Архетипичность многих артефактов столь очевидна, что нередко их интерпретация сводится к перечислению тех или иных семиотических правил их организации в предметном мире. Такими излюбленными мифологемами являются «Мировое Древо», «Мировая Гора», чьи знаки буквально «читаются» во многих вещах сакрального порядка. Однако остается важным факт соизмеримости археологического объекта и мифологического образа, который мог быть, а мог не быть, и приписан предмету «пытливым» умом исследователя. Отнюдь не желая приписать того, чего не было в ритуальном поведении племен, оставивших могильник Лисаковский, все- таки хочу обратиться к столь распространенному архетипу, как «Мировая Гора».
За 16 лет изучена значительная часть ритуального пространства, в котором разместились три могильника Лисаковские, получившие буквенную индексацию I, II, III (памятники находятся в Кустанайской обл., у города Лисаковск). Могильник Лисаковский-I состоит из четырех отдельных групп погребальных сооружений (курганов и оград), относящихся к федоровскому и алакульскому вариантам андроновской общности и соответственным образом связанных между собой как культурно, так и хронологически. Он расположен на первой надпойменной террасе правого берега Тобола. Могильники Лисаковский-II и III находятся на высоком левом берегу реки. Могильник Лисаковский-II хорошо фиксируется с территории могильника I. Могильник Лисаковский-III находится в 10 км от него, вниз по течению реки и практически виден в окружности радиусом 10-15 км. Он прежде всего был заметен и отличен по своему первому кургану, который был необычен для погребального обряда племен андроновской общности данной местности. Этот курган стоял «во главе» курганной цепочки, состоящей из 11 видимых сооружений и направленной по линии ЮЗ-СВ. По основным своим материалам могильник Лисаковский-III относится к андроновской общности. Но наличие, пусть даже в небольшом количестве, петровской и абашевской керамики, сосуществующей с развитыми формами алакульского и федоровского облика, не исключает принадлежности памятника к более раннему периоду, чем два других могильника (первая половина середины II тыс. до н.э.).
Но вернемся к кургану, который своим видом «венчает» ритуальную композицию могильника Лисаковский-III. Это погребальное сооружение выделялось среди других сооружений курганной группы по своим размерам и рву, который четко фиксировался на современной поверхности еще до его вскрытия. Курган был в плане овальной формы, вытянутой по линии ЮВ-СЗ, длиной по насыпи около 19 м, шириной 8 м, высотой в рельефе 1,0 м. После снятия насыпи была расчищена подкурганная площадка, которая сохранила овальную форму, вытянутую по линии ЮВ-СЗ, размерами 17х8 м. Площадка была окружена двумя ямами и полукольцевым рвом, по всей видимости, предназначенными для взятия насыпного грунта. И только в ЮВ и СЗ секторах площадки ямы отсутствовали. В этих местах были обозначены проходы шириной 5 и 4 м. Сама площадка была из супеси темно-коричневого цвета с прослойками серого цвета (зола?). После расчистки подкурганной площадки до уровня материка никаких следов ям или погребений не обнаружено. Курганная насыпь, по всей видимости, была сооружена над площадкой, устроенной на древней поверхности. Примечателен разрез центральной бровки (по линии Ю-С), который указывал на некоторые конструктивные особенности сооружения кургана. По обе стороны от центра бровки хорошо фиксировались два накида в виде валов (супесь темно-коричневого и коричневого цветов), высота которых уменьшалась по направлению к подошве кургана, от 0,6 до 0,3 м. Между ними отмечалось заполнение из супеси, смешанной со щебнем, песком светло-коричневого цвета и прослойками черного цвета, в разрезе воронкообразной формы. По всей видимости, курган был сооружен следующим образом: грунт из ям и рва, набросанный на древнюю поверхность, образовывал кольцевой вал, разомкнутый в двух противоположных концах. Подкурганная площадка, видимо, предназначалась для ритуальных манипуляций. Вероятно, центральная часть пространства между насыпями вала оставалась свободной и впоследствии была засыпана другим грунтом, возможно, взятым и принесенным со рвов других сооружений могильника. Таким образом, насыпь приобрела устойчивую овальную форму кургана. Причем грунт для сооружения такого вида постройки мог готовиться специальным образом. Свидетельством тому наличие углистой, черного цвета массы в заполнении рва, ям и наличие таких же прослоек в курганной насыпи.
Очевидна некая ритуальная особенность и обособленность этого сооружения. Уникальность его видится в расположении на самом высоком месте окружающей территории и в отсутствии погребений, культовых ям. Та тщательность, с которой он сооружен, тот конструктивный принцип, заключенный в его построении, говорят о его сакральной важности и обрядовой необходимости. Конечно, сам курган, «встроенный» в линию горизонта, возвышающей над другими курганами могильника и видимый за многие километры до подступов к нему, очень напоминает образ «Мировой Горы».
Такая трактовка кургана имеет свой смысл в контексте религиозно-мифологических представлений. Почитание гор, сооружение храмов, святилищ, жертвенников на возвышенных местах и, наконец, гора как образ мира — все это проявление древнейшего культа Горы. Он прежде всего основан на способности Горы — быть главным ориентиром на местности и маркером, который определяет стабильность пространства. «Мировая Гора» относится к архетипам космогонического характера, призванных сакрализировать пространство при помощи совершения ритуалов (Элиаде М., 1987, с. 152-153).
Погребальный обряд могильника Лисаковский-III отличался от погребального обряда других могильников несколькими ритуальными моментами: «балдахины» из войлока, установленные на камнях или столбиках в погребальных камерах; специальным образом оформленные входы в ограду; погребальные площадки, образованные за счет глубоких рвов.
Оригинальность и элитность, архаичность погребального обряда, наличие ранних форм керамики позволяют предположить раннее происхождение данного могильника по сравнению с другими могильниками микрорайона. Именно с постройки этих курганов началось сакральное освоение пространства этой местности, без которого не мыслилось пребывание племен, часть которых могла быть мигрантами. Не случайно, что в одном из жертвенников стоял горшок, принадлежавший абашевской культуре Поволжья. Тогда становится понятным сооружение именно кургана, который имитировал образ «Мировой Горы» как архетипа, позволяющего вступить во владение новым, только что освоенным пространством. Не исключено, что сам образ «Мировой Горы» мог быть сопряжен с символом родовой Горы — оберегом и защитницей, знаком, принесенным извне, как память о некой мифической прародине.
Почти все погребения могильника ограблены таким образом, что дают возможность допустить ритуальный характер ограбления. Исходя из устройства погребальных камер и курганных насыпей, а также учитывая характер проникновения в погребения, можно говорить об открытости погребений в какой-то отрезок времени. Люди, проникавшие в погребальные камеры, были прекрасно осведомлены о самом обряде захоронения и способе помещения умершего человека в яму. Выборность погребений для проникновения в них — очевидна. Так, например, детские погребения и культовые ямы не подвергались ограблению. Нетронутым осталось и одно неординарное погребение, где умершая женщина (?) была захоронена на животе, скорченно, с руками, обнимающими лицо. В нем был установлен оригинальный глиняный сосуд. Он напоминает по своим пропорциям высокие сосуды, применявшие в хозяйстве кочевников для изготовления продуктов, связанных с процессом брожения и заквашивания продуктов. Вероятно, причиной невмешательства была сама персона погребенной, о социальной значимости которой стоит только гадать. Она, например, могла быть, шаманкой, чье погребение было затабуировано от ритуального ограбления.
В некоторых погребениях могильника Лисаковский-I, который по своим андроновским материалам был более позднего происхождения, обнаружены отдельные кости умерших людей. При этом погребения не носили следов ограбления: инвентарь был целым. Не могли ли такого рода объекты относиться к демонстрации так называемого обычая приобщения (Суразаков А.С., 1999, с. 172), суть которого заключается в символизации связи коллектива с данной территорией посредством перезахоронения костей предков, с целью почитания культа предков. Тем самым закреплялась идея собственности на территорию и приобщения к новому пространству, обозначенным в ритуале сакральным.
По всей видимости, именно могильник Лисаковский-III может быть отнесен к первым погребальным памятникам, которые отражали продвижение и появление племен на данной территории, названные в археологической литературе индоиранскими.