Язык как этнический определитель

Тот факт, что язык является одним из главных этнических определителей, общеизвестен и не нуждается ни в доказательствах, ни в обсуждении. В подавляющем большинстве случаев языковая принадлежность совпадает с самосознанием и, таким образом, эти надежные критерии этноса действуют согласованно. Исключения, проистекающие обычно за счет ненормальных условий, в которые поставлен тот или иной народ чаще всего политикой национальной дискриминации, сравнительно редки. Наиболее яркий пример этому — негритянский народ в США. говорящий на английском языке, но в результате расистской политики правительства сознающий себя самостоятельной единицей в рамках американской нации. Ф. П. Филин, по-видимому, прав когда пишет о редкости таких явлений и о преимущественной приуроченности их к эпохе капитализма.

[adsense]

Но из этого все же не следует, что лингвистические данные являются решающими, как он предполагает, в любом этническом исследовании. Начать с того, что очень часто переход на новый язык не сопровождается сменой населения, т. е. новый язык воспринимается в результате культурного, а не этнического взаимодействия ¹. Особенно четко это можно проследить в тех случаях, когда два вступивших в контакт народа заметно различаются по антропологическому типу и, следовательно, антропологические данные могут прийти на помощь в изучении этнических процессов. Характерные примеры тому на Кавказе — балкарцы, карачаевцы, осетины и азербайджанцы, о чем будет сказано подробнее дальше.

Второй недостаток лингвистических материалов, гораздо более существенный, заключается в их неполноте, как только мы переходим к древним эпохам. Правда, это не относится к великим цивилизациям древности, языки которых изучены не хуже современных. Но по сравнению с огромным числом древних народов египтяне или ассирийцы составляют ничтожное меньшинство. Во всех же других случаях находящиеся в нашем распоряжении данные таковы, что допускают самые различные толкования. Вспомним в качестве примера дискуссию о родстве древних языков Передней Азии с иберо-кавказскими ² или о языковой принадлежности дорийского и догреческого населения Апеннинского и Балканского полуостровов ³. Большинство сведений о древних языках, не имевших своей письменности, дошло до нас в передаче соседей, часто не понимавших этих языков, что еще более усугубляет их недостоверность.

Правда, только что приведенные примеры касаются вымерших языков, и, казалось бы, если язык дожил до современности и имеется возможность привлечь для анализа полные данные о его состоянии, такие дискуссии исключены. Однако это не всегда верно. Так, например, несмотря на чрезвычайно тщательно собранные и полные материалы не только по армянскому литературному языку — ашхарабару, по и по его диалектам, до сих пор одни исследователи относят его к индоевропейской языковой семье и устанавливают его родство с древними вымершими языками Балканского полуострова ⁴, тогда как другие находят в нем мощный иберо-кавказский субстрат ⁵. Но даже если оставить в стороне такие спорные случаи, число которых в общем сравнительно невелико, несмотря на громадные успехи сравнительно-исторического метода в восстановлении древних речевых форм вымерших языков-основ, получающиеся реконструкции даже в пределах хорошо изученных языковых семей нельзя считать полностью надежными. А без этого нельзя считать надежными и заключения о родстве древних языков между собой.

Наконец, следует отметить и то обстоятельство, что лингвистический состав даже хорошо изученной в этом отношении Европы, особенно населявших ее древних народов, исследован не настолько, чтобы можно было исключить существование в прошлом каких-то неизвестных языков и даже языковых семей. Обращают на себя внимание в этой связи неясность топонимики Волго-Окского междуречья и трудности ее истолкования с помощью современных языков. Может быть, как предполагает Б. А. Серебренников ⁶, мы сталкиваемся здесь с вымершим строем речи.

А в этом случае исследователь-лингвист, как правило, бессилен осветить генетические связи вымершего языка, потому что в его распоряжении находятся лишь очень неполные данные, доставленные топонимикой и, следовательно, по необходимости выборочные и носящие очень специфический характер. Кстати сказать, попытки использовать в такой ситуации лингвистические данные п непременно согласовать их со смежными, в частности с археологическими, привели некоторых исследователей к тому, что на протяжении нескольких лет они высказывали прямо противоположные гипотезы ⁷.

Несколько слов о топонимике и ее роли в этногенетических исследованиях. Топонимика представляет собой, несомненно, мощное средство обнаружения древних этнических пластов на той или иной территории.

Так, например, распространение балтийской топонимики в Верхнем Поднепровье ⁸ — факт чрезвычайной важности для этнической истории славян и балтов и выяснения их взаимоотношений. Примеры таких фактов можно было бы привести во множестве. Но недостаток топонимических материалов состоит в том, что они в подавляющем большинстве случаев не могут быть датированы. Правда, иногда при тщательном анализе названий можно уловить в них какие-то формы словоизменений, приуроченные в истории языка к определенному периоду ⁹. Но такая возможность скорее исключение, чем правило. В целом же после установления с помощью топонимических данных фактов присутствия тех или иных народов на исследуемой территории для определения времени их пребывания на ней все равно нужно прибегать к фактическому материалу смежных дисциплин.

Подытоживая сказанное, можно утверждать, что значение языка как этнического определителя в современную эпоху еще не дает нам права рассматривать именно лингвистические данные в качестве основной базы для этногенетических построений. Такое преувеличенное использование одного вида исторических источников в ущерб другим вопреки мнению некоторых языковедов может привести не к объективизации этнического исследования, а к его односторонности и потере информации вместо строгой и полной оценки этнического процесса. Но и противоположная тенденция была бы неправильна: в ряде случаев лингвистический материал дает решающее доказательство происхождения народов на определенной территории.