Зарождение первобытной археологии в России. Сложение археологии как единой науки

К содержанию книги А.А. Формозова «Очерки по истории русской археологии» | К следующей главе

Изучая историю археологии, мы сталкиваемся с тем, что отдельные разделы этой науки возникли не только в разное время, но и независимо друг от друга. Было бы неверным писать историю археологии, исходя из того, что присущий людям интерес к прошлому побуждал их изучать те или иные области далекой старины — сначала древности античные, а затем средневековые и первобытные. История развития археологии сложнее. То понимание этой науки, к которому мы пришли сейчас, когда археология рассматривается как наука историческая, не было изначальным. Интерес к древностям во многих странах складывался впервые в среде деятелей искусства, и археология сперва изучала лишь памятники искусства Древних Греции и Рима. Это характерно для Италии эпохи Ренессанса, где собственно и зародилась античная археология (с XIV, а особенно в XV—XVI вв.), и для других западноевропейских стран в ту же и несколько более позднюю эпоху. Неотделима от истории искусствоведения не только история античной археологии; и до сих пор в ряде стран археологи, изучающие античность, работают и организационно и по существу в отрыве от остальных археологов, в контакте с искусствоведами и филологами.

[adsense]

Изучение древнейших этапов истории человеческого общества начинается позднее — уже в XIX в. — и совсем в другой среде — в среде ученых-естественников.

Развитие первобытной археологии теснейшим образом связано с развитием биологии нового времени, с развитием эволюционной теории. И сейчас эта связь во многих местах сохраняется.

Основным изданием французских специалистов по палеолиту является журнал «L’Anthropologie», где публикуются и антропологические статьи, и статьи по палеолиту; в журнале же «Revue archéologique» статьям по палеолиту не находится места. Только археология средневековья возникает в непосредственной связи с развитием исторической науки и с самого своего возникновения обслуживает ее нужды.

Лишь к концу XIX — началу XX в. отмечается сближение трех областей археологии, и определяется единство их задач, но, как видим, еще и сейчас не всюду произошло полное слияние разных отделов науки о древней истории человечества в одну науку. Важные шаги в этом направлении сделаны советскими учеными. Так, впервые в 1930-х годах в Московском университете был создан первый единый курс археологии от палеолита до средневековья.

Необходимо помнить и о том, что связь археологии с историей далеко не везде так неразрывна, как в СССР. Показательно, например, что в Польше нет музеев, отражающих историю страны от палеолита до нового времени, а существуют отдельно археологические музеи (Варшава, Познань, Краков, Лодзь), музеи истории городов (Варшава, Познань), музеи, дающие представление о комплексе исторических памятников (Вавель в Кракове). То, что в Государственном Историческом музее в Москве прошлое СССР от палеолита до XIX в. показано в сплошной экспозиции, служащей образцом для многих местных музеев, является важным вкладом в развитие нашей науки.

В связи со всем этим очень интересно проследить процесс сложения археологии как единой науки, возникновение и соотношение разных направлений археологии в России первой половины и середины XIX в.
Как мы уже отметили, в начале XIX в. был краткий период, когда археология в России занималась почти исключительно античностью. В деятельности президента Академии художеств Оленина мы видим и характерную для первых археологов-античников связь о искусством. Вспомним формулировку задач археологии, данную Олениным.

Однако очень скоро в России зарождается археология средневековая. При этом уже первые археологи-медиевисты работают целиком в сфере истории. Уже Ходаковский в 1818—1820 гг. призывает изучать русские городища и курганы «для объяснения древней славянской истории» и пишет одновременно исторические и археологические статьи.

Параллельное развитие славянской и античной археологии способствовало сближению этих двух разделов науки.

Начало исследования первобытных древностей в России падает уже на середину XIX в. Как и во всей Европе, эти исследования начинаются в среде биологов. Видную роль здесь сыграл крупнейший русский биолог — академик Карл Максимович Бэр (1792—1876). 10 октября 1859 г. он выступил в Русском географическом обществе с лекцией «О древнейших обитателях Европы», ознакомив широкую публику с новейшими открытиями в области первобытной археологии во Франции, в Дании и в других странах. В этой лекции Бэр наметил и программу исследований по каменному и бронзовому веку в России.

Бэр указывал на ряд находок бронзовых орудий, в частности, на кельты, доставленные ему с Урала, и впервые в русской литературе высказал мысль, что «чудские копи» Сибири и Урала, описанные еще Лепехиным и Палласом, могут относиться к бронзовому веку. К 1859 г. в России были известны считанные единицы находок каменных орудий. Те орудия, о которых писали ученые XVIII в. были давно утрачены. И Бэр совершенно правильно выдвинул как ближайшую задачу первобытной археологии в России — сбор коллекций каменных орудий и фиксацию условий их находок [1]. В 1862 г. он опубликовал специальную программу «собирания доисторических древностей» [2]. Коллекции стали накапливаться, причем концентрировались они в анатомическом кабинете музея Академии наук, а не в каком-либо историческом или археологическом учреждении. Бэр с этими учреждениями не был связан и, видимо, не очень им доверял. «Мы по большей части теряем опять все то, что не принадлежит к греческому искусству» [3], писал он. Так, при самом зарождении первобытной археологии в России сложилась связь этой области науки не с историей, а с биологией.

И в дальнейшем крупнейшие заслуги в деле изучения каменного века России принадлежат естественникам. Среди них хранитель Зоологического музея Академии наук Иван Семенович Поляков (1847—1887) [4], профессор зоологии, специалист по простейшим организмам (губки, водоросли) и по виноградарству Константин Сергеевич Мережковский (1854—192?), профессор геологии Петербургского университета Александр Александрович Иностранцев (1843—1919) [5]. Эти три человека во многом определили пути русской первобытной археологии.

Карл Максимович Бэр

Карл Максимович Бэр

Можно назвать и другие имена. Первая палеолитическая стоянка в России найдена в 1871 г. под Иркутском Иваном Дементьевичем Черским (1845—1892) [6]. Черский — геолог и палеонтолог, автор блестящих работ о геологии Прибайкалья, о четвертичной фауне Новосибирских островов и района Верхоянска. Он исследовал геологические условия вдоль Якутского тракта — от Иркутска до Верхоленска, изучал район Нижней Тунгузки, оставил зоологические и метеорологические наблюдения [7]. Другая палеолитическая стоянка в Сибири, близ Томска, изучена в 1896 г. Николаем Феофилактовичем Кащенко (1855—1935) [8]. Это — томский профессор, эмбриолог и маммолог — систематик, получивший особую известность работами по акклиматизации растений [9].

С именем создателя научного почвоведения Василия Васильевича Докучаева (1846—1903) связано открытие неолитических стоянок Балахнинской низины. Кроме того, Докучаев изучал мезолитические стоянки Оки — Борки и Елин Бор, участвовал в обследовании палеолитической стоянки Карачарово и многих неолитических окских стоянок [10].

Поселения эпохи неолита и бронзы под Казанью изучали профессор хирургической патологии и терапии Казанского университета Николай Федорович Высоцкий (1843—1922) и другой казанский профессор Александр Антонович Штукенберг (1844—1905), известный своими трудами по палеонтологии палеозоя и геологии Урала и Поволжья [11]. Штукенбергу принадлежит и сводка материалов по бронзовому веку Приуралья [12]. Третий казанский профессор — геолог Петр Иванович Кротов (1852— 1914) также оставил ряд археологических статей [13]. Вспомним, наконец, и о таких, более близких к нам по времени ученых-естественниках, работавших в области археологии, как Д. Н. Анучин и А. П. Павлов.

Пещера Волчий грот близ с. Мазанка в Крыму — первый древнепа¬леолитический памятник, найденный в России (фото О. Н. Бадера)

Пещера Волчий грот близ с. Мазанка в Крыму — первый древнепа¬леолитический памятник, найденный в России (фото О. Н. Бадера)

Таким образом, перед нами не отдельные любители археологии из ученых-естественников, а целая плеяда исследователей, внесших в изучение древнейшего прошлого России очень большой вклад. Достаточно указать на заслуги в области археологии К. С. Мережковского. В 1879 и 1880 гг. в Крыму он впервые в России провел исследования пещер с целью поисков остатков палеолита. Результаты этих двух раскопочных кампаний столь велики, что с ними не могут сравниться многочисленные раскопочные сезоны продолжателей Мережковского [14]. С 1923 г. и вплоть до настоящего времени в Крыму почти без перерыва ведутся исследования палеолита. Сделан ряд замечательных открытий. Но по сути дела в выделении основных этапов палеолита Крыма мы очень недалеко отошли от Мережковского. До сих пор наиболее ранними памятниками Крыма остаются мустьерские стоянки. Наличие мустье в Крыму установил уже Мережковский [15]. В пещере Волчий грот (см. рис. на стр. 77) он открыл первую в России мустьерскую стоянку. Кроме того, он выявил два мустьерских местонахождения — Кабази и Замрук. Последний памятник до находок под Судаком в 1958 г. был единственным в Крыму палеолитическим пунктом на побережье. Характеристика верхнего палеолита Крыма строится на материалах исследованных Мережковским Пещер Сюрень I и Качинский Йавес. Продолжателям Мережковского ни одного памятника верхнего палеолита найти не удалось.

Мезолит в Крыму был также найден Мережковским при раскопках в пещерах Сюрень II и Черкез-Кермен. Он же обнаружил в Крыму открытые поселения с микролитическим инвентарем на плато Яйлы (три стоянки у Кизил-кобы).

Мережковский оставил след в археологии не только как полевой работник. Как убедительно показал С. Н. Замятнин, именно Мережковский, а не А. Мортилье, первый установил, что микролиты относятся к периоду между палеолитом и неолитом, заполняют пресловутый хиатус [16].

Не меньшие заслуги перед археологией имеет и И. С. Поляков [17]. Он разработал другой метод поисков палеолитических памятников. Если Мережковский искал их в пещерах, то Поляков обнаружил палеолит по находкам костей четвертичных животных. Исследования Полякова в Костенках, где уже в XVIII в. находили кости мамонта, были первым опытом в этом направлении, и именно ему мы обязаны знанием классического района верхнего палеолита.

Поляков обследовал и неолитические стоянки на Севере Европейской России, в Верхнем Поволжье, в бассейне Оки, в Сибири и на Сахалине. Поляков же раскапывал Фатьяновский могильник.

Наконец, А. А. Иностранцев оставил нам классический труд о неолите на Ладожском озере [18]. Исследование остатков каменного века дано им необычайно разносторонне.

Константин Сергеевич Мережковский

Константин Сергеевич Мережковский

Помимо материальной культуры неолита, охарактеризованы геологические условия находок, флора, фауна позвоночных, моллюсков и насекомых, антропологические данные, высказаны соображения о климате.
Все это показывает, сколь значителен был вклад ученых-естествоиспытателей в развитие русской археологии. Они сделали крупнейшие открытия, нашли новые методы исследования археологического материала [19]. Работы их ставились в тесной связи с биологическими и геологическими проблемами. Это видно не только по книге Иностранцева. Мережковский, параллельно с раскопками, проводил в Крыму антропологические исследования, Черский и Кащенко изучали фауну с палеолитических стоянок, Докучаев использовал археологические наблюдения в почвоведческих и геологических работах.

В то же время мы не обнаруживаем почти никакой связи всех этих ученых с официальной русской археологией.

За исключением маленькой статьи Иностранцева, в «Известиях Археологической комиссии» не напечатано ни одной работы по первобытной археологии России. Исследования Мережковского по палеолиту Крыма проходили в стороне и от Археологической комиссии, и от Московского и Русского археологических обществ. Его статьи печатались в «Известиях Географического общества», в «Трудах» этого общества должна была быть опубликована и монография Мережковского по крымскому палеолиту, к сожалению, не увидевшая свет. В 1870-х годах Мережковский стремился создать в Петербурге антропологическое общество, одной из задач которого должно было стать изучение палеолита. Поляков вел свои исследования на средства того же Географического общества и на средства Академии наук, где тогда археология не была представлена. Кротов, Штукенберг, Высоцкий публиковали работы по каменному веку в «Известиях Казанского общества естествоиспытателей».

Иван Семенович Поляков

Иван Семенович Поляков

Вce это не случайно. Здесь отразились, с одной стороны, равнодушие Археологической комиссии и археологических обществ к первобытной археологии России, чисто естествоведческое направление самих исследователей каменного века — с другой и, наконец, более глубокие политические и идеологические расхождения между археологами-историками и археологами-натуралистами.

Все интересующие нас исследователи сложились как ученые в годы демократического движения 60-х годов XIX в. когда изучение естественных наук играло огромную роль в жизни молодой России. Последователи Писарева видели в естествознании лучшее воплощение того «реального дела», которое властитель их дум противопоставлял «болтовне» школы и университета старого времени. Естествознанию придавался исключительно боевой характер. Интерес к каменному веку был тогда неотъемлемой частью изучения эволюционной теории, одним из звеньев в цепи доказательств право.ты материалистов в борьбе с обскурантами.

Исследователи каменного века России — сверстники демократов 60-х годов, выходцы из той же разночинной среды. В николаевские времена археологией занимались обер-прокурор Сената Оленин, сенатор Сумароков, киевский губернатор Фундуклей, керченский градоначальник Стемпковский; теперь на смену этим представителям родовитого дворянства и чиновной администрации пришли выходец из простой казачьей семьи Поляков, сын бедного сельского священника Докучаев, польский революционер Черский.

Поляков был настолько типичным представителем разночинной интеллигенции, что в споре с Тургеневым о «Новых людах», об образе Базарова известная деятельница женского движения А. П. Философова указывала на Полякова как на одну из самых характерных фигур в поколении «новых людей» [20]. Поляков не состоял в каких-либо народнических группах, но был близок со многими революционерами и привлекался к следствию по делу Кропоткина. [21]

К. С. Мережковский в молодые годы был, по воспоминаниям его брата, «ярым нигилистом». В поэме «Старинные октавы» Дмитрий Мережковский пишет:

Был Костя — старший брат мой — право подом,
Но поступил он, возмутившись вдруг,
И полный нигилизма модным бредом,
На факультет естественных наук.
… смеясь над чертом и над богом,
Он все, во что я верил, разрушал [22].

В прозаических воспоминаниях Дмитрий Мережковский рассказывает, что Константин одобрял убийство Александра II народовольцами [23].

Александр Александрович Иностранцев

Александр Александрович Иностранцев

Неудивительно, что у преданных самодержавию археологов николаевской школы не нашлось общего языка с Поляковым и Мережковским. Деятели официальной русской археологии середины XIX в. известны своей ретроградностью. «Археологи возмущали меня своим равнодушием к насущным потребностям народа, — пишет этнограф-каракозовец И. А. Худяков.— Мало того, некоторые из них прямо брали на себя обязанности III отделения. На археологических вечерах и у И. И. Срезневского постоянно можно было слышать о политическом настроении молодежи. «Что Чернышевский? — говорил археолог Григорьев,— Вот в наше время Сенковский был!» — Они там в «Современнике», хотят революцию сделать, — вопиял Срезневский. — Я думаю, все честные люди должны собраться и сделать контрреволюцию и крестовый поход против невежества» [24]. Натуралисты-безбожники, вторгающиеся в сферу истории, естественно, были нежелательными коллегами для таких археологов. И первобытная археология не получила в царской России той поддержки, которую правительство оказывало и античной, и славяно-русской археологии.
С другой стороны, сами исследователи палеолита сторонились археологии исторического направления.

В этой связи интересен доклад Иностранцева о периодизации каменного века, сделанный на съезде русских естествоиспытателей и врачей. Весь этот доклад построен на противопоставлении подхода к каменному веку натуралистов и археологов-историков. Иностранцев доказывает, что подход натуралистов правильнее, ибо они изучают и человека, и его окружение, а подход историков узок, случаен, так как они исследуют только особенности обработки кремня. По мнению Иностранцева, классификация палеолита Г. Мортилье, основанная на анализе орудий труда первобытного человека, несостоятельна. Периодизацию каменного века можно дать только на материалах фауны и флоры со стоянок [25].

Правильно отметив необходимость комплексного изучения палеолита, археологи-натуралисты не учитывали того, что подход к исследованию человеческого общества, даже самого примитивного, должен быть иным, чем подход к любым формам природных явлений. Это характерно не только для Иностранцева. В одном из докладов в Географическом обществе Поляков стремился показать «важность и весь интерес изучения остатков каменного века как со стороны изменений, потерпенных самим человеком (как биологическим видом.— А. Ф.), так и со стороны огромных перемен, совершившихся в самой природе и, наконец, со стороны собственно зоотехнической» [26]. Все три аспекта, как видим, биологические.

Эта тенденция отрыва от историков доходит до XX века. В ряде статей предреволюционных лет по проблемам первобытности подчеркивается «антропологический», а не археологический характер работ по каменному веку. Так, в 1913 г. исследователь Мезинской стоянки Ф. К. Волков печалился о забвении естественно-исторических установок специалистов по палеолиту XIX в. в труде Ж. Дешелетта, соединившего в одном издании археологию от палеолита до галло-римского периода. По словам Волкова, книга Дешелетта «очень на руку тем «археологам», которые и до сих пор не могут примириться с палеоэтнологией, как с одной из естественных наук» [27]. В статье видного этнографа Л. Я. Штернберга «Что такое доисторическая археология» также говорится о том, что это раздел антропологии естественно-историческая дисциплина [28].

Таким образом, первые исследователи каменного века России тяготели к естественникам и сторонились археологов не только вследствие пренебрежения к первобытности со стороны археологов, но и в силу своих теоретических установок. Это говорит об их определенной ограниченности, свойственной во многом материалистам писаревской школы

Весьма вероятно, что первобытная археология вообще не вошла бы в круг интересов дореволюционной русской археологии, если бы не деятельность Алексея Сергеевича Уварова (1828—1884). Этот археолог, занимавшийся сначала античностью, посвятивший свои основные работы русской археологии, в последние годы жизни вплотную занялся первобытностью и стремился связать все области археологии воедино [29]. В своей речи на III археологическом съезде он говорил: «Неведение нашей первобытной археологии не может служить предлогом для исключения ее из общего объема всей русской археологии. Хотя теперь, в данную минуту, мы не дошли еще до полного уяснения, каким народам принадлежат все эти памятники, и какое могли иметь влияние эти народы на последующих насельников России, однако, и теперь мы не вправе отрицать a priori всякую связь между этими народами первобытной эпохи с нашими историческими племенами, тем более, что народы бронзового периода в последовательности эпох служили наверно средним звеном между этими племенами каменного века и племенами, упоминаемыми в летописях» [30].

В этих словах заключено ясное понимание исторического характера первобытной археологии как науки, которого не было еще у многих исследователей каменного периода, видевших в своих работах лишь область антропологии или геологии.

Алексей Сергеевич Уваров

Алексей Сергеевич Уваров

Сейчас деятельность А. С. Уварова как археолога рисуется нередко только черными красками [31]. Несомненно, в его работах было много от аристократического дилетантизма, раскопки он вел на невысоком методическом уровне, его политические убеждения были реакционны, но все это не должно заставлять нас закрывать глаза на другие стороны деятельности Уварова. Он был основателем Исторического музея, Московского Археологического общества, инициатором созыва археологических съездов. Создавая Московское археологическое общество, он указал, что двери Общества должны быть открыты для широкой публики. В этом Московское общество, возникшее в период демократического движения 60-х годов, резко отличалось от аристократического кастово-замкнутого Русского Археологического общества в Петербурге, основанного при Николае I. И самое главное, во всех созданных Уваровым археологических учреждениях — в музее, в Обществе, на съездах — изучение древностей первобытных, античных и средневековых было объединено, причем подчеркивались исторические задачи археологии. Сплошная экспозиция Исторического музея от палеолита до ближайших к нам веков была построена уже при Уварове. Всего этого не было во многих западноевропейских странах, где исследования первобытности, античности и средневековья были полностью оторваны как друг от друга, так и от истории. В объединении отдельных разделов археологии — большое прогрессивное значение деятельности Уварова.

Вельможный археолог Уваров коренным образом разошелся с политикой своих коллег из Археологической комиссии в Петербурге в отношении к первобытной археологии и тем сыграл в истории нашей науки далеко не реакционную роль.

Намечая некоторые вехи истории археологии в России мы можем сказать, что в начале XIX в. археология преимущественно занята античностью, главным образом историей искусства и древнего быта. К середине XIX в. намечается поворот к изучению археологии русского средневековья, направление которой становится почти сразу историческим. Сложившаяся в начале второй половины XIX в. в среде биологов первобытная археология биологического направления постепенно входит в общую сферу археологии России, и здесь на смену биологическим интересам приходят интересы исторические. Все это подготовило переход к тому синтезу археологии, который дали в своих работах советские исследователи.

[adsense]

1 Лекция Бэра «О древнейших обитателях Европы» опубликована как приложение в кн. М. И. Шлейден. Древность человеческого рода, происхождение видов и положение человека в природе. СПб., 1865.
2 Бэр и Шифнер. О собирании доисторических древностей в России для этнографического музея. «Записки Академии наук», т. I, кн. 1. СПб., 1862, стр. 115—123.
3 К. М. Бэр. О древнейших обитателях Европы, стр. 101.
4 См. о нем Д. Н. Анучин. О людях русской науки и культуры. М., 1950, стр. 96—104.
5 См. о нем С. С. Кузнецов. Отечественные геологи. М., 1958, стр. 54—71.
6 И. Д. Черский. Несколько слов о вырытых в Иркутске изделиях каменного периода. «Известия Сибирского отделения РГО», т. III, № 3. Иркутск, 1872, стр. 167—172.
7 См. о нем в кн. И. Д. Черский. Неопубликованные статьи, письма и дневники. Иркутск, 1956.
8 Н. Ф. Кащенко. Скелет мамонта со следами употребления некоторых частей тела этого животного в пищу современным ему человеком. «Записки Академии паук по физико-математическому отделению», VIII сер., т. XI, № 7, СПб., 1901.
8 См. о нем словарь «Русские ботаники», т. IV, М., 1952, стр. 113—116.
10 Обзор археологических работ В. В. Докучаева см. в статье: М. З. Паничкина. Мезолитическая стоянка Борки. МИА, № 2, 1941, стр. 149.
11 Н. Ф. Высоцкий. Каменный век в Казанской губ. ИОАИЭ, т. XXIII, вып. 6, 1908; А. А. Штукенберг и Н. Ф. Высоцкий. Материалы для изучения каменного века в Казанской губ. «Труды Общества естествоиспытателей при Казанском университете», т. XIV, вып. 5. Казань, 1885.
12 A. A. Штукенберг. Материалы для изучения бронзового (медного) века восточной полосы Европейской России. ИОАИЭ, т. XVII, вып. 4, 1901, стр. 165—213.
13 П. И. Кротов. К вопросу об относительной древности остатков каменного века на Оке. «Труды Общества естествоиспытателей при Казанском университете», т. X, вып. 2, 1881; его же. О раскопках близ дер. Галкино. ИОАИЭ, т. III, 1884, стр. 180—185.
14 К. С. Мережковский. Отчет о предварительных исследованиях памятников каменного века в Крыму. ИРГО, т. XVI, вып. 2, 1880; его же. Отчет об антропологической поездке в Крым в 1880 г. ИРГО, т. XVII, вып. 2, 1881.
15 К. Merejkovsky. Station moustérienne en Crimée. «L’Homme», Nr. 10, 1884.
16 С. Н. 3амятнин. О возникновении локальных различий в культуре палеолитического периода. «Труды Института этнографии». XVI, М., 1951,стр. 90.
17 Основные работы И. С. Полякова по археологии: Антропологическая поездка в Центральную и Восточную Россию. Приложение к т. XXXVII «Записок Академии наук». СПб., 1880; Исследования по каменному веку в Олонецкой губернии, в долине р. Оки и на Верхней Волге. «Записки РГО по отделению этнографии», т. 9. СПб.,; 1882.
18 А. А. Иностранцев. Доисторический человек каменного века Побережья Ладожского озера. СПб., 1882.
19 Следует, однако, отметить, что первые попытки применить данные биологии при обработке материалов из раскопок относятся к более раннему времени и принадлежат археологам. Уже в 1842 г. Оленин обратился к ботанику Ф. Б. Фишеру (создателю Петербургского Ботанического сада) с просьбой определить породу дерева, из которого сделана лира, найденная при раскопках в Керчи. См. «К истории археологических исследований в южной России. Из переписки А. Н. Оленина». ЗООИД,т. XV, 1889, стр. 109.
20 Из переписки И. С. Тургенева. «Звенья», V. М.—Л., 1935, стр. 300.
21 П. А. Кропоткин. Записки революционера. М.—Л., 1933, стр. 206, 207 и др.
22 Д. С. Мережковский. Полн. собр. соч., т. XIV. СПб.-М., 1912, стр. 177, 178.
23 Д. Мережковский. Автобиографическая заметка. В кн. «Русская литература XX века» (под ред. С. А. Венгерова). Изд. -«Мир», кн. 3, [б. г.], стр. 290.
24 И. A. Xудяков. Записки каракозовца. М.—Л., 1930, стр. 76, 77.
25 А А. Иностранцев. О подразделении каменного периода на отделы. «Речи и протоколы VI съезда русских естествоиспытателей и врачей». СПб., 1880, стр. 265—289.
28 ИРГО, т. VIII, № 3, 1872, стр. 128 (протоколы докладов).
27 Ф. К. Волков. Новейшие направления в антропологических науках и ближайшие задачи антропологии в России. «Ежегодник Русского антропологического общества при Санкт-Петербурском университете», т. IV. СПб., 1913, стр. 5.
28 Л. Я. Штернберг. Что такое доисторическая археология. «Вестник и библиотека самообразования», 1903, стр. 127—132.
29 Основные труды А. С. Уварова: Исследование о древностях южной России и берегов Черного моря. СПб., 1851; Меряне и их быт по курганным раскопкам. М., 1871; Археология России. Каменный период., т. I—II. М., 1881.
30 А. С. Уваров. Что должна обнимать программа для преподавания русской археологии. Тр. III АС, т. I. Киев, 1878, стр. 33.
31 А. В. Арциховский. Археология. В кн. «Очерки по истории исторической науки в СССР», ч. I. М., 1955, стр. 530—533.

К содержанию книги А.А. Формозова «Очерки по истории русской археологии» | К следующей главе

В этот день:

Нет событий

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика
Археология © 2014