К содержанию журнала «Советская археология» (1961, №1)
С 10 по 19 марта 1960 г. в различных городах Сибири состоялась первая научная конференция по истории Сибири и Дальнего Востока.
Пленарные заседания, происходившие в г. Новосибирске, вызвали большой интерес не только специалистов-историков, но и широкой общественности. Конференцию открыл председатель президиума Сибирского отделения АН СССР академик М. А. Лаврентьев. На заседаниях с докладами выступили академик-секретарь Е. М. Жуков, доктора исторических наук А. П. Окладников, Л. П. Потапов, В. И. Шунков и доктор философских наук И. И. Матвеенков. Все выступавшие отметили огромное значение созыва Первой Сибирской конференции в деле дальнейшего изучения Сибири и Дальнего Востока и необходимость организации в Сибири в ближайшее время самостоятельного научного центра — Института общественных наук.
Большой интерес в Новосибирске у участников конференции вызвал доклад А. П. Окладникова «300 лет сибирской археологии и ее сегодняшний день», в котором он сделал обзор археологических открытий и исследований в Сибири и на Дальнем Востоке, начиная с XVII в., дал характеристику археологических культур, выделив ряд важнейших проблем хронологического порядка, а также проблемы связей археологических культур Сибири и Дальнего Востока с культурами Европейской части СССР, Средней Азии, Китая, Кореи, Японии и т. д. В заключение А. П. Окладниковым были сформулированы ближайшие задачи в области археологии Сибири и Дальнего Востока: изучение Крайнего Севера и Северо-Востока СССР, широкое развертывание раскопок на Дальнем Востоке, усиление публикации археологических памятников и т. д.
С 15 по 19 марта конференция продолжала свою работу в Томске (Секция истории и этнографии Сибири и Дальнего Востока советского периода) и в Иркутске (Секция археологии, этнографии, антропологии и истории Сибири и Дальнего Востока дооктябрьского периода).
Пленарное заседание в Иркутске открыл председатель президиума Восточно-Сибирского филиала Сибирского отделения АН СССР проф. В. А. Кротов. С развитием производительных сил Восточной Сибири ознакомил участников конференции секретарь Иркутского обкома КПСС Б. Е. Щербина. С основными докладами по вопросам истории, археологии и этнографии Сибири и Дальнего Востока выступили доктора исторических наук В. И. Шунков, А. П. Окладников и М. Г. Левин.
В докладе А. П. Окладникова «Археология и проблема культурного наследства народов Сибири» были затронуты вопросы о связи между древними и современными культурами, особенно выразительные в области искусства. Докладчик выделил ряд ареалов, где эти связи, по его мнению, наиболее наглядны: а) арктический — приморский (эскимосы, чукчи — палеолитические традиции; у них же традиции беринго-морской древнеэскимосской культуры); б) дальневосточный (традиции амурского и приморского неолита); в) байкальский (эвенки, эвены, юкагиры — традиции байкальского неолита и бронзы тайги); г) степной (монголы и в особенности тюрки — традиции степной бронзы); д) западносибирский (ханты и манси — традиции андроновской культуры и культуры раннего железного века Западной Сибири). При этом, как полагает А. П. Окладников, такие связи были нередко весьма сложными и не всегда могут объясняться прямой и непосредственной передачей тех или иных культурных элементов от предков к потомкам.
Среди докладов и сообщений, прочитанных на подсекции археологии, этнографии и антропологии, наиболее многочисленными были доклады по вопросам археологии, хотя некоторые доклады из других областей науки также необходимо отметить.
Доклад С. В. Вайнштейна, А. Д. Грача, В. П. Дьяконова и Л. П. Потапова, прочитанный Л. П. Потаповым (Ленинград), был посвящен археологическим исследованиям Тувинской археолого-этнографической экспедиции в связи с изучением проблемы этногенеза тувинцев. Экспедицией раскопаны курганы скифского, гунно-сарматского, древнетюркского времени и поздние погребения XVII—XX вв. По мнению авторов, материал из курганов и самые типы памятников гунно-сарматского времени дают возможность поставить и обосновать вопрос об этногенетических связях куль¬туры населения Тувы гунно-сарматского времени с культурой населения Тувы древнетюркского времени. Особенно же богатые материалы были найдены при раскопках курганов древнетюркского времени (сохранившиеся деревянные основы верховых древнетюркских седел, берестяные колчаны со стрелами, остатки сложного лука, ножи, тесло, различные бытовые деревянные, кожаные, железные и другие предметы, разнообразные украшения и т. д.). Эти материалы авторы считают особенно ценными для решения исследовательских задач экспедиции, так как этногенез современных тувинцев восходит к древнетюркскому периоду истории Центральной Азии.
В докладе А. П. Дульзона (Томск) «Дорусское население Западной Сибири» сделана попытка выяснить этнический состав древнего западносибирского населения на основании лингвистических данных путем анализа географических названий. Докладчик приходит к выводу, что топонимия Западной Сибири различного происхождения.
В значительной части она полностью раскрывается из известных языков — русского, различных тюркских, мансийского, хантийского, селькупского, ненецкого. Из старых топонимов, дошедших до нас через какой-нибудь язык, точно выявленными можно считать кетские, селькупские и южносамодийские. Они распространены в средней и южной части Западной Сибири, как и более древний предшествующий им палеосибирский слой топонимов. Рассмотрены в докладе и вопросы миграций дорусского населения Западной Сибири. В частности, устанавливается, что угры пришли в Сибирь с Запада от Урала сравнительно недавно, самодийцы, первоначально проживавшие на Среднем и Нижнем Приобье и также пришедшие в Сибирь от Урала, передвинулись на восток и юго-восток, а енисейские кеты пришли в Туруханский район с Иртыша по Васюгану и т. д.
Основываясь на последних археологических данных, В. Н. Чернецов (Москва) в своем докладе поставил вопрос о древнейшей истории народов уральской (финно-угро-самоедской) общности. Докладчик считает, что Приаралье можно рассматривать как территорию, откуда происходило расселение людей древней уральской общности, возможно, начавшееся еще в конце мезолита. Две ранние фазы уральского неолита, из которых первая характеризуется керамикой с волнисто-струйчатым, в меньшей степени гребенчатым орнаментом при отсутствии ямочного, а вторая развитием гребенчатого орнамента и постепенным исчезновением на большей части территории волнисто-струйчатого, сменяющегося керамикой с отступающей лопаточкой и отпечатками плетенки, можно связывать с недифференцировавшейся финно-угорской общностью, просуществовавшей до начала III тыс. до н. э. Появление и развитие на Каме области гребенчатой керамики докладчик связывает с выделением финно-пермской ветви, а сложение волго-окской культуры ямочно-гребенчатой керамики с формированием предков волжской группы. Позднейшие фазы уральского и обь-иртышского неолита, продолжавшие развиваться после выделения камской ветви, рассматриваются как праугорские. По мнению докладчика, прасамоедская и праюкагирская группы выделились из древней этнокультурной общности Приаралья несколько раньше, чем финно-угры.
Доклад об археологических исследованиях на Оби в ложе водохранилища Новосибирской ГЭС сделал М. П. Грязнов (Ленинград). Здесь были исследованы памятники разных периодов, позволившие детально проследить историю населения этого лесостепного района от неолита до прихода русских. Хорошо устанавливается ряд последовательных периодов, в общем таких же, какие были пройдены населением соседних районов. В некоторые периоды этот район был территорией одного племени, этнографические особенности которого нашли свое отражение в археологических памятниках. Население этого района несколько раз сменялось, что отражено как в археологических, так и в антропологических материалах, но переселения, вероятно, представляли собой передвижение сравнительно на небольшие расстояния из Алтайских гор на север и из тайги на юг.
В. И. Матющенко (Томск) прочитал доклад «Томская культура эпохи бронзы». Среди археологических памятников эпохи бронзы на берегах р. Томи докладчик выделяет особую группу памятников (поселения Самусь III и IV и Томский могильник) под названием томской культуры. Основными чертами этой культуры он считает: высокий уровень развития местного своеобразного бронзолитейного производства (изготовление копий, кельтов, ножей и др.); охотничье-рыболовческое хозяйство; полуоседлый образ жизни населения; своеобразная орнаментация сосудов, сходная с орнаментацией на бронзовых изделиях местного производства; наличие большого числа изображений человека и животных на стенках сосудов и их скульптур, сделанных из глины и камня; оформление патриархального рода параллельно с зарождением шаманизма. Район ее распространения пока еще не совсем ясен. Она имеет большое количество аналогий в Прикамье и Западном Приуралье, в памятниках сейминской и турбинской культур, а по керамике в известной мере сближается с сузгунской культурой. Во времени томская культура определяется серединой — второй половиной II тыс. до н. э. Дальнейшая судьба этой культуры еще не совсем ясна, так как памятники эпохи бронзы, относящиеся к карасукскому времени, не имеют с ней ничего общего.
Н. С. Розов (Томск) прочитал доклад «Материалы по антропологии населения Причулымья», в котором поднимает вопросы происхождения населения этого района, опираясь на современные данные.
Сообщение В. Ф. Генинга было посвящено недавно открытому и раскопанному Кушнаренковскому могильнику (Башкирия), датированному второй половиной I тыс. до н. э. Материалы этого могильника, обнаруживающие большое сходство с материалами из могильников Восточного Зауралья и Западной Сибири, в то же время на основании некоторых данных позволяют высказать предположение о возможной его принадлежности древним венграм.
Сообщение о раскопках одного из памятников таежного Притомья городища «Шемлок» сделал В. Г. Трухин (Томск). Здесь были найдены каменные, костяные и бронзовые изделия, а также разнообразная керамика. Редким явлением для памятников на территории таежного Притомья явилось обнаружение остатков жилья — небольшой землянки, состоящей из двух отделений и покрытой конусообразной крышей. Как полагает докладчик, городище существовало длительное время, в I тыс. до н. э. и в I тыс. н. э.
Вопросы районирования археологических культур междуречья Оби и Чулыма II—I тыс. до н. э. были поставлены в сообщении А. И. Мартынова (Кемерово). Докладчик приходит к выводу, что в андроновское время степная часть Северного Кузбасса была наиболее вероятной территорией передвижения и расселения андроновских племен. В карасукское время районы северо-восточной части Кузбасса были тесно связаны с томскими лесными территориями, а жившие на западе в Верхнем Приобье племена занимали на восток территорию течения р. Ини. Удалось также выяснить границу между тагарской и большереченской культурами. По мнению докладчика, она проходила где-то по р. Томи. В первые же века нашей эры на самом востоке рассматриваемой территории (восточнее р. Кии) жили племена таштыкской культуры, а западнее, в лесной полосе верховий Кии, Яи и других рек,— племена, ведущие свое происхождение от носителей тагарской культуры (динлинов).
Открытию новых памятников афанасьевской эпохи в Минусинской котловине был посвящен доклад А. Н. Липского (Абакан). Докладчик считает, что полученные им из раскопок материалы заставляют нас во многом пересмотреть свои взгляды на афанасьевскую культуру. Хозяйство афанасьевцев было комплексным (скотоводство и земледелие с преобладающей ролью охоты). Высокого развития достигает металлургия с появлением довольно сложных литых медно-бронзовых изделий (проушной топор из могильника Тас-Хаза). Захоронение мужчин с женщинами, при отсутствии погребений мужчин без женщин в могильнике Тас-Хаза, является показателем установившегося в афанасьевском обществе господства мужчины. Важен также вывод докладчика о том, что афанасьевское население Минусинской котловины не было однородным по че¬репному указателю: брахикранное население группировалось по обоим берегам р. Абакана. в основном в южной части Хакассии, долихокранное — на севере.
Находки в могильнике Тас-Хаза рисунков, изображающих различные фигуры человека, вырезанных тонким штрихом или выбитых на плитах (использованных в качестве строительного материала), также заставляют пересмотреть установившиеся воззрения на их датировку в сторону значительного удревнення. Докладчик считает, что по технике выполнения вырезные рисунки являются более древними, чем выбитые.
С докладом «Антропологические типы Южной Сибири (Алтайско-Саянское нагорье) в эпохи неолита и бронзы» выступил В. П. Алексеев (Москва). По мнению докладчика, заселение территории Алтае-Саянского нагорья человеком могло произойти еще в эпоху нижнего палеолита. Верхнепалеолитическое население Саяно-Алтая, по-видимому, следует относить к монголоидной расе. Европеоидный компонент начинает проникать в некоторые районы и, в частности, в южную часть Красноярского края в эпоху неолита. Наряду с этим в последней области фиксируются морфологически негроидные типы, свидетельствующие о контакте с южными территориями. В афанасьевское время европеоидный компонент становится преобладающим, причем физическое сходство населения афанасьевской и древнеямной культур свидетельствует об их родстве и о западном происхождении основной массы афанасьевского населения. Формирование характерного для андроновского населения расового типа, вероятно, происходило на территории Казахстана и Алтая в доандроновское время с последующим проникновением его в Минусинскую котловину. Брахикранный европеоидный тип является, по мнению докладчика, основным типом карасукского населения и его происхождение связано не с северным Китаем, а с Восточным Туркестаном и южными районами Средней Азии.
Сложный вопрос о происхождении тагарской культуры Южной Сибири поставила в своем сообщении Н. Л. Членова (Москва). Выделив лугавской комплекс памятников, существовавший в Минусинской котловине в карасукское время и отличный от карасукских, но связанный с памятниками лесных территорий Средней и Восточной Сибири эпохи неолита и бронзы, она считает его одним из компонентов тагарской культуры. Вторым компонентом явилась андроновская культура Казахстана и отчасти северо-западных районов Минусинской котловины. Карасукское же население, по ее мнению, в этногенезе тагарских племен не сыграло большой роли. Однако были восприняты культурные достижения Ближнего и Среднего Востока, принесенные кapacукцами в Минусинскую котловину.
Г. А. Максименков (Ленинград) выступил с сообщением о новых данных по археологии района Красноярска. Вопреки утвердившемуся мнению о постоянном отставании этого района от Минусинского Юга и о сильном воздействии на него последнего, докладчик приходит к выводу о самостоятельном и параллельном (с Минусинской котловиной) развитии здесь культуры эпохи бронзы. По его мнению, в Красноярске существовал своеобразный вариант карасукской культуры и выросшая из него особая культура эпохи поздней бронзы и раннего железа.
В сообщении Р. В. Николаева (Красноярск) нашли отражение вопросы кетского этногенеза. Основываясь на языковых и этнографических связях, а также на археологических материалах из тагарских курганов, находящих себе параллели в материальной культуре кетов, он видит в последних потомков части динлинских племен китайских хроник.
Директор Красноярского краевого музея 3. К. Глузская сообщила о некоторых новых поступлениях в музей. В Красноярском районе были обнаружены: неолитическое погребение у с. Гремячего и клад бронзовых тагарских изделий у с. Есаульского.
Значительный интерес вызвал доклад М. М. Герасимова (Москва) «Мальтинская палеолитическая стоянка и ее место среди памятников палеолита Сибири». Докладчик считает, что своеобразие каменного и костяного инвентаря, а также своеобразие изобразительного искусства стоянок Мальта и Буреть дают право выделить их в особую группу памятников мальтинской культуры. Не исключена возможность, что к этому кругу памятников принадлежит стоянка «Военный госпиталь» в Иркутске. Можно также думать, что нижний слой стоянки у Переселенческого пункта под Иркутском относится к тому же времени, что и Мальтинская стоянка, но к совершенно иной культуре, генетически связанной с более поздней культурой Афонтовой горы и других стоянок долины Енисея и Ангары. По мнению докладчика, выдвинутые А. П. Окладниковым предположения о европейском происхождении мальтийской культуры не подтверждаются. Некоторые элементы кремневого инвентаря и изобразительного искусства свидетельствуют о своеобразии мальтийской культуры, о совершенно иных традициях развития орнамента, что дает право выдвинуть предположение о юго-восточном происхождении этой культуры.
Другой доклад М. М. Герасимова о раскопках 2-го Фофановского могильника также вызвал большой интерес. Основываясь на полученных результатах раскопок и изучении всего предшествующего материала, докладчик выразил сомнение в правильности существующей периодизации неолита Прибайкалья, выдвинутой А. П. Окладниковым. Он полагает, что памятники китойского типа существовали раньше не только серовских, но и исаковских, в связи с чем необходимо пересмотреть существующие датировки. По мнению докладчика, все выделенные в настоящее время стадии прибайкальского неолита, исключая Хиньский этап (время которого пока не поддается определению), не выходят, по-видимому, за пределы III тысячелетия до н. э.
Доклад о раскопках неолитического могильника китойского времени на стадионе в г. Иркутске сделал П. П. Хороших (Иркутск). Он особо остановился на способах захоронения в этом могильнике. Наличие случаев парных захоронений мужчины с женщиной и мужчины с ребенком заставляет, по мнению докладчика, высказать предположение об изменениях в социальном строе населения Прибайкалья в позднем неолите. В это время оно делает первые шаги от матриархального строя к новому — патриархальному. Преобладание в погребениях предметов рыбного промысла говорит о том, что рыболовство в это время было одним из важнейших источников существования. Докладчик отмечает высокую технику обработки каменных и костяных орудий труда и предметов искусства из этого могильника.
Близко к предыдущему докладу примыкает доклад А. И. Казанцева (Иркутск), посвященный антропологическому изучению скелетов из неолитических погребений Приангарья. Краниометрические и краниоскопические исследования, как полагает докладчик, позволяют отметить у большинства черепов наличие признаков, свойственных монголоидному типу, и лишь черепа у пос. Тельма и местности «Ярки» (вблизи р. Китоя) имеют черты строения, приближающие их к европеоидному варианту, что дает повод считать возможным процессы метисации монголоидного и европеоидного антропологических типов.
В сообщении Г. И. Медведева (Иркутск) был рассмотрен вопрос о месте культуры «Верхоленской горы» в археологической периодизации Прибайкалья. Просмотр литературных данных и собранных коллекций позволил выявить единство инвентаря стоянки, представляющего в основном одну культуру. Данные же раскопок показали, что считать памятник многослойным нет никаких оснований. По мнению докладчика, стоянка занимает промежуточное положение между Мальтой и неолитическими памятниками Прибайкалья и ее следует относить к мезолиту.
Сообщение о стратиграфии многослойного поселения Усть-Белая в Прибайкалье сделал В. В. Свинин (Иркутская область). Он находит здесь семь культурных слоев, относящихся к эпохе позднего палеолита, мезолита, неолита и эпохе металла (в основном курыканского времени).
Общий обзор археологических исследований в Читинской области в 1957—1959 гг. сделал в своем докладе М. И. Рижский (Чита). Он отметил, что эти исследования по своим масштабам и результатам превышают все, что до сих пор было сделано в этом отношении. Здесь исследовались памятники палеолита (Титовская сопка в Чите), были обнаружены целый ряд неолитических стоянок и неолитическая писаница с изображением сцены охоты, большое количество плиточных могил, некоторые из которых были раскопаны, и могильник раннежелезного века II-й пол. I тыс. н. э.) вблизи ст. Оловянной, исследованный А. П. Окладниковым. Большое значение имеют работы Монгольской археологической экспедиции под руководством С. В. Киселева, производившей раскопки двух «городков» монгольского времени (Кондуйского и Хир-Хирикского) и разведки в южных районах области, преимущественно по р. Онон.
Ю. С. Гришин (Москва) сообщил о некоторых результатах работ Ононского отряда Монгольской археологической экспедиции в 1958—1959 гг. по исследованию памятников эпохи бронзы и раннего железа. В сообщении отмечается широкое распространение находок глиняных триподов в южных районах Читинского Забайкалья.
Большой интерес вызвал доклад директора Анадырского краеведческого музея Н. Н. Дикова «Древняя культура континентальной Чукотки». Работами археологической экспедиции Чукотского музея 1956—1959 гг. получены первые археологические факты, подтверждающие, по мнению докладчика, гипотезу заселения Чукотки в верхнем палеолите, и изучены новые памятники древней культуры континентальной Чукотки: Усть-Бельский могильник конца II —нач. I тыс. до н. э., стоянки того же периода и более поздние на берегах Анадыря и Амгуэмы. В результате исследований последних лет раскрываются новые черты культуры охотников и рыболовов II—I тыс. до н. э.: охота на нерп поворотным гарпуном по Анадырю, тесный контакт с Восточной Сибирью. употребление бронзовых изделий наряду с каменными. При этом возникают такие проблемы, как Чукотка в бронзовом веке, последующая изоляция, возврат континентальных обитателей Чукотки к каменному веку. Работы последних лет делают, по мнению докладчика, более вероятной генетическую связь континентальной культуры Чукотки с последующей палеоэскимосской культурой морских охотников.
Результатам работ Магаданского краеведческого музея 1956—1959 гг. был посвящен доклад Р. В. Васильевского (Магадан). Обследованию подверглись участки побережья от г. Магадана до бухты Средней, полуостров Пькгина и береговые террасы р. Ямы. Раскопками установлены форма и планировка полуподземных корякских жилищ, выявлены очаги и собран огромный вещественный материал, позволяющий судить как о древнекорякской культуре в целом, так и о своеобразии памятников в различных районах. Наибольший интерес представляют находки поворотных гарпунов, в частности с металлическим копьецом и костяных пластин для защиты большого пальца при стрельбе из лука, покрытых орнаментом, имеющим общие элементы в материалах эскимосских поселений Берингова моря. Это, по мнению докладчика, во многом облегчает датировку всего комплекса, а также указывает на связи племен Охотского побережья с племенами Берингова моря.
Изучение средневековых памятников Приморья нашло свое отражение в сообщении М. В. Воробьева (Ленинград) и в докладе Э. В. Шавкунова (Владивосток).
R сообщении М. В. Воробьева подведены итоги многолетних работ на комплексе средневековых памятников, расположенных в г. Уссурийске и его окрестностях, а также приведены данные обследований ряда средневековых укреплений и поселений в раз¬личных районах Приморья. Раскопками на Красноярском укреплении открыты остатки крупных зданий административно-дворцового типа и жилые сооружения. Прослежена планировка зданий и их оформление. Получен значительный вещественный материал. На территории г. Уссурийска были исследованы и частично раскопаны памятники двух исторических периодов — бохайского (VIII—XI вв., н. э.) и чжурчженьского (XI— XIII вв. н. э.). Комплекс бохайско-чжурчженьских памятников района г. Уссурийска служит, по мнению докладчика, важной опорой для изучения памятников средневековья в Приморье, особенно эпохи чжурчженей. Большое внимание уделено М. В. Воробьевым вопросу образования бохайской и чжурчженьской культур. Он считает, что хотя основное значение имели местные культуры бохайцев и чжурчженей, огромное влияние, видимо, оказывал Китай. Немалую роль играли культуры Кореи и киданей, а также, по-видимому, мелкие культуры местных племен и северных соседей бохайцев и чжурчженей.
Доклад Э. В. Шавкунова «К вопросу о датировке средневековых памятников Приморья» поднимает ряд интересных и важных вопросов. Опираясь на материалы исследований средневековых укреплений и поселений Китая и Кореи, докладчик приходит к выводу о том, что для датировки средневековых памятников следует привлекать, помимо нумизматического, керамический материал, а также и планировку укрепленных городищ. Аналогии орнаментации на бохайской черепице Приморья докладчик находит в Китае династии Тан и в период Когуро в Корее, а для некоторых образцов украшений чжурчженьской черепицы Приморья — на черепице киданей. Отличитель¬ными признаками чжурчженьских городищ от бохайских докладчик считает наличие траверс перед крепостными воротами на первых и отсутствие их на последних.
Характеристику памятников раннего железного века восточных районов Приморья дала в своем сообщении Ж. В. Андреева (Москва). Она отметила, что материалы поселений в Сокольчах и на Синих Скалах имеют аналогии как в Приморье, так и за рубежом (Китай и Корея). Поселения сокольчанского типа по материалам ближе к па¬мятникам Китая эпохи Борющихся Царств, а поселения на Синих Скалах и подобные им находят себе аналогии в материалах поселений ханьского времени в Китае и Корее.
О новых памятниках зайсановской культуры сделал сообщение Г. И. Андреев (Москва). Обнаружение на этих поселениях наряду с керамикой, украшенной ёлочкой и гребенчатыми штампами, посуды с криволинейным волнистым узором и жемчужным орнаментом, позволило докладчику предполагать более тесные связи зайсановских памятников Приморья с поселениями Северо-Восточного Китая и Кореи, чем с памятниками того же времени Японии.
Вокруг некоторых докладов развернулись прения. Большой интерес участников конференции вызвали выступления А. П. Окладникова и М. М. Герасимова, отстаивавших свои точки зрения по вопросам периодизации неолита Прибайкалья и вопросу о происхождении культуры восточносибирских палеолитических стоянок типа Мальты. Во многих выступлениях говорилось о необходимости усиления работ по спасению археологических памятников в районах новостроек и обращалось внимание на необходимость более тщательной их охраны. А. Н. Липским был отмечен недостойный поступок Н. Л. Членовой, выразившийся в порче Сулекской писаницы подписью.
В своем заключительном слове председательствующий А. П. Дульзон подвел итоги работы подсекции археологии, антропологии и этнографии. Он отметил, что большинство докладов и сообщений носило проблемный характер и отличалось высоким научным уровнем.
От имени участников подсекции М. Г. Левин выразил благодарность А. П. Дульзону за проведенную им большую работу в качестве председательствующего.
В Иркутске конференция закончила свою работу 19 марта заслушиванием сообщений руководителей подсекций и принятием резолюций.
Г. И. Андреев, Ю. С. Гришин