Алтайско-саянские народы

К оглавлению книги С.А. Токарева «Этнография народов СССР»

Общие сведения

Народы Алтае-Саянского нагорья — тюркоязычная группа народностей. Ввиду значительной однотипности их хозяйственных и культурно-бытовых условий их можно рассматривать вместе. Эти народы следующие:

1) Алтайцы (47,7 тыс.), коренное население Горно-Алтайской автономной области, в верховьях р. Оби (ее истоков Бии и Катуни и притока ее Чарыша).

2) Хакасы (52,6 тыс.), основное население Хакасской автономной области, в основном бассейна р. Абакана (притока Енисея) и верховьев р. Чулыма.

3) Чулымцы (около 11 тыс.), небольшая полуобрусевшая группа по р. Чулыму, в Асиновском и Зырянском районах Томской области и в прилегающих районах Красноярского края.

4) Шорцы (12 тыс.), коренное население бывшего Горно-Шорского национального района, ныне трех районов Кемеровской области, по верховьям р. Томи.

5) Тувинцы (около 65 тыс.) — коренное население Тувинской автономной области, бывшего Урянхайского края, потом Тувинской народной республики, занимающей верховья р. Енисея.

6) Карагасы, илитофалары (400—500 чел.), небольшой народ, население бывшего Тофаларского национального района, ныне одного из сельсоветов Нижнеудинского района, Иркутской области,—верховья р. Уды, притока Енисея.

Формирование более крупных из этих групп, по крайней мере алтайцев и хакасов, как сплоченных народностей — дело советской эпохи. До Октябрьской революции они были больше известны под отдельными племенными названиями и единого целого не представляли.

Расселение племен такое: алтайцы в узком смысле слова, или «алтай-кижи» (дословно «алтайский человек»), живут в верхнем течении Чарыша, по Катуни и ее притоку Уру-сулу; от них иногда отличают маймаларов (майминцев) по р. Майме (приток Катуни); теленгеты, или теленгиты, обитают в юго-восточной части Горно-Алтайской области по течению Чуи, Чулышмана и Башкауза (Кош-Агачский и Улаганский аймаки); телеуты, по-видимому, отделившаяся часть теленгетов, живут в северных районах Алтая, частью вне автономной области (на рр. Б. и М. Бачатам); тубалары (или туба-кижи, йиш-кижи), которые были известны прежде под названием черневых татар («чернью» называются на Алтае лесистые горы), — это население северо-восточных аймаков области; чалганцы, или лебединцы (ку-кижи), живут по р. Лебеди, впадающей в Бию; кумандинцы — полуобрусевшая группа населения северных аймаков. Ныне эти отдельные племенные группы слились в единую народность под общим названием алтайцев.

Этот народ называли у нас одно время (1922—1945) также «ойротами» (Ойротская автономная область, ныне Горно-Алтайская). Этот термин имел чисто историческое обоснование: до середины XVIII в. население Алтая находилось под властью Ойратского (Джунгарского) «контайши». Но ойраты (калмыки), в тюркском произношении «ойроты», — западномонгольская группа, отнюдь не родственная тюркоязычным алтайцам (они и сейчас живут в Северо-Западной Монголии). Воспоминания о «временах Ойрот-хана» сохранились в легендах алтайцев — отсюда и не слишком удачное наименование их «ойротами», ныне оставленное. По аналогичной причине алтайцев до революции называли иногда горными, или алтайскими, калмыками.

Что касается хакасов, то это наименование имеет также больше историческое, чем этнографическое оправдание. Хакасами («хягас») старые китайские хроники называли енисейских киргизов. Киргизы упоминаются в Орхонско-енисейских памятниках VII—VIII вв. До начала X в. киргизы-хакасы занимали господствующее положение в Центральной Азии. В память об этой эпохе хакасского могущества и сохранилось название хакасов как собирательное, обозначающее тюркоязычные народы Верхнего Енисея. О киргизах на Верхнем Енисее говорят русские документы XVII в. После продолжительной борьбы против русских служилых людей киргизы в 1703 г. были уведены джунгарами на юг, в Джунгарию; после этого название киргизы на Верхнем Енисее, исчезает, и в XVIII—XIX вв. население Верхнего Енисея и западного его притока Абакана было известно под географическим наименованием абаканских, или минусинских, татар, а также под племенными названиями: сагайцы, бельтиры, качинцы, койбалы, кызы льцы.

Расселение этих бывших племен, составивших хакасский народ, таково: в северной части современной Хакассии, по рр. Белому и Черному Июсам (верховья Чулыма), живут кызыльцы; южнее их, в Абаканской степи, по р. Уйбату и на юг до р. Камышты — качинцы, самая крупная из этих групп; еще южнее, от р. Камышты до р. Аскыза (Аскызский район) живут сагайцы; самый юг Хакассии, горную тайгу верховьев Абакана (Таштыпский район), занимают бельтиры; наконец, койбалы живут в углу между нижним Абаканом и Енисеем, в Койбальской степи.

К хакасам примыкают чулымцы, живущие на среднем и нижнем Чулыме (правый приток Оби). Прежде их называли чулымскими, или мелецкими, татарами, иногда «каракасами». Это, видимо, потомки тех же племен бассейна Чулыма, которые составили и часть хакасского народа, и по языку они близки к хакасам, особенно к кызыльцам, хотя в составе их имеются, возможно, и татары-переселенцы с Иртыша, а также и тюркизированные остатки местных групп селькупов и кетов. Тюркизация их шла, несомненно, с верховьев Чулыма, чем и объясняется языковая близость к кызыльцам. Ныне чулымцы, оторванные географически от хакасов, в сильной степени обрусели.

Несколько особняком стоит до сих пор маленькая народность шорцы, занимающая верхнее течение р. Томи и двух ее притоков — Мрас-Су и Кондомы. Они были известны прежде под названием кузнецких татар (среди населения этой области издавна был развит кузнечный промысел). Отсюда название города Кузнецка, Кузнецкого бассейна. Шорцы — это название, предложенное впервые В. В. Радловым и основанное на названии одного из родов «Шор». Шорцы не вошли ни в состав алтайской, ни в состав хакасской национальности, а составляют особую группу.

Тувинцы — основное население Тувинской автономной области — назывались прежде урянхайцами, урянхами, сойотами, саянцами. Область их расселения — верховья Енисея, составляющие его реки Бий-Хем и Ка-Хем, и приток его Кемчик — расположена в горной котловине между хребтами Саянским и Танну-Ола. Это — «Саянская землица» русских документов XVII в., подвластная тогда хотохойтским Алтынханам, позже — «Урянхайский край». Входя до 1911 г. в состав Китайской империи, эта страна делилась на 9 административных единиц—хошунов. Население отдельных хошунов различалось между собой отчасти и этнически: наиболее обособленными были и остаются тувинцы самого восточного — Тоджинского хошуна.

Еще более особняком стоят тофалары (карагасы), живущие в Восточном Саяне, в верховьях р. Уды. Однако они близки этнически к северо-восточным тувинцам-тоджинцам, от которых отделены только Саянским хребтом.

Все эти народы в настоящее время принадлежат к тюркоязычной группе, но есть следы происхождения некоторых из них от иных языковых группировок. У карагасов еще Паллас застал самоедский язык, так же как и среди сойотов-тувинцев Кастрен в середине XIX в. нашел, что карагасы говорят по-тюркски, но что у них сохранился целый ряд самоедских слов, в частности касающихся оленеводства. Койбалы — это ответвление самоедоязычной народности моторов, обитавших в XVII—XVIII вв. в горной тайге по правым притокам Верхнего Енисея. Название свое они получили по имени князца Койбала (середина XVII в.). До половины XIX столетия койбалы сохраняли свой прежний язык самоедской группы, изученный тем же Кастреном.

Что касается качинцев, то они еще в первой половине XVII в. жили около Красноярска, в бассейне р. Качи. Они передвинулись на юг, на Абакан, сначала отдельными группами, а после ухода киргизов—целиком; по происхождению также, по-видимому, не принадлежат к тюркам. То же самое можно предположить относительно некоторых других групп, в частности о северных алтайцах, тубаларах, кумандинцах и др. В их языке, правда, пока не обнаружено следов других, нетюркских языков, и только косвенные признаки служат доказательством этого. Например, самоназвание «туба, тубалар» сближается с «тува» (тувинцы), с «тофа» (карагасы). Этот этноним считается самодийским: например, одна из самоедских групп на севере — энцы — имеет в своем составе род Таубух.

Таким образом, в языке и этнонимике видны следы разнородного происхождения алтайско-саянской группы народностей.

История изучения

Уже в Енисейских и Орхонских памятниках VII—VIII вв. имеются упоминания о кыргызах, телесах, тюргешах и о других народностях, остатки которых сохранились в названиях некоторых родов на Алтае. Русские документы эпохи XVII в. содержат в себе довольно много известий о киргизах и киргизских княжествах Верхнего Енисея (Тубинское, Алтысарское, Алтырское, Езерское княжества). На Алтае в то время существовали два княжества, Телесское и Теленгутское: оба эти названия сохранились и сейчас.

Этнографические описания этих народов появляются в работах путешественников XVIII в. У Гмелина, Палласа, Пестерева и других мы находим целый ряд ценных сообщений, касающихся хакасских и тувинских (Пестерев) племен. Об алтайцах известия появляются с более позднего времени: эта часть Алтая была присоединена к России только в середине XVIII в. В первую половину XIX в. сюда направлялись ученые экспедиции: Гельмерсена, Ледебура, Бунге, Чихачева, записки которых содержат довольно много материала о быте населения. Но наиболее обширные сведения относятся ко второй половине XIX в.: работы тюрколога Радлова, Потанина, Ядринцева, Адрианова и некоторых других.

Очень важны, хотя и кратки, записи алтайского миссионера Вербицкого («Алтайские инородцы», 1893 г.). Любопытны ежегодные отчеты Алтайской духовной миссии, где имеются разрозненные, но иногда очень важные этнографические сведения.

В самом конце XIX в. обширное и глубокое исследование алтайцев было произведено под руководством экономиста и этнографа С. П. Швецова в связи с проводившейся там большой статистической экспедицией, приуроченной к переписи 1897 г. Результатом этого было многотомное издание — «Горный Алтай и его население», главную часть которого составляет работа самого Швецова.

В последние предреволюционные годы имела большое значение работа местного исследователя учителя А. В. Анохина, который продолжал свою работу и после Октябрьской революции.

По Минусинскому краю и Хакассии в конце XIX в. появляются работы целого ряда политических ссыльных: Клеменца, Феликса Кона, Ярилова, Яковлева, Кулакова, Кузнецовой.

Очень ценны работы хакасского ученого проф. Н. Ф. Катанова, его материалы филологического и этнографического характера, особенно записи фольклора.

О тувинцах обильные сведения стали накапливаться со 2-й половины XIX в. и особенно в начале XX в. в связи с развитием русско-тувинской торговли. Некоторые из минусинских купцов, имевших в Туве свои лавки, интересовались хозяйством и бытом местного населения и либо сами печатали свои материалы, либо давали их использовать путешественникам и другим (таковы материалы купцов Веселкова, Сафьянова). Из путешественников-этнографов Туву посетили в этот период Потанин и его жена, Адрианов, Клеменц, Катанов, Феликс Кон, Островских, Грумм-Гржимайло и другие.

В советскую эпоху этнографическое изучение Алтая и других районов Алтайско-Саянской горной страны продолжалось еще более интенсивно. Здесь можно назвать целый ряд имен этнографов: Л. П. Потапов, Н. П. Дыренкова, А. Г. Данилин, А. И. Новиков и другие, которые дали много глубоких и ценных исследований, особенно об алтайцах и шорцах. Хакасов и тувинцев за последние десятилетия изучали меньше. Уже в послевоенные годы среди них развернулась этнографическая работа под руководством Потапова. Для историко-этнографического изучения тувинцев много сделал В. И. Дулов. Очень большое значение имела для выяснения этногенеза алтайско-саянских народов антропологическая работа, проводившаяся под руководством крупного советского антрополога А. И. Ярхо.

Что касается карагасов, им посвящено сравнительно мало этнографических работ (Н. Ф. Катанов, И. А. Евсенин).

Культурно-хозяйственные типы

В Алтайско-Саянской горной стране выделяются два основных этно-культурных и в то же время хозяйственных типа в связи с основными двумя типами хозяйственно-географических зон. Наиболее четко эти зоны распределены в пределах Горно-Алтайской области. Южная часть ее представляет собой область преобладания горно-степного ландшафта, сравнительно открытых высокогорных долин и плоскогорий, которые на Алтае называются «степями». На северном Алтае преобладает другой тип ландшафта, горнотаежный: русские называют эту горную тайгу «чернь», «черневые горы». Далее к северу тянется полоса предгорий: это — пологие возвышенности, широкие долины, которые по основным хозяйственным условиям сходны с горно-степным районом. Аналогичные природные условия наблюдаются в западной части Тувы, на Кемчике.

В Хакассии преобладают два типа ландшафтов: горная тайга в верховьях Абакана и его притоков и плоская безлесная степь в низовьях Абакана, Аскыза, Камышты, Уйбата — привольные пастбища для скотоводов. В Горной Шории и Восточном Саяне, в восточной части Тувы и в Карагасии господствует горнотаежный ландшафт. В средней и западной части Тувы — горно-степной.

Типам ландшафта соответствуют различия в исторически сложившихся хозяйственно-культурных типах. Для горно-степного и степного ландшафта характерно преобладание кочевого или полукочевого скотоводческого хозяйства. Для горнотаежной зоны — преобладание охотничьего промысла и других отраслей лесного хозяйства; и то и другое местами сочеталось с земледелием.

Хозяйство. Скотоводство преобладает в Южном Алтае, у алтай-кижи и теленгетов, в прежние времена оно преобладало также в районе предгорий. Это же кочевое и полукочевое скотоводческое хозяйство господствовало раньше в Абаканских и приенисейских степях, в Минусинской котловине особенно у качинцев, а также в средней и западной части Тувы. Разводятся лошади, рогатый скот, овцы, козы и в очень небольшом количестве (в настоящее время только в южной части Тувинской автономной области) верблюды.

Тип скотоводства мало чем отличался от монгольского. Прежде это было чисто пастбищное хозяйство с круглогодичным выпасом скота. Зимние тебеневки приводили часто к массовой гибели скота. Только для молодняка запасали в небольшом количестве сено. Траву резали ножами и развешивали для просушки на деревьях в виде жгутов («толгок»). Но еще до революции под русским влиянием распространилось сенокошение. Сейчас на зиму запасается достаточно корму, и система тебеневок почти оставлена. Широко используется молоко. Изготовляются различные молочные кушанья: масло, сыр («пыштак») и пр.; приготовляется своеобразно заквашенная простокваша «чегень», из которой получается целый ряд последующих продуктов. Одним из способов переработки чегеня является перегонка его и выделка молочной водки, араки. После этой перегонки в котле остается масса («арчи»), которая в дальнейшем спрессовывается, коптится в дыму, сушится и получается так называемый «курут», или «сырчик». Курут был в прежние времена главным продовольствием, он запасался на зиму, заменяя собой хлеб. Он похож на очень твердый сухарь и имеет кислый вкус. Из кобыльего молока делают кумыс.

Помимо молока, скот дает и мясо. Очень важно также использование его в качестве средства передвижения, в качестве рабочей силы. Верховые и вьючные лошади — почти единственное средство передвижения в горах, так как колесные дороги начали на Алтае и в Саянах проводиться только в последнее дореволюционное время (ныне почти вся область покрыта автомобильными дорогами).

Используется также шерсть для приготовления войлока, конский волос для арканов, шкуры для изготовления разных кожевенных изделий и т. д.

Скотоводческое хозяйство до революции постепенно шло к упадку в связи с уменьшением пастбищ, сокращением поголовья скота, с общим обеднением коренного населения.

В советскую эпоху, в особенности после коллективизации, наметился новый и резкий подъем скотоводческого хозяйства. Оно поставлено теперь в колхозах на рациональную ногу: заготовка сена на зиму, стойловое содержание, правильный уход за скотом, улучшение пород путем метисации и пр. Между прочим, на Алтае делаются удачные опыты создания особой гибридной породы путем скрещения привозимых из Монголии «сарлыков» (яков) с коровами. Скотоводческое хозяйство теперь развивается и в тех районах, например Северный Алтай, где прежде скота почти не было.

Другая форма хозяйства характерна для горно-таежных районов: это — охотничье хозяйство. Оно преобладало, а частью и сейчас преобладает у населения северного Алтая, у тубаларов, лебединцев, шорцев и в южной Хакассии, особенно у бельтиров и сагайпев, у карагасов, у восточных тувинцев.

Охота имеет те же черты, как и у других таежных народов Сибири. Это пешая и лыжная охота с тем же охотничьим снаряжением, разными снастями и ловушками (только карагасы не употребляют никаких ловушек); с XIX в. получила преобладание ружейная охота на белку в связи с проникновением товарного хозяйства.

Помимо охоты, характерен для горно-таежных районов промысел кедрового ореха. В еще большей степени, чем охота, орешный промысел в эпоху русской колонизации возрос в связи с развитием торговли. В настоящее время в некоторых местах, особенно в северных аймаках Алтая, он составляет очень существенную отрасль дохода населения.

Земледелие появляется на Алтае и на Верхнем Енисее в очень отдаленные времена. Археологические материалы говорят о наличии развитого земледелия по крайней мере в бассейне Енисея еще в I тысячелетии до н. э., а зародилось оно еще раньше — во II тысячелетии (андроновская эпоха). Оно было основано на системе искусственного орошения. Остатки древних оросительных каналов находятся в большом количестве в Минусинском крае, в Хакассии и на Алтае, даже в высокогорных районах (Курайская степь, Чулышманская долина); некоторые из этих каналов были заброшены и только при Советской власти начали восстанавливаться. Несмотря на систему ирригации, земледелие находилось на сравнительно низком техническом уровне. Применялась первобытная мотыга «абыл» и одноральная примитивная соха «андазын», в которую впрягали лошадь. Сеяли почти исключительно ячмень, только в новейшее время стали сеять пшеницу и другие культуры. В наши дни удельный вес земледелия неизмеримо вырос, оно превратилось в ведущую отрасль сельского хозяйства, оснащенную современной техникой.

Рядом с земледелием существовало, особенно в северных горнотаежных районах, собирательство, составляя довольно существенную статью в хозяйстве. Женщины выкапывали особой копалкой («озуп») съедобные корни — сарану, кандык, собирали черемшу — дикий лук, листья и корни бадана (растение, содержащее дубильное вещество). Бедняки употребляли бадан вместо чая.

Очень узкую область распространения имеет оленеводство и мараловодство. Археологические данные свидетельствуют, что когда-то оленеводство было распространено шире, в том числе и на Алтае и в Хакассии. Теперь оно известно только в восточной части Тувинской автономной области (Тоджинский хошун) и у карагасов. Здесь оно составляет интенсивную и развитую отрасль хозяйства. Карагасский и тувинский олень наиболее крупный и сильный из всех пород оленей. На нем можно ездить верхом, садясь на его крепкую спину, тогда как на тунгусского оленя можно садиться только на лопатки. Оленье седло здесь по типу такое же, как конское. Олени служат как средство передвижения и для молока. Оленья важенка дает мало молока, но зато оно очень густое. Высоко ценятся рога, или панты, оленя. Панты используются также у марала — это предмет экспорта в Китай (они применяются для изготовления лекарств в китайской медицине). Алтайцы охотились за маралами, но, ввиду того что они почти истреблены, охота на них теперь запрещена. Зато сейчас маралы разводятся в особых маральниках ради пантов, которые срезаются у живых животных.

Рыболовство существенной роли не играет.

Другие элементы материальной культуры тдкже характерны для названных выше основных типов хозяйства. Например, для горностепного скотоводческого типа хозяйства характерно было преобладание кожаной утвари и посуды; в северных районах преобладала деревянная посуда и утварь.

Следует отметить кузнечное дело, издавна развитое в некоторых районах Алтайско-Саянского нагорья, прежде всего в Шории, население которой именовалось кузнецкими татарами: развитость кузнечного промысла у них поразила русских. Еще в древности, в VI в., племена Алтая платили дань жуань-жуаням железными изделиями. Кузнечное производство сохранилось местами и до настоящего времени, хотя очень примитивное. Все оборудование кузницы состоит из двух мехов, с небольшим станочком, маленькой наковальни и молота с клещами — все это располагается внутри юрты на земле.

В северных районах Алтая и в Хакассии было развито ткачество с простейшим ткацким станом. У шорцев отмечено очень примитивное гончарство.

В эпоху социализма здесь многое радикально изменилось. Помимо реконструкции земледелия и скотоводства, существенное значение имеет создание крупной государственной промышленности, в которую втягивается и национальное население. А это в свою очередь меняет иногда существенным образом весь облик народа. Самый яркий пример — шорцы. Еще недавно это был народ охотников; сейчас же охотничьим промыслом занимается лишь небольшая часть шорского населения, тогда как большинство его — это рабочие горной промышленности (Кузнецкий бассейн) и колхозники, занимающиеся сельским хозяйством.

Поселения и жилища

Два культурно-хозяйственных типа, с которыми мы познакомились, прослеживаются и по всем элементам материальной культуры, в формах поселений, жилищ, одежды и т. д.

Скотоводческое население, то есть население предгорий и горных степей, жило издавна кочевым бытом. Но с сокращением землепользования этот кочевой быт постепенно сменился полукочевым, который до недавнего времени сохранялся у качинцев, сагайцев и южных алтайцев. Они два раза в год переезжали с зимников на летники и обратно, но и на летниках и на зимниках имели постоянные жилища. Дольше всего кочевание сохранялось по верхнему течению р. Чуи (у теленгитов), а также у западных тувинцев, у которых скотоводство было почти единственной формой хозяйства. Они кочевали по нескольку раз в году. Кроме кочевого типа жилищ, у них никакого другого вплоть до недавнего времени не было.

Что же касается горнотаежных районов, то здесь, по-видимому, и прежде кочевайия не было. Здесь издавна сложился оседлый быт, который только несколько разнообразится уходом взрослой мужской части населения осенью на орешный, зимой на охотничий промыслы.

Поселения алтайцев, так называемые аилы, или урочища (в Хакассии и Шории «улусы», в Туве «аалы») расположены по долинам рек.

Основные типы жилищ также воспроизводят эту картину распределения хозяйственно¬культурных типов. Для кочевого населения горностепной и предгорной области характерным типом жилища до недавнего времени была круглая решетчато-войлочная кибитка (юрта) монгольского типа. Сейчас она сохранилась только на Чуе у теленгитов и в Туве, в других местах исчезла в связи с переходом к оседлости.

Тип полукочевого жилища представляет собой корьевой конический шалаш, так называемый «аланчик». Он преобладал еще недавно в северных и западных аймаках Горно-Алтайской области. На левобережье Катуни этот тип жилищ был до недавних лет единственным. Но к востоку от Катуни он был частью вытеснен более новым типом, возникшим, быть может, под русским влиянием: это—рубленая многоугольная юрта, своего рода попытка приспособить срубную технику к традиции круглого жилища. В Минусинском крае шести-восьми-десятиугольная юрта бытовала еще в XIX в. На Алтай проникла только шестиугольная юрта, итпритом позже. Радлов, когда путешествовал по Алтаю в 1860-х гг., за все время своих поездок видел только одно такое жилище. Оно принадлежало одному богачу-зайсану. Этот тип жилища тогда только что появился.

За первые десятилетия XX в. шестиугольная юрта широко распространилась в Эликмонарском, Чойском аймаках и на р. Чулышмане. Сейчас, однако, она сохраняется чаще в качестве кладовой, амбара, летней кухни.

В горнотаежных районах Северного Алтая бытовали совсем иные типы жилища, связанные с древней оседлой культурой. Еще недавно здесь были землянки. У шорцев известны бревенчатые прямоугольные постройки с пристенным очагом. У тубаларов встречается четырехугольная срубная юрта, сходная с русской избой, но с четырехскатной корьевой крышей, с очагом посередине, без пола и потолка.
У карагасов, как и у тоджинских тувинцев, единственной формой жилища был до недавнего времени конический корьевой шалаш; теперь карагасы живут в деревянных домах.

Для основной массы тувинцев традиционным жильем была войлочная юрта.

Таким образом, в типах жилища отражаются два основных культурно-хозяйственных типа: кочевой скотоводческий (войлочная юрта) и оседлый и полуоседлый горно-таежный, связанный с охотничьим хозяйством (землянка и корьевой шалаш). Остальные типы являются переходными и более новыми формами.

Это же различие мы находим во внутреннем устройстве жилищ и, в частности, в огнище. Для горностепных и предгорных районов характерен очаг посередине жилища и над ним котел на треножнике. Дым из очага идет прямо вверх, в верхнее отверстие, иногда наполняя собой всю юрту. В северных районах у шорцев, частью у лебединцев известен чувал, пристенный очаг с дымоходом.

В последние годы все большее число колхозников-алтайцев, хакасов, тувинцев, шорцев — строят себе новые просторные дома русского типа. Юрты нередко сохраняются лишь как надворные хозяйственные постройки; у чуйских теленгитов — как летнее жилище колхозных пастухов.

Одежда

Наиболее характерная одежда сохранилась в скотоводческих районах: типичный образец ее — национальный костюм южных алтайцев.

У них одежда мужчин и женщин мало различалась между собой. Нательную одежду тех и других составляла длинная рубаха с рукавами (обычно из китайской дабы или русского ситца) и широкие штаны (из дабы, холста, иногда из кожи). Рубаха у бедняков-мужчин иногда отсутствовала, и верхняя одежда надевалась на голое тело. Основной тип верхней одежды — овчинная шуба, почти одинаковая по покрою у мужчин и женщин, длинная, двубортная, с глубоким запахом направо (в отличие от однобортных халатов народов Средней Азии). Шубы эти носились и летом. Обычно их подпоясывали широким поясом из ткани. Замужние женщины должны были надевать поверх шубы особую длиннополую распашную безрукавку — «чэгэдэк» (у хакасов — «сигидэк»), весьма негигиеничный обычай, так как чэгэдэк почти никогда не снимался и никогда не мылся. Богачи носили халаты из китайского шелка и других дорогих привозных материй, покрывали этими материями и шубы.

Обувь — высокие сапоги из мягкой кожи. Старый головной убор — высокая черная барашковая шапка в форме пирога с приподнятым передом и с длинными лентами сзади, сходная у мужчин и женщин. Но она еще в 1930-х годах вышла из употребления. Теперь носят обычно маленькую полусферическую шапку с бархатным верхом и с кисточкой. У чуйских теленгитов характерна коническая монгольская шапочка.

Иной тип костюма у северных алтайцев, особенно характерен он у телеутов: холщовая рубаха, халатообразная однобортная верх¬няя одежда, которая может запахиваться направо и налево. В этой одежде отражены традиции оседлой земледельческой культуры.

Хакасский костюм сходен с южноалтайским, но со своими особенностями. Очень любопытна женская рубаха у качинцев. Она длинная и широкая, у ворота стягивается сборками, а самое интересное и ней— широкие плечевые вставки из яркой материи, отчасти напоминающие русские полики. В ритуальном наряде свахи бросается в глаза деталь — нагрудное украшение полукруглой снизу формы, очень напоминающее татарское «изю».

Из хакасских головных уборов особенно характерны (у качинцев): высокая меховая шапка, по форме близкая к русскому кокошнику, в качестве женского праздничного наряда; вязаный колпак, как у татар, плотно облегающий голову со свисающим по спине верхом: этот головной убор еще в XIX в. вышел из употребления.

Национальная одежда тувинцев того же типа, как у алтайцев, с еще более сильным монгольским влиянием.

Сейчас у всех этих народов национальный костюм сохраняется лишь частично. Прочнее всего удерживается, особенно у пожилых людей, теплая зимняя одежда, а также головные уборы. Молодежь, интеллигенция одевается по-городскому.

Исторические особенности общественного строя

До недавнего времени все население Алтае-Саянского нагорья сохраняло пережитки родовых отношений, но своеобразно модифицированные. Алтайцы, шорцы, хакасы тувинцы и карагасы делились на роды, которые называются «сёёк», что значит буквально «кость», со счетом родства по отцовской линии. Таких сёёков у алтай-кижи считалось 36 (из них самые крупные насчитывали по 1—3 тыс. человек); у качинцев их известно около 10, у сагайцев — свыше 20 и т. д. Роды до недавнего времени были экзогамными, только у хакасов обычай экзогамии почти забыт. Экзогамия осмыслялась в сознании населения идеей о том, что все члены сёёка — братья—«карындаш», что значит в буквальном значении единоутробный брат (от слова «карын» — материнская утроба). Здесь можно видеть пережиток материнского рода.

Сохранились и некоторые другие пережитки родовых обычаев. Кровной мести нет, и о ней даже не помнят, но другие проявления родовых связей, существовавших в прошлом, сохранились: например до недавнего времени употреблялись родовые тамги для клеймения скота. Соблюдался обычай родовой помощи, идея родовой солидарности. Сохранились также черты родового культа.

Интересно, что родовая номенклатура саяно-алтайских народов очень проста. У них нет разветвленной системы родовых делений, как у казахов или туркмен. Здесь родовая принадлежность человека определяется обычно одним названием. Человек принадлежит, например, к роду Тодош или Майман, Кергеш, Чапты, Сойон и т. д. Эти роды почти не подразделяются. Только некоторые из них имеют 2—3 подразделения, например Кара-Сойон и Сары-Сойон, причем эти подразделения даже не все знают.

Что же представляли собой эти роды? Среди названий их встречаются немало таких, которые есть и у народов Средней Азии и которые представляют остатки средневековых тюркских и монгольских племен и народностей: таковы роды Кыпчак, Найман (Майман), Меркит, Кыргыз. Есть также роды Тербет, Чорос, Ойрот — это названия западномонгольских (ойратских) племен, с которыми алтайцы были связаны до середины XVIII в. На северном Алтае есть род Тергеш (до революции была Кергешская волость): это название народа тюргешей, образовавшего свое государство в VII—VIII вв. в Семиречье.

Высказывался взгляд, что у алтайско-саянских народов родовой строй продолжает существовать в настоящее время, но этот взгляд совершенно неправилен. Во-первых, у некоторых групп, в частности у хакасов, в связи с переходом от кочевого к оседлому быту, родовая община почти вытеснена сельской; у хакасов этот процесс протекал в течение XIX в. Во-вторых, и у кочевников сохранились лишь внешние формы родовых отношений. Родовые пережитки давно уже играли роль орудия эксплуатации в руках господствующих слоев населения, полуфеодальных элементов, которые здесь существовали задолго до прихода русских. Роды алтайцев до революции входили на правах административных единиц в систему «родового управления». Во главе так называемых «дючин» (это слово происходит от монгольского «дочин», что означает «40»), состоявших из отдельных родов, стояли «зайсаны» или князьки. Слово зайсан также монгольское (вернее омонголенное китайское). Было всего 7 Алтайских дючин, 2 Чуйские и 4 Черневые волости. Зайсан представлял собой формально родового старшину, а по существу полуфеодала, который, пользуясь родовыми пережитками для эксплуатации своих сородичей и соплеменников, являлся своего рода кочевым помещиком. Кроме зайсанов, существовали более мелкие административные должности — демичи, шуленги, арбанаки и т. д. В Хакассии и в Шории вместо зайсанов были башлыки и дзасулы (т. е. эсаулы). У хакасов «Уставом» 1822 г. были введены Степные думы: Качинская, Койбальская, Сагайская, Кызыльская.

Полуфеодально-байские элементы практиковали — согласно исследованиям Л. П. Потапова — патриархальную по форме, но иногда довольно суровую эксплуатацию трудящегося населения: у алтайцев она выражалась в обычаях «полыш» — раздачи скота на выпас (аналогия казахскому «саун», киргизскому «саан»), «айбы-кюн» — обязательная отработка одного дня в хозяйстве бая, «тен-улеш» испольная аренда и др. Все это маскировалось фикцией «родовой взаимопомощи».

Наряду с этой формой патриархальной феодально-родовой эксплуатации, у алтайцев, хакасов и отчасти тувинцев в последние десятилетия до революции назревали элементы капиталистических отношений, связанные с проникновением товарного хозяйства. В особенности это было заметно в северных горно-таежных районах Алтая, где преобладал охотничий и орешный промысел, который имел товарное направление. Наряду с русскими скупщиками здесь выделялась собственная эксплуататорская верхушка (баи-богачи), уже не родовитого происхождения, а выросшая на основе развития товарного хозяйства. Эксплуатация промыслового населения, однако, тоже сохраняла оттенок патриархальности. Здесь складывались отношения так называемого «танышества», от алтайского слова таныш — приятель. Русские скупщики, приезжая, завязывали приятельские отношения с охотниками, спаивали их водкой, раздавали товары в кредит и тем закабаляли их нередко на всю жизнь, принуждая сдавать за бесценок продукты орешного и охотничьего промыслов своим «танышам». Алтайцы должны были при этом считать своими благодетелями этих своих «танышей»—скупщиков, которые их грабили.

Таков сложный переплет родовых пережитков, полуфеодальных пережитков и нараставших элементов капиталистических отношений, который существовал на Алтае до революции. Приблизительно то же было и в Хакассии.

Наиболее развитые, и в то же время наиболее сложные феодальные отношения существовали (до 1911 г., до Китайской революции) у тувинцев. Здесь над местной полуфеодальной знатью (нойонами) возвышалась монгольская, чисто феодальная надстройка (князья, жившие в Монголии, но управлявшие тувинцами через своих «тарга» — дове¬ренных), а еще выше — китайская бюрократия. Вся Тува —Урянхайский край — составляла одну из провинций Китайской империи, подчинявшуюся цзянь-цзюню (губернатору) в Улясутае. Она делилась на 9 «хошунов», часть которых управлялась собственными тувинскими князьями (ухерида или огурда, данойон) во главе с «амбань-нойоном», а часть — монгольскими князьями. Хошуны делились на сумо, сумо — на арбаны. Во главе каждой из этих единиц стоял чиновник, сбиравший с населения подати и ведавший суд и расправу. Феодально-фискальные поборы (албан) и всевозможные натуральные повинности были чрезвычайно тяжелы. Они нередко доводили до полного разорения трудящегося «арата». Практиковалась жестокая система вымогательств и судебных наказаний.

Социалистическая революция и коллективизация ликвидировали все паразитические элементы населения Алтае-Саяиского нагорья и освободили его от вековой кабалы.

Дольше всего сохранялись остатки эксплуататорских отношений в Туве. Хотя тувинский народ еще в 1911 г. освободился от жестокого китайско-мандаринского режима, но собственные князья продолжали держать его в подчинении. В годы Тувинской народной республики (1921—1944) положение аратских масс улучшилось лишь частично. Только включение Тувы в Союз Советских Социалистических Республик (1944) положило конец засилью паразитических групп.

Религиозные пережитки

Сложному переплетению общественных отношений соответствовали и религиозные верования населения этой области. На Алтае с 20-х годов прошлого столетия действовала православная миссия, но результаты ее деятельности были весьма неодинаковы в разных частях края. Население Северного Алтая, правда, было христианизировано почти полностью, ибо оно находилось в зависимости от русского капитала, к которому на службу перешли фактически местные зайсаны и баи. Что же касается Южного Алтая с преобладанием горноскотоводческого хозяйства, то влияние русского капитала сказывалось здесь меньше. Местные зайсаны занимали самостоятельное положение и были врагами христианства; успехи миссионеров здесь были меньше и удерживались дохристианские верования.

До самого недавнего времени у алтайцев сохранялись шаманы. Своеобразным облачением шамана служила короткая меховая куртка, обвешанная множеством длинных жгутов, изображающих змей, колокольчиками. Бубен шамана круглый или слегка удлиненный, гпирокоободный, с рисунками на наружной стороне. Внутри он имеет характерную особенность: по продольной его оси укреплена рукоять, изображающая собой человеческую фигуру. Это «чалу», или хозяин бубна, один из главных шаманских духов. Почти такой же бубен известен у хакасов, у шорцев и у карагасов, но у них рукоять уже не в виде человеческой фигуры.

По существу же шаманские верования у этих народов были усложнены посторонними влияниями. Характерен довольно развитый пантеон богов и духов во главе с великими божествами: добрый бог-творец Ульгень, на создание образа которого повлияла несторианская мифология; ему противостоит злой бог Эрлик, соответствующий дьяволу. Наряду с этими богами есть целый ряд духов, делящихся на чистых и нечистых, «ару-неме» и «кара-неме». Большую роль играют родовые духи и духи предков шамана—«тбс». Шаманы устраивали камлания и кровавые жертвоприношения и злым и добрым духам.

Помимо шаманства, некоторую роль в верованиях алтайцев играли пережитки родового культа. Каждый род имел своего духа-покровителя, свою священную гору, и названия этих гор до сих пор сохранились у населения в памяти. У северных алтайцев, телеутов, шорцев обнаружены любопытные пережитки женского культа, восходящего к отдаленной эпохе материнского рода: это особые куклы «Эмэгэндэр» («бабушки»), которым женщины приносили жертвы.

У хакасов родовой культ сохранялся в более ясных формах. У них были родовые моления небу — «тигыр тайх» под руководством «уважаемых стариков» и моления родовой горе — «таг тайх». В последние десятилетия перед революцией в связи с переходом от родовой к сельской общине эти моления превратились из родовых в улусные. У тувинцев тоже известны большие общественные моления: родовые и даже целых сумо и хошунов, и чисто территориальных групп.

Жертвоприношения родовые и шаманские играли вредную роль не только в смысле одурманивания сознания масс, но и чисто экономически, так как в жертву приносили скот.

Наряду с проникновением христианства на Алтай здесь имело место влияние и другой религии, ламаизма, но более слабое. Это влияние, однако, сказалось на возникновении совершенно новой религии, буквально на глазах у исследователей, так называемого бурханизма. Это событие имело место в 1904 г., в год японской войны, когда общее обострение политической обстановки в стране вызвало среди алтайского зайсанства и байства надежду на возвращение к «счастливым» временам ойротского господства. Легенда об Ойрот-хане, который должен избавить свой народ, вылилась в форму религиозной проповеди некоего пастуха Чета Челпанова, за спиной которого стояли крупные баи. Проповедь его состояла в том, что с русскими дела иметь не нужно, русские деньги нужно выбросить, но и шаманам также не нужно верить, а служить надо только богу Бурхану, которому приказал молиться Ойрот-хан. Проповедь Чета Челпанова имела большой успех. В короткое время все население Южного и Западного Алтая было вовлечено в это движение. Устраивались повсеместно моления, появились жрецы новой религии, так называемые ярлыкчи.

Царская администрация забеспокоилась, увидела в этом революционное движение и двинула туда войска. В Теренгской долине было устроено нападение на толпу молящихся. Зачинщиков арестовали и судили, но вынуждены были оправдать (в этом деле сыграла положительную роль этнографическая экспертиза — выступление этнографа Д. А. Клеменца). Дальнейшего расширения бурханизм не получил, но юго-западная часть Алтая все же осталась под влиянием этой религии.

Бурханизм нельзя рассматривать как форму национально-освободительного движения против колониального гнета, как это делали некоторые этнографы. С самого же начала руководство этим движением захватили местные эксплуататорские группы полуфеодальной и полубуржуазной алтайской знати, во главе которой стал крупный бай Аргамай Кульджин. Сам Чет Челпанов был лишь игрушкой в руках этих полуфеодалов. После Октябрьской революции в ходе социалистического строительства бурханизм приобрел еще более реакционный характер.

Что касается Хакассии, то здесь проповедь христианской миссии имела больший успех. Хакасы все считались до революции православными. У них пережитки дохристианских верований сохранились в более слабой форме.

Наконец, у тувинцев официальной религией до последнего времени был буддизм-ламаизм. Он проникал в Туву через феодальную знать из соседней Монголии еще с XVII в. В Туве в начале XX в. было 22 буддистских монастыря («хурэ»), где большинство лам было из самих тувинцев, но часть — из монголов. Языком богослужения и церковной письменности был тибетский. Положительного культурного значения для тувинского народа ламаистские монастыри никакого не имели, будучи такими же паразитами-вымогателями, как и князья. Наряду с официальным ламаизмом, сохранялись и древние верования, в том числе шаманство.

Народное творчество

Народное творчество развито неравномерно. Изобразительное искусство у алтайцев представлено сравнительно слабо; орнамент на одежде и бытовых вещах довольно примитивен. У хакасов он значительно богаче и разнообразнее; у них, кроме геометрических мотивов, встречаются и более сложные растительные элементы орнамента. У тувинцев издавна существует своеобразное камнерезное искусство — изго¬товление скульптурных фигурок из мягкого камня (агальматолита). Помимо человеческих статуэток условно обобщенного стиля, мастера резали фигурки для шахматной игры (у тувинцев несколько отличающейся от обычной). Теперь некоторые тувинские камнерезы преодолевают старую условность стиля и создают художественные реалистические скульптурные произведения.

В советское время и у алтайцев стало полнее развиваться изобразительное искусство. Национальные художники, ученики Г. И. Гуркина и Н. И. Чевалкова, успешно сочетают европейскую технику живописи с художественной трактовкой чисто местных мотивов природы и быта.

Более глубокие исторические корни имеет музыкальное искусство. Народные мелодии довольно разнообразны. Из музыкальных инструментов алтайцев наиболее интересен «топшур» — род двухструнной балалайки, настроенной в кварту. У хакасов есть также многострунная цитра «чатхан».

Богат и разнообразен фольклор, содержащий в себе, кроме сказок и лирических песен, также и красочный героический эпос. У хакасов эпические поэмы были записаны и опубликованы еще до революции Радловым, Натановым, Майнагашевым и другими. У алтайцев они почти не были известны и считались забытыми. Лишь недавно, в советскую эпоху, выявлены огромные богатства алтайского героического эпоса: записаны и изданы героические поэмы «Когутэй», Алтай Бучай», «Малчи Мерген», обнаружен и ряд других. Одним из лучших сказителей этих поэм был народный певец Николай Улагашев. Чрезвычайно интересно, что алтайские эпические поэмы, в отличие от хакасских, где заметна обработка их в духе взглядов господствовавших классов, пронизаны ярко демократическим, антифеодальным духом.

Очень содержательный сборник шорского фольклора появился тоже только в советское время («Шорский фольклор». 1940). Тувинский фольклор пока еще слабо изучен, однако и в нем обнаружен героический эпос.

Вопрос об этногенезе

Выше упоминалось о тех данных языка, родовых и племенных названий, культуры, археологических данных, которые помогают разобраться в вопросах этногенеза алтайско-саянских народов. В последние годы вопросы эти, особенно в результате исследований Б. О. Долгих и Л. П. Потапова, стали довольно ясными.

В горнотаежных областях Алтайско-Саянского нагорья издавна обитали охотничьи и охотничье-оленеводческие племена; большинство их говорило на самоедских диалектах. В горностепных районах, особенно в Южном Алтае, в Минусинской котловине, кочевали племена скотоводов; они были тюркоязычны по крайней мере с VI—VII вв., а может быть, и гораздо раньше. Племенные названия их известны и по ранним китайским источникам и особенно по орхоно-енисейским надписям. Среди них упоминается, например, племя тёлёс, — это телесы русских документов XVII в., откуда и название Телецкого озера; сейчас — род Тёёлёс у алтайцев; упоминаются тюргеши, — впоследствии Кергешская волость, теперь род Тергеш у тубаларов. По предположению Потапова, важную роль в этногенезе алтайцев играли кипчакские племена — сородичи известных в южнорусских степях XI—XIII вв. кипчаков-половцев: на это указывает, по его мнению, не только язык и этнонимика, но и целый ряд мелких этнографических особенностей (в пище, одежде и пр.), сходных у алтайцев с тюркоязычными народностями Средней Азии и Поволжья.

Дальнейшая этническая история алтайско-саянских племен состояла в постепенном распространении тюркской речи и в горно-таежные районы, племена которых под влиянием сношений со скотоводами, или попадая в зависимость от них, одно за другим тюркизировались. Вливались и новые этнические элементы, например монгольские (найманы, меркиты и др.). После разгрома Ермаком Кучумова царства часть его населения откочевала на восток, на р. Чулым; эти пришельцы со Средней Оби влились впоследствии в состав хакасов. Быть может, этим следует объяснить некоторые этнографические черты культуры хакасов: особый головной убор типа колпака, рубаху с плечевыми вставками, многострунный музыкальный инструмент.

Племенная раздробленность сохранилась в связи с патриархально-феодальным типом отношений вплоть до последнего времени. Лишь Октябрьская социалистическая революция, ликвидировавшая этот уклад, включившая население Саяно-Алтая в общую экономическую жизнь страны, давшая мощный толчок его культурному развитию, — создала условия для этнического сплочения разрозненных племен. На основе новой социалистической экономики и культуры они сплотились ныне в алтайский, хакасский, тувинский народы.