М.Ф. Косарев — Введение

К оглавлению книги Бронзовый век Западной Сибири // К следующей главе

Западная Сибирь в археологическом отношении до недавнего времени оставалась одной из самых малоизученных территорий нашей страны. Между тем, по мнению специалистов, Восточный Урал и Западно-Сибирская равнина издревле были ареной контактов европеоидного и монголоидного населения, степных и таежных групп, носителей разных культурных и производственных традиций. Здесь, как считают лингвисты, следует искать ранние этапы формирования угорских и самодийских народов.

Хронологический диапазон настоящей работы охватывает почти две тысячи лет — вторую половину III — первую треть I тысячелетия до н. э. (рис. 1). Это время отмечено крупнейшими экономическими и социальными событиями — развитием медно-бронзовой металлургии, внедрением в экономику производящих отраслей хозяйства, активизацией миграционных процессов, углублением этнической дифференциации населения, сложением нескольких параллельных линий культурной преемственности. В бронзовом веке с особой отчетливостью обозначилась неравномерность социально-экономического развития разных районов Западной Сибири.

В работе обобщены и систематизированы археологические данные, накопленные усилиями многих специалистов в течение последних ста с лишним лет. Однако мы считаем, что изложение археологического материала, его типолого-хронологическая классификация и другие сугубо археологические характеристики не должны являться самоцелью. Настоящая работа задумана нами прежде всего как историческое исследование, где не только устанавливается наличие тех или иных фактов, но и предпринимаются попытки раскрыть причины, содержание и исторические результаты фиксируемых явлений и процессов.
Обобщающий характер работы не мог не наложить определенной печати на методику исследования.

Характеристика отдельных культурных комплексов во многом подчинена попытке выявить широкие этнокультурные ареалы, объединяющие родственные культуры. Так, например, сузгунская культура эпохи бронзы в таежном Прииртышье долгое время ассоциировалась у нас с единственным исследованным памятником — Сузгуном II, давшим почти исключительно керамику. Мы не имеем данных для определения ареала сузгунской культуры, по существу не знаем сузгунских орудий и украшений, погребального обряда и т. д. Будучи включена в круг родственных ей культур (черкаскульской, еловской), представленных сейчас десятками памятников, сузгунская культура становится составной частью обширного андроноидного культурного массива, и в его пределах получает и ареал, и определенное место в общей периодизации андроноидных памятников Западной Сибири.

Схема культурно-исторического развития Нижнего Притоболья в переходное время от неолита к металлу и в эпоху бронзы

Рис. 1а. Схема культурно-исторического развития Нижнего Притоболья в переходное время от неолита к металлу и в эпоху бронзы

Касаясь хронологии, мы стараемся не сводить вопрос к определению даты отдельных памятников, а пытаемся выявить широкие культурно-хронологические пласты, последовательность которых отражает прежде всего общие закономерности и общие тенденции историко-культурного развития Западной Сибири. Здесь обращение к отдельным «датирующим» вещам мало помогает. Дело в том, что даже сравнительно хорошо изученные турбинско-сейминские бронзовые изделия имеют три исключающие друг друга, но равноправно существующие даты: дату О. Н. Бадера (XVI—XIV вв. до н. э.) дату В. А. Софронова (XIII—-XII вв. до и. э.) и дату Н. Л. Членовой (предтагарское время).
Поэтому на данном этапе археологической изученности Западной Сибири более рационально подходить к хронологии этапов бронзового века, во-первых, с точки зрения выявления общей стратиграфической позиции того или иного культурно-хронологического пласта, а во-вторых, в плане синхронизации западносибирских культур в целом (и культурных общностей) с датированными культурами соседних территорий. В отношении таких хронологических привязок особенно интересен Северный Казахстан, где благодаря многолетним исследованиям петропавловских археологов под руководством Г. Б. Здановича, создана сейчас обстоятельная и обоснованная периодизация памятников и культур эпохи бронзы.

Схема культурно-исторического развития Новосибирского Приобья (слева) и Томско-Чулымского региона в переходное время от неолита к металлу и в эпоху броней

Рис. 1б Схема культурно-исторического развития Новосибирского Приобья (слева) и Томско-Чулымского региона в переходное время от неолита к металлу и в эпоху броней

В вопросах периодизации западносибирских памятников и культур бронзового века мы исходим из того, что стратиграфия одного памятника не обязательно отражает историко-культурную стратиграфию района в целом. В ряде случаев разные памятники могут показывать разную последовательность одних и тех же культурных напластований. Такое явление закономерно в контактных зонах, где два или несколько культурных ареалов тесно соприкасаются своими перифериями. Подобные случаи неоднократно вводили исследователей в заблуждение, порождая споры о том, какая стратиграфия верна, а какая является результатом ошибочной методики раскопок (например, многолетняя дискуссия о хронологическом соотношении керамики федоровского и алакульского типов).
Мы убеждены в том, что многие явления древней истории Западной Сибири не могут быть до конца понятны без учета естественно-географического окружения, в котором шло социально-экономическое развитие древнего населения. Так, например, различие ландшафтных условий северных и южных районов Западной Сибири привело к коренным отличиям в хозяйственном укладе, а именно к возникновению скотоводческо-земледельческого хозяйства в степной зоне и к длительной консервации охотничье-рыболовческого уклада в таежной полосе. В эпоху раннего металла и в бронзовом веке, в связи с изобретением металлообработки и развитием производящих отраслей экономики, стала особенно явственной зависимость между особенностями географической среды, типом хозяйства и уровнем культурного и социального развития.

Особенно содержательной и многогранной зависимость человека от природы на территории Западной Сибири стала с бронзового века, когда в связи с переходом в южных районах к скотоводству и земледелию, наряду с традиционными охотничьим и охотничье-рыболовческим типами хозяйства, входящими в область присваивающей экономики, оформились еще две огромные экономические области — пастушеско-земледельческого хозяйства в степной и лесостепной зонах и многоотраслевого комплексного хозяйства, сочетавшего производящие отрасли с присваивающими промыслами, в южной тайге и северной лесостепи; каждая из этих трех хозяйственных зон могла существовать лишь на определенном ландшафтно-климатическом фоне.

Географическая среда оказывала огромное влияние на жизнь первобытного общества, задерживая или ускоряя его развитие, влияя на выбор хозяйства, характер контактов, темпы социального развития. «Различные общины, — писал К. Маркс, — находят различные средства производства и различные жизненные средства среди окружающей их природы. Они различаются поэтому между собой по способу производства, образу жизни и производимым продуктам» . Таким образом, географическая среда является материальной основой процесса производства, и в этом смысле их теснейшая связь и взаимозависимость очевидны и бесспорны.
Мы исходим из того, что орудия, украшения, керамика и другие археологические находки сами по себе не могут являться полноценными историческими источниками, если их рассматривать вне связи с палеогеографией, экологией и этнографией. Археологический материал в большинстве случаев заставляет нас лишь предполагать наличие явления. Объяснить и понять эти явления, внести в них определенное историческое содержание помогают данные об особенностях природного окружения, свидетельства о характерных экологических проявлениях той или иной ландшафтно-климатической зоны, а также наличие сопоставимых аналогий в богатейшем фонде этнографических свидетельств.

Сейчас нередки высказывания, что обращение археологов к этнографии неизбежно приведет к искаженным представлениям об экономике, социальной организации и идеологии древних, ибо все современные народы, не вышедшие из состояния первобытности, затронуты влиянием высокоразвитых обществ. Этот тезис представляется нам слишком односторонним. Археологи, этнографы, специалисты по истории первобытного общества, особенно те, кто давно и тесно связан с полевой практикой, в состоянии отличать традиционные элементы культуры от признаков, свидетельствующих о поздних влияниях или о присутствии каких-либо чужеродных черт. При желании это положение, конечно, можно оспорить, но в любом случае остается совершенно бесспорным, что без обращения к сибирской этнографии нельзя успешно заниматься изучением экономики, социальной организации и идеологии древнего населения Западной Сибири, не говоря уже о проблеме происхождения современных сибирских народов.

Крупнейшие специалисты по истории первобытного общества у нас и за рубежом справедливо полагают, что древняя история бесписьменных групп не может быть в полной мере воссоздана только на археологическом материале. Я имею в виду такие великолепные сборники и коллективные монографии, как: «Матрилинейный род», «Человек-охотник», «Новые перспективы в археологии», «Охотники, собиратели, рыболовы» и др. Примером умелого использования этнографического материала для реконструкции хозяйства, социальной жизни и верований древнего населения Урала является двухтомный Свод В. Н. Чернецова «Наскальные изображения Урала».

Обращаясь к археологическим материалам, мы вслед за В.Н. Чернецовым исходим из того, что западносибирская керамика с ее выразительной орнаментацией, характерной традиционностью орнаментальных мотивов и широким распространением является наиболее важным и объективным источником при определении границ культурных областей, выявлении преемственности культурного развития, выяснении характера и направления культурных связей и т. д.
Пожалуй, главная трудность, с которой придется столкнуться в настоящем исследовании, — преодоление некоторых устаревших взглядов и историко-культурных схем. Отдельные традиционные точки зрения и изложенные в них положения считаются несомненными потому, что стали привычными. Так, общепризнано, что на урало-западносибирской территории в бронзовом веке существовала единая культурная общность, хотя археологический материал никогда не подтверждал этого. Опровергать подобные высказывания чрезвычайно трудно, так как они сами по себе играют роль непререкаемых аргументов, которые лежат в основе многих положений и гипотез, бытующих по сие время.
В то же время нельзя не признать, что имеющийся в нашем распоряжении фактический материал еще недостаточен для решения многих затрагиваемых в настоящем исследовании проблем. Поэтому в ряде случаев мы ограничиваемся лишь постановкой вопроса или попыткой решить его предположительно, на уровне рабочей гипотезы. В целом книга имеет целью дать общую историко-культурную характеристику Западной Сибири в эпоху бронзы, очертить круг основных проблем бронзового века этой территории, наметить пути их дальнейшего исследования.

К оглавлению книги Бронзовый век Западной Сибири // К следующей главе

В этот день:

Дни смерти
1870 Умер Поль-Эмиль Ботта — французский дипломат, археолог, натуралист, путешественник, один из первых исследователей Ниневии, Вавилона.
1970 Умер Валерий Николаевич Чернецов - — советский этнограф и археолог, специалист по угорским народам.
2001 Умер Хельге Маркус Ингстад — норвежский путешественник, археолог и писатель. Известен открытием в 1960-х годах поселения викингов в Л'Анс-о-Медоузе, в Ньюфаундленде, датированного XI веком, что доказывало посещение европейцами Америки за четыре века до Христофора Колумба.

Рубрики

Свежие записи

Обновлено: 26.05.2014 — 16:06

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014