Янин В.Л. К вопросу о дате Лопастицкого креста

К содержанию 68-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры

Лопастицкий или Витбинский каменный крест хорошо известен в литературе. Изданный впервые А. К. Жизневским ¹ он затем неоднократно привлекался исследователями тверских древностей и был объектом специальных публикаций ². Памятник принадлежит к числу межевых или пограничных камней, нередких на водных путях центральной Руси. Можно думать, что такие камни ставились для обозначения таможенных пунктов на границах русских княжеств. Лопастицкий крест поставлен в такой местности, где в XII—XIII вв. был устойчивый стык границ Смоленского княжества, земель Великого Новгорода и Новоторжской волости, входившей в состав Великого Новгорода, но пользовавшейся самостоятельностью, которая нередко подчеркивалась новоторжцами и в достаточной степени демонстративно. Из района бывшего местонахождения Лопастицкого креста известен ряд памятников такого же характера; наиболее замечателен из них широко известный Стерженский крест ³.

В отличие от последнего, Лопастицкий крест анэпиграфен. Поэтому наибольшие трудности представляет его датировка. Можно датировать крест по форме, но в этом случае период времени будет растянутым и не позволит сделать какие-либо конкретные выводы об обстоятельствах сооружения памятника. Однако существуют возможности для более точного определения даты Лопастицкого креста.

На обеих сторонах креста помещены изображения. Одна сторона (рис. 9-а) содержит изображение процарапанного или высеченного четырехконечного креста с оконечностями, завершенными точками. Под крестом помещена точка. Наверху — знак «в виде опрокинутой скобы» (по определению А. К. Жизневского). Смысл изображения креста бесспорен, а знак над ним А. К. Жизневский определил как монограмму «Иисус». По-видимому, истолковать весь рисунок можно значительно проще, если в точке под крестом усматривать схематическое изображение «адамовой головы», а в знаке «в виде скобы» — такое же схематическое изображение «святого духа», которое в виде голубя встречается иногда на русских домонгольских крестах (энколпионах и плоских тельниках).

На другой стороне памятника (рис. 9-6) помещено высеченное изображение такого же четырехконечного креста с оконечностями в виде точек, а справа от него, на лопасти креста—знака, прочтенного А. К. Жизневским как монограмма «Христос». Разрывая предположенную им надпись на две части, помещенные на разных сторонах, А. К. Жизневский выдвинул в высшей степени спорное толкование их, тем более что обе «монограммы» имеют очень отдаленное сходство с обычными на Руси способами изображения имени Христа.

В действительности знак в виде буквы Т с вертикальными крыльями по сторонам верхней перекладины и изогнутым отрогом влево является бесспорным вариантом хорошо известных знаков суздальских князей и принадлежит к наиболее поздней группе, датированной нами концом XII — первой половиной XIII в. ⁴

В опубликованном своде княжеских знаков суздальских Рюриковичей нет точной аналогии помещенному на Лопастицком кресте; он пополняет таблицу таких знаков, и вполне возможно указать место, которое должен занимать в ней в силу особенностей своей конструкции, имеющих генетический смысл.

Знак не может принадлежать ни одному из сыновей Юрия Долгорукого в силу простоты конструкции и производности ее от тех знаков, которые были признаны принадлежащими Юрьевичам. Не может он принадлежать и ни одному из князей старшей линии Юрьевичей, так как все знаки этой линии нам уже известны. Со знаком Андрея Боголюбского он не имеет прямой генетической связи и поэтому Андреевичам и их потомкам принадлежать не может. Вряд ли его можно относить и к потомству Глеба Юрьевича. Оба бездетных сына Глеба — Изяслав и Владимир — были деятелями 50—80-х годов XII в., тогда как знак Лопастицкого креста производит впечатление более позднего. Знаки всех сыновей Всеволода III Большое Гнездо нам известны, поэтому владельца следует искать только среди внуков Всеволода III. Опираясь на конструкцию знака, мы можем с достаточным основанием предполагать, что его владельцем был один из сыновей или Константина Всеволодовича, или Георгия Всеволодовича, знаки которых снабжены отрогом влево, тогда как принадлежащие остальным Всеволодовичам имеют отрог вправо. Что касается Ивана Всеволодовича, которому мы приписали знак с отрогом влево, то некоторые соображения по этому поводу будут высказаны ниже. К тому же единственный сын Ивана Всеволодовича — Михаил был деятелем последней четверти XIII в., когда обычай употребления геральдических знаков прекратился ⁵.

Рассматривая летописные сведения о детях Константина Всеволодовича, мы обнаружим, что деятельность ни одного из его трех сыновей (Василько, Всеволод-Иоанн, Владимир-Дмитрий) не связана с областью волжского верховья, откуда происходит Лопастицкий крест. Правда, Всеволод и Василько появлялись со своими войсками в Торжке, первый — в 1215 г., второй — в 1224 г., но не в качестве новоторжских князей, а оказывая помощь другим князьям в их военных и политических делах.

Из трех сыновей Георгия Всеволодовича Мстислав и Владимир не успели начать политической карьеры. Владимир в возрасте 19 лет был захвачен татарами в Москве и убит под стенами Владимира в 1237 г.; Мстислав, ровесник Владимира, погиб в один день с братом. Старший сын Георгия Всеволодовича Всеволод был убит татарами в тот же день, но, в отличие от братьев, жизненный путь его, — искушенного политического деятеля, — был полон важными событиями. В связи с нашей темой его личность для нас наиболее интересна.

Всеволод родился 23 октября 1212 г., а в 1221 г. в возрасте восьми лет уже был послан отцом на княжение в Новгород. Призвание Всеволода в Новгород совершилось в обстановке очень тяжелой и сложной политической борьбы новгородцев за свои политические права против сторонников суздальской ориентации и подчинения новгородских земель суздальским великим князьям. Нет ничего неожиданного в том, что уже в том же году малолетний Всеволод тайно бежал, благодаря чему отношения Новгорода с Суздалем еще более обострились. В 1224 г. Всеволод снова княжил в Новгороде и снова «поцде из Новагорода нощью, утаивъся, со всем двором своим» ⁶. Бежав из Новгорода, Всеволод сел на новоторжский княжеский стол, избрав Торжок, где всегда высказывались наиболее откровенные симпатии к Суздалю. По-видимому, бегство Всеволода было обусловлено с Георгием Всеволодовичем, так как сразу же по водворении Всеволода в Торжке сюда сошлись полки Георгия и его союзников — Ярослава, Василько и Михаила Черниговского. Георгий в ответ на просьбу новгородцев «пустить к ним детя, а самому сойти с Торжку», предъявил новгородцам ультиматум о выдаче враждебных ему бояр: «Не выдадите ли, тоже пакы поил есмь конь Тферью, а еще к тому хощу Волховом напоити» ⁷. Распря кончилась тем, что Георгий отступил, взяв с новгородцев контрибуцию и навязав им в князья своего шурина Михаила Черниговского. Дальнейшая судьба Всеволода связана с Суздальской землей. В 1232 г. он послан своим отцом воевать с мордвой, в 1237 г. потерпел поражение от татар под Коломной, после чего бежал во Владимир, где ему 7 февраля 1237 г. пришлось разделить с братьями их трагическую судьбу.

Связывая знак Лопастицкого креста с именем Всеволода Георгиевича, мы можем, таким образом, правомерность помещения его геральдического знака на пограничном камне Новоторжской волости объяснять действительными событиями политической истории Торжка и Новгорода. Датируя знак, мы не можем, разумеется, настаивать на том, что и сам крест был воздвигнут в 1224 г. Он мог находиться у Лопастицкого озера и с более раннего времени. Во всяком случае, он уже стоял в 1224 г., когда на нем был высечен княжеский знак, и более поздним временем не может быть датирован.

Помещение княжеского знака на пограничном камне — случай не единичный. На камне из района с. Волго-Верховье также помещено схематическое изображение княжеского знака, которому Н. Н. Воронин нашел близкую аналогию в серии смоленских знаков, опубликованных И. М. Хозеровым ⁸.

Знак Лопастицкого креста не только пополняет таблицу суздальских княжеских знаков, но и позволяет высказать сомнение по поводу атрибуции одного из них, приписанного нами ранее Ивану Всеволодовичу ⁹ и имеющего отрог влево, подобно знакам старших Всеволодовичей. Он вполне может принадлежать Всеволоду-Иоанну — среднему сыну Константина Всеволодовича (рис. 10). Однако настаивать на точном его определении мы пока не можем. Отметим только, что Иван Всеволодович мог вообще не иметь знака, так как владетельным князем он стал очень поздно, в 1238 г., получив в удел Стародуб, тогда как его племянник Всеволод Константинович уже в 1218 г. владел самостоятельным ярославским уделом. Если знак присваивался не при рождении, а при получении удела, то эти даты могут говорить в пользу Всеволода Константиновича, поскольку на 30—40-е годы XIII в. падает отказ от княжеских знаков. У Ярославичей, занимавших уделы в это время, знаков уже не было ¹⁰.

К содержанию 68-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры