Абрамова М. Б., Стефанов В. И. Красноозерская культура на Иртыше // Археологические исследования в районе новостроек Сибири. Новосибирск, 1985. С. 103-130.
В результате сложных и не совсем понятных процессов протекавших на обширных таежных пространствах Урала и Западной Сибири в переходное время от бронзового века к железному часть лесного населения продвинулась на юг — в южно-таежные и лесостепные районы. Об этом свидетельствует появление памятников гамаюнской культуры в Среднем Зауралье [1], карьковских — на Ишиме [2], красноозерских — на Иртыше, молчановских — в Томско-Нарымском Приобье [3], завьяловских — в Новосибирском Приобье [4]. По целому ряду признаков перечисленные комплексы близки между собой, что дает основание рассматривать их в рамках одной общности, одного культурного круга [5]. Однако степень археологической изученности отдельных культур гамаюнско-молчановской общности неодинакова и в ряде случаев далека от желаемой. Пожалуй, в большей мере это относится к красноозерской культуре в Среднем Прииртышье, которая имеет пока только название.
Красноозерская культура выделена М. Ф. Косаревым [6] по материалам Красноозерского поселения, открытого в 1945 г. В. Н. Чернецовым [7] и частично исследованного в 1970—1971 гг. томскими археологами под руководством В. И. Матющенко [8]. К сожалению, результаты раскопок не были опубликованы. Известно лишь, что памятник содержит смешанные комплексы и собственно красноозерский горизонт перекрывает жилищные комплексы, сопоставимые с ирменскими и большеложскими [9]. Анализ керамики, собранной на Красноозерках в 1965 г. разведочной группой Уральской археологической экспедиции [10], приводит к аналогичному выводу — о смешанном характере памятника. Это заставляет нас с сомнением отнестись к возможности использования красноозерских материалов для характеристики культуры хотя бы в общих чертах. Иными словами, данное поселение трудно назвать ведущим или опорным памятником красноозерской культуры. В настоящее время таковыми являются, на наш взгляд, поселение Инберень V и городища Инберень VI, VII, расположенные на юге Большереченского района Омской области. Несомненное достоинство перечисленных памятников — однослойность, представительность комплексов и их отчетливо наблюдаемая культурная и хронологическая преемственность.
Группа памятников близ д. Инберень входит в обширный черноозерско-инберенский археологический куст, хорошо известный специалистам по работам Уральской экспедиции. Поселение Инберень V и городища Инберень VI и VII расположены у края первой надпойменной террасы левого берега Иртыша. Они занимают примерно полукилометровый участок террасы, следуя один за другим с юго-запада на северо-восток (рис. 1). Интересно, что именно в такой последовательности рассматриваемые памятники располагаются и во времени. Терраса возвышается над Поймой Иртыша на 1,5—2 м в районе Инберени V и VII и почти на 5 м в районе Инберени VI. Она покрыта лесом и хорошо задернована.
Поселение Инберень V
14 хорошо фиксируемых на поверхности впадин округлой или овальной формы расположены в два ряда, образуя своего рода «улицу», ширина которой в восточной части около 5 м, в западной 10 м. Впадина № 1 в северном ряду не имела пары в южном, небольшая впадина № 14 примыкала к жилищу № 13 с северной стороны. На территории поселения исследованы остатки жилищ № 6, 10, 13 и хозяйственной постройки № 14.
Жилища однотипны. Как правило, это сооружения подквадратной в плане формы площадью от 70 до 90 м2, ровное плоское дно которых углублено в песчаный грунт на 0,25—0,5 м (рис. 2, А — В). Коридорообразные выходы из жилищ всегда ведут на «улицу». Не исключено существование запасных выходов в одной из боковых стен. Для внутреннего устройства характерно наличие двух-трех наземных очагов в центре и у одной из стен, а также нескольких хозяйственных углублений, одно или два из которых всегда находятся перед выходом. Во всех жилищах ямки от столбов сосредоточены по углам, вдоль стен и обязательно у выхода. Перекрытие поддерживалось несколькими крупными опорными столбами, располагавшимися в прилегающей к выходу части котлована и около углов.
Во всех исследованных жилищах отмечена концентрация находок (кости животных, рыб, многочисленные обломки глиняной посуды, целые сосуды) у задней стены. Только в этой части построек встречаются предметы, связанные с бронзолитейным производством, например тигли, целые или в обломках, иногда с капельками бронзы. В жилище № 6 напротив выхода у задней стены зафиксированы остатки сооружения, условно названного нами мастерской. Она представляла собой подпрямоугольную площадку размером 1,25×1,1 м, обложенную по периметру деревянными плахами (?), две из которых сохранились в обугленном виде. На площадке, частично прокаленной, обнаружены обожженные камни, два тигелька с каплями бронзы, обломки сосудов.
Приведенные факты позволяют сделать вывод о том, что хозяйственная деятельность обитателей жилищ протекала в дальней от выхода части дома. За пределами жилищ находки встречаются, как правило, в скоплениях и почти всегда позади дома.
Хозяйственная постройка № 14 отличалась от жилых меньшими размерами — ее площадь всего 9 м2, отсутствием очагов. Она была расположена в стороне от «улицы», за жилищем № 13. Находок здесь обнаружено очень мало.
Материал с поселения Инберень V представлен в основном керамикой, костями животных и небольшим количеством вещей. Керамика из разных жилищ совершенно однородна [11], это позволяет характеризовать ее в целом, без разделения на жилищные комплексы.
Коллекция насчитывает свыше 3,5 тыс. фрагментов приблизительно от 400 сосудов. Выделяются два типа сосудов — плоскодонные горшки и круглодонные чаши (не более 3% от общего числа сосудов). Среди горшков преобладают приземистые широкогорлые экземпляры средних размеров с дугообразно выгнутой наружу шейкой, довольно раздутым туловом и небольшим дном (рис. 3, 2, 3, 5, 9, 10). Менее представительна гpyппa сосудов аналогичной формы, но с прямой вертикальной (рис. 3, 8) или отогнутой (рис. 3, 4, 11) шейкой и сосудов более высоких (как правило, они несколько крупнее — рис. 3, 12; 4, 1). Выпуклая (или дугообразно выгнутая наружу) шейка является характерным признаком керамики Инберень V, доля сосудов с такой шейкой превышает 73%. Плоскодонные сосуды различаются также по высоте шейки, степени раздутости тулова и некоторым другим, менее существенным параметрам. Интересной деталью посуды первого типа является наличие у многих сосудов четкого ребра с внутренней стороны при переходе от шейки к плечику (рис. 3, 1—3, 5, 9).
Для чаш характерны небольшие размеры, короткая прямая или отогнутая шейка, плавный переход к раздутому тулову и округлое дно (рис. 3, 13).
Все сосуды изготовлены из хорошо промешанного глиняного теста с добавлением песка (?) и шамота. Поверхность их, как правило, тщательно обработана. Орнамент почти всегда покрывает внешний край венчика (90%), шейку (около 100%) и верхние две трети сосуда (свыше 87%), реже украшалась придонная часть (рис. 3, 13, 14). Встречаются орнаментированные донышки. Узоры нанесены густо и разделены на зоны горизонтальными, чаще всего прочерченными линиями и рядами ямок; их удельный вес соответственно 33% и свыше 18%. Разделительными можно считать также комбинированные ямочные узоры (около 4%) — сдвоенные, строенные, чередующиеся с «жемчужинами», соединенные в шахматном порядке ямки (рис. 3, 1, 8, 11). Много поясков наклонных и вертикальных отрезков (16%), зигзагов (свыше 10%), «решетки» (около 4%). Доля геометрических узоров невелика (около 2,5—3%), обычно это ромбы или треугольники вершиной вниз. Разнообразны приемы нанесения узоров — преобладает резная [12] (23%), ямочная (23%) и прочерченная (19%) техника, часто орнамент наносился штампом — крестовым (12%), реже — гребенчатым (около 4%) и «змейкой» (около 1%). Заметим, что «крестовый» орнамент, если он имеется на сосуде, всегда доминирует. При этом почти не используется иная техника, кроме прочерченной и ямочной, которые имеют вспомогательное значение, разделяя орнаментальное поле на зоны (рис. 3, 1, 2, 7, 10). 16% всех сосудов — это посуда, украшенная крестовым штампом. Интересно появление техники «отступающей палочки» (свыше 6%), одного из характернейших признаков логиновской керамики эпохи ранней бронзы [18].
Прочий инвентарь представлен небольшим количеством костяных и глиняных изделий. В коллекции имеются один целый и обломки пяти костяных, ромбических или треугольных в сечении наконечников стрел (рис. 5, 4, 5). Длина целого черешкового наконечника 13 см. Позади жилища № 13 найдены фрагменты защитных костяных доспехов —- пластины и оплечья панциря (рис. 6, 1, 2, 4, 7). Последние были украшены орнаментом в виде двух или трех рядов процарапанных кругов. Рядом с ними лежали роговая мотыга (?) и два ребра животных со следами сработанности, возможно
заготовки пластин. Еще одна панцирная пластина была обнаружена в жилище № 10 (рис. 6, 3). К изделиям из глины относятся тигли (рис. 5, 1), в том числе один тигель, сделанный на крупном обломке сосуда, и два кружочка (рис. 5, 8, 9). На одном из них заметны процарапанные линии. В жилище № 6 найдено каменное грузило (рис. 5, 2).
Городище Инберень VII. Представляет собой подпрямоугольную площадку у края террасы размером 90×45 м, с трех сторон окруженную сильно заплывшим рвом (cм. рис. 1). В настоящее время ров наиболее четко прослеживается с северной стороны городища, здесь он имеет глубину 0,5—0,8 м от уровня окружающей поверхности. На защищенной площадке выявлено 12 бессистемно расположенных впадин округлой или овальной формы диаметром 6—10 м и глубиной 0,4—0,5 м. На Инберени VII исследованы остатки двух жилищ и участок оборонительного сооружения.
Жилище № 2 представляло собой наземное сооружение подквадратной формы (7,8×7,2 м), ориентированное почти по сторонам света, с коридорообразным выходом на юг — в сторону поймы Иртыша (см. рис. 2, Д). Возможно, в жилище имелся еще один выход в противоположном направлении. Котлован с ровным дном был углублен в материк на 0,2 м. Остатки очага в виде пятна слабопрокаленного песка с прослойками золы выявлены вблизи восточной стенки. В пределах углубленной части жилища зафиксированы несколько хозяйственных ям и ямок от столбов. Незначительная мощность очага и малое количество находок, равномерно распределенных на площади постройки, могут свидетельствовать о кратковременности существования жилища.
Котлован постройки № 10 размером 5,5×3,0 м (см. рис. 2. Г), находившейся в восточной части городища, имел подпрямоугольную форму с выступом у северо-западного угла (выход?). Длинные стены котлована ориентированы по линии восток — запад, ровный пол незначительно понижается к южной стенке. Вдоль западной стены и в центре постройки обнаружены обгорелые плахи, у середины северной стенки выявлены остатки очага в виде довольно мощного прокала. В северо-восточном углу строения находилась большая хозяйственная яма. Судя но материалу (керамика, кости животных, поделки из кости, глины), рассмотренное сооружение использовалось под жилье.
Траншея через участок оборонительных укреплений в северной части городища показала, что древний ров имел ширину 1,3 м и глубину до 0,9—1,0 м.
Основной категорией находок на городище Инберень VII является керамика. Коллекция насчитывает свыше 700 фрагментов от 64 сосудов. Посуда сделана из хорошо промешанной глины с примесью шамота и, возможно, песка, поверхность обычно хорошо заглажена. Подавляющее большинство сосудов имеет горшковидную форму, единично встречены круглодонные чаши, аналогичные чашам с Инбереии V (менее 3% от всех сосудов). Можно выделить несколько вариантов горшечных форм: преобладают сосуды с выпуклой шейкой, имеющей четкий переход к слабо раздутому тулову (рис. 4, 5), в небольшом количестве представлены сосуды с отогнутой шейкой, резко переходящей в слегка раздутое тулово, и горшки С невысокой прямой шейкой и сильно раздутым туловом.
Орнамент, как правило, покрывает верхние две трети сосудов (рис. 4, 7, 8), орнаментальное поле делится на зоны горизонтальными линиями, опоясывающими весь сосуд, и рядами ямок.
Степень орнаментированности венчика — 70% (обычно это насечки по внешнему краю венчика), шейки и верхней половины тулова — 100%, узоры у дна или на дне единичны. Набор элементов узора довольно разнообразен. Преобладают пояски ямок (24%) и горизонтальные линии (18%), т. е. элементы, выполняющие разделительные функции и встречающиеся на одном сосуде несколько раз. Много разнонаклонных отрезков (17%), «елочки» (около 12%; рис. 6, 9), нередки узоры в виде зигзагов (свыше 5%; рис. 6, 5, 8) и решетки (около 4%). Встречаются комбинации ямочных вдавлений (сдвоенные, строенные, соединенные и др.), геометрические фигуры единичны.
Чаще всего узоры выполнены резной (31%) и ямочной (29%) техникой. Высок удельный вес прочерчивания (около 12%) и техники «отступающей палочки» (свыше 9%), несколько реже употреблялся крестовый штамп (около 9%), доля «гребенчатой» техники — 5%. Одни и те же элементы узора часто выполнялись разными приемами: например, горизонтальные линии — прочерчиванием, гребенчатым или крестовым штампом или техникой «отступающей палочки».
Прочий материал с городища представлен костяным наконечником стрелы и обломками тиглей. Наконечник черешковый, с ромбическим сечением пера и плавным переходом к черешку.
Сравнительно малое количество находок на Инберени VII может свидетельствовать о кратковременном характере этого памятника.
Городище Инберень VI
Также расположенное у края террасы, представляет собой площадку неправильной полуовальной формы (близкой к подтреугольной) размером около 80X60 м, с трех сторон окруженную двумя линиями укреплений (см. рис. 1). Внутренние ров и вал прослеживаются четко, ширина рва 4—5 м при глубине до 1 м, насыпь вала сильно оплыла, частично сползла в ров и на укрепленную площадку. Современная ширина вала достигает 7 м при высоте 0,8—0,9 м. Края рва и вала теряются вблизи края террасы. Внутренний защитный пояс в средней части прерывается въездом на укрепленную площадь, ширина въезда 3 м.
Внешняя оборонительная система, отстоящая от внутренней на 6—15 м, защищала поселок только с северо-восточной и северной стороны. Ширина насыпи внешнего вала, сильно оплывшего, достигает 7—8 м, высота — около 0,4 м, ширина рва — до 3 м при глубине 0,4—0,5 м.
С запада к городищу примыкает группа из более чем 35 впадин, в расположении которых прослеживается определенная система — они как будто выстроены в длинные неровные цепочки, вытянутые с северо-востока на юго-запад и повторяющие изгибы террасы. На укрепленной внутренней площадке зафиксированы 23 впадины, имеющие округлую либо овальную форму, диаметром от 5 до 12 м, глубиной от 0,3 до 0,9 м.
К северо-востоку от городища на обширной площади обнаружено свыше 100 небольших углублений в виде ям (см. рис. 1), характер и связь которых с Инберенью VI не ясны. В двух раскопанных ямах культурный слой отсутствовал. На территории городища были исследованы остатки трех жилищ, въезда и системы укреплений.
Богатые материалы обнаружены при раскопках жилища № 1, находившегося на внутренней площадке на расстоянии около 15 м к востоку от въезда. Оно имело подпрямоугольный котлован размером 10×8,5 м и глубиной до 0,75 м, ориентированный по линии северо-северо-запад — юго-юго-восток. Из жилища ведут два выхода коридорообразной формы шириной 0,8 м в западной и восточной стенах (см. рис. 2, Е). В центре строения выявлены остатки очага в виде линзы прокаленного песка, по краям окруженной слоем золы. Толщина прокала достигала 0,15 м. В пределах котлована на ровном полу преимущественно у стен зафиксировано несколько хозяйственных ям, а также 17 ямок от столбов, расположенных возле стен, в углах и у выходов. Выделяется группа ям от мощных опорных столбов, держащих перекрытие. Одна из таких ям находилась, в центре, рядом с очагом.
В юго-восточной части котлована, около его южной стены обнаружены остатки «мастерской», по-видимому связанной с бронзолитейным производством. Грунт, в пределах «мастерской», местами прокаленный, содержал значительное количество включений угля. В этом месте жилища были найдены четыре створки литейных форм кельтов, наконечников стрел, литник, обломки тиглей, клинок кинжала и др. Несколько скоплений материала выявлено у восточной стены. Среди других находок интересны два целых сосуда, один из которых (рис. 4, 13) стоял вверх дном, а другой (рис. 4, 14) находился под ним и был заполнен рыбьими костями и чешуей.
Жилище № 2 располагалось за пределами укрепленного поселка — на «посаде». Оно представляло собой постройку подпрямоугольной формы с котлованом, углубленным в материк на 0,2—0,3 м, размером 8×5,8 м, было ориентировано по линии северо-северо-запад — юго-юго-восток. Западная стена прорезалась коридорообразным выходом шириной 1 м, еще один выход был в юго-восточном углу. Остатки очага в виде линзы прокала мощностью до 0,17 м находились в центре котлована. В очажном углублении найдены большое количество обломков посуды и около 150 мелких фрагментов литейных форм. Много керамики, бронзовое колечко, обломки литейных форм обнаружены в северо-западной части жилища. В пределах котлована зафиксировано 10 ямок от столбов — вдоль стенок, у выходов, три ямки находились за пределами сооружения.
Жилище № 3 располагалось на внутренней укрепленной площадке у самого края террасы. Котлован жилища имел подквадратную форму с закругленными углами. Размер его 9,3 X 9,8 м, глубина около 0,4 м, длинные стены ориентированы по линии северо-запад — юго-восток. Юго-восточная часть сооружения сильно нарушена норами и ямами. Северо-западная стена была прорезана коридором выхода шириной 1 м и длиной около 1,5 м. В пределах котлована выявлено около 20 ямок от столбов. Большинство из них располагалось около стен, часть — в центре котлована, несколько — за его пределами. В центре жилища находился очаг. Находки (керамика, кости животных, изделия из кости, глины, бронзы и пр.) были равномерно распределены по площадн котлована, за его пределами они встречаются в скоплениях.
Из краткого описания жилищ видно, что они в значительной степени близки друг к другу. Для жилых сооружений Инберени VI характерны подпрямоугольная или подквадратная форма котлованов площадью от 50 до 90 м2, ориентация по линии северо-северо-запад — юго-юго-восток или северо-запад — юго-восток, наличие двух коридорообразных выходов в противоположных стенах и очаг в центре котлована, расположение ям от столбов вдоль стен, у выходов и на внутренней площади. В жилищах обычны хозяйственные углубления различных размеров и формы. О сходстве материалов исследованных сооружений будет сказано ниже.
Разрез системы укреплений дал возможность представить размеры древних рвов. Внутренний имел ширину 2,5 м, глубину 0,5—0,6 м, стены его полого опускались к округлому в сечении дну. Ширина внешнего рва также достигала 2,5 м при глубине 0,6 м, однако он имел крутые стенки и уплощенное дно. В насыпи внутреннего вала выявлены две округлые ямки, одна из которых, возможно, от столба.
Раскопки на городище Инберень VI дали большой и разнообразный материал. Коллекция керамики включает обломки примерно от 800 сосудов. Керамический комплекс неоднороден и отличается большим разнообразием форм сосудов. Численно преобладают горшковидные сосуды (около 90%). Они наиболее многообразны, хотя чаще встречаются экземпляры средних размеров со слегка отогнутой шейкой, иногда имеющей дугообразную форму. При этом высота шеек может быть различной; как правило, у сосудов этой группы она приближается к высоте плечика. Переход от шейки к тулову обычно четкий. Некоторые горшки имеют очень короткую, резко отогнутую шейку (рис. 4, 12). Иногда на границе шейки и плечика располагается формованный валик (рис. 7, 1, 13). Сосудов баночной формы сравнительно немного (4—5%), они различаются по степени наклона стенок вовнутрь. Группа круглодонных чаш численно также невелика. В коллекции имеется несколько экземпляров очень маленьких сосудов (рис. 7, 2, 6).
Вся посуда изготовлена из тщательно промешанного глиняного теста с добавлением шамота и песка (?). Поверхность сосудов хорошо заглажена. Украшались обычно верхние две трети внешней поверхности сосудов. Степень орнаментированности венчика (насечки но внешнему срезу) — 71%, шейки — 91%, верхней части тулова — 95%. Придонная часть, как правило, не орнаментирована. Расположение узоров горизонтально-зональное, разделительные функции обычно выполняют пояски ямок. Самыми распространенными элементами узора являются ряды наклонных отрезков (34%; рис. 7, 5, 7, 11, 12) и ямочных вдавлений (21%; рис. 7, 1.—5, 7, 10, 11, 13, 15). Нередким становится узор в виде сдвоенных или строенных ямок. Типичными являются пояски, состоящие из многих горизонтальных линий, часто прерывающихся и иногда пересекающихся (около 12%; рис. 7, 7, 3, 7, 11). Менее распространены зигзаги, решетка, треугольники, ромбы.
Техника орнаментации резная (25%), ямочная (около 30%), «гребенчатая» (около 22%). Возрастает удельный вес штампованной «змейки» (7%), появляется новый штамп — «уточка» (менее 1%), заметно уменьшается доля крестового штампа (1,5%) и прочерчивания (около 5%).
Интересны находки двух явно импортных сосудов раннеиткульского облика с характерными для них примесями (тальк), формой, орнаментом. Связь их с керамикой Инберени VI не подлежит сомнению — один из этих сосудов (рис. 4, 13) был найден в жилище № 1 у восточной стенки, где он накрывал стоящий под ним маленький сосуд с чешуей и костями рыб (рис. 4, 14).
Несмотря на определенные различия в керамике, происходящей из разных жилищ — у въезда, на краю террасы и на «посаде», сходство ее достигает высокой степени. Наиболее близкой является посуда из жилищ № 1 и 2: коэффициент ее сходства по элементам орнамента равен 82%, по технике — 88%. Керамика из жилища № 3 имеет большее отличие от посуды двух первых — степень сходства по элементам орнамента достигает 76—77%, по технике — 81 — 82%. Посуда из исследованных жилищ близка между собой и по другим показателям. Эти данные позволяют считать жилищные комплексы Инберени VI одновременными и однокультурными. Имеющиеся различия не столь существенны и, по-видимому, являются свидетельством длительного существования городища, в течение которого происходило развитие керамики.
Обратимся к другим находкам. В жилище № 1 в пределах «мастерской» найдены обломки трех глиняных форм для отливки кельтов (рис. 8, 1—3). Кельты клиновидной формы с симметричным, слегка сужающимся лезвием. Втулка и тулово в сечении имеют овальную форму. Длина двух кельтов 8,5 см, ширина втулки около 5 см, лезвия около 3,5 см. Один кельт был несколько длиннее при прочих равных параметрах. Ниже края втулки, вокруг корпуса кельта, идут четыре валика, в двух случаях от середины нижнего валика к лезвию спускались два расходящихся уса-валика (рис. 8, 1, 3). В «мастерской» же обнаружена створка глиняной формы для отливки двух наконечников стрел (рис. 9, 9). Одни из отливавшихся в ней наконечников имел подтреугольную форму, выступающую короткую втулку с шипом, концы лопастей опущены вниз (рис. 9, 9а). Длина наконечника 6 см, втулки 0,5 см. Другой наконечник двухлопастный, листовидной формы, с короткой выступающей втулкой и шипом (рис. 9, 9б). Его длина 5,5 см. В жилище № 1 найдена еще одна литейная форма наконечника, сделанная из талькового камня (рис. 9, 1). Интересно, что она находилась в рабочем состоянии: створки соединены, в форму вставлен бронзовый сердечник (рис. 9, 7). В данной форме отливались крупные двухлопастные наконечники стрел подтреугольной формы с внутренней втулкой, концы лопастей которых резко опущены вниз и образуют острые шипы длиной до 7 см (рис. 9, 1а). Среди большого количества мелких обломков глиняных литейных форм из жилища № 2 можно выделить фрагменты форм для отливки пластинчатых ножей (рис. 8, 6), возможно с кольцевым навершием или с аркой на кронштейне (рис. 8, 5, 5а), копья или дротика (рис. 9, 16) и какого-то втульчатого предмета (рис. 8, 4). Во всех жилищах встречались обломки тиглей (рис, 8, 7).
Получена довольно большая серия изделий из бронзы. В жилище № 1 найден двухлопастный наконечник стрелы овально-ромбической формы с короткой втулкой и шипом (рис. 9, 11). После отливки он не был доведен до готовности — не удалены литейные швы, не оформлено острие, не выделен шип и т. д. Длина экземпляра 4 см. Здесь же обнаружен клинок кинжала без рукояти (рис. 10, 9). Длина оригинально оформленного лезвия 18,5 см, ширина 2,7 см. Кинжал имел четко выраженное перекрестие с опущенными концами.
В жилище № 3 найдены двухлопастные наконечники стрел симметрично-ромбической формы с выступающей короткой втулкой и шипом (рис. 9, 13) длиной 4 см и со скрытой втулкой и шипом, являющимся продолжением одной из лопастей (рис. 9, 12), обломок крупного втульчатого двухлопастного наконечника стрелы или дротика с подтреугольной головкой (рис. 9, 10) и двойная выпукловогнутая бляшка (рис. 9, 14).
Кроме описанных находок на Инбереии VI найдены также, обломок однолезвийного ножа (рис. 9,6), два бронзовых колечка из круглой в сечении проволоки и тонкой пластинки (рис. 9, 4, 5), пронизь (рис. 9, 3), фрагмент бронзовой втулки (рис. 9, 3), множество капель, сплесков, обломков листовой бронзы. В коллекции много костяных изделий — наконечников стрел (рис. 10, 1, 2), в том числе один тупой — так называемый «томар» (рис. 10, 8), великолепный экземпляр гарпуна (рис. 10, 6), обломок псалия с тремя отверстиями в одной плоскости (рис. 10, 5), проколка (рис. 10, 7) и др. Среди каменных изделий следует выделить пест из жилища № 2 и обломок «оселка» — точильного камня в виде подпрямоугольного бруска с отверстием для подвешивания и со следами сработанности (рис. 9, 15).
С городища получен большой остеологический материал.
Датировка инберенских памятников
В комплексе поселения Инберень V датирующие вещи отсутствуют, тем не менее время существования памятника можно установить с достаточной точностью. Дело в том, что при раскопках поселения Большой Лог у г. Омска на полу одного из жилищ вместе с типично большеложской керамикой были найдены сосуд и несколько фрагментов с отпечатками крестового штампа. По качеству глиняного теста, принципам и приемам орнаментации, деталям формы данный сосуд аналогичен некоторым образцам из Инбереии V. Для нас важно то, что большеложский комплекс имеет вполне надежную дату. Аналогии керамике, находки бронзового двуушкового кельта с овальной втулкой, листовидного двухлопастного наконечника стрелы с сильно выступающей втулкой и шипом, бронзового литого пластинчатого ножа с оттянутым лезвием, рогового псалия с тремя отверстиями в разных плоскостях позволили в свое время В. Ф. Гепнигу и его коллегам датировать раннее поселение Большого Лога X—VIII вв. до н. э., несколько ближе к верхней дате [14]. Тщательно проанализировав большеложские материалы, можно сделать вывод, что эта дата достаточно обоснована, особенно с учетом поправки. Хронологические рамки существования поселения Большой Лог ограничены нами IX—VIII вв. до н. э. Наличие керамики инберенского типа в комплексе Большого Лога позволяет говорить об одновременности существования поселений Большой Лог и Инберень V и датировать последнее IX—VIII вв. до н. э.
Относительная датировка Инбереии VII возможна лишь по керамике, поскольку ни датирующих вещей, ни стратиграфических наблюдений пока нет. Уже при визуальном сравнении инберенских комплексов нетрудно заметить, что посуда Инберени VII занимает среди них промежуточное положение. Имея значительное сходство с посудой инберенского поселения, керамика этого городища вместе с тем включает некоторые элементы, широко представленные и получившие дальнейшее развитие на городище Инберень VI. Изменение орнаментации посуды в цепи Инберень V—VII—VI происходит в следующих направлениях: наблюдается постепенное снижение удельного веса таких элементов, как зигзаги (тройные зизаги исчезают полностью), сетка, пояски горизонтальных линий; увеличивается доля коротких косых или наклонных насечек, узора в виде наклонно-сдвоенных ямок, который в небольшом количестве присутствует на посуде Инберени VII и становится типичным на городище VI. Новым элементом являются пояски из большого количества прерывистых горизонтальных отрезков (рис. 7, 1). Особо нужно отметить появление валиков на переходе от шейки к тулову на посуде Инберени VI. Небольшое утолщение, отдаленно напоминающее валик, встречается уже на горшках городища VII.
Изменения претерпевает и техника нанесения узоров. Постепенно снижается удельный вес прочерченных и «крестовых» орнаментов, совсем редко они встречаются на Инберени VI. Исчезают узоры, выполненные техникой «отступающей палочки», но появляется штамп «уточка» и возрастает количество орнаментов, нанесенных мелкоструйчатым штампом.
Более разнообразными становятся формы сосудов. Уже на городище Инберень VII уменьшается количество сосудов с выпуклой шайкой, позже они встречаются еще реже и в несколько измененном виде.
Постепенность изменений керамики и их хронологическая последовательность подтверждается данными статистики, на основе которой были получены коэффициенты сходства комплексов:
Результаты статистического анализа подкрепляют предположение о том, что городище Инберень VII занимает промежуточное место в ряду инберенских памятников. Скорее всего по времени оно стоит ближе к Ииберени V. С известной долей осторожности это городище можно датировать VII в. до н. э.
Датировка городища Инберень VI особых затруднений не вызывает. Инберенские кельты, отливавшиеся в формах из жилищ № 1, более всего напоминают раннеананьинские кельты, относящиеся к виду I 2В, по классификации A. X. Халикова [15]. Они представлены в материалах Старшего Ахмыловского, Акозинского, Новомордовского I и других могильников. Время бытования таких кельтов укладывается в рамки VIII—VII вв. до н. э., изредка они встречаются в первой половине VI в. до н. э. [16] Инберенские кельты отличаются от раннеананьинских большей длиной и тем, что горизонтальные валики у них расположены значительно ниже края втулки. Западно-сибирские кельты II группы, по типологии В. Н. Чернецова, в сравнении с инберенскими, очевидно, несколько более поздние. Примечательно, что говоря о кельтах II группы, В. Н. Чернецов также указывал на их сходство с формами «уральского ананьина» [17].
Большое значение для датировки Инберени VI имеют находки наконечников стрел. Наконечники с ромбовидной головкой и боковым шипом (рис. 9, 13) были широко распространены в предскифское и раннескифское время на обширной территории от Алтая до Причерноморья. Обычно они датируются VII—VI вв. до н. э. [18] Более архаичными, по мнению многих исследователей, являются асимметрично-ромбические наконечники с шипом. Они представляют собой господствующую форму в VII в. до н. э. [19], встречаются в памятниках VIII в. до н. э. [20] К VIII—VII вв. до н. э. относит М. П. Грязнов материалы кургана Аржан, где есть аналогичные экземпляры [21]. А. И. Тереножкин датирует этот курган второй половиной IX — первой половиной VIII в. до н. э. [22]
Наконечники листовидной формы с короткой выступающей втулкой и шипом (рис. 9, .9, 96) встречаются в комплексах VIII в. и обычны в VIÏ в. до н. э. [23]
Крупным подтреугольным наконечникам стрел, отливавшимся в формах из жилища 1 (рис. 9,1, 1а, 9, 9а), мы аналогов не знаем. Оригинальная форма, крупные размеры, возможно, свидетельствуют о происхождении, данных наконечников из таежных районов; это своего рода прообразы характерных кулайских стрел, позднее распространившихся на обширных пространствах западно-сибирской тайги. Наличие шипа на одном из инберенских экземпляров, — по всей вероятности, можно отнести за счет заимствования предскифских и раннескифских традиций, которые были хорошо известны инберенским мастерам.
Костяной псалий с тремя отверстиями в одной плоскости (рис. 10, 5), по классификации К. Ф. Смирнова, относится к V типу костяных псалий и датируется первой четвертью I тыс. до н. э. [21]
Кинжал без рукояти (рис. 10, 9) имеет ближайшие аналогии среди карасукских кинжалов Алтая и «карасук-тагарских» кинжалов Минусинской котловины, датируемых Н. Л. Членовой соответственно VII в. и VIII—VII, скорее VII в. до н. э. [25]
В комплексах первой трети I тыс. до н. э. обычны находки двойных выпукло-вогнутых бляшек (рис. 9, 14) и «оселков» или точильных камней с отверстием для подвешивания (рис. 9, 1.5). Приведенные аналогии, на наш взгляд, дают достаточные основания для отнесения исследованных на городище объектов к VII в. до н. э. Вместе с тем мы не исключаем возможности, что городище Инберень VI могло возникнуть уже в VIII в. до н. э. Анализ керамики и прочего инвентаря не противоречит этой дате. Таким образом, VII в. до н. э. можно считать верхней границей красноозерской культуры, а IX в. до н. э., которым датируется поселение Инберень V, — нижней. Заметим, что инберенские комплексы дают редкую возможность проследить эволюцию материальной культуры красноозерского населения с момента его появления в Среднем Прииртышье.
Анализ собственно красноозерской керамики позднего комплекса и сопоставление полученных результатов с инберенскими свидетельствуют о большом сходстве ее с посудой поселения Инберень V. Пожалуй, основное различие данных комплексов — ото высокий удельный вес «гребенчатой» орнаментации (около 20%) и отсутствие техники «отступающей палочки» на Красноозерках. Трудно сказать, чем обусловлены эти различия — несинхронностью происхождения находок или спецификой местной традиции. Следует учесть, что Красноозерское поселение — памятник двухслойный, а наша коллекция красноозерских материалов представлена в основном сборами.
Краткую характеристику красноозерской культуры существенно дополняет реконструкция хозяйственной деятельности обитателей инберенских поселков.
Анализ фауннстнческих остатков [26] (см. таблицу), обнаруженных на всех исследованных объектах, позволяет сделать заключение о том, что в хозяйстве инберенского населения существенную роль играло скотоводство, стадо состояло в основном из лошадей, крупного и мелкого рогатого скота. Наличие рогового псалия на Инберени VI свидетельствует об использовании лошади для верховой езды. Показательно, что кости домашних животных совершенно отсутствуют на городище Инберень VII, которое, как мы предполагаем, существовало недолго.
Исключительно большое место в жизни красноозерских коллективов занимала охота. Она являлась одним из основных источников получения мяса и сырья. Охотились также на птиц и пушных зверей, кости которых найдены, во многих жилищах Инберени V и VI. Заметное место в хозяйственной деятельности красноозерцев принадлежало рыболовству. Кости рыб и чешуя, залегавшие, как правило, в скоплениях, найдены на всех инберенских памятниках. О различных способах рыбной ловли свидетельствуют находки грузил и гарпунов.
Среди многочисленных остатков материальной культуры совершенно отсутствуют предметы, связанные с земледелием. Единственный каменный пест из жилища № 2 Инберени VI, который вполне мог служить для других целей, и костяное орудие, напоминающее мотыжку, с Инберени V не позволяют говорить об уровне развития земледелия.
Высокой степени мастерства достигли инберенские металлурги, отливавшие в глиняных формах бронзовые кельты, наконечники стрел, дротиков или копий, ножи и другие предметы. Находки тиглей во всех жилищах инберенской группы памятников, литейных форм, бронзовых капель, сплесков, лома и готовых изделий на объектах Инберени VI, видимо, свидетельствуют о том, что бронзолитейное производство было домашним. Касаясь химической характеристики инберенского металла [27], заметим, что свыше половины образцов содержат большое количество легирующих элементов (олова — до 21%, мышьяка — до 4,6, свинца — до 12%). Некоторые предметы изготовлены из комплексного мышьяково-оловянного сплава; возможно, это результат многократной переплавки лома. Находки медных или других руд отсутствуют.
Одним из видов домашнего промысла являлось производство костяных изделий, широко представленных на памятниках красноозерской культуры. Среди них — наконечники стрел, проколки, иглы, лощила, гарпун, пластины и плечи панциря и др. Обработка камня занимала незначительное место.
В настоящее время трудно очертить границы красноозерской культуры. Пока самым северным памятником, где была найдена своеобразная «крестовая» керамика, является Чудская Гора в Знаменском районе Омской области [28]. Среди других пунктов, известных по разведочным сборам, следует отметить Евгащинское поселение в Большереченском районе [29], селища близ д. Кип Тевризского района и на берегу оз. Худышкино [30]. Обломки двух сосудов красноозерского облика были найдены на Розановском городище в Горьковском районе на правом берегу Иртыша [31]. Можно предположить, что основной территорией распространения памятников красноозерской культуры в Прииртышье является зона южной тайги и северной лесостепи. Именно здесь, вероятно, следует искать новые оригинальные памятники рассматриваемой культуры гамаюнско-молчановской общности. Включать же в красноозерскую культуру комплексы с «крестовой» керамикой из районов Сургута [32], на наш взгляд, преждевременно и вряд ли правомерно по ряду причин. Во-первых, судя по публикациям Ю. П. Чемякина и М. В. Елькиной [33], сургутские «крестовые» комплексы обладают достаточным своеобразием и могут быть объединены в самостоятельную группу. Во-вторых, Барсова Гора близ Сургута — это только один из пунктов на карте Среднего Приобья, где имеются памятники с «крестовой» керамикой. Аналогичная посуда найдена значительно ниже по Оби — на Малом Атлыме в Октябрьском районе Тюменской области [34] и на поселениях Шеркалы IX, X близ одноименного села на правом берегу Оби [35]. Кроме того, не следует забывать о карьковских памятниках в таежном и лесостепном Приишимье [36], которые наряду с несомненной близостью краcноозерским обладают рядом своеобразных черт. В силу своего географического положения они занимают промежуточное место между нижнеобскими и красноозерскими «крестовыми» комплексами.
Мы предполагаем, что красноозерская культура могла сформироваться в таежном Прииртышье прежде, чем ее памятники появились в лесостепи, и в облике материальной культуры красноозерских племен в таежной полосе и северной лесостепи не будет абсолютного сходства. Косвенным доказательством этому служат результаты сравнения инберенских материалов с поздним комплексом Красноозерки, о которых говорилось выше. В комплексах с «крестовой» керамикой из районов таежного Прииртышья, по-видимому, должны более отчетливо проявляться лесные культурные традиции, тогда как в лесостепи их удельный вес несколько уменьшается.
Говоря же о конкретных памятниках типа Инберени V, VII и VI, можно утверждать, что они не могли появиться в результате генезиса местных предшествующих культур. К такому выводу приводят результаты сравнения инберенских материалов с розановскими (поселение Черноозерье VIII, Розановское городище — ранний комплекс, поселение Сибирское Саргатское I и др.) и еще более древними черноозерскими (поселение Черноозерье I, городища Черноозерье I, Инберень IV и др.) [37]. Полностью отрицать участие местного лесостепного населения в сложении новой культуры нельзя. Местный компонент, фиксирующийся прежде всего в орнаментации керамики (решетка, «жемчужины», треугольники и ромбы, резная техника), ощущается довольно явственно, но его роль в целом не велика. К тому же эти элементы представлены в сильно трансформированном виде. Доминирующий компонент, который определяет специфику инберенской и вообще красноозерской культуры, следует связывать с таежным западно-сибирским населением. Об этом свидетельствует керамика (форма шейки, густота, насыщенность орнамента, его зональность, стенепь орнаментированности, украшение большей части поверхности сосудов, использование штампов — крестового, гребенчатого, мелкоструйчатого, «уточки», «возрождение» техники «отступающей палочки», высокий удёльный вес ямочной техники и др.), являющаяся одним из основных показателей культурного и этнического своеобразия. Резкое возрастание роли охоты и рыболовства в хозяйстве инберенского населения также можно объяснить только проникновением в лесостепное Прииртышье таежного населения с устойчивыми навыками ведения охотничье-рыболовческого хозяйства.
Но совсем ясен для нас вопрос о происхождении инберенского (красноозерского) металлообрабатывающего производства. Судя по материалам Сургутского Приобья, где в жилищах первой половины I тыс. до н. э. очень часто встречаются следы металлообрабатывающего производства (тигли, ошлакованные фрагменты, капли меди и т. п.) [38], северные лесные аналогии в данном случае вполне допустимы. Необходимо учесть и тот факт, что инберенский металл существенно отличается от черноозерского и розановского по своему химическому составу [39].
Находки защитных доспехов и форм для отливки «протокулайских» стрел, распространение укрепленных поселений в южно-таежных и предтаежных районах Прииртышья также могут свидетельствовать о проникновении в эти районы северных племен.
Резюмируя вышесказанное, можно следующим образом представить схему этнокультурных процессов в Среднем Прииртышье начала I тыс. до н. э.
Накануне эпохи железа в глубинных пространствах западно-сибирской тайги складывается напряженная и нестабильная обстановка. Причины кризисной ситуации (помимо демографических), возможно, связаны с изменением климатических условий в сторону большей увлажненности [40]. Следствием сложных процессов явился этнокультурный сдвиг, приведший к проникновению северных охотничье-рыболовческих коллективов в зону южной тайги, в том числе прииртышской. Именно здесь во взаимодействии с местными племенами формируется культура красноозерского типа. Вместе с тем следует иметь в виду, что сама местная основа по своей структуре не была однородной. Анализ материалов из немногочисленных памятников эпохи поздней бронзы лесного Прииртышья (поселения Прорва, Красноозерское — ранний комплекс) дает основания говорить о сузгунских, поздних черноозерских, розановских элементах и традициях в культуре местных племен. Некоторые из них, в том числе навыки скотоводства и земледелия (?), были восприняты пришлым таежным населением, которому в сложении и оформлении культуры принадлежала более активная роль.
В IX—VIII вв. до н. э. памятники красноозерской культуры лоявляются в лесостепном Прииртышье. Продвижение красноозерских племен в лесостепь, очевидно, сопровождалось ассимиляцией, какой-то части розановского населения. В это же время в южной лесостепи на розановской основе складывается культура большеложского типа [41]. В течение какого-то времени красноозерские и большеложские племена сосуществуют, не вступая в тесные контакты. Относительная изоляция друг от друга, вероятно, была обусловлена тем, что инберенцы поддерживали прочные и постоянные связи с лесными племенами, тогда как большеложское население в своих связях ориентировалось более на степь.
Материалы городища Инберень VI показывают, каким образом изменялся облик красноозерской культуры во времени. Обнаруживаются связи с населением южных, лесостепных и степных, районов (наконечники стрел предскифского и раннескифского типов, ножи с кольцевым навершием, двойные выпукловогнутые бляшки, валики на сосудах и др.), по характер этих связей можно определить как односторонний. Кроме того, имеются факты, свидетельствующие о контактах с зауральскими племенами (гамаюно-иткульские сосуды из глины с примесью талька, литейная форма из талькового камня, некоторые элементы орнамента на сосудах). Взаимоотношения с населением северных лесных районов по-прежнему остаются прочными.
В каком направлении шло дальнейшее развитие культуры и как сложилась судьба красноозерского населения, пока неизвестно. Заметим лишь, что в комплексах раннего железного века в лесостепном Прииртышье сколько-нибудь явные или заметные следы красноозерской культуры отсутствуют. По-видимому, их нужно искать в культурах таежного Обь-Иртышья.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Берс Е. М. Памятники п керамика гамаюнской культуры,— В кн.: Из истории Урала. Свердловск. 1960; Сальников К. В. Опыт классификации керамики лесостепного Зауралья, — СА, 1960, № 2, Борзунов В. А., Сосновкин И. А. К вопросу о гипотезах происхождения гамаюнской культуры.— В кн.: Вопросы археологии Приобья. Тюмень, 1979.
2 Генинг В. Ф., Евдокимов В. В. Старо-Маслянское поселение.— ВАУ, 1969, вып. 8.
3 Косарев М. Ф. Древние культуры Томско-Нарымского Прпобья. М., 1974; Он же. Бронзовый век Западной Сибири. Автороф. докт. дис. М., 1976; Евдокимова Г. В. К вопросу о молчановской культуре.— В кн.: Из истории Сибири, вып. 7. Томск, 1973.
4 Троицкая Т. Н. О культурных связях населения Новосибирского Приобья в VII—VI вв. до н. э.— В кн.: Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников Западной Сибири. Томск, 1970.
5 Косарев М. Ф. Бронзовый век Западной Сибири, с. 32—33. ‘
6 Там же.
7 Чернецов В. И. Результаты археологической разведки в Омской области.— КСИИМК, 1947, выи. 17.
8 Матющенко В. И. Раскопки в Томской и Омской областях.— АО 1971 года. М., 1972, с. 274.
9 Матющенко В. П., Чиндина Л. А. Рец. на кн.: Косарев М. Ф. Древние культуры Томско-Нарымского Приобья. М., 1974.— СА, 1976, № 2, с. 273.
10 Коллекция насчитывает 588 фрагментов керамики. Хранится в кабинете археологии Уральского государственного университета, шифр № 663.
11 Керамика всех инберенских памятников обрабатывалась по сокращенной программе В. Ф. Генппга (см.: Генинг В. Ф. Программа статистической обработки керамики из археологических раскопок.— СА, 1973, № 1). Посуда из разных жилищ Инбереии V (как и Инбереии VII, VI) исследовалась независимо друг от друга, после чего полученные результаты сравнивались. С целью дополнительной проверки керамика из жилища № 10 была разделена, на две группы (четные и нечетные сосуды, а их в жилище найдено свыше 200;, каждая из которых рассматривалась отдельно. Затем группы сравнивались между собой и с другими комплексами из жилищ № 6 и 13. Во всех случаях отмечалось чрезвычайное сходство сравниваемых групп и комплексов абсолютно по всем показателям. Например, при сравнении керамики по элементам узора коэффициенты сходства варьировали в интервале 85,2—86,4%, а по технике орнаментации — от 95,4 до 96%. Из этого следует, что полученные результаты позволяют говорить об односложности, единовременности и несомненной однокультурности всех исследованных объектов и всего поселения в целом. Любопытен и еще одни вывод — для суммарной характеристики посуды Инберени V достаточно было обработать половину сосудов из любого жилища.
12 Термин «резная техника» достаточно условен, хотя и прочно укоренился в литературе. Орнамент в этом случае наносился путем вдавливания в глину ребра палочки, щепки, кости или любого другого твердого предмета.
13 Генинг В. Ф., Евдокимов В. В. Логиновское городище.— ВАУ, 1969, вып. 8, с. 115—116; Генинг В. Ф., Гусенцова Т. М., Кондратьев О. М. и др. Периодизация поселений эпохи неолита и бронзового века Среднего Прииртышья.— В кн.: Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников Западной Сибири. Томск, 1970, с. 21—22.
14 Генннг В. Ф., Гусенцова Т. М., Кондратьев О. М. и др. Периодизация поселений…, с. 44—49, рис. 1, 107—120.
15 Халиков A. X. Волго-Камье в начале эпохи раннего железа. VIII—VI вв. до н. э. М., 1977, с. 110—116.
16 Там же, с. 116.
17 Чернецов В. И. Опыт типологии западносибирских кельтов.— КСИИМК, 1947, вып. 16, с. 70, рис. 24; с. 77.
18 Смирнов К. Ф. Вооружение савроматов. М., 1961, с. 41—42; Черников С. С. Загадка золотого кургана. М., 1965, с. 46; Членова. Н. Л. Карасунские находки на Урале и в Восточной Европе.— СА, 1973, № 2; Ильинская В. А. Бронзовые наконечники стрел так называемого жаботинского и новочеркасского типов,— В кн.: Археология, вып. 12. Киев, 1973.
19 Смирнов К. Ф. Вооружение савроматов…, с. 41, табл. I, В.
20 Козенкова В. И., Крупнов Е. И. Исследования Сержень-Юртовского поселения (по раскопкам 1964 г.).— КСИА, 1966, № 106, с. 86, рис. 36.
21 Грязнов М. П. К вопросу о сложении культур скифо-сибирского типа в связи с открытием кургана Аржан, — КСИА, 1978, № 154, с. 17; Грязнов М. П., Маннай-Оол М. X. Курган Аржан — могила «царя» раннескнфского времени.— Учен. зап. TyвНИИЯЛИ, вып. 16, 1973, с. 205.
22 Тереножкин А. И. Киммерийцы. Киев, 1976, с. 210.
23 Смирнов К. Ф. Вооружение савроматов…, с. 37; Кузьмина Е. Е. Металлические изделия энеолита и бронзового века в Средней Азии.— САИ, 1966, вып. 34-9, с. 36.
24 Смирнов К. Ф. О древних всадниках Поволжско-Уральских степей.— СА, 1961, № 1, с. 72.
25 Членова Н. Л. Карасукские кинжалы. М., 1976.
26 Определения остатков фауны сдельны сотрудниками Института экологии растении и животных УНЦ АН СССР Н. Г. Смирновым и П. А. Косинцевым.
27 В нашем распоряжении имеются результаты свыше 30 анализов инберенского металла, сделанных в лаборатории спектрального анализа Института археологии АН СССР (№ 16005—16035).
28 Потемкина Т. М. Работы Тоболо-Иртышского отряда.— АО 1977 года. М., 1978, с. 274; Она же. Отчет об археологических исследованиях Тоболо-Иртышского отряда Западно-Сибирской экспедиции Института археологии АН СССР,- Архив ИА АН СССР, р-1, .№ 6808, с.- 76; № 6808а, рис. 70, 3.
29 Могильников В. А. Работы в Омском Прииртышье.— В кн.: Из истории Сибири, вып. 15. Томск. 1974, с. 84.
30 Коллекции хранятся в Омском краеведческом музее.
31 Раскопки В. И. Стефанова. Коллекция хранится в кабинете археологии Уральского государственного университета, шифр А» 2070.
32 Косарев М. Ф. Бронзовый век…, с. 32.
33 Чемякин Ю. П., Коротаев В. П. Многослойное городище Барсов Городок 1/10 (к периодизации археологических памятников в Сургутском Приобье).— В кн.: Вопросы археологии Приобья. Тюмень, 1976; Елькнна М. В. Поселения раннего железного века в Сургутском Приобье.— В кн.: Археологические исследования на Урале и в Западной Сибири. Свердловск, 1977.
34 Васильев Е. А. Работы в Нижнем Приобье.— АО 1977 года. М., 1978, с. 214; Окладников А. П., Молодин В. И., Волков И. А. Памятник у села Малый Атлым на реке Оби.— В кн.: Новое в археологии Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1979, с. 124—125.
35 Разведка Уральской археологической экспедиции 1979 г. Кабинет археологии Уральского государственного университета, шифр № 2255—2256.
36 Генинг В. Ф., Евдокимов В. В. Старо Маслянское поселение.— ВАУ, 1969, вып. 8.
37 Генинг В. Ф., Гусенцова Т. М., Кондратьев О. М. и др. Периодизация поселений…, с. 32—44.
38 Чемякин Ю. П., Коротаев В. П. Многослойное городище…, с. 57; Елькина М. П. Поселения раннего железного века…, с. 109, 114; Чемякин Ю. П. Городища Барсов Городок 1/11 и 1/12 — памятники раннего железного вока Сургутского Приобья,— В кн.: Вопросы археологии Приобья. Тюмень, 1979, с. 143.
39. Анализы проведены в лаборатории спектрального анализа НА АН СССР, № 19155-19314. 25542-25544 и др.
40 Косарев М. Ф. Древние культуры…, с. 36- 38; Львов Ю. А. Болотный процесс как фактор среды обитания человека в Западной Сибири.— В кн.: Особенности естественно-географической среды и исторические процессы в Западной Сибири. Томск, 1979, с. 18.
41 Генинг В. Ф., Гусенцова Т. М., Кондратьев О. М. и др. Периодизация поселений…, с. 49, 51.