здесь еще важно учитывать и другую деталь — положение его по отношению к свету. Современные гончары, использующие круг, обычно стремятся поставить его так, чтобы свет падал именно справа, т. е. со стороны руки, которая более всего находится в работе. Именно эти особенности расположения рабочего места и были использованы при интерпретации и реконструкции рабочего места гончара.
Справедливость этого предположения подтверждается и результатами изучения глины, обнаруженной в сосуде. В нем оказалось не однородное,
а довольно сложное по своему составу глиняное заполнение. На боковых стенках, примыкавших к внутренним стенкам сосуда, хорошо прослеживается в изломе слой светло-серой глины толщиной 4—7 мм, который как бы обволакивал остальную часть глины совершенно иного цвета, находившуюся в сосуде. Она в целом производит впечатление коричневатой, но со слоями более темной или более светлой окраски. Очень любопытно, что в нижней части сосуда (у его дна) эта коричневатая глина находилась в смешанном состоянии со светло-серой глиной, тогда как на боковых участках излома такого смешения не наблюдается. Здесь серая глина как бы проникла в толщу коричневатой глины, но лишь на пограничных участках, т. е. участках их непосредственного контакта. У донной части сосуда, где слой смешанной глины в среднем достигает 25 мм, в нем все же хорошо заметны отдельные полоски (все это в продольном изломе) коричневатой глины, свободной от примеси светло-серой. В самом центре заполнения оказался комок глины белого цвета — каолин. Он находился в придонном слое и лежал непосредственно в слое светло-серой глины и только на одном-двух участках выходил непосредственно к стенкам сосуда. Сверху эту своеобразную кучу каолина перекрывал значительный слой коричневатой глины. Она очень интересна по своей структуре. В изломе хорошо заметно, что коричневатая глина располагается в сосуде слоями толщиной от 4 до 10 мм, причем между ними заметны бело-розовые прослойки глины с включениями глины белого цвета, однородное скопление которой, но с включениями бело-розового цвета, отмечено в центральной части сосуда, у дна.
Чем объясняется это, казалось бы, странное заполнение глиняного сосуда? Ответ на этот вопрос достаточно определенно дает характер заполнения. Судя по тому, что основную массу коричневатой неоднородной глины обволакивает светло-серая глина, не имеющая, особенно на боковых сторонах, заметных включений, в момент наполнения сосуда она находилась во влажном, возможно взвешенном состоянии (состоянии эмульсии), и только на дне был слой этой же глины, но значительно более плотный и содержавший минеральные примеси в виде зерен кварца различной величины. По своему составу и цвету коричневатые темные слои глины оказались идентичными глине, обнаруженной вокруг рабочего места и предположительно являющейся отходами после обточки сосудов на круге. Но если эти отходы имели незначительную толщину, то толщина коричневатой глины в сосуде никак не может быть принята за такие же отходы обточки. Толщина этих слоев 0,4—0,5 см. Это скорее всего стенки сформованного сосуда, который стоял неподалеку от горшка с водой и, вероятно, в момент гибели мастерской упал вслед за сосудом с водой, частично заполнив его емкость.
Таково в общих чертах происхождение заполнения сосуда. Однако мы еще совершенно не коснулись другого вопроса, возникающего при подобной интерпретации заполнения: на причинах присутствия в сосуде небольшого однородного скопления каолина и образования бело-розового заполнения между стенками упавшего в сосуд сырого сформованного сосуда.
Ответы на эти вопросы найти удалось не сразу и в какой-то мере даже случайно. Спустя несколько лет после раскопок журавской мастерской в лаборатории ИА АН СССР, пытаясь выявить визуальные признаки, с помощью которых возможно было бы производить, предварительную систематику материалов по особенностям глиняного теста, мы предприняли опыты по вторичному обжигу изделий, заведомо имеющих различный состав глиняного теста. Этими опытами хотелось, в частности, проверить надежность контрольных определений однородности и неоднородности состава теста с помощью такого простого приема, как повторное нагревание сосудов. В первой серии этих опытов были использованы сосуды, происходящие из раскопок журавского могильника и поселения. Оказалось, что при внешнем сходстве их по составу теста, они имели различия в цветовой окраске поверхностей, хотя изломы их и не имели такого различия. Так, горошок из погребения 42 (сосуд 3, № 90, раскопки 1962 г.), имевший до повторного обжига в изломе коричневато-красный цвет и поверхности черного цвета (для лощения), после повторного обжига окрасился в равномерный терракотовый цвет как в изломе, так и на поверхности. Но другой горшок из погребения 24 (сосуд 5 № 73, раскопки 1960 г.), имевший до повторного обжига в изломе и на поверхности серый цвет, после обжига окрасился следующим образом: внутренняя его поверхность, как и цвет в изломе, стали терракотового цвета, а внешняя — бледно-изабелловая. Горшок из погребения 4 (сосуд, 7, раскопки 1959 г.), имевший до повторного обжига темно-серый цвет в изломе и серые поверхности, после обжига в изломе стал терракотовым, а внутренние и внешние поверхности приобрели такой же бледно-изабелловый цвет, как и у сосуда из погребения 24.
Такого рода окраску на изделиях современных украинских гончаров приходилось наблюдать неоднократно. Во всех случаях ее возникновение связано с обмазыванием сформованного сосуда, еще не снятого с круга, тонким слоем белой глины (каолином). При этом происходит нередко частичное смешение слоя каолина с поверхностным слоем основной глиняной массы сосуда, что после обжига в окислительной среде ведет к образованию покрытия не белого, а бледно-розового цвета.
Проверкой установлено, что все горшки, включая и горшок с глиной, обнаруженный на рабочем месте, а также горшки, оказавшиеся в заполнении припечной ямы горна, имеют поверхности, обмазанные тонким слоем каолина. Это и позволило в конечном счете объяснить причины обнаружения каолина на рабочем месте. То, что он оказался в сосуде с водой, по-видимому, следует объяснить случайностью ситуации, возникшей при гибели мастерской. Очевидно, каолин находился в какой-то иной емкости, возможно деревянной, которая опрокинулась вместе с другими предметами, находившимися на рабочем месте, и частично ее содержимое попало внутрь сосуда с водой. Так или иначе, но присутствие каолина следует объяснить здесь именно способом обработки поверхностей горшков, а не иными причинами. Розоватая окраска включений каолина в этой ситуации находит себе надежное объяснение: она могла возникнуть только в результате частичного смешения каолина с глиной иного цвета в условиях повышенной влажности самих глин.
Какие археологические наблюдения можно использовать для выяснения подробностей организации рабочего места? В нашем распоряжении их немного, но они все же позволяют внести некоторую ясность в этот вопрос. Прежде всего обращает на себя внимание одна особенность размещения глины, представляющей собой готовое тесто и обнаруженной вокруг ямы, в которой был установлен гончарный круг. Глиняное тесто обнаружено не только вокруг ямы, но и в самой яме. Осмотр этой глины показал, что она ничем не отличается от глиняного теста, покрывавшего поверхность земляного пола вокруг гончарного круга. По словам автора раскопок, такой глиной была заполнена вся яма8. Это одно важное обстоятельство, которое полезно для выяснения подробностей, связанных с устройством рабочего места.
Еще более важно наблюдение о неравномерном распределении глиняного теста на рабочем месте. Если к западу от гончарного круга, там, где, по нашим расчетам, находился при работе ремесленник, слой растоптанной глины-теста оказался незначительным и уже в полуметре от ямы совершенно не прослеживался, то иная картина наблюдается при обращении к восточной половине рабочего места, т. е. на противоположном от гончара участке. Здесь слой глиняного теста по мере удаления от гончарного круга не только не уменьшался, а наоборот, значительно возростал, особенно в северо-восточном направлении от круга между столбовыми ямами. Почему важны эти особенности размещения глиняного теста на рабочем месте? Дело в том, что сохранившиеся ямы от столбов наземных конструкций рабочего места не позволяют строго выяснить его устройство. По существу имеется только один столб, врытый в землю, который можно непосредственно связывать с устройством рабочего места. Но, зная рабочее положение гончара, можно уверенно реконструировать это место в виде скамьи, на которой гончар сидел при работе. Была ли эта скамья единственной деталью интерьера рабочего места? Если обратиться к данным
этнографии, в частности, рассмотреть особенности устройства рабочего места у современных украинских или русских гончаров, работающих на ножном круге валикового типа, то вполне правдоподобной может показаться именно такая реконструкция рабочего места. Однако отмеченные особенности размещения глиняного теста заставляют с осторожностью подходить к такой возможности. Можно предположить, что увеличенный слой глиняного теста к востоку от гончарного круга образовался в результате того, что здесь мастер ставил только что сформованные сосуды, и представить себе Г-образное расположение лавок на рабочем месте. Такое размещение известно по данным этнографии. Но и предположив это, мы оставили бы без объяснения причины обнаружения не менее значительного слоя глиняного теста к северо-востоку от круга, а главное — причины заполнения этим тестом самой ямы, где был установлен гончарный круг. Отмеченное размещение глиняного теста могло произойти скорее всего при условии, если напротив рабочего места гончара находился стол пли помост для установки на нем только что сформованных сосудов. Поэтому, видимо, более справедлива реконструкция рабочего места в виде П-образного в плане помоста. Только в этом случае могут быть объяснены причины неравно¬мерного размещения глиняного теста, отмеченные при раскопках.
Теперь, когда мы рассмотрели каждый из выявленных объектов внутри мастерской и выяснили назначение их в производстве, обратимся к общей картине, открывающейся в результате предлагаемой реконструкции внутреннего облика мастерской (рис. 4). Что прежде всего бросается в глаза при знакомстве с ней? Конечно чрезвычайная концентрация всех элементов производства. На небольшой площади разместились и творильная яма, н печь, и место для подготовки теста, и само рабочее место гончара. Невольно напрашивается предположение, а не является ли данное помещение случайным? Не было ли использовано для устройства мастерской какое-то помещение, первоначально имевшее другое назначение? На этот вопрос мы должны ответить отрицательно. Никаких признаков, указывающих на вторичное использование постройки для мастерской гончара в нашем распоряжении нет. Но зато есть все основания считать эту постройку специально задуманной при сооружении в качестве мастерской: устройство и планировка указывают на это с достаточной определенностью. Создается впечатление, что перед нами в какой-то мере опробированный вариант планировки мастерской. Однако сегодня нельзя сказать ничего определенного о том, насколько планировка журавской мастерской является типичной для памятников черняховского типа. Вероятным кажется предположение, что они устраивались не по одному плану. На чем основано это предположение? Прежде всего на результатах сравнительного изучения журавской мастерской и следов от других мастерских, открытых на черняховских поселениях. В этой связи хотелось бы обратить внимание на остатки мастерской в Лесках Черкасской области. В ней, по-видимому, не было печного устройства, а рабочее место отличалось уже тем, что гончарный круг устанавливался не в специальной земляной выемке, как в журавской мастерской. Связаны ли эти различия с существенными различиями в самой планировке, сказать трудно, но несомненно, что какие-то различия все же были. Иначе в раскопках удалось бы проследить и остатки печного устройства, и земляную выемку для круга.
Как долго существовала гончарная мастерская в Журавке, и в результате каких обстоятельств она погибла? Ответить на эти вопросы тоже удалось далеко не сразу, хотя некоторые полезные наблюдения и были сделаны непосредственно при раскопках. Так, при изучении горна для обжига керамики, находившегося рядом с мастерской, внимание привлекли следы неоднократного мелкого ремонта обжигательной камеры. Ремонт состоял главным образом в дополнительном промазывании внутренних стенок камеры слоем глины. Всего удалось насчитать около 5—7 случаев ремонта, но каких-либо суждений о связи этих следов ремонта горна со временем существования самой мастерской составить тогда не удалось. Только позже, спустя несколько лет, когда было произведено массовое обследование современных сельских очагов гончарного производства на территории Украинской ССР, наблюдения за числом мелких ремонтов обжигательной камеры стало возможным использовать для уточнения времени существования гончарной мастерской в Журавке. Оказалось, что многие современные украинские, как впрочем, и русские гончары, производят такой мелкий ремонт регулярно — каждый год, обычно в весеннее время, готовя горн к обжигу посуды, которую они изготовили и высушили в зимнее время. Необходимость ремонта объясняется тем, что обычно глинобитные стенки таких горнов за зиму успевают немного растрескаться, даже в случаях существования специальных навесов или срубов, в которых строят горн. Одна из наиболее частых причин растрескивания стенок — резкие температурные колебания воздуха и повышенная влажность его в зимнее время.
Исходя из этих этнографических наблюдений, можно предположить, что отмеченное при изучении горна в Журавке число мелких ремонтов примерно соответствует числу лет, которые существовала мастерская. По-видимому, даже учитывая возможности не столь регулярного ремонта горна, как то делают современные гончары, время существования мастерской может быть ограничено рамками 8—10 лет, не более.
Значительно сложнее ответить на вопрос, когда именно и при каких обстоятельствах мастерская перестала функционировать. По мнению автора раскопок, хронологические рамки существования мастерской находятся в пределах III—IV вв. Определить десятилетие, когда функционировала мастерская, в этих пределах довольно сложно. Можно лишь высказать предположение, не настаивая, однако, на его справедливости.
При раскопках мастерской были обнаружены довольно многочисленные признаки незавершенности производственного цикла, связанного с изготовлением керамики: в частности, в ней обнаружена глина разных сортов, которая должна была подвергнуться смешению, но эта работа так и не была закончена. Судя по особенностям расположения скоплений сырой глины с признаками тщательной промешанности на рабочем месте, здесь к моменту прекращения работы находились сформованные, но еще не высушенные сосуды. На самом рабочем месте остались инструменты и приспособления, которые использовались при формовке. Все эти детали указывают скорее всего на то, что прекращение работы в мастерской произошло неожиданно, в результате какого-то резкого изменения привычного ритма жизни. Такими резкими изменениями ритма характеризуются обычно военные набеги, сопровождавшиеся угоном ремесленников. Возможно, что именно в результате такого события и была прервана работа в мастерской. Если предположить, что это событие связано с движением гуннов после разгрома державы Германариха в 375 г., то существование мастерской может быть, по-видимому, локализовано в рамках 60-х—70-х годов IV в.
A. A. Bobrinski, М. G. Goussahov — RECONSTITUTION DE L’ATELIER DE POTERIE DES III—IVss APRÈS J.—C.
Résumé
L’atelier de poterie à Jouravka est le premier complexe de production de ce genre propre pour l’examen archéologique détaillé.
Les vestiges de l’activité productrice aussi que les matériaux ethnographiques ont permis de reconstituer l’aspect intérieur de l’atelier et de suivre certaîns procédés tech¬nologiques de la fabrication de poterie propre aux monuments de la civilisation tcher- niakhovienne (composition de la pâte argileuse de deux espèces d’argile, utilisation de kaolin pour l’engobage des surfaces de poteries, utilisation d’un tour). A en juger sur la quantité de petites réparations annuelles de la chambre à calciner du fourneau, les¬quelles, selon les données ethnographiques, se font au printemps, l’atelier de poterie à Jouravka fonctionnait probablement environ 5—7 ans à la fin du IV s. après J.-C. Il a péri vraisemblablement à la suite de l’incursion guerrière, ce qui est prouvé par de nombreux indices du cycle de production inachevé: le malaxage non terminé de diver¬ses espèces d’argile, les poteries modelées mais non cuites posées sur la place de travail etc.
1. На основании анализа литературных и некоторых архивных данных существование таких мастерских можно предполагать в Леськах, Лепесовке и Рипневе II (см. соответственно: А. Т. Смиленко, М. Ю. Брайчевский. Черняховское поселение в с. Лесыш близ города Черкассы. МИА, 139, 1967, стр. 35—61; Полевой дневник А. Т. Брайчевской (научный архив Ин-та археологии АН УССР, фонд «Экспедиции АН УССР», 3186/3); В. Д. Баран. Памятники черняховской культуры бассейна Западного Буга. МИА, 116, 1964, стр. 213—252.
2. Э. А. Сымонович. Гончарная мастерская III—IV вв. н. э. в Журавке. КСИА, 107, стр. 117—121.
3. Один из авторов статьи (А. А. Бобринский) принимал непосредственное участие в разборе остатков производственной деятельности, обнаруженных в мастерской после снятия верхнего гумусированного слоя. Пользуемся случаем выразить признательность Э. А. Сымоновичу за приглашение принять участие в раскопках гончарной мастерской в Журавке.
4. Некоторые из этих обломков оказались немного обожжены, но не целиком и очень незначительно (при размачивании глина восстанавливала свои пластические свойства). По-видимому, эти следы пребывания обломков в огне связаны не с производственной деятельностью, а с гибелью мастерской.
5. Э. А. Сымонович. Ук. соч, стр. 118.
6. Наблюдения сделаны А. А. Бобринским во время обследования техники современного гончарства указанных городов в 1960 г.
7. Это наблюдение сделано Г. А. Вознесенской, которой авторы приносят благодарность.