Труфанов А.Я. Жертвенное место Хутор Бор-1 (о культурно-хронологическом своеобразии памятников эпохи поздней бронзы лесного Прииртышья)

Труфанов А. Я. Жертвенное место Хутор Бор-1 (о культурно-хронологическом своеобразии памятников эпохи поздней бронзы лесного Прииртышья) // Этнокультурные процессы в Западной Сибири. Томск, 1983. С. 63–76.

Памятник Хутор Бор-1 расположен в Тевризском районе Омской области приблизительно в 30 км вниз по Иртышу от с. Тевриз на первой надпойменной террасе правого берега р. Иртыш, на месте заброшенной деревни Хутор Бор. Терраса в этом месте круто сворачивает перпендикулярно современному руслу реки, образуя выступ, на котором и находится памятник. Высота террасы около 6 м. В близлежащей местности это наиболее высокая точка. Ежегодно памятник разрушается весенним половодьем.

Хутор Бор-1 наряду с другими памятниками близ д. Хутор Бор был найден в 1977 г. А. И. Петровым ¹. Им же в 1978—1979 гг. было заложено два раскопа общей площадью около 80 кв. м ² (рис. 1).

Нижние слои памятника содержали материал эпохи ранней бронзы. Интересующий нас комплекс располагался в верхних горизонтах, частично прорезая культурный слой ранней бронзы. Толщина культурного слоя в целом колеблется от 30 до 200 см. Слой поздней бронзы представляет собой сильно гумусированный песок темно-серого цвета, часто с большими примазками угля (в отличие от серовато-желтого песка нижних горизонтов). Часть слоя потревожена современными постройками.

Поздний слой памятника дал необыкновенно большое количество керамического материала при хорошей его сохранности. Обычно это раздавленные сосуды или стенки от них, располагавшиеся в виде скоплений. Чаще всего такие скопления содержали два-три раздавленных сосуда, но в отдельных случаях их число достигало десятка и более (рис. 2). На месте последних зафиксированы кострища, скопления костей животных, часто обожженных. Культурный слой здесь достигает 90 см, в то время как на площади, не занятой скоплениями, толщина его не превышает 10—20 см.

Всего зафиксировано 8 скоплений керамики, относящихся к эпохе финальной бронзы. В раскопе 1 обнаружено два скопления (№ 1 и 2). Одно из них располагалось в подпрямоугольной яме размерами 200×95 см и глубиной 50 см, заполненной сильно гумусированным песком со значительными примазками угля и прокаленным пятном красноватого цвета в центре. Кроме керамики в заполнении ямы найдено большое количество мелких и средних кальцинированных косточек, а также обломки тиглей со следами бронзы. Второе скопление находилось в соседнем квадрате и представляло собой многослойные напластования развитой керамики. Яма 1 на первых штыках выявилась в форме темногумусированного пятна аморфных очертаний, которое сначала частично уходило под западную стенку раскопа. На следующих штыках пятно несколько «сдвинулось» и расположилось в стороне от стенки. Скопление 2 также частично перекрывалось бровкой. Изучение стратиграфии данного разреза позволяет нам утверждать, что яма 1 явно прорезает углистую полосу, связанную со скоплением 2, и что, следовательно, яма 1 сооружена несколько позже, чем скопление 2 (рис. 2). К рассмотрению керамического материала данной ямы мы еще вернемся.

Остеологический материал представлен находками костей черепов и конечностей крупного рогатого скота.

Помимо керамики найдены обломки глиняных тиглей с большим содержанием песка в тесте, со следами бронзы. В качестве тиглей использовались и сосуды. Так, найдена нижняя часть сосуда с крестовым орнаментом, края которого ошлакованы. В скоплении 2 найдена береста.

Нам представляется, что поздний комплекс Хутор Бора-1 являлся культовым местом, носившим жертвенный характер. В пользу этого может свидетельствовать высокая степень сохранности керамического материала при относительно малой толщине культурного слоя, что не характерно для поселений.

Памятники подобного рода известны в таежном Прииртышье в сузгунское время. Это памятники Сузгун II близ г. Тобольска и Чудская гора в Знаменском районе Омской области ³. Для всех этих памятников, включая Хутор Бор-1, характерен сходный принцип расположения керамики в слое; обычно это целые или раздавленные сосуды.

Интересно, что на всех трех памятниках в большей или меньшей степени присутствуют остатки бронзолитейного производства ⁴, что, по-видимому, связано с характером памятника и является общей чертой для такого рода культовых мест. К числу общих черт следует, очевидно, отнести находки бересты ⁵, применение которой в культовых целях не раз отмечалось в литературе ⁶, а также тот факт, что остеологический материал этих памятников представлен преимущественно находками костей черепов и конечностей животных ⁷.

Памятник дал интересный керамический материал. Все сосуды позднего комплекса сделаны из хорошо отмученной глины с примесью песка и шамота. Внешняя поверхность сосудов тщательно заглажена. Толщина стенок колеблется в зависимости от размеров сосуда от 4 до 12 мм. Нами выделено 58 сосудов. Все они имеют ярко выраженную горшковидную форму с плоским дном и разделяются на три типа ⁸.

I тип (50 экз.) — сосуды, у которых соотношение диаметра по венчику и высоты примерно одинаково (рис. 3,4). Размеры сосудов разнообразны; диаметр по венчику колеблется от 12 до 40 см.

По орнаментации сосуды этого типа разделяются на две группы:

Группа А (27 экз.). Для нее характерно преобладание косого штампованного креста, образующего различные геометрические элементы (ромбы, треугольники, зигзаги, меандры и др.), (38%). Реже встречаются желобки, простая и фигурная гребенка, резные линии и другие орнаменты (рис. 3).

Группа Б (23 экз.). Этой группе присущи в основном простые гребенчатые (29,5%) и резные (16,1%) орнаменты. Присутствуют также желобки, фигурная гребенка, «гусеничный» орнамент. Специфической чертой орнаментации этой группы является наличие разного рода лунок (рис. 4).

Ямочная орнаментация одинаково широко представлена на сосудах обеих групп.

II тип (6 экз.) — сосуды, у которых диаметр по венчику значительно превышает высоту, в силу чего горшки имеют более приземистые пропорции, нежели сосуды I типа. Размеры сосудов также разнообразны — от 13 до 29 см по венчику (рис. 5, 1—4). Орнаментация сосудов этого типа близка к таковой сосудов группы А I типа, но имеет свои особенности: отсутствует гребенчатый штамп, «крестовый геометризм» представлен в основном треугольниками, зигзагами и меандрами. В целом набор орнаментов посуды II типа по сравнению с сосудами I типа группы А ограничен.

III тип (2 экз.) — сосуды, по пропорциям близкие I типу, но с так называемым «молчановским» дугообразно выгнутым венчиком (рис. 5, 5—6). По орнаментации данный тип относится к группе А. В силу его малочисленности трудно судить об особенностях его орнаментации.

Анализ и сравнение керамического материала привели нас к выводу, что посуда группы А (куда входит часть сосудов I типа, а также сосуды II и III типов) имеет происхождение, отличное от происхождения посуды группы Б.

Посуда группы Б является дальнейшим генетическим продолжением керамических традиций, известных нам по материалам основных позднебронзовых комплексов памятников Чудская гора и Красноозерки ⁹. Здесь нужно отметить определенное хронологическое своеобразие посуды группы Б по отношению к красноозерскнм позднебронзовым материалам. Оно выражается в отсутствии «карасукского» ¹⁰ и в минимальном удельном весе андроновского компонентов в орнаментации керамики. Данное явление не может быть объяснено более северным местоположением Хутор Бора-1, так как в керамике Сузгуна II, располагающегося еще севернее, указанные компоненты достаточно ярко представлены.

Несмотря на слабую изученность эпохи ранней и развитой бронзы лесного Прииртышья, в керамике группы Б можно выявить и отдельные черты автохтонного компонента. К ним следует отнести орнамент из диагонально ниспадающих коротких резных линий или лунок (рис. 4, 5, таблица). Узоры такого рода хорошо представлены на керамике екатерининского типа, известны на поселении Прорва ¹¹. К сузгунскому времени восходит так называемый «гусеничный» штамп (таблица). Любопытно, что на одном из сосудов этот штамп представлен без обычного для этого времени гребенчатого заполнения (рис. 4, 5). Такой штамп хорошо известен в раннесредневековых памятниках лесного Прииртышья. По-видимому, существование обеих модификаций одного штампа в керамике группы Б отражает тенденцию превращения гребенчатой «гусенички» в гладкую. Это еще один довод в пользу более позднего характера керамики группы Б по отношению к Красноозеркам (позднебронзовый комплекс). Наконец, об этом же свидетельствует и сам факт сосуществования посуды группы Б с крестовой керамикой.

В целом керамика группы Б Хутор Бора-1, по-видимому, отражает процесс постепенного поглощения андроновского и «карасукского» компонентов автохтонным населением лесной полосы Среднего Прииртышья.

Сосуды группы А следует связывать с более северными районами Обь-Иртышья. Появление такой керамики в Среднем Прииртышье, генетически не связанной с местными керамическими традициями, является частью единого культурного процесса, происходившего в канун эпохи железа на всей территории Западной Сибири. В настоящее время есть данные, позволяющие предполагать, что так называемая «молчановская» форма сосудов, а также косой крестовый штамп появляются в Нижнем Приобье в более раннее время, чем на остальной территории их распространения ¹². Ю. П. Чемякин пришел к выводу, что сосуды с дугообразно выгнутым венчиком и косым штампованным крестом являются чуждыми даже на территории Сургутского Приобья ¹³.

Как показано на таблице, момент сходства орнаментации сосудов обеих групп минимален и выражается в основном в сходстве орнаментации нижней части сосудов I типа. Общность формы сосудов обеих орнаментальных групп (I тип), на наш взгляд, не может свидетельствовать о генетической взаимосвязи групп А и Б, так как такая форма распространена в еловско-сузгунское время на очень широкой территории, в том числе и в лесном Прииртышье ¹⁴, в силу чего она не может быть оценена как культурно определяющая. Бытующей в разное время на широкой территории, такой форме мог-ли соответствовать различные орнаментальные традиции.

Форма сосудов II типа также тяготеет к более северным районам Прииртышья. Она известна в несколько более раннее время, чем на Хутор Боре-1, на памятнике Сузгун II (III тип, но В. И. Мошинской) ¹⁵.

Мы склонны полагать, что сосуды описанных групп синхронны на Хутор Боре-1, о чем может свидетельствовать совместное их залегание в одном скоплении.

Датировка позднего комплекса Хутор Бора-1 может быть определена только относительно, поскольку никаких датирующих вещей на памятнике не найдено. В этом случае особую роль приобретает керамика.

Мы уже отмечали поздний характер керамики группы Б.

На наш взгляд, комплекс финальной бронзы Хутор Бора-1 фиксирует то состояние культурного процесса, когда местная ¹⁶ (Б) и пришлая (А) керамические традиции сосуществуют во времени на одном памятнике в еще не смешанном виде. Сказанное не исключает того, то элементы сходства орнаментации сосудов обеих групп свидетельствуют о начавшемся слиянии этих двух традиций. Нужно только отметить мизерность данного слияния.

В лесостепном Прииртышье керамика с крестовым орнаментом известна по памятникам типа Инберень ¹⁷. На наиболее раннем из них поселении Инберень V пришлые традиции и традиции, генетически вытекающие из памятников розановского типа, присутствуют в уже смешанном виде, и расчленить керамику на такие группы, как в Хутор Боре-1, не представляется возможным ¹⁸.

Это свидетельствует о том, что поздний комплекс Хутор Бора-1 стоит по времени раньше, чем Инберень V, датирующийся IX—VIII вв. до и. э., о чем говорит и очень малое количество «молчановских» форм в Хутор Боре-1 по сравнению с Инберенью V, что также является хронологическим показателем ¹⁹. В этом плане весьма показательно то, что один из двух сосудов с «молчановской» формой на Хутор Боре-1 найден в яме 1, имеющей, как мы уже выяснили, несколько более позднее происхождение, чем остальной комплекс финальной бронзы.

Данное положение подтверждается также и тем, что в лесном Прииртышье на памятнике у д. Красноозерки (крестовый комплекс) сосуды сопровождаются дугообразно выгнутым венчиком значительно чаще, чем в Хутор Боре-1 (рис. 6). Смешение «местных» и пришлых традиций, фиксируемое в керамике Красноозерок, а именно присутствие на сосудах «молчановской» формы «местной», позднебронзовой орнаментации (явление того же порядка, что и в Инберень V), позволяет нам синхронизировать крестовый комплекс Красноозерок с инберенскими памятниками (вероятнее все¬го, с Инберенью V).

До недавнего времени памятники с крестовой керамикой Среднего Прииртышья в силу своей малоизученности привязывались к наиболее территориально приближенной молчановской культуре ²⁰.

В 1976 г. М. Ф. Косарев выделил красноозерскую культурную группу, отчленив ее от молчановской ²¹. В. И. Стефанов предлагает рассматривать среднеиртышские памятники с крестовой керамикой лесной и лесостепной полосы как единую красноозерскую культуру ²².

Учитывая определенное локальное своеобразие лесных и лесостепных памятников с крестовой керамикой в рамках красноозерской культуры, нам представляется возможным наметить основные этапы ее сложения.

Поздний комплекс Хутор Бора-1 характеризует, на наш взгляд, начальный этап в сложении красноозерской культуры, качественное своеобразие которого выражается в сосуществовании на одном памятнике двух генетически разных, практически еще не слившихся керамических традиций (и их носителей). Это сосуществование возможно и на разных памятниках, как это наблюдается в бассейне р. Тавды ²³. На этом уровне мы еще не можем говорить о собственно новой культуре, так как практически имеем здесь только сосуществование двух различных культур — «местной» и пришлой. Мы предлагаем назвать этот этап хуторборским. Хуторборский этап может осмысляться и как заключительный этап существования культуры, представленной позднебронзовыми комплексами памятников Чудская гора и Красноозерки.

Следующий, качественно новый этап (можно назвать его как инберенским, так и красноозерским) характеризуется
слиянием двух указанных традиций (памятники Инберень V, Красноозерки (крестовый комплекс), Инберень VII, Инберень VI). Относительно этого этапа состояния культурно-исторического процесса нам представляется возможным употреблять термин «красноозерская культура», как предлагает В. И. Стефанов, поскольку он отразит как гносеологическую, так и историческую сущность понятия «археологическая культура».