Раннеродовая община охотников, собирателей и рыболовов

К содержанию учебника «История первобытного общества» | К следующему разделу

Будучи единой эпохой в развитии первобытнообщинного строя, родовая община прошла длинный путь исторического развития. Важным рубежом, преодоленным первобытным человечеством в эту эпоху, был переход от присвоения готовых продуктов природы к их производству, т. е. от присваивающего хозяйства к производящему. Это дает основание различать раннеродовую общину охотников, собирателей и рыболовов и позднеродовую общину земледельцев-скотоводов.

В рамках раннеродовой общины выделяются два последовательных этапа присваивающей деятельности: архаическое и более развитое охотничье-собирательское хозяйство, в ряде районов сочетавшееся также и с рыболовством. Гранью между ними обычно считают применение нового, очень эффективного орудия охоты — лука со стрелами, способствовавшего развитию охоты на средних и мелких животных и птиц. Это требует оговорки. Этнография знает охотничьи племена, в частности многие племена бассейна Амазонки, не пользовавшиеся луком, но применявшие другие, не менее действенные орудия охоты, например духовую стрелометательную трубку. Все же, насколько можно судить по археологическим и этнографическим материалам, наиболее широкое распространение как усовершенствованное охотничье оружие получил именно лук, и поэтому в нем с известной долей условности можно видеть характерный признак перехода от раннего к более позднему охотничьему хозяйству.

Охотничье хозяйство без применения лука

Начальный этап существования раннеродовой общины представлен археологическими памятниками позднего палеолита. В приледниковой Европе это прежде всего ориньякская, солютрейская и мадленская культуры, которые рассматриваются как характерные для последовательных этапов развития позднего палеолита. Однако следует иметь в виду, что, например, в Германии нет солютрейских памятников, а мадленские не известны восточнее Швейцарии. Зато в последнее время выделены перигородийская, гримальдийская, селетская и костенковская культуры. Перигородийская (названная по находкам в гротах на плато Перигор во Франции, департамент Дордонь) и гримальдийская (по находкам в пещере Гримальди на итальянской Ривьере) культуры существовали одновременно с ориньякской. К тому же времени, по-видимому, относятся памятники селетской (по находкам в пещере Селета в Венгрии) и костенковской
культур (древнейшие памятники у с. Костенок близ Воронежа). Эти культуры представляют собой явление еще более локальное, чем ориньякская, солютрейская и мадленская культуры, и различия в них отражают не этапы развития техники и общественных отношений, а лишь наличие различных традиций у различных групп населения.

Термин «ориньяк» происходит от пещеры Ориньяк в Юго-Западной Франции. Важнейшим новшеством в эту эпоху является изготовление большого количества орудий труда из кости и широкое распространение постоянных зимних общинных жилищ. В эту эпоху впервые проявляются позднепалеолитические особенности в обработке кремня (призматический нуклеус). В частности, зародился способ отжимной ретуши, получивший наибольшее развитие в солютрейскую эпоху. Этот способ обработки кремня заключался в том, что с помощью костяного отжимника с поверхности орудия откалывались тонкие чешуйки.

Ориньякские орудия из Франции (по Брейлю)

Ориньякские орудия из Франции (по Брейлю)

Мадленские орудия из Франции (по Булю)

Мадленские орудия из Франции (по Булю)

Солютрейская культура названа по стоянке Солютре во Франции, департамент Соны и Луары. Особенностью культуры этого времени является распространение наконечников копий и клинков ножей, сделанных с большим мастерством путем обработки кремня с двух сторон отжимной ретушью. Преобладают лавролистные или иволистные наконечники, наконечники с черенком и с боковой выемкой. Появляются костяные иглы с ушком.

Несмотря на изобретение новых средств охоты, она и в ориньякскую, и в солютрейскую эпоху оставалась преимущественно загонной: группа охотников загоняла зверя к обрыву, гряде скал, в болото и т. п. Применялись и ловчие ямы. В мерзлой земле на стоянке вырывали ямы-хранилища, где мясо можно было хранить в течение длительного времени.

Люди селились на лессовых террасах, вблизи долин рек, на местах летних и зимних передвижений стад диких зверей (например, в долине Везера и его притоков, где проходили стада быков, оленей и лошадей). Здесь
устраивались облавные охоты. Охотники иногда покидали свои становища, а потом возвращались. В результате неоднократного поселения палеолитических людей на одном и том же месте некоторые стоянки под открытым небом тянутся на несколько километров.

Мадленская культура названа по пещере Ля Мадлен в Дордони во Франции и распространена на Севере Испании, во Франции, Швейцарии, на юге ФРГ. Она датируется 20 000—12 000 лет до н. э. Мадленская культура в широком смысле слова, точнее, мадленская эпоха, представлена во всей европейской предледниковой области развития позднепалеолитической культуры. В это время исчезают характерная для солютрейской культуры отжимная ретушь и созданные с ее помощью лавролистные наконечники.

Общий облик кремневой индустрии производит впечатление некоторого упадка: распространены мелкие резцы, проколки, скребки, острия с затупленным краем и т. д., предназначенные главным образом для обработки кости. Наступает расцвет костяной и роговой индустрии. Вместо кремневых появляются костяные или из рога северного оленя наконечники копий и дротиков, шилья, лощила; наиболее замечательное мадленское орудие — гарпуны. Характерно появление так называемых жезлов начальников, назначение которых неизвестно. Некоторые археологи предполагают, что с их помощью выпрямляли древки копий.

Позднепалеолитические костяные орудия (Костенки-1, Мальта)

Позднепалеолитические костяные орудия (Костенки-1, Мальта)

Мадленская эпоха отмечена изобретением, которое впервые дополнило мускульную силу человека механическим средством, — копье-металки. Это дощечка с упором, дающая возможность придать копью первоначальную скорость, почти равную скорости стрелы, выпущенной из лука. Возможно, что уже к концу мадлена было изобретено другое «механическое» оружие — лук.

В конце мадлена вымерли носорог и мамонт. Основным объектом охоты стали северный олень и дикая лошадь. Мадленцы охотились и на более мелких животных и даже на птиц.

Наряду с охотой некоторое значение начала приобретать рыбная ловля. Об этом свидетельствует впервые появившийся в мадлене очень примитивного типа рыболовный крючок.

Австралийские каменные топоры

Австралийские каменные топоры

Основные средства существования мадленскому человеку давал все же северный олень: мясо и жир шли не только в пищу, но и для освещения, шкуры — для одежды, сухожилия — для ниток, рог и кость — для изготовления орудий. Северный олень — кочующее животное. Зимой он живет на юге, в окраинной полосе лесов, летом откочевывает на север на тундровые пастбища. Мадленский охотник, следуя за стадом оленей, постепенно осваивал северную окраину позднепалеолитической ойкумены.

Позднепалеолитические памятники на территории СССР известны на значительно более широкой территории, чем мустьерские, в частности в бассейнах рек Оки, Чусовой, Печоры, Енисея, Лены, Ангары. На Печоре находится самый северный в мире из пока известных позднепалеолитический памятник — Медвежья пещера.
Позднепалеолитические памятники Русской равнины принадлежат к европейской приледниковой области. Большое количество разновременных и иногда многослойных позднепалеолитических памятников раскопано на Днестре, в бассейне Десны, и на Дону, в окрестностях сел Костенки и Боршево.

Стоянки Сибири относятся к сибирско-китайской области. Ранние памятники (Буреть на р. Ангаре, Мальта на р. Белой) по времени соответствуют западноевропейскому солютре и сходны с ним по облику каменной индустрии. Это типичные постоянные лагери охотников на мамонтов, носорогов, диких быков и лошадей. Для более поздних памятников типа Афонтовой горы (на р. Енисее у Красноярска), по времени существования соответствующих мадлену, характерно преобладание массивных каменных орудий, напоминающих мустьерские и приспособленных для обработки дерева. Позднепалеолитическая культура Сибири продолжала в малоизмененном виде существовать и позже, когда постепенно исчезли арктические виды животных и установились современный таежный климат и ландшафт.

Стоянки Крыма, Кавказа и Средней Азии относятся к африканско-средиземноморской области. Для них характерна менее развитая обработка кости. Наряду с охотой здесь большую роль играло собирательство.
В Китае и Юго-Восточной Азии позднепалеолитических культур в западноевропейском их понимании не существовало. Вплоть до неолита культуры этой области носят раннепалеолитический облик. В то же время культуры Северного Китая близки к сибирскому палеолиту и резко отличны от южнокитайских культур.

Поздний палеолит Африки плохо изучен. Отдельные находки каменных орудий сделаны в Нигерии и Конго. В Сахаре на плато Тассили найдены сходные с мадленскими гарпуны. Наскальные рисунки более позднего времени свидетельствуют о том, что здесь в древности была богатая фауна, вероятно, служившая объектом позднепалеолитической охоты.

Данные археологии могут быть пополнены этнографическими материалами по австралийцам. Правда, их техническое оснащение не тождественно позднепалеолитическому; каменная индустрия обнаруживает широкий диапазон от грубых палеолитических форм до изделий неолитического облика; австралийцы не знали лука со стрелами, но в то же время у
них имелись шлифованый топор и водные средства сообщения. Предполагается, что австралийцы появились в области своего нынешнего обитания в позднем палеолите — мезолите и, попав в условия культурной изоляции, развивались крайне медленно, а местами, может быть, и регрессировали. Но так или иначе, ко времени европейской колонизации в их технике сохранились значительные традиции позднего палеолита и их хозяйственный уровень во многих своих чертах близок к позднепалеолитическому.

Основными каменными орудиями австралийцев были резцы, ножевидные пластины, использовавшиеся как ножи и наконечники копий, и топоры. Лучшие наконечники копий изготовлялись с помощью отжимной техники,
топоры частично или целиком шлифовались. Имелись орудия из раковин (обычно скребки) и кости (отжимники, ножи, проколки и др.). Камень, раковина и кость служили для изготовления деревянных орудий.

Важнейшим охотничьим и одновременно боевым оружием австралийцев были копье и палица. У них имелось несколько видов простых и составных копий. Большинству племен австралийцев была известна деревянная копьеметалка. Палицы употреблялись как ударные, так и метательные. Своеобразным видом метательной палицы был бумеранг — изогнутый
плоский кусок дерева, которым издалека и с большой силой попадали в намеченную цель. Знаменитой, хотя и менее эффективной разновидностью этого оружия являлся винтообразно искривленный «возвращающийся бумеранг», применявшийся для охоты на птиц.

Австралийские бумеранги

Австралийские бумеранги

Охотились на кенгуру и других сумчатых, страусов-эму, тюленей, крокодилов, морских черепах. При добыче кенгуру наряду с различными способами индивидуальной охоты практиковались коллективные облавы и загоны, в которых участвовали и женщины. На тюленей, черепах и крокодилов обычно охотились также сообща. Занимая ведущее место в экономике австралийцев, охотничье хозяйство выработало у них изумительные приемы промысловой сноровки — доскональное знание повадок животных, изобретательность в маскировке, неутомимость в преследовании, виртуозность в обращении с оружием.

Коллективная охота на кенгуру у австралийцев

Коллективная охота на кенгуру у австралийцев

Австралийка выкапывает коренья

Австралийка выкапывает коренья

Важную роль в хозяйстве продолжало играть собирательство, которым занимались женщины. Главным орудием собирательства была заостренная палка-копалка, объектами — съедобные коренья, злаки, плоды, грибы, ягоды, водоросли, птичьи яйца, моллюски, насекомые, личинки, ракообразные и т. д. С собирательством соседствовала охота на мелких животных — грызунов, ящериц, змей. Рыболовство у австралийцев имело относительно небольшое распространение. Рыбу ловили руками или били острогой, реже для этой цели пользовались корзинами, сетями, заколами или крючками.

Высверливание огня у австралийцев

Высверливание огня у австралийцев

В некоторых наиболее благоприятных для жизни районах австралийцы жили оседло, в крупных поселках с вместительными (в отдельных случаях до 120 мг) каркасными постройками, напоминающими позднепалеолитические жилища Европы. Но чаще поиски средств существования заставляли австралийцев большую часть времени передвигаться в пределах своей промысловой территории, пользуясь лишь небольшими временного типа жилищами, шалашами, ветровыми заслонами. Главным средством защиты от холода служил огонь, который добывали трением двух кусков дерева. Согревающая одежда была известна лишь на юго-востоке Австралии (сшивные плащи из шкурок опоссума), в других местах ограничивались набедренными повязками или ходили голыми. Местами для защиты от холода натирались жиром или смесью жира с охрой. Животную пищу ели жареной, печеной или тушеной в нагретых раскаленными углями земляных ямах; варки пищи не знали.

Охотничье хозяйство с применением лука

Мезолитические костяные орудия с кремневыми вкладышами 1—Дания; 2—4— Прибайкалье; 5 — Вади эн-Натуф, Палестина

Мезолитические костяные орудия с кремневыми вкладышами
1—Дания; 2—4— Прибайкалье; 5 — Вади эн-Натуф, Палестина

Следующий этап в развитии раннеродовой общины прослеживается по археологическим памятникам мезолита. Начало мезолита совпадало с окончательным оттаиванием ледникового панциря и с установлением на Земле в общем современного климата. Флора и фауна приобрели более или менее современный облик. С концом ледниковой эпохи в Южной и Центральной Европе исчез северный олень. Основной добычей охотников стали лось, благородный олень, зубр, кабан, косуля, а также мелкие животные и водоплавающая птица.

Для мезолитической техники характерно распространение микролитов — маленьких (1—2 см длиной) кремневых орудий, имеющих форму треугольников, ромбов, трапеций, сегментов. Микролиты употреблялись в качестве вкладышей в продольных прорезях костяной или деревянной оправы. Так получалось деревянное или костяное орудие с кремневым режущим краем из микролитов.

Важнейшим достижением мезолитической техники было появление лука и стрел. Возможно, что лук появился еще в мадленскую эпоху, но его распространение несомненно относится только к эпохе мезолита. Это новое дальнобойное оружие дало новый толчок развитию охоты.

Другим важнейшим событием в истории культуры, также восходящим еще к позднему палеолиту, но получившим распространение только в мезолите, явился первый шаг в истории скотоводства — одомашнение собаки. На начальных этапах одомашнения морфологические различия в строении скелета диких и домашних животных еще настолько незначительны, что остеологические материалы не дают возможности с уверенностью судить, были ли уже одомашнены те или иные животные.

В северных областях, а в конце мезолита вообще в разных районах появляются грубо-оббитые рубящие орудия (макролиты): топоры, тесла, кирки. Широкое распространение гарпуна и находки на поселениях большого количества костей рыбы свидетельствуют об интенсивном развитии рыболовства.

Мезолитические люди расселились дальше на Север, освоили Шотландию, Скандинавию, Прибалтику, даже часть побережья Северного Ледовитого океана, широко расселились по Америке.

Быт мезолитических охотников и рыболовов лучше всего изучен по многочисленным стоянкам Европы. Характерные мезолитические культуры — азильская, тарденуазская, лингби, маглемозе и др.

Редкое население Европы располагалось на водных протоках, по берегам рек и озер, и остатки поселений часто находятся на дюнах. Мезолитические хижины представляют собой легкие постройки, часто овальные и слегка углубленные. В качестве жилищ использовались также пещеры и скальные навесы.

Одежда мезолитических племен варьировалась в зависимости от области и времени года. Об этом можно судить по восточноиспанским наскальным рисункам, на которых мужчины изображены обнаженными, в набедренных повязках, а женщины — в колоколовидных юбках с обнаженными руками и верхней частью тела. Несомненно, так одеваться можно было только на юге. Северный климат требовал более полной одежды, сшитой из шкур. Никаких доказательств существования ткачества пока еще нет.

Характерное для эпохи мезолита распространение микролитической техники и миниатюрных орудий геометрических форм не ограничивалось только Европой. Эти орудия известны в Африке, распространены также в Средней Азии, Индии и даже в Австралии. Повсеместное распространение микролитов было связано с развитием охоты и возрастанием ее хозяйственного значения. Служившие наконечниками стрел, дротиков и лезвиями ножей микролиты и техника их изготовления заимствовались одними племенами у других и были основой создания новых видов вооружения.

Восстановление картины хозяйства мезолитических охотников облегчается этнографическими параллелями с наиболее отставшими в своем развитии охотничьими племенами, знавшими употребление лука или стрелометательной трубки—семангами и сеноями Малакки, ведда Цейлона, аэта Филиппин, тоала Сулавеси, бушменами и пигмеями Африки, ботокудами и огнеземельцами Южной Америки. Ограничимся данными по бушменам и огнеземельцам.

Бушмены, принадлежащие к числу коренных племен Восточной и Южной Африки, были некогда оттеснены племенами банту на крайний юг материка, а с началом голландской колонизации загнаны в засушливую пустыню Калахари, где, судя по археологическим данным, и раньше обитала часть бушменских племен. В этих условиях у них надолго законсервировалось примитивное охотничье хозяйство. Важнейшим орудием последнего были лук и стрелы, отодвинувшие на задний план метательное копье. Бушменские стрелы имели каменные наконечники, напоминающие так называемые вильтонские микролиты южноафриканского мезолита. С помощью лука, стрел, часто отравленных различными растительными или животными ядами, охотились на антилоп, газелей, зебр, страусов и других представителей южноафриканской фауны. Как и австралийцы, бушмены продолжали широко практиковать коллективные облавы, во время которых женщины и дети вспугивали дичь и гнали ее на охотников, а также коллективный загон животных в ямы-ловушки. Показателем развития охотничьего хозяйства бушменов является использование в нем собаки. Начатки этого имелись и у австралийцев, но их собака динго оставалась полудикой, а ее применение — эпизодическим. Напротив, у бушменов одомашненная собака выступает в качестве постоянного спутника и помощника охотника. Это показывает, что с изобретением лука результаты охоты стали более надежными и сделали возможным первый шаг на пути к скотоводству — одомашнению собаки.

Утяжеленная землекопалка и грузовые камни бушменов

Утяжеленная землекопалка и грузовые камни бушменов

Подсобную роль в хозяйстве бушменов играло собирательство, а на берегах водоемов — и рыболовство. Собирательством занимались женщины с помощью усовершенствованных (утяжеленных у основания) палок-копалок. Рыбу били стрелами и острогами, ловили корзинами и сетями. В местах своего прежнего обитания в бассейне р. Оранжевой бушмены практиковали коллективную ловлю рыбы посредством каменных запоров.

Приблизительно таким же был уровень хозяйственного развития огнеземельцев, вероятно, некогда вытесненных соседними племенами с Американского континента на архипелаг, где они попали в условия культурной изоляции. Вооружение огнеземельцев состояло из лука и стрел, служивших для охоты на гуанако и птиц, и копья или гарпуна, с которыми охотились на тюленя, выдру, крупную рыбу. Наконечники стрел делались из камня или кости, наконечники копий и гарпунов — из кости. На охоте применялись собаки. Направление хозяйственной деятельности огнеземельцев определялось природными условиями отдельных частей страны. Северо-восточные огнеземельцы — «она» занимались главным образом охотой на гуанако, дополняемой сбором съедобных растений. Западные и юго-западные огнеземельцы — алакалуфы и яганы охотились на морского зверя и птиц, ловили рыбу, собирали моллюсков. В то время как у она совсем не было водных средств сообщения, алакалуфы и яганы проводили целые дни в сшитых из коры лодках. Изготовление такой лодки с помощью примитивных орудий из камня, кости и раковин требовало огромного труда нескольких человек, а была она ненадежной и служила недолго. Это в значительной степени затруднило развитие зверобойного и рыболовного хозяйства огнеземельцев.

Как ни разнились направления хозяйственной деятельности описанных обществ, уровень ее был одинаков. Ни сухопутная охота бушменов или она, ни примитивный зверобойно-рыболовный промысел алакалуфов или яганов не были еще достаточно продуктивны и поэтому требовали передвижений в поисках средств существования. Бушмены и огнеземельцы бродили в пределах своей промысловой территории, сооружая лишь временные жилища из ветвей, крытых листьями, травой,

Орудия огнеземельцев: 1 — копья; 2 — гарпуны; 3 — орудие для ловли моллюсков; 4 — орудие для ловли крабов; 5 — «удочка»

Орудия огнеземельцев:
1 — копья; 2 — гарпуны; 3 — орудие для ловли моллюсков; 4 — орудие для ловли крабов; 5 — «удочка»

корой или шкурами убитых животных. Домашняя утварь ограничивалась плетеными корзинами, кожаными мешками, сосудами из скорлупы страусовых яиц (у бушменов) или раковинами (у огнеземельцев). Керамики не было, пищу пекли или жарили. Некоторые племена, стоявшие приблизительно на том же уровне развития, варили пищу, бросая раскаленные на костре камни в обложенные шкурами ямы, деревянные или плетеные сосуды с водой, но это так называемое камневарение было все же мало распространенным способом приготовления пищи.

Яганская лодка из коры

Яганская лодка из коры

На протяжении всего мезолита первобытный человек вынужден был вести в лучшем случае полуоседлый образ жизни. Лишь новые технические достижения, прослеживаемые по памятникам следующей археологической эпохи — неолита, позволили ему перейти к прочной оседлости, в свою очередь вызвавшей сдвиги в развитии первобытной экономики.

Комплексное рыболовческо-охотничье хозяйство

В конце мезолита и раннем неолите на Севере возникают новые формы хозяйства — рыболовство или морской промысел, соединенные с охотой и собирательством. Они ярко представлены в памятниках культуры маглемозе (названа по стоянке близ г. Муллеруп в Дании), распространенной главным образом в Дании, а также по берегам Балтийского моря, в Северной и Восточной Германии и Польше, в Южной Швеции и Англии. С памятниками культуры маглемозе сближаются находки в Кунде и в некоторых других пунктах на территории Эстонской ССР. Культура маглемозе датируется 7000—4600 годами до н. э. Поселения были расположены на низменных местах, на болотах или торфяниках или на маленьких островах и полуостровах, на озерах и реках и обитаемы только в летнее и осеннее время.

Кремневые орудия культуры маглемозе — это микролиты простых форм (круглые скребки, сегментовидные и треугольные острия), вкладышевые орудия трапециевидной и ромбической формы. Встречаются грубо обработанные макролиты: рубящие орудия типа топоров или тесел, закрепленные в специальных муфтах из рога. Особенно много изделий из кости и рога: гарпуны, топоры, рукоятки топоров, ножей или долот, наконечники стрел, иглы и т. п. На поселениях культуры маглемозе обнаружены рыболовные крючки, плетеные западни (верши) и сети (изготовленные из волокон ивовой коры), короткие деревянные весла и лодки, выдолбленные из ствола дерева. Кроме топоров и долот для изготовления лодок использовался огонь, которым выжигали дерево изнутри. Для охоты на птицу употреблялись дротики, бросаемые в цель при помощи метательной дощечки, и, вероятно, силки. Большое значение в хозяйстве имело собирание дикорастущих съедобных растений, корней и трав. На всех важнейших поселениях культуры маглемозе найдены кости собаки, еще напоминавшей по виду волка, но, по-видимому, уже прирученной.

Мезолит и ранний неолит Северной Африки представлен капсийской культурой, распространенной главным образом на территории Алжира, Туниса и Марокко, и несколько отличной от нее оранской, представленной другими памятниками в тех же странах. Обычные памятники этих культур — кучи кухонных остатков, называемые «кьеккенмеддинги» (датский термин), т. е. кухонные кучи. Культуры кьеккенмеддингов в конце мезолита были распространены и на севере Европы. Это низкие широкие холмы из бесчисленных остатков раковин моллюсков, перемешанных с золой и древесным углем. В них находят орудия труда и кости животных. Таким образом, люди, оставившие нам кьеккенмеддинги, восполняли нехватку охотничьей добычи употреблением в пищу морских и речных моллюсков.

В Южной Африке распространены культуры, сходные с капсийской, в частности наличием и формой микролитических орудий. Однако встречаются и культуры, для которых характерна развитая техника обработки камня при полном отсутствии микролитов.

Мезолитические культуры с кремневой индустрией и типичными трапециевидными, треугольными и в виде полумесяца микролитами известны в Западной Азии. В Палестине, Иране, Ираке, Туркмении мы встречаем наиболее раннюю комбинацию мезолитических и неолитических элементов культуры.

Пережиточные формы ранненеолитического рыболовческо-охотничьего хозяйства хорошо прослеживаются в историческом прошлом андаманцев. И здесь длительное сохранение традиций первобытной экономики было вызвано условиями изоляции: обособленным положением Андаманских островов в Индийском океане между Бенгальским заливом и Андаманским морем.

Основой хозяйства андаманцев было рыболовство, его главными орудиями — своеобразной формы лук в виде латинской буквы S, длинные бамбуковые стрелы с костяными наконечниками и небольшая лодка-однодеревка с аутригером (балансиром). В своих лодках андаманцы свободно выходили в море и, луча здесь крупную рыбу, обычно добывали ее в таком количестве, что, случалось, часть улова затем сгнивала. Подсобную роль в хозяйстве играла морская и сухопутная охота — на черепах, птиц, диких свиней, виверр. Все это было занятием мужчин, женщины собирали
съедобные растения и вели домашнее хозяйство.

Андаманец с луком и стрелами

Андаманец с луком и стрелами

Развитое рыболовство в сочетании с охотой и собирательством создало относительно надежный источник существования, позволивший андаманцам осесть в постоянных поселениях с прочными столбовыми домами размером до 300 м2. Иногда, в сезоны сбора черепашьих и птичьих яиц, эти селения ненадолго пустели, иногда, из-за невыносимого зловония от скопления пищевых отбросов, они переносились на новое место, но в целом перед нами почти сложившаяся оседлая культура с усовершенствовавшимся и усложнившимся домашним хозяйством. Не довольствуясь различной деревянной, плетеной и кожаной утварью, андаманские женщины уже изготовляли настоящую керамику — грубые горшки, которые получали выскребая раковиной внутренность глиняного полушария. С изобретением керамики получила распространение варка пищи и, что имело особенно большое значение для упрочения оседлого быта, стало легче запасать ее впрок. Применявшийся андаманцами способ консервирования продуктов в принципе не отличался от нашего: бамбуковые сосуды с вареным или копченым мясом герметически замазывались глиной и подвергались длительному кипячению, уничтожавшему гнилостные бактерии.

Общественные отношения

К тому времени, когда этнография впервые занялась изучением раннеродовой общины, последняя повсеместно претерпела радикальные изменения, связанные с изменением географической и особенно исторической среды, с влиянием соседних обществ, с европейской колонизацией и т. п. Первоначальный род по большей части деформировался и видоизменился. Но науке удалось восстановить главное: тот неизменный коллективизм, который был присущ отношениям между членами родовой общины. Охота облавой или загоном, ловля рыбы запорами или сетями, организованное собирательство, сооружение жилищ и лодок — все это требовало совместных усилий коллектива, а общий труд порождал общинную собственность на средства и продукты производства.

В коллективной собственности находилось прежде всего главное средство производства — земля, в данном случае промысловая территория со всеми имевшимися в ее пределах объектами охоты, рыболовства и собирательства, сырьем для производства орудий, утвари и т. п. Как правило, описанные выше общества охотников и рыболовов не знали иной формы собственности на землю, кроме общей собственности всей группы сородичей. Широко засвидетельствовано также коллективное владение охотничьими загонами и рыболовными запорами, лодками и сетями, жилищами и огнем. Отдельным лицам принадлежали только индивидуально изготовленные ими ручные орудия труда — копья, луки, топоры и пр., равно как и различные бытовые предметы. Существование личной собственности на индивидуальные орудия соответствовало производственным нуждам и интересам коллектива, так как их наиболее эффективное использование было возможно лишь в том случае, если они соответствовали индивидуальным особенностям владельца. Но и эти орудия производства обычно использовались в коллективе и всегда для удовлетворения нужд коллектива, поэтому личная собственность на них как бы растворялась в коллективной собственности сородичей. У австралийцев, огнеземельцев, бушменов известны обычаи, раз¬решавшие брать без спроса принадлежащие сородичу предметы и в то же время обязывавшие заботиться о них, как о своих собственных. Некоторые исследователи (М. В. Колганов, Ю. И. Семенов) даже рассматривают эту личную собственность на индивидуальные орудия не как личную, а как коллективную.

«Можно представить себе единичного дикаря владеющим, — писал Маркс. — Но тогда владение не есть правоотношение». Иными словами, личная собственность члена родовой общины была лишь его отношением к вещи, а общественные отношения между людьми определялись безраздельным господством коллективной родовой собственности.

Аналогичным образом род был верховным собственником не только продуктов коллективной охоты или рыбной ловли, но и любой индивидуальной добычи. Древнейшим принципом распределения пищи, отмеченным у аборигенов Австралии, бушменов, огнеземельцев и у других примитивных охотничье-рыболовческих племен, был ее раздел между присутствующими, причем даже самый удачливый охотник получал не больше других сородичей. У племен Юго-Восточной Австралии человек, убивший кенгуру, не имел на него никаких особых прав, и при разделе ему доставалась едва ли не самая худшая часть мяса. Сходные обычаи описаны у австралийских племен чепара, нарранга, нариньери, вотьобалук, карамунди и др. Дж. Барроу, наблюдавший в конце XVIII в. быт бушменов, отметил, что «у них господствует полное равенство, и все члены группы имеют право на долю в охотничьей добыче каждого». У огнеземельцев вся жизнь общины была буквально пронизана принципом коллективного потребления. Дарвин во время своего путешествия на корабле «Бигл» был свидетелем случая, когда группа островитян, получив в подарок кусок холста, разодрала его на равные части, чтобы каждый мог получить свою долю.

Коллективизм в потреблении был не просто автоматическим результатом коллективного производства, а необходимым условием выживания при низкой производительности труда и частой нехватке пищи. В условиях простого присваивающего хозяйства, когда коллектив, как правило, получал лишь жизнеобеспечивающий продукт, род регулировал потребление в интересах всех сородичей и не допускал такого положения, чтобы одни благоденствовали, в то время как другие испытывали лишения. Но вместе с тем потребление было не просто уравнительным, а, как называют его многие специалисты, равнообеспечивающим. Это означает, что при распределении учитывались не только различия в потребностях по полу и возрасту, но и высшие интересы коллектива в целом. В тяжелой борьбе с природой, которую постоянно вели родовые общины, их судьба нередко зависела от выносливости взрослых мужчин-охотников, и в случае необходимости, при чрезвычайных обстоятельствах охотники могли получить последние куски пищи.

Коллективная трудовая деятельность членов родовой общины была простой кооперацией, т. е. сотрудничеством, не знавшим каких-либо форм общественного разделения труда. Она заключалась в совместных трудовых затратах для выполнения более или менее однородных работ и могла приобретать различные конкретные формы. Так, при загонной охоте объединялись трудовые усилия отдельных индивидуумов по отношению к одному и тому же предмету труда, а в процессе собирательства эти усилия параллельно применялись к различным, но однородным объектам. Конечно, даже такую простую кооперацию не следует понимать совсем упрощенно: при той же загонной охоте выделялись опытные организаторы, загонщики, новички, помогавшие разделывать и нести добычу и т. д. Постепенное усложнение производственных навыков чем дальше, тем больше требовало хозяйственной специализации. Поэтому существовавшее уже в праобщине естественное разделение труда по полу и возрасту получило теперь дальнейшее развитие. Мужчина стал преимущественно охотником, а позднее и рыболовом, женщина — преимущественно собирательницей и хранительницей домашнего очага, дети и старики помогали трудоспособным сородичам. Старики, кроме того, обычно были хранителями коллективного опыта и активно участвовали в изготовлении орудий труда. Эта специализация, способствовавшая росту производительности труда, вела к более или менее четко выраженному половозрастному делению, которое наложило глубокий отпечаток на всю общественную жизнь родовой общины.

Инициация у индейцев хопи. Бичевание посвящаемого

Инициация у индейцев хопи. Бичевание посвящаемого

Основными половозрастными группами в раннеродовой общине были группы детей, взрослых женщин и взрослых мужчин. Подразделению общества на эти группировки придавалось большое значение, причем очень важным считался возрастной рубеж перехода в категорию взрослых, что сопровождалось торжественными обрядами, известными под названием инициаций. В разных племенах обряды инициаций были различны, но, по существу, они всегда заключались в приобщении подростков к хозяйственной, общественной и идеологической жизни взрослых членов общины. У аборигенов Австралии подростка учили владеть охотничьим и боевым оружием, воспитывали в нем выносливость, выдержку и дисциплину, посвящали его в обычаи, обряды и верования племени. Инициируемого испытывали посредством ряда мучительных процедур — голодовки, нанесения ран, прижигания огнем, вырывания волос, выбивания зубов и т. д. У бушменов и огнеземельцев 13—14 — летние подростки в течение одного-двух лет должны были отказываться от некоторых видов пищи, выполнять тяжелые работы, воспитывать в себе терпение, покорность и прилежание. Инициации девушки также состояли в ее подготовке к деятельности полноценного и полноправного члена коллектива. Одной из составных частей инициаций была подготовка к брачной жизни: посвящаемым сообщали связанные с этим обычаи и производили над их половыми органами различные операции — мужское и женское обрезание, искусственную дефлорацию девушек и др. Особенно широкое распространение имело мужское обрезание, воспоминание о котором удержалось до настоящего времени в предписаниях иудаизма и ислама. Причины, вызвавшие к жизни обычай обрезания, неясны. Можно лишь предположить, что таким способом инициируемых заставляли временно воздерживаться от половой жизни.

Андаманская девушка во время обряда инициации

Андаманская девушка во время обряда инициации

Довольно четким было и подразделение на группы взрослых мужчин и женщин, подчас приводившее к их своеобразному обособлению. У некоторых племен мужчины и женщины располагались на стоянках отдельными стойбищами, готовили разную пищу, имели свои тайные обряды и верования, а иногда даже свои тайные «языки». Мужские орудия труда считались собственностью мужчин, женские — собственностью женщин. У других племен, как, например, у австралийцев и андаманцев, обособленно жили лишь холостяки и девушки, но в мифах сохранилось воспоминание о том времени, когда все мужчины и женщины жили раздельно. Возможно, что к этим же порядкам восходят многие из широко распространенных у самых различных племен и народов мужских и женских праздников.

Наличие в раннеродовой общине естественного половозрастного деления не создавало отношений господства и подчинения. Мужчины и женщины специализировались в разных, но в равной степени общественно полезных сферах трудовой деятельности, поэтому не могло быть общественного неравенства в положении полов, В частности, следует особо подчеркнуть, что выдающаяся роль женского труда в хозяйственной жизни общины вместе с матрилинейной, материнской организацией самого рода уже в самую раннюю пору развития родового строя создавала женщине очень высокое общественное положение. Аборигенки Австралии даже в послеколонизационных условиях разрушения традиционного образа жизни долгое время удерживали многочисленные остатки своего полноправия. Они обладали имущественными и наследственными правами, участвовали в обсуждении общественных вопросов и совершении общественных церемоний, вместе с мужчинами были хранителями древних обычаев и, по словам Файсона и Хауитта, «оказывали значительное влияние на общественное мнение». Еще более яркие пережитки высокого общественного положения женщины отмечены Рэдклифф-Брауном у андаманцев, Стеллером и Крашенинниковым у ительменов. У отдельных племен охотников и рыболовов, как, например, у индейского племени сери на о-ве Тибурон у побережья Мексики, сохранился порядок, по которому главой рода была женщина, а вождь-мужчина избирался только для предводительства на войне. Некоторые исследователи (А. М. Золотарев, М. О. Косвен) предполагают, что в условиях ненарушенного материнского рода такой порядок должен был существовать повсеместно.

Не было и каких-либо привилегированных, господствующих возрастных категорий. Правда, некоторые исследователи, основываясь главным образом на данных этнографии аборигенов Австралии, у которых отчетливо выделялась влиятельная прослойка стариков — хранителей опыта и руководителей общины, предполагают, что уже в раннеродовом обществе существовала так называемая геронтократия. Но в данном случае факты австраловедения вряд ли приложимы к подлинной первобытности. Первобытный человек по большей части жил в иной, несравненно более суровой природной среде, и, как показывают данные палеоантропологии, редко доживал до сорока лет. Скорее можно думать, что в раннеродовом обществе действовали пережиточно сохранившиеся впоследствии у самых различных племен обычаи умерщвления («добровольной смерти») утративших трудоспособность престарелых сородичей. От них избавлялись так же, как от больных, ослабевших от голода, от маленьких детей, которых нельзя было прокормить. Первобытная родовая община была общиной равных, но в условиях жестокой борьбы за существование этими равными были лишь полноценные члены производственного коллектива.

Брак и семья

Вместе с появлением дуальной организации в первобытном обществе возникли брак и семья, т. е. особые общественные институты, призванные регулировать отношения между полами и их отношение к потомству.

Вопрос о начальных формах брака и семьи пока еще не может быть решен вполне однозначно.

В свое время Морганом было намечено пять сменявших друг друга в исторической последовательности форм семьи: кровнородственная, пуналуа, парная, патриархальная и моногамная, из которых две первые основывались на групповом браке. Эта схема была воспроизведена Энгельсом, однако с определенными оговорками. Если в первом издании
«Происхождения семьи, частной собственности и государства» он вслед за Морганом рассматривал кровнородственную семью как необходимый начальный этап в развитии семьи и брака, то в четвертом издании, после появления работ Файсона и Хауитта, он допускал, что начальной формой мог быть дуально-родовой групповой брак. Здесь же он решительно высказался против понимания выделенной Морганом семьи пуналуа, основанной на групповом браке нескольких братьев или сестер с их женами или мужьями, как обязательной ступени в развитии семейно-брачных отношений. Время показало правильность этого предвидения: о несостоятельности реконструкции кровнородственной семьи уже говорилось выше, что же касается семьи пуналуа, то она оказалась вымыслом миссионеров — информаторов Моргана.

Исходя из этого, многие советские исследователи считают, что первой исторической формой общественного регулирования отношений между полами был экзогамный дуально-родовой групповой брак, при котором все члены одного рода имели право и должны были вступать в брак со всеми членами другого определенного рода. Иначе говоря, предполагается, что эта древнейшая форма брака заключала в себе, во-первых, запрещение брака с сородичами, во-вторых, требование взаимобрачия двух определенных родов (так называемая направленная экзогамия, или зпигамия) и, в-третьих, требование супружеской общности. Универсальность и глубокая древность дуально-родовой экзогамии доказываются огромным этнографическим материалом и в настоящее время едва ли не общепризнанны; что же касается супружеской общности, т. е. группового брака, то ее историческая реконструкция основывается на анализе, во-первых, ряда сохранившихся брачно-семейных институтов и форм и, во-вторых, так называемой классификационной, или классификаторской, системы родства.

К числу таких институтов относятся прежде всего брачные классы австралийцев. Так, у австралийцев Западной Виктории племя разделено на две половины — Белого и Черного Какаду. Внутри каждой из них брачные связи строго запрещены, в то же время мужчины одной половины с самого рождения считаются мужьями женщин другой половины, и наоборот. Такая же или, чаще, более сложная система четырех или восьми брачных классов имеется и в других австралийских племенах. Система брачных классов не означает, что все мужчины и женщины соответствующих классов фактически состоят в групповом браке, но они берут из предназначенного им класса мужа или жену и в определенных случаях, например на некоторые праздники, вправе вступать в связь с другими мужчинами или женщинами. У австралийцев зафиксирован и другой пережиток группового брака — институт «пиррауру», или «пираунгару», дающий как мужчинам, так и женщинам право иметь наряду с «основными» несколько «дополнительных» жен или мужей. Сходные брачные обычаи засвидетельствованы и у некоторых других племен, например у семангов Малакки, которые были описаны H. Н. Миклухо-Маклаем. «Девушка, прожив несколько дней или несколько недель с одним мужчиной, переходит добровольно и с согласия мужа к другому, с которым опять-таки живет лишь некоторое, короткое или более продолжительное, время. Таким образом, она обходит всех мужчин группы, после чего возвращается к своему первому супругу, но не остается у него, а продолжает вступать в новые временные браки, которые зависят от случая и желания». Так же спорадически, в зависимости от случая и желания, общался со своими женами и мужчина.

Другое основание для исторической реконструкции группового брака — классификационная система родства, в разных вариантах сохранившаяся почти у всех отставших в своем развитии племен мира. Эта система в противоположность описательным системам различает не отдельных, индивидуальных родственников, а их группы, или «классы». Так, австралийская аборигенка называет «матерью» не только родную мать, но и всех женщин ее брачного класса, «мужем» не только своего действительного мужа, но и всех мужчин его брачного класса, «сыном» не только собственного сына, но и всех сыновей женщин своего брачного класса. Естественно полагать, что такая система возникла не при индивидуальном, а при групповом браке, когда не делали различия между собственным ребенком и ребенком любого из своих сородичей. Это, конечно, объяснялось не тем, что люди не знали своих ближайших кровных родственников, а тем, что во внимание принималось не биологическое индивидуальное, а социальное групповое родство. Подобный порядок нельзя не поставить в связь с некоторыми сохранившимися у отсталых племен обычаями детского цикла, например зафиксированным у бушменов обычаем, по которому новорожденного первое время должна была вскармливать не мать, а другие женщины.

Будучи крупным шагом вперед по сравнению с первоначальной неупорядоченностью половых отношений, дуально-родовой групповой брак все же еще оставался очень несовершенной формой социального регулирования. Экзогамия вынесла брачные отношения за пределы рода, но оставила место для соперничества, столкновений на почве ревности между принадлежащими к одному роду групповыми мужьями или женами членов другого рода. Поэтому должны были возникать все новые и новые запреты, направленные на сужение брачного круга. По-видимому, именно так появилось запрещение браков между лицами разных возрастных категорий, пережитки которого, по мнению некоторых этнографов, частью удержались до нашего времени в виде широко распространенных обычаев избегания между зятьями и тещами или невестка-

Схема кросс-кузенного брака

Схема кросс-кузенного брака

ми и свекрами. Постепенно первоначальный групповой брак, охватывавший всех членов двух взаимобрачных родов, сузился до группового брака только между лицами, принадлежащими к одному поколению этих родов,— так называемого кросс-кузенного (перекрестно-двоюродного) брака. Он назван так потому, что при этой форме брака мужчины женились на дочерях братьев своих матерей или, что в данном случае то же самое, на дочерях сестер своих отцов, т. е. на своих двоюродных сестрах.

Действительно, если обозначить в соответствии с международной этнографической символикой мужчин из какого-либо одного рода темными кружками со стрелкой наверху (копье), их сестер — такими же кружками с крестовиной внизу (ручка зеркала), детей тех и других — аналогичными знаками с цифрой, всех их партнеров из взаимобрачного рода — светлыми кружками с теми же символами, а брачные связи — двусторонними стрелками, то из приведенной выше схемы видно, что юноши из первого рода должны жениться на девушках из второго рода, которые приходятся им одновременно дочерьми братьев матери и дочерьми сестер отца. Все эти обозначения родства, разумеется, чисто классификационные, так что фактически в брак вступали не только двоюродные, но и троюродные, четвероюродные и т. д. братья и сестры. Экзогамия при этом не нарушалась; принадлежа по материнскому счету родства к разным родам, юноши и девушки этих двух взаимобрачных родов вообще не считались родственниками.

В дальнейшем брачный круг продолжал сужаться за счет ограничения группового кросс-кузенного брака. В обычаях многих племен может быть прослежен последовательный процесс запрещения браков сначала между перекрестно-двоюродными, затем перекрестно-троюродными и т. д. братьями и сестрами. Система брачных запретов все более усложнялась, практическое осуществление группового брака делалось все более затруднительным, эпизодическое сожительство отдельными парами становилось все менее эпизодическим. Материалы этнографии австралийцев, бушменов, огнеземельцев и других наиболее отсталых охотничье-собирательских племен позволяют считать, что уже к концу эпохи раннеродовой общины постепенно сложился парный, или синдиасмический, брак.

Хотя в парном браке соединялась только одна определенная пара кросс-кузенов, он продолжал оставаться непрочным легко расторжимым и относительно недолговечным. Относительной была и сама его «парность», так как он еще долго переплетался с разнообразными остатками групповых брачных отношений. Часто супруги, вступавшие в парный брак, продолжали иметь «добавочных» жен и мужей (уже отмененные обычаи пираунгару и пиррауру у австралийцев и др.). У многих народов известны обычаи полиандрии — многомужества, сорората — брака с несколькими сестрами одновременно, а в дальнейшем развитии — с сестрой умершей жены и левирата — сожительства с женой старшего или младшего брата, а в дальнейшем развитии брака — с его вдовой. Широкое распространение получили так называемый искупительный гетеризм — порядок, по которому девушка перед вступлением в парный брак должна поочередно отдаваться своим потенциальным мужьям, и гостеприимный гетеризм — право мужчины на своих потенциальных жен при посещении им другого рода, а в дальнейшем развитии — право гостя на жену или дочь хозяина. Наконец, парному браку вообще долго сопутствовало терпимое, а подчас и поощрительное отношение к добрачным и внебрачным половым связям. Так, по словам Крашенинникова, у ительменов «зятья укоряют своих тещ, узнав, что их жены девственницы… Не ревнивы и камчадальские женщины».

Однако главной отличительной чертой парного брака была не его неустойчивость, а то, что основанная на нем парная семья, хотя и обладала некоторыми хозяйственными функциями, не составляла обособленной, противостоящей родовой общине экономической ячейки. Муж и жена на протяжении всей жизни оставались связанными каждый со своим родом, не имели общей собственности, дети принадлежали только матери и ее роду.

Таким в общих чертах представляется развитие брачно-семейных форм в раннеродовой общине. Как отмечал Энгельс, его закономерность заключалась «в непрерывном суживании того круга, который первоначально охватывает все племя и внутри которого господствует брачная общность между полами». Это суживание все более исключало отношения брачного соперничества между сородичами и в то же время не вело к возникновению семей как экономически обособленных внутриродовых единиц. Как групповой, так и сменивший его парный брак отвечали экономическим интересам родовой общины, были органическим проявлением ее внутренней спайки.

Однако, как уже говорилось, групповые формы брака представляют собой историческую реконструкцию, базирующуюся на научном истолковании широко распространенных, но все же пережиточных явлений. При непосредственном наблюдении живых семейно-брачных институтов даже у наиболее отставших в своем развитии племен мира обнаруживается господство не группового, а парного брака. Исходя из этого, некоторые советские этнографы считают реконструкцию группового брака недостаточно обоснованной и начинают историю семейно-брачных отношений непосредственно с парной семьи. В частности, они указывают, что для появления классификационной системы родства было достаточно одного только социально-экономического единства общины, а обычаи типа «пиррауру» с самого начала могли быть не альтернативой, а дополнением парного брака. К этой же точке зрения склоняются и некоторые советские археологи, указывающие на существование уже в палеолите небольших одноочажных жилищ.

Изложенная точка зрения не представляется достаточно убедительной, так как она не объясняет, почему у многих отставших в своем развитии племен парный брак широко дополнялся отношениями, характерными для группового брака, причем не просто внебрачными связями, а именно брачно-групповыми нормами. Однако, с другой стороны, мы не располагаем прямыми и совершенно бесспорными доказательствами исторического приоритета группового брака. Не исключено, что, как это часто бывает в научных спорах, истина лежит где-то посредине и исходной формой было такое состояние, которое один из крупнейших исследователей архаических форм брака Л. Я. Штернберг охарактеризовал термином «парно-групповой брак».

Предложена и другая трактовка группового брака, по которой он сводился лишь к праву-обязанности двух групп поставлять друг другу половых партнеров. Согласно этому взгляду, групповой брак существовал во взаимоотношениях только между двумя коллективами, а фактическое парное партнерство вообще не считалось браком. Однако это остроумное предположение также не объясняет, почему парные отношения дополнялись брачно-групповыми нормами. В целом понятие группового брака еще оставляет обширное поле для догадок и исследований.

Вопрос о соотношении рода, семьи и общины

Расхождение во взглядах на начальные формы семейно-брачных отношений связано с расхождением во взглядах на соотношение рода и родовой общины. По этому поводу в современной советской этнографии имеются две существенно различные точки зрения. Сторонники первой из них полагают, что, как это показал уже Морган, основной структурной единицей классической первобытности был род, образовывавший в своем полном составе социально-экономическую ячейку — общину, из чего следует вывод о совпадении на данном этапе родовых и производственных отношений. Но выше мы видели, что одним из определяющих признаков рода была экзогамия — члены рода вступали в брак не в своем, а в чужом роде. Поэтому встает вопрос: каким образом весь род мог функционировать в качестве экономического коллектива? Сторонники отождествления рода и родовой общины связывают ответ на этот вопрос с гипотезой первоначальной дислокальности брака: при групповом и, может быть, также на ранних этапах развития парного брака супруги не селились совместно, а жили в разных родовых общинах со своими сородичами, осуществляя брачное сожительство лишь в форме отдельных встреч и взаимопосещений. Действительно, такая форма брачного поселения известна у многих племен, в том числе и относительно слаборазвитых, как, например, у индейцев сери и некоторых групп папуасов Новой Гвинеи. Еще шире распространены различные обычаи, которые сторонники этой точки зрения рассматривают как остатки начальной дислокальности: не селиться вместе до рождения первого ребенка, уже отмечавшееся обособление мужчин и женщин и всевозможные мифы о подобном обособлении вплоть до легенд об отдельно живущих женщинах — амазонках.

Сторонники другой точки зрения указывают, что гипотеза первоначальной дислокальности брачного поселения недостаточно обоснована. У наименее развитых племен зафиксирован не дислокальный, а унилокальный брак; что же касается встречающихся на более высоких ступенях развития обычаев временной или постоянной дислокальности супругов, то это могло иметь и другие причины, например отражать переходное состояние от поселения в общине жены к поселению в общине мужа. Поэтому сторонники данной точки зрения считают, что род был лишь организацией для регулирования брачно-семейных отношений, а основной социально-экономической ячейкой классической первобытности была родовая община, образованная как группой сородичей, так и вошедшими в нее по браку выходцами из других общин. Таковы были, в частности, стадиально древнейшие из изученных общин — общины аборигенов Австралии, которые обычно называют локальными группами. Отсюда следует, что родовые и производственные отношения не могли совпадать друг с другом. Однако и у этой концепции есть свое слабое место: встает вопрос, почему род, не имея экономического значения, у многих наименее развитых племен, в том числе племен аборигенов Австралии, был коллективным собственником основного средства производства — земли. Имеющиеся попытки рассматривать родовую собственность как номинальную, а общинную — как фактическую не могут считаться удовлетворительными, так как они лишь заменяют одну загадку другой. Если род не был экономическим коллективом, то почему он считался владельцем общинной земли? Почему собственность на нее номинально оформлялась как родовая?

Создается противоречие: с одной стороны, род с присущей ему экзогамией не мог быть основной социально-экономической ячейкой; с другой — основа производственных отношений, отношения собственности, связана именно с родом. Однако это противоречие — лишь кажущееся, возникающее только тогда, когда род и родовая община искусственно разрываются и противопоставляются друг другу.

При унилокальном брачном поселении родовая община состоит из сородичей и не принадлежащих к данному роду их мужей или жен. При этом сородичи составляют не только основное ядро, костяк родовой общины, но и основную массу ее членов. Предположим, что община насчитывает 100 человек, половина из которых мужчины, половина — женщины. Предположим далее, что некоторую их долю а составляют люди, еще не вступившие в брак; следовательно, их будет 100 человек. Состоящих в браке окажется 100 (1 — а) человек. Очевидно, что из них 50 (1—а) человек будет чужеродцев или чужеродок. Следовательно, сородичей будет 100—50 (1—а) = 50 (1+а) человек, a их доля составит 50 (1 +а)/100 — (1 +а)/2. Остается определить долю людей добрачного возраста. По имеющимся демографическим данным о наименее развитых племенах, она колебалась в пределах от 0,4 (например, огнеземельцы-яганы) до 0,6 (например, тасманийцы и некоторые племена Австралии), т. е. составляла в среднем 0,5. Палеодемографические данные, например костные остатки из мезолитического могильника Тафоральт в Марокко (183—186 особей, из которых 97—100 особей не достигло 17 лет), показывают ту же величину. Подставляя это значение а, мы видим, что доли сородичей и чужеродцев или чужеродок составляют 0,75 и 0,25, или 75 и 25%.

Таким образом, при унилокальном брачном поселении сородичи составляли приблизительно три четверти всей родовой общины, чужеродцы или чужеродки — приблизительно четверть. Но важно и другое: насколько органичным было включение чужеродцев в состав принявшей их общины. Выше говорилось, что, хотя парная семья имела некоторые хозяйственные функции, экономические связи в ней были слабыми и непрочными, а следовательно, интеграция одного из супругов в общину другого была далеко не полной. Все это позволяет считать, что род и родовая община, родовые и производственные отношения в основном совпадали друг с другом. Такое понимание взаимосвязи этих структур полностью соответствует выводам Маркса и Энгельса, обращавших внимание на кровнородственный характер ранних первобытных общин, преобладание в них членов одного рода.

Что же следует считать основной социально-экономической ячейкой классической первобытности? Видимо, не род в целом, так как часть его членов, уходя по браку в другие общины, в какой-то степени утрачивала связи с сородичами, и не родовую общину в целом, так как часть ее членов, приходя по браку из других общин, лишь отчасти включалась в новую общину. Скорее всего такой ячейкой была локализованная часть рода, образовывавшая костяк, а вместе с тем и основную массу численного состава родовой общины.

Родо-племенная организация и организация власти

С возникновением дуальной экзогамии первобытное общество получило прочную социальную структуру. На смену относительно аморфной праобщине пришла четко очерченная и устойчивая родовая община. Вместе с тем первобытное общество получило и более сложную структуру: два дуально-экзогамных рода составили зародыш новой социальной общности — племени.

Первоначальные племена не представляли собой единого целого. Связи между входившими в них родовыми общинами ограничивались взаимобрачием и, вероятно, некоторыми более или менее эпизодическими предприятиями — охотничьими облавами, обменными сделками, брачными и иными церемониями. Но постепенно связи крепли и усложнялись. Поддерживаемый взаимными браками контакт порождал все более регулярное хозяйственное сотрудничество, обмен культурными ценностями, языковое взаимовлияние. Этот процесс прослеживается археологически: ко времени мезолита возникают локальные варианты культуры, объединяющие группы стоянок и свидетельствующие о постепенной консолидации родовых общин в более широкие коллективы — племена. Однако, как показывают этнографические данные, племена пока еще оставались главным образом этническими общностями и лишь в незначительной степени — общностями социально-потестарными. Иными словами, племена имели свое имя, свою территорию, свой диалект, свои культурно-бытовые особенности, но у них, как
правило, еще не было племенного самоуправления, совета, вождя и других признаков развитого племенного строя. Для раннего этапа родо-племенной организации характерна незначительная, хотя и постепенно возрастающая, роль племени и очень большая, доминирующая роль рода.

Род управлялся на основе принципов первобытнообщинной демократии. Его высшим органом было собрание всех взрослых сородичей, сообща решавших основные вопросы хозяйственной, общественной и идеологической жизни. При этом, естественно, особенным авторитетом пользовались зрелые, умудренные опытом люди, из среды которых выбирались главари — наиболее влиятельные женщины и мужчины. Главари руководили производственной деятельностью сородичей, совершали общественные церемонии, улаживали споры, предводительствовали во время военных столкновений. Хотя их власть основывалась только на личном авторитете, уважении, которое питали сородичи к их выдающимся качествам, опытности, знаниям, она была вполне реальной властью. Если бы кто-нибудь рискнул воспротивиться пользующемуся популярностью вождю, писал об андаманцах их исследователь Рэдклифф-Браун, ему пришлось бы иметь дело с большинством туземцев, в том числе со многими из своих собственных друзей. Это и понятно, власть главаря служила интересам всего рода и, по существу, была лишь конкретным, повседневным воплощением власти самого рода.

Главари же были хранителями и блюстителями родовых норм, т. е. обязательных общественно-охраняемых правил поведения сородичей. Эти нормы — правила взаимопомощи, взаимозащиты, экзогамии и т. п. — отвечали жизненно важным интересам коллектива и, как правило, неукоснительно соблюдались. Кроме того, применяясь из поколения в поколение, они приобрели силу привычки, стали обычаями. Все же бывало, что в отношениях между сородичами сказывались остатки животного эгоизма и нормы родового общежития нарушались. Это требовало применения мер общественного воздействия — не только убеждения, но и принуждения. Серьезные проступки влекли за собой различные наказания: побои, увечье, а в особо тяжких случаях даже смерть или, что, по существу, было тем же самым, изгнание из рода. Так, у аборигенов Австралии, ведда, сеноев человек, нарушивший правила экзогамии, должен был оставить сородичей или умереть. Но как ни суровы были родовые нормы, как ни безжалостно подчиняли они интересы отдельной личности интересам коллектива, они никогда не давали каких-либо преимуществ одним сородичам перед другими.

К какой категории норм социальной регуляции относились первобытные нормы? Они не были правовыми нормами, так как там, где еще нет государства, не может быть и предписанной им совокупности обязательных норм, называемой правом. Но они не были и обычными нравственными, моральными нормами, так как общество принуждало к их соблюдению не менее жестко, чем позднее государство к соблюдению норм права. По существу, это были еще не дифференцированные обязательные правила поведения, которые поэтому предложено называть мононормами, мононорматикой.

Организация власти в родовой общине в принципе отличалась от возникшего позднее аппарата классового принуждения — государства, а родовые мононормы — от возведенной в закон воли господствующего класса — права. «В первобытном обществе, когда люди жили небольшими родами, еще находясь на самых низших ступенях развития, в состоянии, близком к дикости; в эпоху, от которой современное цивилизованное человечество отделяют несколько тысячелетий, — в то время не видно еще признаков существования государства. Мы видим господство обычаев, авторитет, уважение, власть, которой пользовались старейшины рода, видим, что эта власть признавалась иногда за женщинами — положение женщины тогда не было похоже на теперешнее бесправное, угнетенное положение,— но нигде не видим особого разряда людей, которые выделяются, чтобы упразлять
другими и чтобы в интересах, в целях управления систематически, постоянно владеть известным аппаратом принуждения…»

Духовная культура

Завершение процесса сапиентации и возникновение общинно-родового строя способствовали развитию не только социальной, но и духовной жизни первобытного человечества. Эпоха раннеродовой общины отмечена заметными успехами в развитии языка, начатков рациональных знаний, искусства.

Еще сравнительно недавно считалось, что языки наименее развитых групп человечества обладают очень незначительным, едва ли в несколько сотен слов, лексическим запасом и совсем лишены общих понятий. Однако последующее изучение показало, что лексикон даже наиболее отставших в своем развитии племен, например аборигенов Австралии, насчитывает не менее 10 тыс. слов, т. е. больше, чем содержится в карманном словаре любого европейского языка. Выяснилось также, что, хотя эти языки действительно тяготеют к конкретным, детализированным, единичным определениям, в них имеются и обобщающие понятия. Так, у аборигенов Австралии есть обозначения не только для различных пород деревьев, но и для дерева вообще; не только для различных видов рыб или змей, но и для рыб или змей вообще. Однако таких видовых обозначений мало, они употребляются нечасто и, что особенно показательно, не идут дальше классификации среднего уровня. Есть обозначения для дерева, кустарника, травы, но нет обозначения для растения; есть обозначения для рыбы или змеи, но нет обозначения для животного. Другая особенность наиболее примитивных языков — неразвитость синтаксических форм. Она, впрочем, не имеет большого значения как показатель культурного уровня: в устной речи народов даже самых развитых стран в отличие от их письменного языка фразы также обычно состоят из очень небольшого числа слов.

Развитие языка шло параллельно увеличению объема информации и, в свою очередь, способствовало ее аккумуляции и передаче. Источником знаний первобытного человека была его трудовая деятельность, в ходе которой накапливался опыт, сопоставлялись причины и следствия явлений, обобщались и систематизировались наблюдения. Естественно, что условия жизни в первую очередь требовали накопления знаний об окружающей природе. На примере аборигенов Австралии, бушменов, огнеземельцев и т. д. видно, что члены раннеродовой общины обладали солидным запасом сведений об особенностях и богатствах своей родины, т. е. фактически сведений в области прикладной географии, ботаники, зоологии, минералогии, метеорологии и других природоведческих знаний. Чтобы поддерживать свое существование, они должны были в совершенстве знать топографию своей кормовой территории, полезные и вредные свойства растений, пути передвижения и повадки животных, особенности различных минералов, видов древесины и других материалов для поделок, уметь предугадывать погоду и читать следы. «Туземец, — писали Спенсер и Гиллен об австралийцах-аранда, — не только различает следы, оставляемые всеми животными и птицами, но и, осматривая нору, он может, посмотрев на направление последних следов или понюхав землю у входа, сразу сказать, есть там животное или нет». Необходимо было также умение в любое время свободно ориентироваться на местности, что требовало хорошего знания звездного неба. Один из современных исследователей рассказывает, что первое сообщение о запуске искусственного спутника Земли он получил от бушмена, обратившего внимание на появление новой «звезды».

Значительное развитие получили и такие практические отрасли знания, как медицина, фармакология, токсикология. Человек овладел простейшими рациональными приемами залечивания переломов, вывихов и ран, удаления больных зубов и других несложных хирургических операций, лечения змеиных укусов, нарывов, простуды и других заболеваний. Начиная с мезолита стали известны трепанация черепа и ампутация поврежденных ко-

Кости правой руки кисти женщины эпохи мезолита с ампутированной фалангой мизинца

Кости правой руки кисти женщины эпохи мезолита с ампутированной фалангой мизинца

нежностей, отчетливо прослеживаемые на некоторых остеологических материалах. В первобытной медицине широко применялись как физические (массаж, холодные и горячие компрессы, паровая баня, кровопускание, промывание кишечника), так и лекарственные средства растительного, животного и минерального происхождения. Об этом свидетельствует, в частности, сравнительно хорошо изученная народная медицина аборигенов Австралии. Они умели пользоваться шинами при переломах костей, останавливать кровотечение с помощью паутины, золы, жира игуаны, высасывать кровь и прижигать ранку при змеином укусе, лечить простуду паровой баней, болезни желудка — касторовым маслом, эвкалиптовой смолой, луковицей орхидеи, кожные заболевания — прикладыванием глины, промыванием мочой и т. д. По некоторым сведениям, аборигенам Австралии были известны противозачаточные средства. Примечательно, что уже на заре медицины было осознано значение психотерапии: у тех же аборигенов Австралии лечение часто завершалось приказанием встать и приняться за работу.

Несравненно более ограниченными оставались обобщенные, абстрактные представления. У аборигенов Австралии имелось только три, у бушменов — четыре, а у огнеземельцев-она — пять обозначений численных понятий. Чтобы сказать «пять», австралийцы говорили «три и два»; всякое число свыше десяти выражалось понятием «много». Да и сама абстрактность численных представлений была относительной: многие исследователи отмечали, что отставшие в своем развитии племена представляют себе не числа вообще, а лишь числа определенных предметов. Иными словами, существовали не «два», «три», «пять» и т. д., а две руки или ноги, три луковицы или куска мяса, пять пальцев или копий и т. д. Счет был порожден реальными жизненными потребностями и долго существовал только в жизненной практике первобытных людей. В связи с этим интересно отметить, что распространенное представление, будто простейшие арифметические действия — сложение и вычитание — предшествовали более сложным — делению и умножению, — по-видимому, неверно. Как показал уже в конце прошлого века немецкий этнограф Карл фон Штейнен, начатки деления, связанные с разделом сородичами добычи, возникли очень рано и, возможно, даже были древнейшими из арифметических операций.

В еще более зачаточном состоянии, нежели счет, находились измерение расстояния и исчисление времени. Большие расстояния приблизительно измерялись днями пути, меньшие — полетом стрелы или копья, еще меньшие — длиной конкретных предметов, чаще всего различных частей человеческого тела: ступни, локтя, пальца, ногтя. Отсюда пережиточно сохранившиеся во многих языках названия древних мер длины — русские локоть и пядь, английские фут и дюйм, немецкое элле и т. п. Время долго исчислялось лишь сравнительно большими отрезками, связанными либо
с положением небесных тел (день, месяц), либо с природно-хозяйственными сезонами (так называемое экологическое, т. е. связанное с окружающей средой, время). Число и длительность таких сезонов определялись особенностями экологии и хозяйственной жизни каждого племени. Например, огнеземельцы-яганы делили год на восемь сезонов («обвисания кожи», т. е. голодовки, «появления птичьих яиц» и т. д.), а соседние Она — на пять летних и шесть зимних сезонов («кладки птичьих яиц», «выведения птенцов», «случки гуанако» и т. д.).

Даже у наиболее отсталых племен имелась сравнительно развитая система передачи на расстояние звуковых или зрительных сигналов. Так, яганы передавали сообщения клубами дыма, разжигая и быстро гася огонь. Один клуб дыма означал болезнь или несчастный случай, два — важную неожиданность, три — смерть, четыре — находку выброшенного на берег кита и приглашение всех соседей на празднество. Письменности, разумеется, не было совсем, хотя уже у аборигенов Австралии появились зачатки пиктографии, т. е. рисуночного письма, нанесения примитивных изображений для запоминания или передачи мысли. В пиктографии область рациональных знаний смыкается с другой областью духовной культуры — искусством, различные виды которого широко прослеживаются на самых ранних этапах развития родовой общины.

Вопрос о том, почему и как возникло искусство, очень сложен и не нашел еще общепринятого объяснения. В буржуазной науке до сих пор распространены теории, возводящие искуство к побочным результатам религиозной практики, художественному инстинкту, привлечению половых партнеров, к потребности в развлечениях и т. д. В противоположность этому в марксистской науке преобладает мнение, что искусство, так же как и положительные знания, с самого начала было генетически связано с трудовой деятельностью человека. Оно отражало коллективный опыт общины и в сложной, эстетически опосредствованной форме способствовало его эмоциональному закреплению, совершенствованию, передаче потомству. Отсюда замечательная конкретность и реалистичность большинства уже относительно ранних образцов первобытной графики, скульптуры, устного народного творчества, музыки, танца.

Изображение оленя на мадленской копьеметалке. Маз д'Азиль, Франция

Изображение оленя на мадленской копьеметалке. Маз д’Азиль, Франция

Однако по вопросу о том, когда и как именно появилось искусство, ведутся острые споры. Так, уже приводилось мнение, что позднепалеолитические изображения возникли в результате длительного поэтапного процесса, начало которого прослеживается уже в чашевидных углублениях и охряных пятнах и полосах на каменных плитках из мустьерского грота Ля Ферраси во Франции. Согласно другому мнению, эти находки говорят лишь о появлении зачатков отвлеченного мышления, а изобразительная деятельность возникает только в «готовом» человеческом обществе, т. е. на рубеже позднего палеолита. Одни специалисты связывают рождение изобразительного искусства с использованием случайно предоставленных природой возможностей, например с подправкой резцом или краской напоминающих животных камней, наплывов, пятен на стенах пещер; другие — с постепенным замещением макетом-скульптурой, барельефом, рисунком натуральных останков зверя, которые использовались для имитации охотничьей схватки.

Два оленя. Мадленская полихромная живопись из пещеры Фон де Гом, Франция

Два оленя. Мадленская полихромная живопись из пещеры Фон де Гом,
Франция

Образцы изобразительного искусства эпохи раннеродовой общины известны по многочисленным археологическим памятникам. Это круглая скульптура и рельеф, представленные преимущественно уже упоминавшимися женскими фигурками ориньяко-солютрейских стоянок и мадлекскими головами животных. Одновременно возникают графические и живописные изображения животных, реже растений и людей, развивающиеся от примитивных одиночных контуров ориньяка к замечательным своей выразительностью пещерным фрескам мадлена и многофигурным охотничьим и бытовым композициям средиземноморского мезолита (так называемая капсийская культура). С мадленскими и капсийскими сходны наскальные рисунки бушменов, с большой реалистичностью и экспрессией изображающие животных и людей, охотничьи и военные сцены, пляски и религиозные церемонии. Но в целом изобразительное искусство наименее развитых племен отражает начавшийся в мезолите поворот от реализма к условности.

Возникновение других видов искусства прослеживается этнографически. В устном творчестве раньше всего развились предания о происхождении людей и их обычаев, подвигах предков, о возникновении мира и различных явлений природы. Вскоре сюда добавились рассказы и сказки. В музыке вокальная, или песенная, форма, по-видимому, предшествовала инструментальной. По крайней мере огнеземельцам и ведда, имевшим несложные трудовые, охотничьи и другие песни, не было известно ни одного музыкального инструмента. Но вообще музыкальные инструменты также появились очень рано. Это ударные приспособления из двух кусков дерева или натянутого куска кожи, простейшие щипковые инструменты, прототипом которых, вероятно, была тетива лука, различные трещотки, гуделки, свистелки, трубы, флейты. Последние, видимо, представлены и археологически — трубчатыми костями с боковыми отверстиями, найденными в памятниках позднего палеолита. Наконец, к числу древнейших видов первобытного искусства относятся танцы, прямо засвидетельствованные одним из мадпенских рисунков. Как правило, первобытные танцы коллективны и изобразительны: это имитация, часто с помощью масок, сцен охоты, рыболовства, собирательства, брачных отношений, военных действий и т. п. Соединяясь с устным, музыкальным и изобразительным творчеством и подчас превращаясь в примитивные драматические представления, такие танцы наиболее наглядно выражали эмоционально-познавательную и воспитательную сущность первобытного искусства.

Опени, загоняемые на цепь охотников, вооруженных луками. Позднепалеолитическая стенная роспись черной краской из пещеры Лос Кабальос, Испания

Опени, загоняемые на цепь охотников, вооруженных луками. Позднепалеолитическая стенная роспись черной краской из пещеры Лос Кабальос, Испания

Таким образом, в духовной культуре ранне-родовой общины с самого начала наличествовали и развивались элементы рационального миросознания. Но в целом эти элементы были еще очень невелики; островки знания терялись в море незнания. Между тем люди в родовой общине в противоположность людям праобщины уже достигли такой ступени развития интеллекта, когда появилась потребность объяснить все, с чем им приходилось сталкиваться, в том числе и то, что оставалось непонятным, заставляло чувствовать свое бессилие. Поэтому рядом с рациональным миросознанием возникла религия, исчерпывающе определяемая классиками марксизма-ленинизма как превратное миросознание, ложные фантастические представления о природе, порожденные «бессилием дикаря в борьбе с природой». Речь здесь, разумеется, идет не

Наскальная живопись бушменов

Наскальная живопись бушменов

Танцевальная ножная трещетка бушменов

Танцевальная ножная трещетка бушменов

об абсолютном бессилии, так как в этом случае не было бы самого выделившегося из животного мира первобытного человека, а об относительно еще очень низком уровне познания и подчинения природы.

Главной особенностью превратного миросознания членов раннеродовой общины было то, что они еще не выделяли себя из окружавшей их естественной среды. Кормовая территория, ее животные, растительные и минеральные богатства, действующие на ней стихийные силы и живущая здесь человеческая группа — все это мыслилось как единое, слитное целое, в котором люди были тождественны с природой. Природе приписывались человеческие свойства вплоть до кровно-родственной организации и дуалистического разделения на две взаимобрачные половины; людям — свойства природы вплоть до воспроизводства ее стихийных явлений. Эта специфика первоначальной религии сказалась во всех ранних видах фантастических представлений: тотемизме, фетишизме, анимизме, магии.

Тотемизм, особенно полно сохранившийся у аборигенов Австралии, — это вера в существование тесной связи между какой-либо родовой группой и ее тотемом — определенным видом животных, даже растений, еще реже — других предметов или явлений природы. Род носил имя своего тотема, например кенгуру или луковицы, и верил, что происходит от общих с ним предков, находится с ним в кровном родстве. Тотему не поклонялись, но считали его «отцом», «старшим братом» и т. п., помогающим людям данного рода. Последние, со своей стороны, не должны были убивать свой тотем, причинять ему какой-либо вред, употреблять его в пищу. У каждого рода был свой священный центр, с которым связывались предания о тотемических предках и оставленных ими «детских зародышах», дающих начало новым жизням; здесь хранились тотемические реликвии и совершались различные тотемические обряды. В целом тотемизм был своеобразным идеологическим отражением связи рода с его естественной средой, связи, осознававшейся в единственно понятной в то время форме кровного родства.

Анимизм — вера в сверхъестественные существа, заключенные в какие-либо тела (души) или действующие самостоятельно (духи). Э. Тайлором была выдвинута так называемая анимистическая теория происхождения религии, согласно которой вера в нематериальные души и духов была древнейшим видом религиозных представлений, возникшим в сознании «философствующего дикаря» при попытках объяснить такие явления, как сон, обморок, смерть. В действительности подобные верования не могли быть исходным видом рели-

Эпизод тотемического обряда у австралийцев

Эпизод тотемического обряда у австралийцев

гии, так как представление о нематериальном предполагает известное развитие абстрактного мышления. Но какие-то зачатки анимистических верований в форме смутного одушевления природы несомненно появились уже в самую раннюю пору родового строя. У тасманийцев, австралийцев, огнеземельцев и других наименее развитых племен имелись неясные представления о душах живых и умерших людей, злых и добрых духах, обычно мыслившихся в качестве физических, осязаемых существ. Можно думать, что с этими представлениями были как-то связаны и ранние формы почитания матерей — охранительниц очага, засвидетельствованные находками упоминавшихся выше позднепалеолитических женских статуэток.
Фетишизм — вера в сверхъестественные свойства неодушевленных предметов, например определенных орудий труда, предметов обихода, деревьев, камней, пещер, а позднее и специально изготовленных культовых предметов. Существует мнение (Ю. П. Францев и др.), что простейший фетишизм, состоявший в наделении некоторых предметов ближайшего окружения, наряду с обычными, также и чудодейственными свойствами, мог быть начальной формой религии. Так, фетишем могли стать особо добычливое копье или плодоносящее дерево, насытившее людей после многих дней голодовки. Однако проверить справедливость этой теории трудно: хотя элементы фетишизма широко известны среди отставших в своем развитии племен, они переплетаются здесь с элементами тотемизма, анимизма и других религиозных представлений.

Магия — вера в способность человека особым образом воздействовать на других людей, животных, растения, явления природы. Не понимая настоящей взаимозависимости наблюдаемых фактов и явлений, превратно истолковывая случайные совпадения, первобытный человек полагал, что с помощью определенных приемов —- действий и слов — можно вызывать дождь или поднимать ветер, обеспечивать успех в охоте или собирательстве, помогать или вредить людям. Большое распространение получила, в частности, производственная, или промысловая, магия. Такова, например, «пляска кенгуру» у аборигенов Австралии, во время которой одни исполнители изображали этих животных, а другие якобы поражали последних копьями. По мнению некоторых ученых, практика промысловой магии археологически засвидетельствована частыми знаками ран на позднепалеолитических рисунках и скульптурах животных. Рано развились и другие основные виды магии: вредоносная — наведение «порчи» на
врага, охранительная — предотвращение этой порчи, лечебная — колдовское врачевание ран и недугов.

Магическое приспособление бушменов для вызывания дождя

Магическое приспособление бушменов для вызывания дождя

Таким образом, уже самые ранние виды религии заключали в себе начатки не только фантастических представлений — веры, но и священнодействий — культовой практики. Последняя долгое время не составляла тайны: совершение религиозных церемоний было доступно всем и каждому. Но с развитием верований и усложнением культа его отправление потребовало определенных «знаний», «умения», опытности. Важнейшие культовые действия стали совершаться старейшинами (например, у сеноев), а затем и особыми специалистами (у огнеземельцев, семангов и др.). Как показывают мифы аборигенов Австралии и обычаи ряда других племен, в качестве таких специалистов первоначально выступали преимущественно женщины.

Изображение бизона, раненного стрелами. Мадленская живопись из пещеры Нио, Франция

Изображение бизона, раненного стрелами. Мадленская живопись из пещеры Нио, Франция

Изображение «колдуна» из верхнепалеолитической пещеры Трех братьев, Франция

Изображение «колдуна» из верхнепалеолитической пещеры Трех братьев, Франция

Религия играла очень большую роль в жизни родовой общины. Как уже упоминалось, видный французский этнограф Л. Леви-Брюль, изучая духовную культуру отставших в своем развитии племен, даже пришел к выводу, что коллективные представления первобытных людей были всецело иррациональными, мистическими, религиозными. Это, конечно, неверно, так как если бы древнейшее человечество руководствовалось превратными представлениями, оно остановилось бы в своем развитии или погибло. Сам Леви-Брюль к концу жизни отказался от своей концепции. В действительности духовной культуре раннеродовой общины было присуще тесное переплетение рациональных и превратных представлений. Так, леча рану, первобытный человек обычно обращался и к полезным травам и к магии; протыкая копьем изображение животного, он, можно думать, одновременно практиковался в приемах охоты или показывал их молодежи и магически обеспечивал успех предстоящего дела. Это переплетение нередко служит основой для различных построений, выводящих из религии другие явления духовной культуры и идеологии, в особенности искусство и нравственность. Но различные формы общественного сознания, хотя они всегда находились в активном взаимодействии, не могли возникать одна из другой, так как их общей основой были условия общественного бытия.

Австралийский колдун

Австралийский колдун

Чем же тогда объясняется тесное переплетение различных форм духовной культуры или же, говоря шире, общественного сознания первобытного человечества? С. А. Токарев, очевидно, правильно видит здесь известную нерасчлененность, закономерно порожденную нерасчленемностью общественного бытия: еще не было общественного разделения труда, умственный труд не отделился от физического, кровнородственные связи в основном совпадали или неразрывно переплетались с производственными и т. д. Эту мысль можно выразить еще проще: общественное сознание, как и общественное бытие, было еще слишком неразвитым, чтобы дифференцироваться в различные, четко разграниченные сферы, которые возникли позднее, в процессе усложнения человеческой деятельности.

К содержанию учебника «История первобытного общества» | К следующему разделу

В этот день:

Дни смерти
1870 Умер Поль-Эмиль Ботта — французский дипломат, археолог, натуралист, путешественник, один из первых исследователей Ниневии, Вавилона.
1970 Умер Валерий Николаевич Чернецов - — советский этнограф и археолог, специалист по угорским народам.
2001 Умер Хельге Маркус Ингстад — норвежский путешественник, археолог и писатель. Известен открытием в 1960-х годах поселения викингов в Л'Анс-о-Медоузе, в Ньюфаундленде, датированного XI веком, что доказывало посещение европейцами Америки за четыре века до Христофора Колумба.

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика
Археология © 2014