К содержанию сборника «Современные проблемы археологии России».
В последние десятилетия источниковый фонд археологии Западной Сибири значительно расширился. Вместе с накоплением новых источников наблюдается тенденция к увеличению подходов и позиций в интерпретации того или иного археологического материала. Начиная с середины 80-х годов ведется бурная дискуссия по проблемам так называемых андроноидных, или в более широком смысле постфедоровских археологических культур. А именно тех культур, у которых основной пласт традиций напрямую связан с федоровским андроновским населением. В их число можно отнести, сузгунскую, черкаскульскую, бархатовскую культуры. В 1987 г. О.Н. Корочковой был выделен особый пахомовский тип памятников отличный от уже известных черкаскульских и сузгунских. Сопоставив материал с поселения Ново-Шадрино 7, исследовавшегося в 1983 и 1989 гг.. О.Н. Корочкова пришла к выводу, что данная керамика находит аналогии в материалах Приишимья на поселении Пахомовская Пристань 1, в Прииртышье Инберень IV, а так же с керамикой отдельных погребений могильников Черноозерье II и Лихачевским, которые изучались еще в 70-е годы XX в [Генинг, Стефанов, 1991, с.52-59].
Первоначально были отмечены особенности декоративно-морфологического исполнения керамических изделий, ведения хозяйства и домостроительства. Немаловажно, что в основе пахомовских древностей О.Н. Корочкова видит андроновские корни, проявившиеся в большинстве сторон жизни пахомовских племен. На первом этапе было верно отмечено что, данная культура была синхронна на западе черкаскульским населением, на востоке с ордынским, и не исключалась возможность связей с населением, оставившим комплекс памятников бегазы-дандыбаевской культуры на территории Центрального Казахстана [1987,с.14].
Один из ключевых вопросов в изучении пахомовской культуры является соотношение полученных материалов с сузгунскими древностями. Сузгунско-пахомовская проблематика частью имеет начало еще в работах М.Ф. Косарева, где он предлагал различные инвариантные схемы возникновения сузгунской культуры, где он предположил наличие «предсузгунского этапа» [Косарев, 1973,с. 96-101; 1981,с.142; 1983, с.З]. В 1991 г коллективом уральских исследователей поставлены вопросы о существенном сходстве инвентаря пахомовских поселений и ранних культурных горизонтов сузгунских памятников таежного Прииртышья и не являются ли пахомовские древности частью сузгунской культуры, или не образуют ли её предтаежный вариант [Корочкова, Стефанов, Стефанова, 1991, с.70-89].
Сторонники постепенного развития сузгунских древностей отказывают в самостоятельности пахомовской культуре, так Л.В. Татаурова, А.В. Полеводов, А .Я. Труфанов говорят о некой генетической преемственности между пахомовским и сузгунскими керамическими комплексами поселения Алексеевка XXI оперируя некоторой схожестью комплексов данных культур на этом поселении [1997,с. 162-191]. А.В. Полеводов предлагает считать пахомовскую и сузгунскую культуру не только единым образованием, но и возможно пахомовские древности являются, по мнению автора, локальным вариантом сузгунской культуры [Полеводов 2003, с.6-7; 2002, с. 111-113; 1999, с. 100-102].
Остается неразрешенным вопрос, связанный с происхождением пахомовской культуры, относительно механизма авторы выказывают редкостное согласие, а именно, появление традиций носителей пахомовской культуры связывают с взаимодействием федоровского населения и культур гребенчато-ямочного массива, однако, в качестве гребенчато-ямочного компонента исследователи называют различные культурные образования. О.Н. Корочкова предложила считать вторым субстратом население ташковской культуры в Притоболье, логиновской в Приишимье, кротовской на Иртыше, подразумевая, таким образом, мультикомпонентность пахомовского населения [1993 с. 95-96].
А.В. Полеводов локализуя первостепенный очаг зарождения в Ишимо-Иртышской лесостепи, склонен видеть в качестве представителя культур гребенчато-ямочного комплекса носителей кротовской культуры, которые участвовали в формировании облика памятников черноозерского типа, на которых в свою очередь, складываются пахомовские, одновременно возрождая автохтонные гребенчато-ямочные традиции на фоне угасания собственно кротовских традиций [2003, с. 19-20].
Если о соотношении и территориальном сосуществовании с отдельными культурами андроноидного массива говорилось с самого выделения пахомовской культуры, то такие проблемы как погребальный обряд и соотношение локальных групп пахомовского населения рассматривается только в последние несколько лет. До настоящего времени известно только случайные находки пахомовских погребальных сооружений. Это могильники Черноозерье II и Лихачевский могильник [Генинг, Стефанов, 1991, с.52-59], однако, при раскопках поселений Пахомовская Пристань I в Приишимье, в одной из ям хозяйственного назначения, и в зольнике поселения Ново-Шадрино 7 находящегося в Притоболье, были выявлены остеологические останки людей вне могильных сооружений, приуроченных к объектам хозяйственной деятельности, что может получить в дальнейшем развитие в изучении пахомовских древностей [Евдокимов, Корочкова, 1991, с. 50-63; Корочкова, 1999, с. 57-63].
На данный момент актуальна проблема выделения локальных вариантов пахомовской культуры согласно территориальным границам. Помимо известных в Притоболье памятников пахомовской культуры Ново-Шадрино 7 и Ук III, Ботники 1в, за последние 5 лет открыто множество новых объектов, таким образом, можно сказать, что изучение пахомовской культуры не прекращается, и мало того, интенсивно развивается проблематика, которая напрямую связана с территорией Тоболо-Ишимья, а в большей степени Притоболья.
Именно на материалах Тоболо-Истеского региона сделано не безосновательное предположение о сосуществовании или даже о совместном проживании на одной территории населения носителей пахомовских и черкаскульских традиций, о появлении традиций бархатовской культуры эпохи финальной бронзы вследствие этих контактов [Матвеев, Чикунова, 1999, с. 44-49].
В последние годы открыто и изучено немало памятников пахомовской культуры в междуречье и долинах pp. Тобол и Исеть. Открыто около 10 (группа памятников у д. Яр на левом берегу р. Исеть, группа селищ по берегам оз. Имбиряй и его водной системы) и исследовано 4 новых археологических памятника данной культуры [Волков, Ведерников, 2001, с. 131-132].
В 2003-2004 гг. изучалось селище Большой Имбиряй 10 культурный слой, которого, к сожалению, был разрушен антропогенной деятельностью, но на прибрежной части сохранилась часть памятника связанная с хозяйственной деятельностью обитателей этого места, получен выразительный керамический и вещевой комплекс, зафиксирована стратиграфия, позволившая определить соотношение черкаскульского и пахомовского комплексов этого памятника. В целом в изучении пахомовских древностей намечается направления по дифференциации пахомовского комплекса от материалов других групп населения, решение вопроса происхождения, как в культурологическом, так и в географическом характере. В перспективе стоит решение вопроса об абсолютной хронологии существования носителей пахомовской культуры, а также о соотношении с бархатовскими и сузгунскими комплексами на всей территории Тоболо-Иртышья. Немаловажно и само определение критериев культурной атрибуции пахомовских древностей в целом, а также выделение локальных специфических вариантов.
Список литературы
Волков Е.Н., Ведерников П.А. Материалы к археологической карте Ингальской долины//Вестник археологии, ант¬ропологии и этнографии. Вып.З. — Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН. — 2001. — С. 131-132.
Генинг В.Ф., Стефанов В.И. Могильники андроноидной культурной общности Ишимской Лесостепи // Древние погребения Обь-Иртышья. — Омск: Изд-во ОмГУ. — 1991. — С. 52-59.
Евдокимов В.В., Корочкова О.Н. Поселение Пахомовская Пристань I // Источники этнокультурной истории Запад¬ной Сибири. — Тюмень: Изд-во ТюмГУ. — 1991. — С. 50-63.
Корочкова О.Н. Андроноидные культуры Западной Сибири // Археологические культуры и культурно-исторические общности Большого Урала. — Екатеринбург: Изд-во УрГУ. — 1993. — С. 95-96.
Корочкова О.Н. Новое в изучении зольников и погребальных комплексов эпохи поздней бронзы Западной Сибири // 120 лет археологии восточного склона Урала. — Екатеринбург. — 1999. — С. 57-63.
Корочкова О.Н. Предтаёжное и Южнотаёжное Тоболо-Иртышье в эпоху поздней бронзы: Автореф. дисс… канд. ист. наук. — Л., 1987. — 24с.
Корочкова О.Н., Стефанов В.И., Стефанова Н.К. Культуры бронзового века предтаежного Тоболо-Иртышья // ВАУ. — 1991. — №7. — С. 70-89.
Корякова Л.H., Стефанов В.И., Стефанова Н.К. Проблемы методики исследований древних памятников и культурно-хронологическая стратиграфия поселения Ук III. Препринт. — Свердловск: Изд-во УрГУ. — 1991. — С. 16-38.
Косарев М.Ф. Андроноидные культуры Зауралья и Западной Сибири // Бронзовый век степной полосы Урало-Иртышского междуречья. Межвузовский сборник. — Уфа: Изд-во БашГУ. — 1983. — 160 с.
Косарев М.Ф. Бронзовый век Западной Сибири. — М.: Наука. — 1981. — 212 с.
Косарев М.Ф. Древние культуры Томско-Нарымского Приобья. — М: Наука. — 1973. — С. 96-101.
Л.B. Татаурова, А.В. Полеводов, А.Я. Труфанов Алексеевка XXI — памятник эпохи поздней бронзы предтаежного Прииртышья // Археологические микрорайоны Западной Сибири. — Омск: Изд-во ОмГУ. — 1997. — С. 162-191
Матвеев А.В., Чикунова И.Ю. Поселение Ботники 1в на Нижней Исети //Вестник археологии, антропологии и этнографии. Вып.2 — Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН-1999. — С. 44-49.
Матвеев А.В., Чикунова И.Ю. Поселение Ботники 1в на Нижней Исети // Вестник археологии, антропологии и этнографии. Вып.2. — Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН. — 1999. — С. 44-49.
Полеводов А.В. О типологическом и хронологическом соотношении сузгунских и пахомовских древностей // Северная Евразия в эпоху бронзы: пространство, время, культура. — Барнаул: Изд-во АГУ. — 2002. — С. 111-113.
Полеводов А.В. Сузгунская культура в лесостепи Западной Сибири // XIV Уральское археологическое совещание. — Челябинск. — 1999. — С. 100-102.
Полеводов А.В. Сузгунская культура в лесостепи Западной Сибири: Автореф. дисс… канд. ист. наук. — М. — 2003. — 24с.
К содержанию сборника «Современные проблемы археологии России».