Васильев Е.А. Северотаежное Приобье в эпоху поздней бронзы (хронология и культурная принадлежность)

Васильев Е.А. Северотаежное Приобье в эпоху поздней бронзы // Археология и этнография Приобья. — Томск: Изд-во Том.ун-та, 1982. – С.3 – 14.

Памятники бронзового века Западной Сибири изучаются с конца прошлого столетия. Тем не менее на археологической карте региона оставалось да и сейчас остается немало белых пятен. Одно из них закрывало почти всю территорию северотаежного Приобья, обширного по площади района, занимающего северную (до лесотундры) часть Обского бассейна. Относительная однородность естественногеографических условий на всем пространстве от Васюгана до устья Полуя в значительной степени обусловила и общность экономического уклада древнего населения. Создается благоприятная и перспективная возможность этнокультурной интерпретации археологических данных на фоне единого хозяйственно-культурного типа таежных охотников и рыболовов, сложившегося здесь еще в неолите (Чернецов В. Н.„ 1953а, 61] и сохранившегося вплоть до средневековья [Мошинская В. И., 19536, 102]. Но отсутствие надёжных источников из северотаежной зоны Западной Сибири делало невозможной реконструкцию культурной истории населения не только в этом регионе, но и на смежных территориях, что в конечном итоге сказывалось на качестве наших знаний об урало-сибирских культурах эпохи бронзы в целом.

I

Последние годы отмечены интенсификацией полевых исследований памятников эпохи бронзы в таежных районах Нижней и Средней Оби. Достаточно упомянуть раскопки комплекса памятников на Барсовой горе, исследования
и бассейнах Васюгана, Тыма, Ваха и в Нижнем Приобье. Количественное и качественное состояние источников позволяют на сегодняшний день не только ставить, но и решать проблемы выявления археологических культур и более крупных общностей культурного порядка, их периодизации и хронологии.

В данной статье остановимся на наименее изученном периоде бронзового века Обского Севера — эпохе поздней бронзы. Попытаемся обобщить известный материал, уточнить относительную и абсолютную датировку позднебронзовых памятников и комплексов, определить их место среди археологических культур Урала и Западной Сибири.

В предложенных для Западной Сибири или отдельных ее регионов периодизациях бронзового века этап поздней ронзы датируется, как правило, временем существования андроноидных культур — последней четвертью II — первой четвертью I тыс. до н. э. [Матющенко В. И., 1973, 3; 1974]. Некоторые исследователи для первой четверти I тыс. до и. э. выделяют особый переходный этап от бронзового века к железному [Косарев М. Ф., 1974, 201]. В отличие от более южных территорий, где подобная периодизация целесообразна, для северотаежного Приобья выделение такого этапа выглядит искусственным, поскольку здесь вплоть до раннего железного века в облике материальной культуры не фиксируется принципиально новых черт, характерных для последующей эпохи. Единственное, пожалуй, исключение — это появление нового типа поселений — городищ, но, возможно, они возникли еще в конце II тыс до н. э.

В начальный период эпохи поздней бронзы (последняя четверть II тыс. до н. э.) в северной части Обского бассейна фиксируется две культурные общности, локализованные в Среднём и Нижнем Приобье. В северной части Среднего Приобья (от Васюгана до устья Иртыша) за пределами ареала аидроноидной еловской культуры продолжает развиваться культура гребенчато-ямочной керамики. В районах к северу от Кети и Васюгана сейчас раскопано два памятника эпохи поздней бронзы с гребенчато-ямочной керамикой. В материалах поселения Большой Ларьяк III позднебронзовый комплекс, насчитывающий около 20 сосудов, вычленяется типологически. На Барсовой горе вскрыто однослойное поселение этого времени [Елькина М. В., 1977, 107].

Керамика этих памятников (рис. 1) однородна практически по всем показателям. Она отмечена единством технологии изготовления (ленточный способ формовки, толстостениость, тщательная заглаженность внешней поверхности, примесь шамота в тесте), единством формы (плоскодонные баночные сосуды с прямым слегка отогнутым венчиком), единством орнамента (однообразное чередование рядов наклонных отпечатков короткого гребенчатого, реже гладкого штампа или штампа типа змейки, разделенных поясом ямок — ведущий, а зачастую и единственный орнаментальный мотив). Одновариантность такого важного для Западной Сибири показателя как керамика позволяет рассматривать памятники эпохи поздней бронзы в северной части Среднего Приобья в рамках одной культурной общности. Точнее — в рамках финального этапа развития культурной области среднеобской гребенчато-ямочной керамики [Васильев Е. А., 1978, 6—8].

Финальный этап существования гребенчато-ямочной керамики отличается от трех предыдущих следующими декоративными особенностями: упрощением общей декоративной схемы, выразившейся в сокращении геометрических элементов и мотивов; увеличением удельного веса «елочного» расположения штампов; появлением новых элементов орнамента — штампов типа змейки, мелкоструйчатого штампа.

Вопрос о хронологии памятников, отнесенных нами к финальному этапу развития гребенчато-ямочной керамики, решается различными исследователями не однозначно. Глиняная посуда такого типа с однослойного поселения на Барсовой горе была отнесена М. В. Елькиной к эпохе раннего железа и датирована началом I тыс. — VII в. до н. э, [Елькина М. В., 1977, 109]. Эта относительная датировка выглядит несколько произвольной, так как, по единодушному мнению исследователей, начало эпохи раннего железа в Западной Сибири, причем не только в таежной, но и в степной и в лесостепной зонах, относится к VII в. до н. э. Вызывает некоторые возражения и абсолютная дата. Как показывают исследования последних лет, на Вахе и Васюгане финальная гребенчато-ямочная керамика действительно доживает до VIII—VII вв. до н. э. Ю. Ф. Кирюшиным отмечено, что на поселении Малгет она перекрывает еловскую керамику [Кирюшин Ю. Ф., 1973, 110]. Но к этому времени Барсова гора, как мы попытаемся показать чуть позже, была занята пришлым инокультурным населением, сократившим; обширную до сих пор территорию распространения гребенчато-ямочной керамики до глубинных таежных районов в бассейне Ваха и Васюгана.

Рис. 1. Финальная гребенчато-ямочная керамика Среднего Приобья. 1-2. Поселение Барсова Гора, 3 - поселение Малгет, 4-7 - поселение Большой Ларьяк III.

Рис. 1. Финальная гребенчато-ямочная керамика Среднего Приобья. 1-2. Поселение Барсова Гора, 3 — поселение Малгет, 4-7 — поселение Большой Ларьяк III.

Период широкого нерасчлененного (в пределах северной части Среднего Приобья) ареала, к которому относится и комплекс жилищ с гребенчато-ямочной керамикой на Барсовой горе, датируется, скорее всего, XII—X вв. до н. э. Эта хронология подтверждается абсолютной датой по С14 (3170+110), полученной для поселения Большой Ларьяк III [Ковалюх И. И., 1980].

Для понимания характера культурного развития в эпоху поздней бронзы в Нижнем Приобье ключевое значение имеют Материалы Малоатлымского городища. Их полная публикация только готовится, здесь же коротко остановимся на общей характеристике памятника и его керамического комплекса. Памятник расположен на третьей террасе правого берега Оби почти в центре Нижнего Приобья (в черте деревни Малый Атлым Октябрьского района Тюменской области). За три полевых сезона в 1977—1979 гг. вскрыта почти вся сохранившаяся от естественного разрушения площадь — около 220 кв. м. Городище было возведено на многослойном поселении эпох неолита и ранней бронзы, поэтому разновременный материал смешан. Позднебронзовый комплекс, представленный почти исключительно керамикой, сосредоточен в верхнем слое памятника мощностью 30—40 см. Посуда этого времени легко вычленяется типологически, так как она резко отличается от предшествующей керамики по декоративно-морфологическим признакам: хорошо профилированной формой и наличием крестового штампа в орнаменте. Сразу же оговорим следующую деталь. Нам пока не известна точная дата возведения оборонительных сооружений на памятнике, поэтому возможно, что некоторое время поселение эпохи поздней бронзы было не укреплено. И связывая весь комплекс эпохи поздней бронзы на Малом Атлыме с городищем, мы делаем это несколько условно.

Вся малоатлымская керамика, насчитывающая обломки 80—90 сосудов, по устойчивым сочетаниям двух признаков (форме и орнаменту) делится на два типа.

Первый тип (рис. 2) представлен слабо профилированными сосудами горшковидной, реже баночной формы со слегка отогнутым венчиком. Несколько сосудов имеют сильно отогнутый венчик и крутые плечики. Дно только плоское. Орнамент нанесен по всей боковой поверхности, иногда украшалось и днище. Для керамики этого типа характерны два основных элемента орнамента: круглая ямка и различные вариации оттисков крестового штампа. В нескольких случаях отмечен поясок защипов вдоль венчика. Орнаментальные мотивы однообразны — это ритмично чередующиеся пояса плотно поставленных отпечатков косого креста и круглых ямок. Довольно часто пояса ямок заменены зигзагами, треугольниками, ромбами, выполненными крестовым штампом другого вида. В целом для композиции характерно четкое деление орнаментального поля на горизонтальные зоны.

Второй тип (рис. 3, 3—6) представлен плоскодонными, хорошо профилированными сосудами с характерным дугообразно вогнутым венчиком и резко выраженным переходом к тулову. Количество элементов орнамента увеличилось за счет различных; видов гребенчатого штампа. Умножились и орнаментальные мотивы. Наряду с мотивами из простых и сложных зигзагов, треугольников и ромбов, выполненных в технике штампованного косого креста, широко применяются зоны елочных ; композиций гребенчатого штампа. На самых поздних, по нашим предположениям, сосудах выявляется мотив сложных взаимопроникающих фигур, выполненных печатной гребенкой или мелкоструйчатым штампом. Горизонтальная зональность общей композиции на всех сосудах подчеркнута несколькими резными или гребенчатыми поясками,
Два выделенных на Малоатлымском городище типа керамики разновременны. Основания для такого вывода следующие. Статистическая обработка керамики в открытых комплексах (условно взятых горизонтах, по 10 см) показала, что фрагменты от сосудов второго типа в общем залегают выше, чем обломки сосудов первого. Относительно закрытые комплексы (заполнения жилищ, углублений, ям), как правило, содержат керамику только одного типа. Для Малоатлымского городища получено несколько абсолютных дат по С14 [Ковалюх И. И., 1980]. Для жилища с керамикой второго типа — 2910+90, для углубления с посудой первого типа 3100+120. Для определения времени существования керамики первого типа некоторое значение имеют аналогии формы сосудов в андроноидных культурах (еловской и сузгунской), датированных в основном XII—X вв. до н. э. Посуда второго типа близка керамике молчановской культуры начала 1 тыс. до н. э. Все по позволяет датировать комплекс керамики первого типа Малоатлымского городища XII—X вв. до н. э., а основную массу керамики второго типа — X—VIII вв. до н. э.

Рис. 2. Малоатлымское городище. Керамика эпохи поздней бронзы (первый тип)

Рис. 2. Малоатлымское городище. Керамика эпохи поздней бронзы (первый тип)

Рис. 3. Малоатлымское городище. Инвентарь и керамика эпохи поздней бронзы (второй тип)

Рис. 3. Малоатлымское городище. Инвентарь и керамика эпохи поздней бронзы (второй тип)

В Нижнем Приобье, преимущественно в центральной его части (Октябрьский район Тюменской области), известно еще четыре памятника с керамикой, идентичной малоатлымской. Ото обследованные нами поселения Заречное, Хотлох и Шер- калы IX, X, открытые Е. А. Курлаевым (1980). В Среднем Приобье на Барсовой горе исследовано несколько поселений и городищ, давших керамику с дугообразно выгнутой шейкой и плоским дном [Чемякин Ю. П., 1976, 52—59; Елькина М. В., 1977, 110]. Сосуды имеют сплошную орнаментацию и украшены рядами оттисков крестового штампа, поясами елочных композиций, выполненных гребенчатым штампом, и зонами сложных взаимопроникающих фигур. Ю. П. Чемякиным подобная керамика была убедительно датирована первой четвертью 1 тыс. до н. э. [Чемякин Ю. П, 1976, 59]. «Предположительная» дата М. В. Елькиной VIII—VI вв. до н. э. [Ельцина М. В., 1977, 110], на наш взгляд, завышена и выглядит тем более странной, что аналогии комплексу с керамикой такого типа исследователь видит в молчановских и отчасти гамаюно-каменогорских памятниках, датированных .началом 1 тыс. до п. э. [Сальников К. В., 1961, 46; Косарев М. Ф., 1974, 132].

Сопоставление керамики сургутских и нижнеобских, памятников неизбежно приводит к выводу об их хронологической совместимости и принадлежности к одной культуре. Об этом свидетельствуют и находки своеобразных подпрямоугольных каменных брусков с двумя поперечными желобками вдоль торцов (рис. З, 1—2). Они устойчивы по размерам и форме и известны только в комплексах с крестовой керамикой.

В археологической и этнографической литературе не раз отмечалась исключительно важная роль керамики и особенно ее орнаментации в определении культурного и этнического своеобразия древнего населения. Рассмотренная керамика локализуется на единой территории, отмечена ярким своеобразием, которое сохраняется на протяжении нескольких веков. В то же время она резко отличается от керамики позднебронзовых культур сопредельных территорий — черкаскульской, сузгунской, еловской, гребенчато-ямочной. Все это дает основания для выделения рассмотренных нами памятников в отдельную культуру, которую предлагаем назвать атлымской по названию эталонного памятника, каким является Малоатлымское городище. Ее ареал сейчас может быть очерчен только в общих чертах — это таежные районы Нижней и Средней Оби. Время существования — XII—VIII вв. до н. э. Отсутствие на Барсовой горе посуды первого типа позволяет предполагать, что в конце II тыс. до н. э. атлымская культура локализовалась в Нижнем Приобье и лишь в начале 1 тыс. до и. э. распространилась в Сургутское Приобье на территорию, ранее занятую носителями гребенчато-ямочной керамики.

Новые материалы позволяют уточнить или даже пересмотреть некоторые представления о культурах кануна эпохи железа молчановской и гамаюно-каменогорской. Напомним отличительные черты гамаюно-каменогорской керамики: характерная форма со слегка отогнутым венчиком и крутыми плечиками, исключительно широкое применение крестового
штампа в орнаменте [Сальников к. в., 1961, 46; Берс Е. М., 960]. И Е. М. Берс (1954) и К. В. Сальников подчеркивали отсутствие в Зауралье генетических корней гамаюнской и каменогорской керамики. Вот что писал по этому поводу К.В. Сальников: «Каменогорская керамика резко отличается от посуды предшествующего времени, что порождает мнение о проникновении в эти районы каких-то новых этнических групп. Это предположение подтвердится лишь в случае установления корней каменогорской культуры где-то на другой территории» [Сальников К- В., 1960, 13—14]. Несколько лет назад М. Ф. Косарев объяснил появление гамаюно-каменогорского населения на Урале передвижением его с востока «из таежных областей Приобья, смежных с районом Нарыма». Подвижка этого же населения в Томско-Нарымское Приобье привела, по его мнению, к сложению молчановской культуры. Это население он связывает с носителями древних Самусьских традиций, продолжавших сохраняться в таежных районах Западной Сибири [Косарев М. Ф„ 1972, 88—90]. Исследования последних лет в таежном регионе не подтвердили это предположение. Ни в эпоху ранней, ни в эпоху поздней бронзы нет ни одного памятника, ни одного комплекса севернее широты р. Кети, в которых хоть в какой-то степени сохранялись бы самусьские традиции.

Единственный источник, содержащий элементы орнамента определяющие родство молчановских и гамаюно-каменогорских комплексов, это керамика атлымской культуры. И именно продвижение атлымского населения в Зауралье привело к сложению здесь гамаюно-каменогорской культуры. С этой гипотезой хорошо согласуется установленная В. А. Борзуновым и И. Н. Сосновкиным неравномерность появления крестовой керамики на различных зауральских территориях, отражающая продвижение гамаюнских групп с севера в южные районы [Борзунов В. А., Сосновкин И. Н., 1979, По]. Материалы инбереньских памятников [Стефанов В. И., 1974] Орловского и Евгащинского городищ в Прииртышье [Могильников В. А., 19746, 84] также несут следы явного влияния северной керамики атлымского облика. Менее ощутимым было это влияние на молчановскую культуру, сложившуюся в основном на еловско-андроновских традициях [Косарев М. Ф., 1974 122—123]. Выделенный М. Ф. Косаревым северный таежный компонент этой культуры включает как атлымские черты (дугообразно выгнутая шейка, крестовый штамп), так и некоторые декоративно-морфологические особенности финальной гребенчато-ямочной керамики (баночная форма сосудов, мелкоструйчатый штамп).

Влияние крестовой керамики в некоторых районах ощущается и в эпоху раннего железа. Декоративная схема некоторых завьяловских сосудов в Новосибирском Приобье [Троицкая Т. Н„ 1970, 155] до деталей повторяет орнамент атлымской посуды, особенно сургутского ее варианта.

Таким образом, в начале 1 тыс. до н. э. на всем пространстве современной южнотаежной и лесостепной зон Западной Сибири от Зауралья до Новосибирского Приобья появляется своеобразная по форме и орнаменту керамика с характерной профилировкой и наличием крестового штампа в орнаменте. Исследователи неоднократно подчеркивали пришлый ее характер и гипотетически связывали ее с северными таежными культурами. Открытие атлымской культуры в таежных районах Нижней и Средней Оби, керамика которой содержит весь комплекс признаков, придавших лесостепным культурам северный колорит, во многом проясняет проблему происхождения западносибирской керамики с крестовым штампом. Мы склонны объяснять ее появление на юге результатом подвижки северного атлымского населения. Причем если орнаменты и форма гамаюно-каменогорской керамики более сопоставимы с атлымской керамикой первого типа, то молчановская и прииртышская посуда находит аналогии преимущественно в сосудах второго типа. Разновременность типов атлымской керамики позволяет предполагать наличие двух этапов миграции атлымцев: в конце II тыс. до н. э. — в Зауралье и в начале 1 тыс. до и. э. — вверх по Оби и Иртышу.

Закономерен вопрос — что же обусловило миграционную мобильность таежных групп в эпоху поздней бронзы? По всей видимости, именно в это время были окончательно исчерпаны возможности присваивающего хозяйства обеспечить дальнейший рост народонаселения за счет экстенсивного роста охоты и рыболовства. Население стабилизировалось и, как справедливо заметил В. И. Матющенко, подвижки в таежной зоне возможны были только за счет вытеснения одной группы населения другой [Матющенко В. И., 1979, 44]. Прямое тому доказательство — появление в таежном Приобье в эпоху финальной бронзы укрепленных поселений — городищ. Примечательно, что первые в этом регионе городища (Малоатлымское, Барсов городок 1/10, городище Молчановская Остяцкая гора) оставлены именно носителями крестовой керамики [Чемя- кин Ю. П., 1976; Косарев М. Ф., 1974, 123—124]. Не исключено, что направление миграций эпохи поздней бронзы находилось в зависимости от климатических изменений. Отмечаемое в это время увлажнение климата привело к ухудшению условий для земледелия и скотоводства в лесостепной зоне, освоению открытых степей и, как следствие этого, к смещению скотоводческого населения на юг [Косарев М. Ф., 1974, 36—38; Матющенко В. И., 1979, 44—45]. Плотность населения в южнотаежной и лесостепной зонах, ранее занятых скотоводами и земледельцами, неизбежно должна была понизиться. Следовательно, появилась возможность заселения этих районов таежными рыболовами и охотниками. И появление здесь лесной по происхождению крестовой керамики показывает, что эта возможность была реализована.

В этот день:

Нет событий

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014