Александрия

К содержанию книги «Нить Ариадны. В лабиринтах археологии» | К следующему разделу

Эллинизм — это эпоха победного утверждения греческой цивилизации за пределами мира, населенного греками, преимущественно в странах Ближнего и Среднего Востока, распространение ее достижений и ценностей в сфере государственности, права, религии, литературы, искусства среди других народов. В результате создается достаточно однородная культура, лишенная былой обособленности, обращенная к общечеловеческим ценностям, пронизанная интересом к человеческой личности и одновременным пониманием единства человеческого рода.

Эллинизм — это время небывалых масштабов во всех сторонах жизни: огромные города, колоссальные библиотеки, гигантские корабли, это эпоха интенсивных контактов между народами и понимания единства рода человеческого, подготовившее появление христиантства. И в тоже время, в искусстве, как и во всем другом, эллинизм — это эпоха контрастов: создание колоссальных зрелищ и статуй и интерес к малым формам, к примитивному, неразвитому, детскому. Это ломающий все нормы размах, это небывалое развитие знания в окружающем мире и распространение самых диких и темных суеверий. Объяснение всем этим контрастам можно искать в характере самого общества, вышедшего за полисные пределы, но сохраняющего рабство как господствующую форму отношений между людьми.

* * *

Судьбы некоторых археологических памятников порою настолько фантастически связаны с историей как древних, так и современных народов, что они могли бы стать темой захватывающего романа. Особенно это относится к открытию Пергамского алтаря, которое один из современных исследователей назвал «сагой». И поэтому начать ее следует издалека.

Сорокатысячное греко-македонское войско Александра на рассвете переправлялось через Геллеспонт. Позади в утреннем тумане остались города с полуголодными возбужденными эллинами, с дрязгами из-за клочка каменистой земли, с пропыленными свитками Платона о справедливом государстве и справедливых законах. В возбужденном воображении воинов вставала необозримая Азия с нестройными царскими полчищами, готовыми разбежаться при одном только виде непобедимой фаланги, с дворцами, хранящими неисчислимые богатства, с народами, привыкшими повиноваться сильному.

Много ли толка от мудрецов, витающих в облаках! Ни один из них не указал Элладе верного пути — ни Сократ, ни ученик Сократа Платон, ни ученик Платона Аристотель. Только лишь ученик Аристотеля Александр уже открыл этот путь! Это путь на Восток! Там упоение победой, царская роскошь, власть и слава!

И на самом деле, путь на Восток оказался дорогой побед. Один город за другим раскрывали свои ворота. Армии царей и сатрапов рассыпались, как ворох сухих листьев от дуновения ветра. Можно утомиться от одной лишь пестроты одежд, от смены впечатлений, языков и лиц. За Мидией — Согдиана, за Согдианой — Бактрия, за Бактрией — Индия. А там, впереди, вовсе неведомый Китай. А что за Китаем?

И хотя Александр, слепо уверовавший в свое божественное происхождение и счастливый жребий, продолжал свой триумфальный путь на край света, никто, кроме него, не обладал воображением и не мог понять смысла дальнейшего продвижения на Восток. Войско повернуло назад. Багровое солнце освещало сгорбленные спины солдат, отрепья одежды, стертые в кровь ноги. Это было началом заката Империи, рожденной в войнах. В древнем Вавилоне Александр умер 32-х лет то ли от лихорадки, то ли от усталости или яда.

Труп Собирателя лежал уже шесть дней, и никому не было до него дела, ибо власть, отделенная от его носителя, витала над их головами, дразня своей доступностью. Казалось, можно ее схватить, но каждый понимал, чем это для него кончится, если он осмелится протянуть руку. На седьмой день телохранители все же решились взглянуть на Александра, но тела не оказалось. Мутным взглядом обвели они свои ряды и не обнаружили Птолемея Лага (Зайца), и в красных от недосыпания глазах вспыхнул волчий блеск. Выбежав к коням, они двинулись в погоню за Лагом по всем ведущим из Вавилона дорогам: «Ну, Лаг, держись!»

А Птолемей Лаг, самый предусмотрительный и хитрый из всех, заметая следы, петлял по пустыни и приближался к Египту, где останки Александра ждала роскошная усыпальница. Ее ищут до сих пор [34]. Птолемей I не мечтал об обладании всем наследием собирателя, понимая, что синица в руках лучше, чем журавль в небе. Ему достаточно было части державы, но часть империи, которую он избрал, была, как показала история, самой лакомой. Через сто пятьдесят лет, когда потомки его преследователей не вынесут натиска нового собирателя, его заячье племя будет еще управлять Египтом.

План Александрии

План Александрии

Неизвестно, как выглядел город, принявший прах своего основателя. Ведь первое детальное описание Александрии, принадлежащее географу Страбону, относится ко времени Августа, когда Египет был императорской провинцией. Но город занимал ту же территорию, на перешейке между морем и озером Марионидой. На его улицах, пересекавшихся под прямым углом, звучала преимущественно греческая речь. Еще не было ни знаменитого Маяка, ни Библиотеки, но в квартале Брухейон, как показали раскопки, уже высился царский дворец. Где-то в его районе и была сооружена усыпальница для тела Александра.

Город рос быстро, буквально меняясь на глазах. Ведь в распоряжении Птолемея I и его преемников были колоссальные богатства всего Египта, кормившего своим хлебом значительную часть Западного Средиземноморья. По своему типу Александрия была полисом и этим отличалась от всех других городов Египта. Александрийцы, будучи царскими подданными, в то же время считались гражданами «александрийцами». Они выбирали должностных лиц, в ведении которых находились строительство, здравоохранение, судопроизводство. Им принадлежали и земли, расположенные в окрестностях Александрии.

За три столетия пребывания Птолемеев у власти Александрия превратилась в крупнейший город древности и в подлинную столицу культуры и искусства эллинистического мира. Пространные описания Александрии конца I в. до н.э. принадлежат Диодору Сицилийскому и Страбону и дополняются материалами раскопок. Древняя Александрия, как и современная, занимала пространство между морем и озером Мареотис, достигая длины 30 стадиев, т. е. 5 км и в ширину 7—8 стадиев, менее 1,5 км. Пересекающиеся под прямым углом улицы-проспекты были застроены великолепными жилыми зданиями и храмами, а район, примыкающий к морю, — царскими дворцами, в комплекс которых входили Мусейон и Библиотека.

Великолепие и богатство города, наряду с его положением столицы с поступлениями от населения огромной страны, создавалась торговлей. В ее портах можно было видеть корабли не только из всего «круга земель», но из Аравии и Индии. Арабские завоевания, а вслед за ними открытие морских путей в Африку положило и этой торговле конец.

Соседство с морем, кроме преимуществ, имело и негативную сторону. Цунами обрушивались на побережье, уничтожая расположенные на низине кварталы. Огромный урон приносили вражеские вторжения и внутренние конфликты, переходящие в гражданские войны. Несмотря на это, Александрия, сдавшаяся после 14-месячной осады халифу Омару (642), поражала завоевателей остатками своего величия. Еще стоял Александрийский маяк. Он рухнул в 1326 г. В Александрии в XII в. по описанию Микаэля бар Элиас, использовавшего старые источники, было 47 790 домов.

Бонапарту, вступившему в 1798 г. в город, Александрия предстала поселком с 6000 населением. К этому времени она уже многие столетия была каменоломней. И все же материалы ее исследований заняли большую часть монументального издания «Описания Египта». Быстрое развитие города в XIX и XX вв. привело к уничтожению на земной поверхности города почти всех древних памятников. Сохранилась лишь колонна из красного гранита 26-метровой высоты, которую называли «Колонной Помпея». На самом деле это сооружение Диоклетиана, поставленное в 302 г. в знак победы над александрийцами, оказывавшими ему сопротивление в течение восьми месяцев.

Исследования французских и египетских ученых в Александрии продолжились в 60-х гг. XIX в. Это позволило Махмуду эль Фалаки в 1972 г. опубликовать гипотетический план древней Александрии, сделавший возможным последующие дополнения и исправления. Они были осуществлены группой польских ученых в 30-х и 50-х гг. XX в.

В конце XIX в. начали активно раскапывать некрополи Александрии с погребениями, близкими по плану городским домам. Саркофаги I—II вв. украшены рельефами сцен принесения даров Апису и процессии Диониса. Характерной чертой являются мягкая моделировка тел и игра светотени. В XX в. археологическое исследование Александрии приобретает систематический характер. В этом заслуга итальянских ученых Эввариста Бреччиа и Ахиллеса Андриани, руководителей Александрийского греко-римского музея. Впервые стали известны монументальные сооружения римской эпохи. В их числе термы, по своей сохранности находящиеся в первом ряду памятников этого типа, рассыпанных по всей империи. Тому же III в. принадлежит театр, перестроенный в IV в. и служивший местом христианского культа, пока он не рухнул в VI или VII в.

Все эти постройки залегают глубоко под землей, иногда на глубине 10 м. Это в условиях большого города затрудняет их открытие и знакомство с ними. Поэтому новая эра в археологическом исследовании Александрии началась с конца XX в. с открытия величайших памятников под водой. Они, скорее всего, принадлежат дворцовому комплексу, и среди них могла находиться гробница Александра.

Александрийская библиотека

Мир расширился, люди снялись с насиженных мест, спросить «как жить?» было теперь не у кого — только у умных книг. Люди бросились читать, покупать, собирать книги; в ответ на спрос появились мастерские, где книги переписывались… Самой большой книжной мастерской был Египет… И самым большим собранием книг была Александрийская библиотека. [35]
М.Л. Гаспаров

Хорошо известны античные списки чудес человеческой деятельности и культуры, включенные в священное число 7. Египет в них представлен пирамидами, до сей поры поражающими наше воображение своими масштабами и глубочайшей стариной. Однако в том же Египте возникло еще одно чудо, по воздействию на общечеловеческую культуру несопоставимое ни с одним из древних чудес — Александрийская библиотека. Рано стертая с лица земли, материально она почти не оставила следов, но, бесспорно, является духовной колыбелью современной цивилизации. Сохранились описания, дающие возможность, если не представить себе ее внешний вид, то по крайней мере поставить ряд вопросов, связанных с ее созданием и функционированием. В этой области существует огромная научная литература, в море которой труды отечественных исследователей — лишь незначительный ручеек.

Птолемей I Сотер. Основатель Александрийской библиотеки (367-285 гг. до н.э.)

Птолемей I Сотер. Основатель Александрийской библиотеки (367-285 гг. до н.э.)

Возникновение главной библиотеки древности в Египте не было случайностью. Сюда задолго до завоевания Александром долины Нила обращали взгляд самые выдающиеся люди Греции — Солон, Пифагор, Демокрит, Гекатей Милетский, Геродот, Платон. Из описаний автора эллинистической эпохи Гекатея Абдерского можно себе представить, чем на протяжении нескольких веков притягивал Египет образованных эллинов.

Египетские храмы были центрами образованности и науки. В них осуществлялось обучение двум видам письма — священного (иероглифического или иеротического) и упрощенного «народного» (демотического), а также таких предметов, как геометрия и арифметика, без которых трудно было обойтись в повседневной жизни. Предметом специального обучения была астрономия. Наблюдая за движением небесных светил, египетские жрецы исследовали их влияние на Землю и все живое на ней (землетрясения, засухи и иные природные бедствия). Они также были знатоками прошлого Египта и, надо думать, вели запись памятных событий. Покровительницей этой функции считалась Маат, богиня истины и порядка, символом которой было прикрепленное на голове страусовое перо.

Неотъемлемой частью египетского храма, согласно Гекатею Абдерскому, была библиотека, как правило, украшаемая статуями богов. Одна из таких библиотек была обнаружена английским археологом Флиндерсом Петри (1853—1942) храме фараона XIX династии Рамсеса II. Это были папирусы XII династии и среди них драматические тексты. Практика включения библиотеки в египетские храмы сохранялась в эллистическую и римскую эпохи. Так, известно, что собственную библиотеку имел при Птолемеях храм бога мудрости Тота, считавшегося супругом богини Маат.

Наряду с храмовыми в Египте существовали и дворцовые библиотеки. Одна из них обнаружена в новой столице египетского фараона Аменхотепа IV в Тель-Амарне. Дворцовые библиотеки открыты в Угарите (Рас-Шамра), в Эбле (близ Латакии). Библиотека ассирийского царя Ашурбанипала в Ниневии (IX в. до н.э.) насчитывала более 20 тысяч книг.

Греческое слово byblion (книга) связано с финикийским городом Библом, откуда в греческие полисы привозили папирусные свитки. Из той же Финикии на смену линейному письму Б в греческий мир пришло алфавитное письмо (IX в. до н.э.). В силу специфического полисного развития эллинского мира храмы Эллады не были ведущими центрами образования и науки. Эллинская культура носила ярко выраженный «светский» характер, и первые эллинские писатели, будучи рационалистами, критически относились к мифам и верованиям. Но, тем не менее, они считали себя учениками египетских жрецов, приписывая им необыкновенную проницательность и мудрость. Нам ничего не известно об эллинских храмовых библиотеках, хотя в храме Геры в Аргосе велась универсальная хроника, а в других храмах хранились исторические документы.

Первая в Элладе дворцовая библиотека, если не считать дворцы Пилоса и Микен с их хозяйственными архивами, находилась на острове Самосе, в чертогах тирана Поликрата. Об этом можно судить на основании сообщения Афинея о Поликрате Самосском как первом из великих собирателей книг (1, ЗА). Более чем какой-либо другой эллинский полис, Самос экономически и культурно был связан с Египтом, Вавилонией и Финикией. Надо думать, что это отразилось на фонде библиотеки, которой пользовался величайший мыслитель древности Пифагор, равно как и жившие при дворе Поликрата великие поэты. После захвата Самоса персами мы ничего не знаем о его библиотеке.

В IV в. до н.э. в Афинах создаются научно-педагогические центры — Академия Платона и Ликей его ученика-соперника Аристотеля. Аристотель наряду с Поликратом Самосским, Писистратом, Эвклидом, Никократом Кипрским, драматургом Еврипидом, царями Пергама был великим собирателем книг. Его книжное собрание насчитывало до 40 тысяч экземпляров. Доставшись после смерти учителя ученикам, они разошлись по свету. Такова краткая предыстория библиотечного дела древности. Его подлинная история начинается с великой библиотеки в Александрии.

Александрийская дворцовая библиотека не нашла современника — летописца или исследователя. Мы обладаем лишь поздними, отрывочными и подчас противоречащими друг другу сведениями. Самое раннее из них, в так называемом письме Аристея о переводе на греческий еврейской Библии, связывает библиотеку с Птолемеем II Филадельфом (282—246 гг. до н.э.). Согласно автору II в. н.э. Иренею, основателем библиотеки был Птолемей Сотер (305—282 гг. до н.э.), первый из македонских правителей Египта. Налицо две хронологические традиции. В начале III в. другой христианский автор Климент Александрийский соединил их в одну. В Средние века вновь стали называть основателем библиотеки Птолемея Филадельфа, а его советчиком, афинского ученого Деметрия Фалерского.

Однако хронологически Деметрий Фалерский связан с Птолемеем I Сотером. Будучи учеником перипатетика Феофраста и в течение десяти лет тираном Афин, он в 307 г. до н.э. был изгнан афинянами, некоторое время пребывал в греческих Фивах и не позднее 297 г. до н.э. оказался в царской столице, Александрии. Здесь он, будучи советником при Птолемее I, продолжил свои научные занятия, написал много новых книг, перечень которых сохранил Диоген Лаэртский, и вступил в контакт с царем Птолемеем Сотером. Он рекомендовал царю «книги о царской власти» и дал ему материал для составления законов. Все это делает весьма вероятным, что именно Деметрий дал Птолемею I идею создания Храма Муз (Мусейона) по афинскому образцу и при нем библиотеки.

Давая в своей «Географии» описание Александрии, Страбон в немногих словах сообщает о местоположении Мусейона и его устройстве: «Все дворцы …соединены друг с другом и гаванью, даже те, которые находятся вне ее. Мусейон также является частью царских дворцовых помещений, имея место для прогулок (peripatos), экседру и большое здание, где находится общая столовая для ученых, состоящих при Мусейоне. Это объединение ученых (synodos) обладает общим имуществом (koina chremata) и имеет жреца-правителя, прежде назначавшегося царями, а ныне — цезарем».Труд римского архитектора времени Августа Витрувия помогает нам понять, что под экседрой имелось в виду крытое помещение с колоннадой вместо одной из четырех стен. В нем находились скамьи, «сидя на которых могли вести беседу философы, риторы и иные любители наук».

В отличие от экседры, перипатос был местом прогулки и беседы двух ученых. В Страбоновом описании Мусейона отсутствуют две его непременные части — алтарь муз и библиотека, последняя, возможно, с тем, что он не хотел упоминать о ее трагической судьбе. Слова Страбона о назначении главы библиотеки цезарем дает основание предполагать, что уже при Августе Мусейон был восстановлен. В пользу этого свидетельствует рассказ Светония о том, что один из ближайших преемников Августа Клавдий «присоединил к старому александрийскому Мусейону новый, названный его именем». Из других источников известно, что приписанные к Мусейону ученые находились на царском довольствии и получали оклад, который мог достигать 12 талантов в год. Они также освобождались от налогов.

Вот практически все, что мы знаем о местоположении и структуре Мусейона в системе огражденного стеной дворцового комплекса. Находился ли он в том же крыле, что и общая трапезная ученых? Не примыкал ли он к экседре? Что представлял собой его читальный зал? Как хранились книги, и имелся ли к ним открытый доступ? На эти и другие вопросы мог бы ответить Калликсен Родосский, нарисовавший картину празднества в честь Диониса, происходившего в тех же местах при Птолемее Филадельфе. Его детальнейшее описание, потребовавшее четырех глав, завершается следующими словами: «Что касается множества переписанных книг, сооруженных библиотек, коллекций, собранных в Мусейоне, то стоит ли говорить о том, что известно всем?» Итак, как это не парадоксально, общеизвестность памятника для современников может оказаться причиной отсутствия сведений о нем.

При минимуме конкретной информации свидетельство Калликсена ценно для нас указанием существования во времена Птолемея Филадельфа библиотек. Речь может идти о библиотеке при храме нового египетского бога Сераписа (Серапейоне) в Ракотиде, туземном квартале Александрии. В ходе раскопок этого сооружения в 1942 г. была обнаружена надпись Птолемея II Филадельфа, датирующая постройку его времени. Можно думать, что создание этой библиотеки было данью древней традиции египетских храмовых библиотек, но в тоже время новая библиотека была как бы дочерним учреждением главной дворцовой библиотеки. В этом случае можно допустить, что в Серапейоне наряду со свитками эпохи фараонов хранились копии книг, находившихся в дворцовой библиотеке.

Создавая при дворце научный центр, Птолемей Сотер воссоздавал структуры, функционировавшие в Афинах. Согласно Диогену Лаэртскому при Птолемоне, возглавившем Академию между 314 и 276 гг. до н.э., ее члены жили в небольших кельях перед Мусейоном и экседрой. Храм Муз имел также Ликей, который был украшен их статуями, равно как и статуей создателя Ликея, Аристотеля, крытая колоннада с доска¬ми, на которых были изображены изучаемые в Ликее страны, алтарь Муз, место для прогулки (знаменитый peripatos, давший название школе) и жилой дом. В упомянутом выше «Письме Аристея» содержится » упоминание о Деметрии Фалерском, «которому царь поручил заботу о
библиотеке». Такое же выражение, без упоминания слова в значении «библиотекарь», встречается в надписи от 88 г. до н.э. в честь Онасандра из Пафоса. В лексиконе Свиды в статьях об Аристофане, Зенодоте, Аполлонии Родосском они названы «главами или предстателями библиотеки». Другой средневековый автор Тзетце применительно к Эратосфену употребляет термин bibliophylax — страж или хранитель библиотеки.

Каллимах (ок. 300 г. до н.э. - 240 г. до н.э.)

Каллимах (ок. 300 г. до н.э. — 240 г. до н.э.)

Таким образом, руководитель библиотеки был чиновником высокого ранга независимым от главы Мусейона, членом которого он являлся. Сохранились списки хранителей библиотеки (библиотек), один неполный — у Тзетце, другой — в Оксиринхском папирусе. Соединяя эти два документа, исследователи предлагают такой общий список:
Зенодот (ок. 285 — ок. 270 гг. до н.э.); Аполлоний Родосский (ок. 270—245 гг. до н.э.); Эратосфен (245—204 гг. до н.э.); Аристофан (204/1— 189/6 гг. до н.э.) Аполлоний Эйдограф (189/6—175 гг. до н.э.) Аристарх (175—145 гг. до н.э.) Кидас Копьеносец (145—116 (?) гг. до н.э.).

В этом списке отсутствуют два значительных имени — Деметрий Фалерский и Каллимах. Отсутствие Деметрия может быть объяснено тем, что, находясь у истоков библиотеки, он не занимал официально административной должности. Что касается Каллимаха, родившегося незадолго до 300 г. до н.э., то он был слишком молодым, чтобы претендовать на должность главы библиотеки. Во главе библиотеки был Зенодот, передавший эту должность своему ученику Аполлонию Родосскому. Так Каллимах оказался «не у дел», но это не помешало ему стать основоположником библиографии. Согласно Свиде «Каллимах представил списки людей, отличившихся во всех отраслях знаний и их труды в 120 томах. (Vita Callimachi).Этот труд, называвшийся Pinakes, скорее всего, представлял в алфавитном порядке перечень всех авторов, труды которых имелись в библиотеке и за ее пределами, возможно, с краткими биографиями и критическими заметками.

Под началом каждого из ученых-библиотекарей находился штат сотрудников (hyperetes). В их обязанность входили регистрация и первичная классификация поступающих на хранение книг, установление их авторов, места происхождения и собственника книги. Выделялись две категории книг — смешанные (symmages), т. е. сборники из двух и
более произведений, и несмешанные (amigeis), т. е. произведения одного автора. Объем книги устанавливался путем подсчета строк, число которых фиксировалось на каждом экземпляре. После этого книги отдавались переписчикам, изготавливающим их копии. Из Оксиринхского папируса нам известно, что во II в. н.э. за десять тысяч переписанных строк писец получал двести драхм. Комплектование библиотеки было главной обязанностью каждого из ее руководителей. Уже в письме Аристея сообщается, что царь выделил Дмитрию Фалерскому крупную сумму денег для покупки книг и их транспортировки в Александрию. Сохранилось также полуанекдотическое сообщение, что прибывавшие в гавань чужеземные корабли вместо портовой пошлины предоставляли книги для царской библиотеки с целью их копирования и последующего возвращения.

Есть основание полагать, что частью основного фонда дворцовой библиотеки были книги Аристотеля. Относительно судьбы его книжного собрания существуют две версии. По одной, более разработанной, после смерти Аристотеля его книги перешли к его преемнику, знаменитому писателю Феофрасту, а затем достались ученику Нелею, перевезшему их на свою родину, в малоазийский город Скепсис. Не желая, чтобы книги попали в библиотеку Пергама, Нелей будто бы их закопал в землю. Много лет спустя они были выкопаны Апеликоном, книготорговцем с острова Теос. Кое-как приведенные в читаемое состояние, они оказались в Афинах и были там конфискованы захватившим город римским полководцем Суллой. Согласно другой версии, книги Аристотеля за огромную сумму приобрел Птолемей Филадельф. Разумеется, история с книгами Аристотеля, закопанными в землю, не может быть выдумкой. Она согласуется с другими данными о соперничестве Александрийской и Пергамской библиотек. Однако трудно себе представить, что перипатетик Деметрий Фалерский, стоявший у истоков Александрийской библиотеки, не сделал всего необходимого для приобретения хотя бы части книжного собрания Аристотеля.

В Александрийской библиотеке могли быть книги на разных языках, но греческий язык в Александрии был языком не только греков, но и евреев, египтян и многих других ее обитателей. Выше упоминался перевод на греческий еврейской Библии. Согласно «Письму Аристея», он был осуществлен по заказу царя семьюдесятью переводчиками. В библиотеке находились написанные на греческом (или переведенные на греческий) труды по истории Египта и Вавилона жрецов Манефона и Берроса. Обширные цитаты из них сохранились в трактате Иосифа Флавия «Против Апиона». Александрийская библиотека не только превосходила другие библиотеки древности числом книг. Соединение с Мусейоном превращало ее в уникальное научное учреждение, обращенное к книге как к историческому памятнику. Наличие множества рукописных копий одного текста ставило задачу выбора лучшего варианта. Учитывались творческая манера автора, язык текста, состояние самой рукописи и другие факторы. Вокруг сомнительных мест Илиады завязывались споры, не уступавшие по накалу тем, что велись под стенами Трои. Так, комментатор Гомера и глава библиотеки Аристарх предложил одно слово в Илиаде читать «pasi» (всем) и выставил в пользу своего прочтения целую систему доказательств. Век спустя другой комментатор Гомера и также глава библиотеки Зенодот, используя другие аргументации, предложил читать то же слово как «dais» (на обед).

Так, в стенах библиотеки рождалась новая наука — филология, одной из задач, которой было восстановление подлинного авторского текста. «Филологом» себя стал называть Эратосфен из Кирены, занимавший пост главного библиотекаря при Птолемее III — ранее был в ходу термин grammaticus. При Эратосфене библиотека пополнилась приобретенными в Афинах копиями произведений величайших греческих драматургов Эсхила, Софокла и Еврипида. Эратосфен был едва ли не самым разносторонним ученым древности. В сфере его научных интересов находились поэзия, философия, география, астрономия, математика. Отдавая в описании обитаемого мира предпочтение Эратосфену, Страбон замечает, что он пользовался множеством сочинений, «которые находил в изобилии, имея под рукой обширную библиотеку».

Великим знатоком книг был современник Эратосфена Аристофан. О нем говорили, что «он читал книгу за книгой по мере их поступления», и поэтому, как сообщает Витрувий, его пригласили на традиционное в Александрии состязание поэтов в качестве судьи: «Когда прочли свои произведения поэты, выступавшие в первую очередь, то весь народ стал подавать знаки судьям, указывая, за кого им надо высказаться. Таким образом, при опросе каждого в отдельности шестеро судей единогласно высказались за того, кто, как они видели, наиболее понравился большинству, и присудили ему первую награду, а вторую следующему. Аристофан же, когда спросили его мнение, велел объявить победителем того, кто меньше всего понравился народу… И пока народ изумлялся, а царь был в сомнении, он на память достал из шкапов множество книг и, сопоставив их с прочитанным, принудил повиниться самих обокравших. Тогда царь приказал их судить за воровство и, по осуждении, удалил с позором. Аристофана же одарил щедрыми дарами и поставил во главе библиотеки».

Этот частный эпизод важен для нас тем, что он характеризует научные критерии, выработанные в стенах великой библиотеки. Любая из книг оценивалась в плане вклада ее автора в соответствующую отрасль знаний или искусств. Именно поэтому Каллимах в своем научном каталоге «Таблицах» выделил категорию «заслуженных» авторов. Употребляя латинский термин classis, мы можем назвать их классиками.

Огонь, вырвавший человечество из первобытного мрака (факел Прометея), по мере успехов в борьбе за власть над природой, овладению письменностью и переходом от глиняных табличек к книгам из материала растительного и животного происхождения, становился едва ли не главным врагом знания. Достаточно одной искры, чтобы результаты умственной деятельности многих человеческих поколений превратились в пепел. В 48 г. до н.э., преследуя с небольшим войском разгромленного политического противника, Цезарь оказался в Александрии. Заняв царский дворец, он был там окружен с суши возмущенной египетской толпой, а с моря — египетским флотом. Его оружием стало пламя. В нем сгорела большая часть того, что было создано за три столетия деятельности великих александрийских ученых. Александрийское пожарище вслед за разрушением Карфагена и Коринфа продемонстрировало антигуманистическую суть Римской империи.

О гибели Александрийской библиотеки по некоему стечению обстоятельств нам известно не от современников этой величайшей катастрофы. В панегирическом описании Александрийской войны приближенные Цезаря сообщают лишь об использовании им огня для уничтожения вражеского флота и прибрежных строений. Как мы помним, в описании Страбоном комплекса дворцовых сооружений Александрии, сделанных им более чем через двадцать лет, библиотека не упомянута. Молчат о судьбе библиотеки и поэты времени Августа. Можно было ожидать сведений о судьбе Александрийской библиотеки в обширном историческом труде Тита Ливия, но его книги, посвященные Гражданским войнам в Риме, не сохранились, разумеется, неслучайно. Первое сообщение появилось через сто с лишним лет после злодеяния в поэме Лукана «Фарсалия». Согласно Сенеке, известному философу-стоику так же, как Лукан, участнику заговора республиканцев, во время пожара в Александрии было уничтожено 40 ООО книг. В рукописи переведено слово quadraginta (40 ООО), но на основании свидетельства Орозия. Предложено исправление quadringenta — 400 ООО. В биографии великого полководца Плутарх констатирует: «Цезарь устроил пожар, который, распространившись со стороны верфи, уничтожил великую библиотеку» — megale bibliotheke. Плутарху также известно, что Марк Антоний намеревался возместить уничтоженную в Александрии библиотеку книгами из Пергама. О пожаре, уничтожившем арсенал (neorion) и склады (apothecae) зерна и книги, сообщает Дион Кассий. Можно думать, что речь идет не о библиотеке, а о книгах для передачи в библиотеку или для продажи.

Мгновенное уничтожение памятника, как это хорошо известно археологам, способствует лучшей сохранности его остатков. Но на дворцовую библиотеку, пережившую пожар, обрушились воды. В результате сдвига почвы весь дворцовый комплекс оказался на морском дне. И, во всяком случае, теперь наука не в состоянии выделить библиотеку из груды мраморных обломков, ставших обиталищем рыб.

Два с половиной столетия, вплоть до начала III в., Александрийская библиотека удерживала заслуженный ею титул «царица знаний» в римском мире. Император Клавдий, решив ознакомить подданных со своими учеными трудами по истории этрусков и Карфагена, предпочел Александрию всем другим городам империи. Мусейон продолжал пользоваться поддержкой новых владык Египта, и там работали выдающиеся ученые. Один из александрийцев, Клавдий Птолемей обессмертил себя и родной город трудами по астрономии и географии, другой, Аппиан, — монументальной историей римских завоеваний.

Однако экономическое и военное положение империи становилось все более шатким. При этом Александрия чаще других крупных городов римской державы сотрясалась социальными и этническими конфликтами. В 215 г. император Каракалла ввел в город легион и уничтожил множество беспокойной молодежи, в том числе учащейся. Такую же акцию повторил в 265 г. император Галиен. В 272 г. город был захвачен царицей Пальмиры Зенобией и подвергся разрушению со стороны императора Аврелиана. В 297—298 гг. вспыхнул новый мятеж, жестоко подавленный императором Диоклетианом. Сообщается о сожжении книг, преимущественно по алхимии. Тем не менее интеллектуальная жизнь в городе продолжалась. «Есть еще дух жизни в учителях наук, — уверяет Аммиан Марциллин, — циркуль геометра вскрывает там разные тайны, не иссякла у них совсем и музыка, не смолкла гармония, поддерживают иные доселе, хоть и немногие, наблюдение мирового движения и течения небесных светил, не мало есть ученых, занимающихся числами, а кроме того есть специалисты по части раскрытия путей судеб.

А что до медицины, помощь которой так часто бывает нужна в нашей неумеренной и нетрезвой жизни, то ее изучение со дня на день усиливается настолько, что, хотя в этой области дело само обличает мастера, врачу, вместо всякого доказательства своей опытности, достаточно в виде рекомендации своего искусства заявить, что он изучал медицину в Александрии.

Главная угроза образованности, в том числе, александрийской, исходила от христианства. Даже высокообразованные люди, наслаждаясь чтением Цицерона и других классиков, этого стыдились. Страшнее всего для культуры было признание христианства римской властью. В 391 г. христианский император Феодосий (379—395) издал декрет об уничтожении языческих храмов. В это время в Александрии христианскую общину возглавлял епископ-фанатик Теофил. Спасаясь от его преследователей, многие «язычники» нашли убежище за мощными стенами Серапейона, который современники называли акрополем. Поначалу Теофил рассчитывал на помощь расквартированного в Александрии воинского отряда, но его осторожный командир в ней отказал, заявив, что действует лишь по приказу императора. Тогда Теофил повел на штурм последнего оплота язычества фанатически настроенную толпу. Серапейон был взят, разрушен и разграблен. Большинство авторов, изложивших это событие, не сообщают о судьбе находившейся в Серапейоне библиотеки. И только один автор IV в., Автоний, упоминает помещение для книг, находящееся за колонной Серапейона, но неизвестно, к какому времени относится его посещение Александрии. Поэтому библиотека, скорее всего, разделила судьбу храма.

Однако странным образом мы вновь слышим об этой библиотеке и ее гибели. Один из арабских авторов, зовут его Ибн Аль-Кифти, делясь своими впечатлениями о посещении Египта около 1200 г., сообщает, что видел место, служившее обучению молодежи философами и хранилище книг, сожженных арабским полководцем Амром по приказу халифа Омара (10). В другой книге «История мудреца» тот же автор использует для рассказа о гибели библиотеки диалогическую форму. Полководец Амр обращается с вопросом к оказавшемуся рядом коптскому жрецу грамматику Иоанну с вопросом, откуда в завоеванном им городе оказались книги. Отвечая, Иоанн рассказывает о Птолемее Филадельфе, собравшим 54 тысячи книг из Индии, Персии, Грузии, Армении, Вавилонии и Греции для просвещения будущих царей. После этого Амр обращается с запросом к халифу и тот приказывает уничтожить книги, ибо эти книги или бесполезны, если в них говорится то, что есть в Коране, или вредны, если в них говорится то, что есть в Коране.

После этого Амр якобы приказал использовать книги для обогрева александрийских бань. Сообщение об уничтожении арабским полководцем появилось через шесть столетий после завоевания Египта арабами и поэтому рассматривается частью исследователей как незаслуживающая внимания легенда.

Так, отмечается, что собеседником Амра не мог быть Иоанн Грамматик, живший при Юстиниане, что пергамент, из которого тогда делались книги, не мог обогреть бань, ибо давал температуру не свыше 400 градусов по Цельсию. Но, как говорят, не бывает дыма без огня. Уничтожение библиотеки Серапейона не могло означать полного исчезновения книг в таком великом городе, как Александрия. Рассказ об уничтожении книг по приказу халифа возник в то время, когда в арабском обществе появились ученые люди, расценивающие уничтожение источников знания, будь то христианами или мусульманами, как дикость, когда один за другим стали появляться арабские переводы Аристотеля, Галена, Клавдия Птолемея. Их греческие оригиналы, с которых делался перевод, могли быть извлечены из частных собраний в той же Александрии. В любом случае они прошли через руки ученых-библиотекарей, проделавших огромную библиографическую и текстологическую работу. И тут в пору вспомнить другой пассааж, также ставший пословицей: «Рукописи не горят…».

Александрийский маяк

Подлинным шедевром архитектуры и зодчества эллинистического Египта стал гигантский маяк 160 м высотой, который был построен на острове Фарос и соединен искусственной насыпью с Александрией. Согласно сообщениям средневековых арабских авторов, архитектурная композиция маяка определялась сочетанием трех, постепенно уменьшавшихся в своем сечении призматических объемов, как бы нанизанных на одну вертикальную ось. При этом, первый его объем — ярус представлял собой строение, ориентированное по сторонам света; второй был выполнен в виде башни, третий же имел цилиндрическую форму и был увенчан 7-метровой статуей покровителя морей Посейдона. Здесь же, в самой верхней части, был установлен фонарь, указывающий путь кораблям, идущим в порты Александрии.

По свидетельству очевидцев, в ночное время огонь маяка был виден на расстоянии 60 км. Для доставки топлива использовались вьючные животные, для которых во внутренней полости маяка были устроены винтовые дорожки.

Античные авторы единодушно восхищаются четко очерченным геометрическим силуэтом маяка, огромными его размерами и пропорциональностью частей — всем тем, что обеспечивало инженерному сооружению выразительность памятника искусств. Более всего их изумляло сочетание технических решений с пластикой, присутствовавшие в архитектуре верхней башни. Фаросский маяк превосходил все известные к этому времени сооружения по своим размерам. Его создатели явно соперничали со строителями пирамид и одержали над ними победу: пирамиды, несмотря на все свое величие, грандиозность и вечность, не приносили пользы.

Фарос

Фарос

Рассказывают, что царь Птолемей приказал установить на маяке мемориальную доску со своим именем, но подлинный строитель маяка Сострат вырезал на поверхности маяка свое собственное имя, которое скрыл от глаз слоем штукатурки. Шло время, штукатурка осыпалась и обнажила имя действительного автора одного из чудес света.

В 1992 г. в ходе исследования морского дна близ Александрии на сравнительно большой глубине археологи обнаружили отесанные камни и многочисленные статуи, занимавшие пространство в 2,5 км. Стало ясно, что это остатки маяка, погибшего во время землетрясения. Исследователи надеялись обнаружить и гробницу Александра, которую по слухам, идущим из античности, похититель тела Птолемей I замуровал неподалеку от маяка. Но их ожидало разочарование. Удалось выявить лишь множество погребальных стел египетских фараонов эпохи позднего царства.

К содержанию книги «Нить Ариадны. В лабиринтах археологии» | К следующему разделу

В этот день:

Дни смерти
1870 Умер Поль-Эмиль Ботта — французский дипломат, археолог, натуралист, путешественник, один из первых исследователей Ниневии, Вавилона.
1970 Умер Валерий Николаевич Чернецов - — советский этнограф и археолог, специалист по угорским народам.
2001 Умер Хельге Маркус Ингстад — норвежский путешественник, археолог и писатель. Известен открытием в 1960-х годах поселения викингов в Л'Анс-о-Медоузе, в Ньюфаундленде, датированного XI веком, что доказывало посещение европейцами Америки за четыре века до Христофора Колумба.

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика
Археология © 2014