Территориальная структура Пути из Варяг в Греки

К содержанию книги «Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси» | К следующей главе

В континентальных масштабах Путь «из Варяг в Греки и из Грек» пересекал, объединяя, несколько эконом-географических поясов:

1) средиземноморско-понтийский (урбанизованная цивилизация);
2) евразийский кочевнический (скотоводческая ранняя государственность);
3) восточно- и североевропейский оседлый (земледельческая ранняя государственность с начальной урбанизацией);
4) таежно-субарктический промысловый.

Путь из Варяг в Греки сформировался в пределах 3-го эконом-географического пояса, соединяя его с 1-м и пересекая (или подключая) остальные. Циркуляция товаров и ценностей по этому пути — от пушнины и другой промысловой добычи, поступавшей из субарктических и таежных пространств, до произведений средиземноморской цивилизации — в большей или меньшей степени затрагивала население всех объединенных магистралью эконом-географических систем.

[adsense]

«Древнерусский» эконом-географический пояс оседлого земледелия, в свою очередь, делится на примыкающие друг к другу с юга на север эконом-географические зоны, различные по:

а) физико-географическим условиям;
б) типу и продуктивности хозяйства;
в) экономическому потенциалу (Э), формирующему излишки производства;
г) «фактору обмена» (Ф), обеспечивающему заинтересованность в поступлении ресурсов извне;
д) этнокультурному составу населения.

Суммируя гидрографические, ландшафтные, почвенные условия, данные о более чем 320 археологических памятниках, расположенных вдоль очерченной трассы, археологических культурах конца I — рубежа II тыс. н.э., можно определить эти три «эконом-географические зоны» Восточной Европы, связанные речной магистралью Пути из Варяг в Греки.

Северная зона, от Невы и Ладожского озера до верховьев Ловати, с конца раннего железного века и до наших дней, зона нестабильного («негарантированного») земледельческого хозяйства. Пашенное земледелие как основа этого хозяйства распространяется здесь, судя по всему, в процессе славянского расселения не ранее VIII в. и в ІХ-Х вв., как и позднее, достаточно нестабильное земледелие, давало неустойчивые результаты, требовавшие дополнения скотоводством (пойменным), рыболовством, лесными промыслами и охотой, сырьевым обменом, торговлей и ремеслом. Этот «комплексный» ландшафтно-хозяйственный стереотип, создававший неустойчивый аграрный потенциал и вызывавший сравнительно высокий уровень потребностей во внешних ресурсах (ближних и дальних), структурно близок ландшафтно-хозяйственному стереотипу Скандинавии эпохи викингов и включает северные восточнославянские племена (словен) вместе с прибалтийско-финскими, летго-литовскими, скандинавскими и частью западнославянских в единую «циркумбалтийскую» культурно-экономическую зону, где в VIII—XI вв. сформировалась «Балтийская морская цивилизация раннего средневековья» (Lebedev 1994).

Срединная зона Днепро-Двинского междуречья, в «треугольнике городов» Смоленск-Витебск-Полоцк и вниз по Днепру от Смоленска до Любеча, — ареал архаических «городищенских культур» раннего железного века, может быть определен как зона архаического, но стабильного земледелия. Экономический потенциал аграрного хозяйства здесь был выше, а уровень потребностей, точнее, зависимость от импорта — ниже, чем в северной зоне. Племена кривичей и дреговичей, обитавшие в этой части Днепра, контролировали протяженные трассы, более значимые для их северных соседей, чем для них самих. При этом кривичи занимали наиболее важный восточноевропейский гидрографический коммуникационный узел, от Смоленска до Полоцка.

Южная зона Киевского Среднего Поднепровья, от Любеча, устья Припяти, Сожа, Десны до устья Роси — границы с лесостепью, входит в область древнего высокопродуктивного земледелия. Ландшафтно-хозяйственный стереотип формируется здесь с энеолитических времен трипольской культуры и при всех возможных изменениях и взаимодействиях этнического состава населения (фрако-киммерийцы, скифы, готы, славяне) остается весьма высоким. Со времен Геродота эта зона связана с эллинскими полисами Понта Эвксинского, а тем самым с античной цивилизацией Средиземноморья.

Первая, южная зона (Среднее Поднепровье, Киевщина от Канева-Роденя до Любеча), ближайшая к Средиземноморской цивилизации лесостепь и юг лесной полосы, — область древнего высокопродуктивного аграрного освоения, опирающегося на традиции земледельческого хозяйства, восходящие ко временам скифских и «черняховской» культур железного века. Экономика этой зоны характеризуется наивысшим значением Эмакс и обратно пропорциональным Фыин, располагая, однако, значительными ресурсами для обмена.

Вторая, срединная зона (Южная Прибалтика, Белоруссия, Верхнее Поднепровье), леса Озерного края, стабильное аграрное освоение (со времен городищенских культур раннего железного века), имеет меньшее значение Эмед и более высокий Фмед (по сравнению с зоной высокопродуктивного земледелия).

Третья, северная зона (Северо-Западная Россия от Мологи до Чудского озера, побережья Финского залива, северная Прибалтика — Эстония и Финляндия, средняя и Южная Скандинавия), лесной и болотный ландшафт, область нестабильного аграрного освоения, с необходимым хозяйственным дополнением — комплексом промыслов и обмена; земледельческое хозяйство располагает наинизшим Э, но соответственно наивысшим Ф (т. е. стимулом к развитию обмена с богатым ресурсами югом).

В качестве главной восточноевропейской коммуникации Путь из Варяг в Греки формировался по мере подключения к связям по Днепровско-Волховской магистрали всех трех выделенных зон. Разностью значений Э и обратно пропорционального Ф определяется направленность и интенсивность коммуникаций, обеспечивших интеграцию этих областей восточнославянского мира в единую древнерусскую народность и древнерусское государство. В то же время каждая из трех областей не только сохраняла специфику собственного экономического потенциала, но и проявляется как самостоятельная историко-культурная зона, а в дальнейшем становится очагом формирования одного из восточнославянских народов: украинского, белорусского, русского.

Различной оказывается возможная «хронологическая глубина» освоения базовых отрезков Пути: если Днепр, античный Борисфен, в качестве коммуникационной магистрали известен уже Геродоту в V в. до н. э., то торговая активность на Волхове не фиксируется пока ранее середины VIII в. (древнейшие горизонты Старой Ладоги). Как единое коммуникационное целое Путь из Варяг в Греки начал функционировать не ранее рубежа VIII—IX вв. (но и не позднее первой трети IX в.) по мере активного включения во внешние связи третьей, «северной» зоны (Lebedev 1980).

Основная «восточноевропейская» часть трассы может быть представлена как целостный археологический объект, своего рода «мегакомплекс» со своеобразной и сложной внутренней структурой. Специфические условия каботажного, «приморско-речного» и речного плавания действуют на трассе от островов Тютерсы и Гогланд на Балтике до современного острова (в древности — мыса) Березань и полуострова Кинбурн («Ахиллов Бег»? о. Св. Евферия?) на Черном море. Эти условия в существенной мере отличались от традиций морской навигации, как скандинавской, так и античной.

Трасса речного Пути из Варяг в Греки охватывает выход в акваторию Финского залива реки Невы («устье озера великого Нево» летописи), Ладожское озеро (Нево), реку Волхов, впадающую в Ладожское озеро и вытекающую из Ильменя, озеро Ильмень, реку Ловать, впадающую в Ильмень с юга. Верховья Ловати (и ее равноценного притока Куньи) системой коротких волоков связаны с системою Усвятских озер; речка Усвяча соединяет озера с рекой Западной Двиной (Даугавой) выше Витебска и Полоцка, а напротив Усвячи в Двину впадает речка Каспля. Верховья Каспли двумя волоками связаны с мелкими притоками Днепра, впадающими в него в районе Гнездова (крупнейший археологический комплекс в 12 км ниже Смоленска и его вероятный исторический предшественник). От Смоленска начинается непрерывный речной путь по Днепру мимо Киева к Черному морю.

Определенно можно выделить последовательные отрезки Пути из Варяг в Греки, характеризующиеся историко-географической спецификой;

1 — северный морской, от острова Тютерс до Ладожского озера (связи со Скандинавией, по археологическим данным, устанавливаются в хронологическом интервале 500-750 гг. н. э.);
2 — озерно-речной, от Ладоги до Ильменя, отделенный от предыдущего волховскими порогами (сеть опорных пунктов формируется с середины VIII до середины IX вв., крупнейшие из них — Ладога и Новгородское Рюриково городище);
3 — речной глубинный, река Ловать с волоками на Усвячу-Западную Двину и на Днепр (концентрация памятников той же культуры аналогична предыдущему участку и указывает на близкое время освоения; наиболее ранний скандинавский «импорт» в Двинско-Днепровском междуречье датируется первой четвертью IX в.);
4 — речной основной, Днепр от Смоленска до Любеча (судя по тому, что этими пунктами в 882 г. овладел князь Олег, коммуникационная функция данной части пути в IX в. полностью оформилась);
5 — речной центральный, Днепр от Любеча до Родня (Канева), Киев и его округа, обустроенная системой крепостей; в ряде случаев в этом регионе выступает значительно более ранняя подоснова системы расселения и коммуникаций в Среднем Поднепровье (фактически, видимо, непрерывная с античного времени);
6 — речной пограничный, от Каневской гряды вдоль реки Рось до Порогов («зона взаимного страха» населения лесостепи и степи, с редким заселением вдоль главной речной магистрали, хотя вполне вероятны и периоды относительной стабильности, до эпохи Великого переселения народов; имеются памятники черняховской культуры III—IV вв. н. э.);
7 — речной степной, Днепр ниже Порогов и Хортицы — «Варяжского острова» древнерусской топонимики XIII в.; центральная часть «Царской Скифии», с развитой сетью скифо-сарматских и сменяющих их черняховских городищ. свидетельствующих о высоком коммуникационном значении Днепра-Борисфена до конца античной эпохи (преемственность с ними древнерусских, в некоторых случаях сакрализованных, как остров Хортица, объектов остается неясной);
8 — устье Днепра и Днепро-Бугский лиман, где сеть слабо изученных раннесредневековых поселений в какой-то мере восполняла функции разрушенной античной Ольвии;
9 — морской южный, выход из Лимана в Черное море, с острова Березань (где, по археологическим данным, можно допустить непрерывность навигационного использования с VII в. до н. э. до конца XI в. н. э.; именно к этому периоду относится, в частности, уникальный для Восточной Европы скандинавский надгробный камень с поминальной рунической надписью «Грани по Карлу, товарище своем» — Мельникова 1977а: 154-155).

Не вызывает сомнений функционирование целостной речной коммуникационной системы в IX в., с первых его десятилетии, для южной части от Березани до Киева и выше. Несомненно также активное использование Борисфена-Днепра со времени первых контактов греков с восточноевропейским населением, видимо, преемственно развивавшихся Византией. Остается открытым вопрос о времени начала регулярных коммуникаций в северной части Волховско- Днепровской магистрали и особенно — о роли ее в целом в период «темных веков» (V-VII вв.).

«Северная зона», принципиально важная для формирования общевосточноевропейской коммуникационной сети речных систем, в течение тысячелетий обладала ярко выраженной географической, хозяйственной и этнокультурной спецификой, стабильной в своих базовых характеристиках.

Экономическая специфика определяется нестабильностью земледельческого хозяйства, в силу этого требующей обязательного дополнения хозяйственным комплексом, включающим (наряду со скотоводством) водные и лесные промыслы, обработку сырья, рассеянное мелкоремесленное производство (сосуществующее сконцентрированным городским), высокий уровень внешнего и внутреннего обмена, что может также сочетаться с внеэкономическими формами деятельности (неэквивалентный обмен, дани, «ушкуйничество» и проч.). Сложившаяся в этой зоне «модель» во многом определила хозяйственную специфику Русского Севера и других районов, осваиваемых новгородцами.

Данная модель принципиально близка типу «комплексного хозяйства», сложившегося в это же время в Скандинавии эпохи викингов. Очевидно, это было существенной предпосылкой для раннего развития славяно-скандинавских контактов (не позднее середины VIII в.), а в дальнейшем — включения новгородской «Верхней Руси» в «Скандобалтийское культурно-экономическое сообщество» VIII—XI вв. Проявлением типологической близости хозяйственного комплекса и порожденной ею системы трансбалтийских связей можно считать и развитие в X-XII вв. «северорусской зоны денежного обращения», где новгородская весовая гривна основывалась на северной «марке серебра», а в XI — Начале XII в. широко использовался западный Денарий (Янин 1956; Потин 1967,1970).

Демографическая специфика, определяемая данным хозяйственным типом для Ильменского Поозерья и Ловати, убедительно раскрывается по материалам исследованных здесь в последние годы рядовых сельских поселений (Конецкий 1987, 1989). Особенность этой специфики — в неизбежном возникновении (на базе комплексного хозяйства) периодических «перегрузок» и выбросов избыточного населения, чем и определяется роль Поозерья как одного из исходных очагов новгородской колонизации и, следовательно, одной из «лабораторий формирования» великорусской народности.

Особенно ярко данная модель хозяйства проявляется на Ловати. Земледельческое освоение здесь, как показывают археолого-навигационные исследования, первоначально связанное с носителями «традиции сопок» (высоких погребальных насыпей), ограничено речными «луками» (разделенными речными «плесами», берега которых оставались практически недоступными для ранних земледельцев). «Луки» создавали специфический, весьма благоприятный комплекс условий для развития этой модели хозяйства: легкие плодородные почвы нижних речных террас, заливные луга, оптимальная близость водных и лесных угодий. Ресурсы, однако, были очень ограничены и территориально, и демографически, и потому здесь проявились следующие факторы:

1) резкий подьем «внутренней колонизации» долины Ловати по мере освоения тяжелых почв, связанной с передвижкой населения с «лук» на места деревень XII—XIV вв. (на коренных берегах);
2) внешняя колонизация близлежащих и дальних соседних территорий, механизм которой, как и в Поозерье, определился, очевидно, еще в VIII—X вв. Как и Поозерье, Ловать, вероятно, была одним из небольших «демографических очагов», откуда постоянно поступали импульсы дальнейшего словено-новгородского расселения, прежде всего на территории со сходным набором условий.

Коммуникационная сеть регионального и местного значения в этом случае играла определяющую роль в формировании направлений и территорий нового земледельческого освоения Северной Руси славянским населением, то есть стала структурной основой формирующейся древнерусской народности в пределах Верхней, а затем и всей Северной Руси.

Поозерье было исходной зоной движения населения в бассейн Меты (частично занятый носителями «культуры псковско-вологодских длинных курганов», вероятнее всего, на дославянской финской основе), по течению Волхова, включая Старую Ладогу, и в сектор пространства, заключенный между двумя этими реками и раскрывающийся в просторы Русского Севера. Из Поозерья же, видимо, осваивались верховья Луги (в середине X в. и Луга, и Мета выступают как районы «окняжения», видимо сравнительно поздно освоенные словенским населением), а также Шелонь. Сектор пространства между реками Лугой и Шелонью по путям мелких рек Луго-Плюсского междуречья был освоен населением, выдвинувшимся к Чудскому-Псковскому озерам, а огибая Лужскую возвышенность — по переходу Шелонь- Череха (в районы Порхова) в низовья Великой, где возник Псков. В пределах всей очерченной территории «традиции сопок» также предшествует и частично сосуществует с ней население «культуры псковско-вологодских длинных курганов».
Ловать, видимо, была плацдармом для освоения, прежде всего, пространства Приильменской низменности, где памятники предшествующего населения практически не выявлены, а условия для хозяйственного типа, свойственного «культуре длинных курганов», в большинстве случаев отсутствуют. Характер дославянского населения этой территории вокруг Старой Руссы остается неясным.

Население с «традицией сопок» распространялось также по речным путям снизу вверх по Ловати (пересекая болотистое Чернозерье в районе Великих Лук и достигая водораздела Ловать-Западная Двина), Полисти и другим рекам Околорусья, а также по Локне, выдвигаясь к Бежаницкой возвышенности и бассейну Верхней Волги. Одновременно с формированием обширной аграрной зоны южного Приильменья шло, таким образом, освоение локальных внутренних путей и водоразделов, а в ходе его — закрепление на ключевых участках переходов из одной крупной речной системы в другую: из бассейна Ильменя-Волхова-Ладожского озера в бассейн Западной Двины, Верхнего Днепра и Верхней Волги.

Проникновение «традиции сопок» в область древних «городищенских культур», видимо, отражает ранние взаимодействия летописных словен с кривичами («сидевшими» в верховьях Волги, Днепра и Двины) и является одной из предпосылок образования «северной конфедерации племен» IX в., или Верхней Руси, первоначально включавшей в свои пределы и Полоцк, Смоленск, а также поселения на Волге и в Волго-Окском междуречье района Ростова-Ярославля. Следует отметить, что сравнительно рано в «традиции сопок» наряду со словенским проступает скандинавский компонент, очевидно участвовавший в ее формировании (в таких районах, как Старая Ладога и, вероятно, Поозерье, исходных для ее дальнейшего распространения по речным путям).

Ландшафтно-хозяйственный стереотип каждой из выделенных зон определил характер ее заселения, структуру и типы поселений и центров. Северная зона, периферия славянского расселения в VIII-X вв., зона ранних славяно-финно-скандинавских и предшествовавших им скандинаво-финских контактов. Автохтонное население здесь представлено северным (прибалтийским) вариантом «культуры штрихованной керамики» в зоне от побережья Финского залива до Старой Ладоги, далее на юг (от Ладоги и Верхнего Полужья до верховьев Ловати — Западной Двины, от Чудского озера до р. Мологи) в ареал «северной, псково-вологодской культуры длинных курганов», вероятнее всего также связанной с дославянским населением. Наиболее ранние славянские компоненты культуры прослеживаются с VIII в. в западном Приильменье, племенной области летописных «словен ильменьских», а также в округе и затем — в составе населения Старой Ладоги (вместе с днепровскими балто-славянскими и иными компонентами). В Ладоге в результате контакта словен со скандинавами начинается во второй половине VIII в. формирование погребальной традиции «волховских сопок», монументальных курганов. Эта традиция распространяется в ареале словен и за его пределами, образуя т. н. «культуру сопок». Ряд исследователей в последние годы считает, что именно это проявление скандо-славянского синтеза соответствует этносоциальным процессам, в результате которых на ильменских словен распространилось название «русь, Руская земля» (Мачинский, Мачинская 1988; Stang 1996).

Скандинавское проникновение в эту зону прослеживается археологически в VI — середине VIII в., видимо, ещё до начала стабильных контактов со славянами. Об этом свидетельствуют находки на о. Тютерс (Hackman 1910) и в Старой Ладоге (Рябинин 1985), где по дендродатам с 753 г. действовал скандинавский судоремонтный производственный комплекс, связанный с ремеслом и меновой (пушной) торговлей. Скандинавы, судя по топо- и гидронимии, застали в Ладоге еще финноязычное население, у которого эту гидронимию усвоили и славяне (Лебедев 1985).

Ладога — первый из крупных раннегородских центров на Пути из Варяг в Греки — сохраняет своим ансамблем археологических и архитектурных памятников Средневековья архаическую раннегородскую структуру речного приморского порта эпохи викингов (Kendwick 1994:302). Основанная на прибалтийско-финской версии индоевропейского «основного мифа» о борьбе небесного Громовержца со хтоническим Змеем, противопоставлении небесного «Верха» и подземно-подводного «Низа», эта мифологема зафиксирована именами ладожских речек Alode-joki и Yla-joki (Ладожка и Заклюка, «Нижняя» и «Верхняя река», впадающие, сливаясь, в Волхов на месте образования поселения VIII—XI вв.). На пространстве от Ладожского озера Нево до озера Ильмень эта мифологема была усвоена и адаптирована словенами, отождествившими с Громовержцем — Перуна (святилище Перынь на берегу Ильменя близ Новгорода), а с его Противником — Велеса (урочище Велеша на коренном берегу Ладожского озера севернее Старой Ладоги). Река Волхов, в полном соответствии со славянской семантикой имени «волхв-жрец», соединяет перунов Верх и велесов Низ, а Волховские пороги выше Старой Ладоги в этой мифологеме — место битвы Громовержца с Противником и граница их владений.

Перуном и Велесом клялась языческая «русь» X в. в договорах с греками. Старая Ладога Aldeigjuborg скандинавских саг (Джаксон, Глазырина 1987; 185), с ее языческими святилищами, сопками, курганами, могильниками «княжеской» и «сакральной» зоны вдоль берега Волхова и обширной городской зоной» поселения вокруг речной гаванй в месте впадения в Волхов слившихся Заклюки и Ладожки, с середины VIII в. развивается, проходя все фазы эволюции древнерусского города. Первоначальное неукрепленное поселение типа скандинавских «виков» во второй половине IX в. (по летописи) получило укрепленный центр, деревянную крепость, построенную призванным в Ладогу варяжским князем Рюриком в 862 г. Камерная крепость достоверно известна в Ладоге по археологическим и письменным данным с 1114 г., а спустя полвека здесь был воздвргнут великолепный ансамбль из шести каменных православных храмов, закрепившей традиционную структуру средневекового русского города: с делением на «город», кремль (крепость) и «посад» (в свою очередь разделяющийся на «концы» и «слободы»).

В эпоху становления Пути из Варяг в Греки Старая Ладога контролировала небольшую, но плотно заселенную округу от прибрежной низменности вдоль древнего коренного берега Ладожского озера до Волховских порогов. Эту область защищали небольшие славянские городища Любша (на севере) и Дубовик (на юге над Порогами, где находились также языческое святилище, группы монументальных сопок, а позднее — храм Михаила Архангела).

Замещение языческих святилищ VIII—X вв. христианскими храмами — явление обычное для Ладоги и всего течения Волхова до Новгорода. Наиболее значимым был культ св. Николая — Николы Морского, покровителя мореходов, и Никольские храмы, от берега Ладожского озера до Новгорода и Ильменя, равномерно распределены по Волхову от Ладоги до Ильменя, как уже говорилось, их было не менее десяти.

[adsense]

Кроме святилищ, служивших и ориентирами (как и сопки на речных излучинах), и базовых стоянок, как Гостиное поле выше Порогов, волховский отрезок пути защищало несколько небольших городищ — «градки», небольшие типовые крепости. Они появились, по-видимому, на рубеже ІХ-Х вв., когда князь Олег Вещий, совершив в 882 г. поход по Пути из Варяг в Греки от Ладоги и Новгорода до Киева и объединив Новгородскую и Киевскую землю в единое Древнерусское государство, «нача городы ставити» (Повести Древней Руси 1983: 33). Это строительство связано с установлением даней и другими общерусскими административны¬ми реформами, в результате которых Путь из Варяг в Греки приобрел общегосударственное значение (Лебедев 1995).

Новгород в истоке Волхова из озера Ильмень также расположен в компактной и плотно заселенной области. Аграрную основу ее составляет западное Прильменье — Поозерье, но с трех сторон — запада, востока и юга — в Ильмень впадают крупные реки Шелонь, Мета и Ловать, связывающие Поозерье с глубинными областями Новгородской земли. Сгусток поселений, непосредственно предшествующий, а затем растворенный в структуре Новгорода, расположен по берегам Волхова, который изначально делит город на Софийскую (с Кремлем — Детинцем и Собором Св. Софии) и Торговую стороны. Это деление окончательно оформилось к концу X — началу XI в. Архаический Новгород вырастал из сгустка нескольких десятков поселений. В гидрографическом аспекте важно, что Торговая сторона (с княжеским Ярославовым Дворищем, Гостиным, Немецким и Готским дворами, Торгом) и сопутствующие ей поселения расположены на протяженном речном острове длиной около 15 км. Он образован рекой Волховом и его притоком Волховцом, который отделяется от Волхова на юге, ниже речки Нередицы, и вновь соединяется с Волховом у возвышенности Хутынь (известной как языческими, так и православными культовыми объектами).

Этот речной остров, по-видимому, дал основу скандинавского названия Новгорода — Hólmgardr, «островные поселения». В IX в. он был защищен двумя городищами: Холопий городок (сканд. Trelleborg) на севере и Рюриково городище на юге. По летописи Рюрик строит крепость в Новгороде два года спустя после Ладоги в 864 г. Археологические исследования подтвердили эти данные о строительстве княжеской крепости с варяжской дружиной, непосредственного предшественника Новгорода на Софийской стороне (Носов 1990).

Ильмень в совокупности его поселений и святилищ представлял собою хорошо обустроенную навигационную систему, обеспечивавшую плавание по всей акватории озера. Речка Веряжа с небольшим островным городищем, возможно, служила речной гаванью для варяжских дружин и княжеских войск. Топоним «Веряско» маркирует подобный же пункт в низовьях р. Ловати, где начинается новый отрезок пути.

Ловать, особенно в среднем течении, отличается исключительно высоким коэффициентом извилистости. Часто чередующиеся речные «луки» и прямые лесные «плесы» создавали здесь условия для концентрации небольших сельских поселений, при этом контролировавших речной путь. Наибольшее скопление групп сопок и связанных с ними селищ на плодородных и небольших пойменных террасах расположено именно в среднем течении Ловати, над каменистыми речными перекатами и мелкими порогами. Это — тот участок речного пути, где мореплаватели находятся в наибольшей зависимости от контактов с местным населением, один из важнейших «ключей» Пути из Варяг в Греки в земле ильменских словен.

Южнее Великих Лук на Ловати начинается область смоленско-полоцких кривичей. Единичные сопки проникают и сюда, и далее на юг, однако в целом это зона «южной», смоленско-полоцкой культуры длинных курганов и предшествующей ей двинско-днепровской культуры городищ раннего железного века. Озерный край южной Псковщины, Белоруссии, Верхнего Поднепровья, возможно, входит в ареал изначальной славяно-балтской или «праславянской» культурно-языковой общности, прямыми наследниками архаики которой были летописные кривичи.

Словене стремились обеспечить хотя бы частичный контроль над трассами этой области, о чем свидетельствуют не только сопки, но и поставленные силою княжеской власти «градки» — Городок на Ловати возле Великих Лук и «Юрьевы горы» на Усвятском озере — летописный город Въсвячь, связанный с именем Ярослава Мудрого (Георгия, Юрия по крещению).

Такие же «градки» — Сураж, Ковали, Каспля, Гнездово — контролируют волоки и переходы с верховьев Двины на Днепр.

Гнездовское поселение и курганный могильник, крупнейший в Восточной Европе, возникает как открытое поселение на речной гавани в излучине Днепра, по структуре наиболее близкое северным «викам» — Бирке, Хайтабу и др. (Булкин, Лебедев 1974). Скандинавский компонент наряду со славянским прослеживается в курганных материалах с IX в. По данным кладов и монетных находок, торговый центр уже действовал в «первый период обращения восточного серебра» (до 833 г.), но расцвет его начинается с рубежа ІХ-Х вв., когда были воздвигнуты укрепления Большого Гнездовского городища. Возможно, это также произошло при Олеге: в 882 г. смоленские кривичи выступили как его союзники.

Днепр от Смоленска до Могилева течете широтном направлении, с востока на запад: это — ареал древней «тушемлинской культуры» раннего железного века, существовавши до VIII—IX вв., когда ее сменила «смоленско-полоцкая культура длинных курганов» кривичей. Городища в Гнездове и Орше, по-видимому, обеспечивали контроль над этой частью спокойной речной трассы.

От Могилева до Любеча Днепр течет в меридиональном направлении через ареал обширной «милоградской культуры» скифского времени. Современные исследователи склонны видеть в этой культуре одну из наиболее вероятных «праславянских»: в днепровской части ареала ее сменяют в VI-VIII вв. памятники колочинской культуры, относимой к раннеславянским. Древнерусские города этой части Пути из Варяг в Греки — Могилев, Быхов, Рогачев, Жлобин, Стрешин, Речица, Холмечь — выросли вокруг древних городищ с мощными укреплениям и, в основании которых — культурный слой милоградской культуры. Обширные многокилометровые плодородные поймы, заливные луга, протоки, речные острова, дубравы, заросли на огромном пространстве вдоль реки образуют ландшафт «Славянщины», совершенно тождественный природе и образу жизни славян Подунавья в описаниях Прокопия Кесарийского и других византийских авторов. Потенциал края полноценно реализовался в древнерусскую эпоху: в отличие от княжеских «градков» северной зоны, позднее заброшенных, все речные крепости Поднепровья стали процветающими городами ХІІ-ХІІІ и последующих столетий.

Вероятно, особое значение имело появление в этом речном краю судов сморскою парусной оснасткой. Протяженные и монотонные отрезки Днепра в этой части течения могли использоваться для местных коммуникаций, однако, как показывают, в частности, экспериментальные плавания, в том числе «древнерусской» ладьи «Нево», только экипажи, владеющие искуством плавания под парусом, в состоянии без напряжения преодолевать значительные расстояния по этой трассе.

Любеч, а вслед за ним Вышгород — мощные княжеские крепости, открывавшие путь в Киевское Среднее Поднепровье. Как и возле Новгорода, к Киеву сходятся магистрали важнейших внутренних рек — Березины (сохранившей античную форму имени Днепра — Борисфен), Сожа, Припяти. Десны. Днепр в районе Киева отличается развитой и сложной гидрографией, обилием речных островов и рукавов, плотным и разнообразным заселением (Толочко 1983).

При всем своеобразии киевской «Руси Аскольда», в середине IX в. противостоящей «Руси Рюрика» в Ладоге-Новгороде, после похода Олега Вещего в градостроительной структуре столицы полян «на Горах Киевских», образовавших сложную систему разновременных городищ с прилегающими «посадскими» поселениями и многочисленными могильниками, появляется новый компонент, в дальнейшем определивший базовые параметры архитектоники Киева. С 880-хгг. стабилизируется планировочная структура и застройка Подола, приречной части города, расположенной у подножья высоких береговых возвышенностей Старокиевской, Замковой горы, Щекавицы, Лысой горы. Подол полукольцом разворачивается на береговую линию притока Днепра—Почайны, в древности на большом отрезке протекавшей параллельно магистральной реке (от Днепра Почайну отделяла узкая и длинная песчаная коса). Такая же, специфически днепровская, ориентация приречного «торга» сохранилась в архаической топографии Речицы. Однако киевский Подол по своей планировке, ориентации улиц, застройке деревянными избами близок не только днепровским, но прежде всего севернорусским портовым поселениям и североевропейским «викам». Не случайно здесь, на Подоле, встала и первая церковь Ильи (рядом с Николой), в которой еще в 945 г., задолго до принятия христианства Владимиром, присягала крещеная «русь». Связи с Севером, русским и скандинавским, прослеживаются и в дальнейшем как в строительной динамике, так и в градостроительной традиции Подола (Сагайдак 1991).

Варяжский компонент начала X в. связанный, как и застройка Подола, с появлением в Киеве Олега и его северных дружин, отчетливо представлен и в обособленном могильнике у Лысой горы, на которой находилось обширное (ныне разрушенное) городище, возможно, поставленная князем новая крепость, укреплявшая его позиции в столице полян (Булкин, Дубов, Лебедев 1978).

Киевская «Руская земля» Среднего Поднепровья вокруг Киева, Чернигова, Переяславля с окружающими их средними и малыми городами, крепостями, многолюдными селами с юга ограничена Каневской грядой и городищем Родень над р. Росью. По сути дела, отсюда начиналось все более открытое пространство лесостепи, переходящей в степь, доступное для вторжений кочевников. Днепр в среднем и нижнем течении отличался полноводностью и широтой, обеспечивавшей стабильные и сравнительно безопасные условия плавания. Критический участок — Днепровские пороги — подкрепляет речной остров Хортица с удобными гаванями, языческим святилищем Перуна, известный до XIII в. как «Варяжский остров» (позднее здесь расположилась казачья Запорожская Сечь).

Древние земли Царской Скифии в нижнем течении Днепра были освоены навигаторами античной эпохи со времен Геродота. Скифские и Черняховские (III—IV вв. н. э.) городища, вероятно, использовались как ориентиры и стоянки и в древнерусское вре¬мя. Более отчетливая речная селитьба древнерусской эпохи выявляется на речных островах в устье Днепра. Лиман с разрушенной готами в III в. Ольвией (Борисфеном) также сохранял античные нормы навигации. Об этом свидетельствует находка на о. Бе¬резань близ древнейшей античной гавани рунического камня со шведской надписью: Krani kerti halfrpisir if tir Karljilaka sin («Грани поставил холм этот по Карлу, товарище своем» — Мельникова 1977: 154-155). Собственно здесь, номинально в пределах византийских владений, так же как на побережье Таврии, в Климатах — Крыму, с его столицей Херсонесом, варяг мог уже считать себя попавшим «в Греки» — i Grekkjar. Путь отсюда до Константинополя вдоль северо-западного побережья Понта следовал, в общем, нормам античной навигации.

К содержанию книги «Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси» | К следующей главе

В этот день:

Дни смерти
1984 Умер Андрей Васильевич Куза — советский археолог, историк, источниковед, специалист по древнерусским городам.
1992 Умер Николас Платон — греческий археолог. Открыл минойский дворец в Закросе. Предложил хронологию базирующуюся на изучении архитектурных комплексов (дворцов) Крита.
1994 Умер Сайрус Лонгуэрт Ланделл — американский ботаник и археолог. В декабре 1932 года Ланделл с воздуха обнаружил древний город Майя, впоследствии названный им Калакмулем, «городом двух соседних пирамид».

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014