Постоянная, каждодневная эксплуатация керамической посуды приводит к ее быстрой утилизации. Срок службы глиняных сосудов невелик и зависит во многом от технологических характеристик, функций посуды и образа жизни (подвижный, оседлый) использующего ее населения. Д. Арнольд выделяет следующие факторы длительности использования сосуда в быту: 1) прочность (технология); 2) частота использования; 3) мода на ту или иную посуду; 4) наличие домашних животных; 5) выбрасывание за ненужностью еще целых сосудов [Arnold D.E., 1985, р. 152-155].
Проблема зависимости срока службы сосуда от ее назначения наиболее хорошо представлена в этноархеологических исследованиях. Так, изнашиваемость разных типов посуды (ломка, разрушение, отложение солей и т.п.) приводит к их постепенной замене. Например, в Бейруте, как отмечает Ф. Мэтсон, глиняные маленькие индивидуальные сосуды для питья меняют шесть раз в год в связи с интенсивным отложением солей [Matson F.R., 1965]. Наиболее полную и интересную сводку о сроке использования различных по назначению сосудов у южноамериканских индейцев (чинибо-канибо) привели У. Дебор и Д. Лат-рэп [DeBoer W.R., Lathrap D.W., 1979, p. 126-128]. Большие тонкостенные сосуды, как правило, с примесью шамота и реже — шамота и древесных опилок, служили максимум до трех лет; от 80 до 50% таких сосудов — в среднем до одного года; 50-10% — 6 месяцев. Маленькие и средние сосуды и чаши служили максим ум 4-6 лет; от 100 до 50% -1-2 года; от 50 до 10% — 2-4 года [DeBoer W.R., Lathrap D.W., 1979, fig. 4.5]. По наблюдениям Дж. Фостера в Тзинтзангане (Мексика) кухонная посуда и сосуды для бобов служат гораздо меньше, чем остальные сосуды, так как чаще бьются [Foster G.M., 1960, р. 608]. К аналогичному заключению относительно кухонной посуды пришел У. Лонгакр [Longacre W., 1981, р. 63-64]. В среднем, судя по имеющимся этноархеологическим материалам, кухонные сосуды служат от 0,9 до 3 лет, сосуды для пищи — 0,3-0,5 лет, емкости для воды от 0,8 до 15 лет [Arnold D.E., 1985, р. 154]. Интересные данные о сроках функционирования лепных сосудов приводятся в исследованиях по гончарству Передней Азии. Как правило, сосуды используются в среднем до двух лет.
Таким образом, судя по этноархеологическим исследованиям, срок службы лепной глиняной посуды довольно непродолжителен. Скорость разбивания сосудов приблизительно одинаковая для разных культур — 14 сосудов в год в каждом жилище (расчеты по Дебору и Латрапу) или 15 сосудов в год (расчеты по Фостеру). Следовательно, зная общее количество археологических сосудов (расчет ведется, как правило, по венчикам) и количество сосудов, используемых одновременно в жилищах, а также среднюю скорость разрушения, можно определить срок существования поселка. По имеющимся материалам среднее количество находящихся в употреблении сосудов — 18 штук [DeBoer W.R., Lathrap D.W., 1979], 19 штук [Past-ron A.G., 1974, p. 99-114], 20 штук [Arnold D.E., 1985, tabl. 65].
После окончательного разрушения черепки от сосудов испытывают воздействие двух основных факторов: механического и химико-минералогического. Частота встречаемости черепков на по-Телении отражает частоту использования функциональных видов посуды [Schiffer М.В., 1972, р. 162-163].
Механическое воздействие
После разрушения сосуда малая часть крупных фрагментов, очевидно, используется в быту (подставки, донные части, скребки, пряслица), другая часть (большая) превращается в мусор, отходы, попадает в землю. В этот период наиболее сильное воздействие на сосуд оказывает фактор механического перемещения и разрушения черепков. Находясь в зоне человеческой деятельности (жилище, очаг, околожилищное пространство, тропинка и т.п.), черепки от сосуда испытывают постоянное перемещение [Chase P.G., 1985; О’Соп-nel J.F., 1987], в результате которого происходит их дробление. Через некоторый промежуток времени черепок достигает определенных «стандартизированных» размеров, меньше которых он уже не становится без дополнительного и качественно нового воздействия, например, дробления на шамот.
На этом принципе основан метод относительного хронологического датирования, изложенный в работах Ю.Б. Цетлина [Цетлин Ю.Б., 1991; Сладкова Л.Н., 1991]. Суть его заключается в построении графиков распределения фрагментов различной крупности по слоям и определения на этом основании их хронологической позиции относительно друг друга.
В наших экспедициях была проведена серия экспериментов по перемещению и трансформации черепков в процессе жизнедеятельности человека [Глушков И.Г., 1992]. В задачи входило установить: 1) возможность определения эпицентра развала, т.е. точку, в которой сосуд разбился; 2) площадь растаскивания одного разбитого сосуда; 3) зависимость между площадью растаскивания и хозяйственной значимостью места обитания; 4) потери информации о сосуде в результате функционирования хозяйственных объектов; 5) стандартизованные размеры черепка в местах хозяйственной деятельности с различной интенсивностью.
Эксперимент 1 (рис. 167). Сосуд был разбит о песчаный грунт относительно слабым ударом с высоты 1 м. Количество получившихся обломков невелико (17 штук). Все обломки расположены компактно и занимают площадь 4 800 см2. Основная масса черепков (89%) сосредоточена на площади 2 700 см2. Сосуд был разбит в 80 см от обеденного стола в лагере экспедиции (количество участников экспедиции — 22 человека). Этот участок наиболее обитаем; интенсивное движение по нему проходит как вдоль стола, так и от стола к костру.
В результате двухнедельного хождения площадь растаскивания фрагментов составила 12 400 см2, увеличилось также и количество фрагментов до 72 единиц. Средняя площадь уменьшилась до 5-8 см2. Все черепки «утонули» в песке. Сохранилось всего 64% поверхности сосуда. Днище собирается полностью, венчик восстанавливается на 64,8% длины окружности.
На площади растаскивания образовалось два эпицентра. Один из них соответствует точке удара, другой создан искусственно в результате некоторого перемещения фрагментов по линии наиболее интенсивного движения: стол — костер.
Эксперимент 2 (рис. 168). Сосуд был брошен с высоты около 2 м. Размеры обломков сосуда различны: от 154 см2 до 2 см2 и керамической крошки. Сосуд разбился на 34 обломка. Средняя площадь большинства обломков -15 см2. В результате сильного удара фрагменты достаточно далеко отлетели от места падения. Общая площадь распределения обломков составила 90 000 см2, однако большинство фрагментов сосредоточены на площади 1 400 см2.
Сосуд был разбит в месте особой хозяйственной значимости — в 1 м от костра, где передвижения наиболее интенсивны. По земле часто перемещают вязанки хвороста, ведра. Очаг много раз ворошили для выпечки хлеба по-селькупски, подсыпали чистого песка. В костре обжигали шамот, закапывали глиняные сосуды для приготовления пищи. У костра находились бревна и чурбаны для сидения и, наконец, костер — постоянное место сбора участников экспедиции.
После двухнедельного использования костра и кострового места, нам удалось отыскать только 24 фрагмента от сосуда. В среднем, площадь каждого из них уменьшилась до 8 см2. Площадь растаскивания основного массива черепков увеличилась с 1 400 до 52 000 см2. Четко выделяются два эпицентра, один из которых соответствует точке удара сосуда. Треть фрагментов не удалось обнаружить, часть найдена в самом костре. В целом, от сосуда сохранилось менее 50% его площади.
Эксперимент 3 (рис. 169). Сосуд был брошен с силой с высоты 1,5 м. Количество получившихся фрагментов — 21. Площадь каждого — в среднем 30 см2. Все фрагменты равномерно распределены по площади 28 000 см2. Сосуд разбит на небольшой тропинке недалеко от палаток. Движение по тропинке направленное, ограничивается часто стоящими деревьями.
В момент последней фиксации площадь растаскивания фрагментов увеличилась до 622 400 см2. Изменилась также ориентация распределения предметов. В начальной фазе экспериментов предпочтительной была ориентация север-юг (поперек тропы, как разлетелись фрагменты сосуда), на заключительной стадии она изменилась на запад-восток (вдоль тропы). Все крупные фрагменты (от 15 до 43 см2) располагались по обочине тропинки, около деревьев. Большинство черепков (35 штук), расположенных на тропинке имеют площадь от 2,5 до 8 см2. Сохранность сосуда в третьем эксперименте гораздо выше, чем в первых двух — удалось собрать 82,5% поверхности сосуда.
Выводы из экспериментов. Облик развала сосуда во многом зависит от интенсивности посещения места и его хозяйственного назначения. От этого зависит также и площадь растаскивания фрагментов сосуда: около стола площадь растаскивания увеличилась на 85,5%; костровое место дало увеличение площади на 97,3%; на тропе — 55%.
Костер — это место наибольшего хозяйственного значения, где вещи находятся в постоянном движении. Для него характерна большая потеря информации о первоначальном состоянии любых предметов. Развал сосуда демонстрирует значительную перемешанность и фрагментарность при условии естественной и постепенной эксплуатации костра. В тех случаях, когда в жилищах около очага находятся большие развалы сосудов, речь может идти об относительной внезапности оставления дома (исключая пожар и обвал).
Распределение фрагментов одного сосуда дает возможность проследить направление передвижения их по различным участкам, что структурирует зоны проживания человека, уточняет план поселка и характер мест обитания. Однако, при фрагментарности материала почти невозможно проследить эпицентр места падения сосуда, также, как невозможно определить и множество других факторов, влияющих на поведение черепка на поверхности поселения.
Степень эксплуатации того или иного места и его хозяйственное значение накладывает значительный отпечаток на величину фрагментов и возможность археологической реставрации. Средняя площадь фрагментов, по Которым ходят, равна 8 см2. Сохранившаяся площадь поверхности в каждом конкретном случае различна и зависит от хозяйственного значения того или иного места: у костра от сосуда осталось менее 50% поверхности, у стола — 64%, на тропе — 82,5%. Причем, на тропе обломки, которые оказались вне зоны хождения, сохранили свои первоначальные размеры.
Описанный выше модельный эксперимент может быть дополнен этноархеологическими исследованиями американских археологов. Опубликованы интересные сведения о распределении керамического материала по поселку южноамериканских индейцев бассейна р. Амазонки. Например, в местах интенсивного обитания (тропа) черепки сильнее измельчаются по сравнению с периферийными участками [DeBoer W.R., Lath-rap W.D., 1979, p. 133]. К этому же выводу пришел и П. Грибингер, прокоррелировавший вш-пень изме льченности черепков и частоту посещаемости различных по функциям мест обитания [Grebinger Р., 1971, р. 48]. Если обратиться к графику зависимости размеров черепков от мест интенсивного хождения, приведенному в статье У. Дебора и Д. Латрэпа, то можно отметить, что размерность обломков сосудов на периферийных и часто посещаемых участках различна. В часто посещаемых местах фрагменты стандартизированы и имеют размеры 1-4 см, в то время, как на периферийных участках средние размеры черепков от 3 до 6 см [DeBoer W.R., Lathrap W.D., 1979, fig. 4.8]. Эти наблюдения совпадают с результатами приведенных выше экспериментов (средняя площадь 2×4=8 см2). Таким образом, обломки сосуда в процессе функционирования поселения демонстрируют значительные механические преобразования, связанные с перемещением и измельчением черепков.
После разрушения сосуда и попадания фрагментов в почву, после прекращения существования поселка и выпадения черепков из орбиты живой культуры начинается процесс археологизации керамики. В этот период на него оказывают воздействие как механические, так и химические факторы.
Механические преобразования, например, заключаются в цикличности периодов замерзания и оттаивания черепков, которое приводит к значительным разрушениям. Как показали эксперименты Д. Рейда и его коллег, уже через десять циклов керамические фрагменты длиной 3 см и толщиной 1 см, имеющие песчаную добавку, превращаются в керамическое крошево [Skibo J.M., 1989, р. 142]. Вода, попадая в поры и капилляры черепка, замерзает, увеличивая на 9% свой объем, что разрушающе воздействует на керамические тела. Количество и качество добавок также играет большую роль, усиливая или уменьшая эффект водопоглощения. Так, водопоглощение образцов с растительной примесью из грубых и тонких формовочных масс, соответственно, составляет 22+5 и 15+5, с раковиной — 54+14 и 20+5, с песком -12+3 и 10+3 [Reid К.С., 1984]. Чем больше объем пор и пустот, тем интенсивнее характер разрушения. Возможно, этим обстоятельством объясняется сильная фрагментарность неолитической керамики в степных районах Западной Сибири, на поселениях с отсутствующим слоем, где материал, залегая на поверхности, испытывает значительные температурно-влажностные градиенты. Это приводит к сильному измельчению черепков.
Нами проделаны эксперименты на морозоустойчивость с кротовской керамикой (шамотная добавка) Прииртышья (Саранин II). Черепок размерами 6×8 см и толщиной 9 мм выдерживает семь циклов замораживания и оттаивания. После этого начинается процесс его активного механического разрушения. Самусьская керамика с дресвяной добавкой выдерживает двенадцать циклов, превосходя кротовскую по морозоустойчивости и испытывая значительно меньшие механические напряжения от резкого перепада температур. Возможно, это одна из причин меньшей фрагментарности в поселенческих слоях самусьской керамики по сравнению с кротовской.
В процессе архёологизации значительный разрушающий эффект создает корневая система растений, проникающая через микротрещины, усиливая расслоение и разрушение материала. В тех случаях, когда в черепке имеются трещины, параллельные стенкам сосудов, корни растений вызывают расслоение фрагмента на 2-3 плоскости.
Серию экспериментов по вертикальному распределению археологических находок в слое в зависимости от плотности грунтов провели американские археологи [Gifford-Gonzales D.P., Damrosch, 1985]. Их выводы отчасти могут быть положены в модель интерпретации вертикального перемещения находок в слое. В русле этой проблемы были произведены наши эксперименты по возможностям датирования слоев по керамике.
В процессе археологизации фрагменты попадают в почвенный слой, и их поведение там пока остается неясным. М.П. Грязнов полагал, что они как бы утопают в нем и именно этим объясняется нахождение разных по хронологии объектов в одном горизонте. С другой стороны, нарастание культурного слоя предполагает напластование одних хронологических горизонтов над другими. Такое положение лежит в основе относительного датирования слоев по находящемуся в нем материалу. Для этого обычно строятся гистограммы, графики распределения керамики по горизонтам и т.п. Однако, в связи с тем, что нам неизвестно поведение керамических фрагментов в почве, встает вопрос: действительно ли в слое отражается какая-то хронологическая закономерность в распределении материала, не является ли эта закономерность скорее отражением нашей методики, а не «хронологического поведения» фрагментов. Другими словами, влияет ли методика раскопок на выявленную хронологическую позицию керамического материала? Возможно ли по массовому залеганию керамики датировать культурные горизонты?
Для ответа на эти вопросы был поставлен эксперимент, который продолжался 4 года. Суть эксперимента заключалась в следующем: был выкопан раскоп на глубину 60 см, куда послойно вместе с почвой укладывался керамический материал, причем, с явно выраженной хронологической тенденцией. На нижних горизонтах преобладала одна группа керамики (условно группа А), а на верхних — другая (группа Б). Через 4 года были произведены раскопки. Слой выбирался ножами с индивидуальной фиксацией и нивелировочными отметками находок. После окончательной выборки все фрагменты были сгруппированы по условным горизонтам 5,10,15,20,25 см (табл. 73).
Несмотря на явную хронологическую закономерность, заложенную уже при сооружении раскопа, горизонты в 5 и 10 см не дали ожидаемых результатов. Кривые группы А и Б повторяют друг друга без какой-либо хронологической тенденции. То же можно сказать и о группировке материала в самом мощном горизонте (25 см), в котором также отсутствуют хронологические различия обеих кривых графика.
Наиболее отчетливо хронологические различия горизонтов по содержащемуся в нем материалу читаются в группировке объектов по 15 и 20 см. По всей видимости, мощность этих горизонтов наиболее отчетливо позволяет проследить хронологическую тенденцию залегания керамики в почвенном слое. Следовательно, интерпретация относительной хронологии керамических групп по глубине залегания находок зависит не только от закономерностей распределения материала в почвенном слое, но и от методики раскопок — мощности условных горизонтов.
Цветовые изменения
На керамику, долгое время находящуюся в почве, воздействуют красящие вещества почвенного слоя. Интенсивно окрашивают черепок в темно-серый и коричневые тона органические красители, гумидные кислоты в почвах, богатых органикой. Окислы неглубоко проникают в черепок через пористую поверхность, окрашивая лишь внешний слой изделия [Rye О.S., 1981, р. 57]. Поэтому в почвах, содержащих большое количество органики, встречается керамика, в основном, темных тонов.
В светлых песчаных грунтах с сильной водопроницаемостью органические вещества быстро вымываются, причем, частично «вымывание» захватывает и внешнюю поверхность черепков -железо растворяется, меняя (осветляя) окраску черепка. Археологические фрагменты имеют светло-коричневые, оранжевые или светлые серокоричневые тона.
Во время залегания черепков в почве с течением времени исчезают карбонаты кальция и, следовательно, увеличивается поверхность, доступная для дальнейших химических реакций и преобразований [Reid К.С., 1984]. В почвах, богатых известью, известковые отложения вместе с грунтовыми водами окрашивают поверхность черепков, образуя белесый налет [Rye O.S., р. 57]. В некоторых случаях происходит механическое воздействие — эрозия, изменяющая цвет изделий.
Перечисленные почвенные воздействия изменяют только внешнюю окраску археологической керамики, внутренние слои остаются нетронутыми, сохраняя первоначальную окраску.
Химико-минералогические изменения
В основном, этот тип воздействия на глиняный черепок в почве — минералогическую трансформацию — можно наблюдать, используя лишь точные инструментальные методики. Маджетти отмечает, что обожженная керамика, особенно в низкотемпературном режиме, чувствительна к условиям среды. Он выделяет три типа процессов: растворение минералов, откладывание минералов в порах, трансформация минералов [Rye O.S., 1981, р. 129]. Например, вторичные кальциты идентифицируются только в образцах с высокотемпературным обжигом. Преобразования в низкотемпературной керамике характерны, в основном, для монтмориллонита. Их можно диагностировать дифракционным анализом, если температура в образцах достигала 300° и выше.
Заключая обсуждение признаков и факторов археологизации керамики, хотелось бы отметить, что в этой области большие перспективы принадлежат экспериментально-химической методике, позволяющей промоделировать результаты всех основных преобразований в черепке в зависимости от особенностей среды. Более углубленного анализа требует также фактор механического воздействия, который можно изучить, используя экспериментально-археологические и этноархеологические методы.
В мировой археологической практике редко можно встретить исследования, связанные с археологизацией различного по своей природе материала, в том числе и керамики. Между тем углубленное изучение факторов воздействия на хранящиеся в земле вещи может существенно повысить точность интерпретационных версий в археологии.