М. Ф. Косарев — Переходное время от бронзового века к железному

К оглавлению книги «Бронзовый век Западной Сибири» // К следующей главе

Накануне эпохи железа наблюдается возрастание влияния северных культур и продвижение в предтаежную зону Зауралья и Западной Сибири лесных групп населения. В Нижнем Притоболье в это время распространяются памятники гамаюнской культуры, в Среднем Прииртышье — комплексы красноозерского типа, в низовьях Чулыма — памятники молчановской культуры. Элементы таежных культур внедряются на рубеже бронзового и железного веков довольно далеко в глубь лесостепи. Так, гамаюнская керамика обычна в районе Магнитогорска, посуда поздних молчановско-красноозерских вариаций (завьяловский тип, по Т. Н. Троицкой, или большереченский, по М. П. Грязнову) широко распространяется в Верхнем Приобье.

Продвижению таежных групп на юг предшествовал отход в лесостепные и степные районы носителей андроноидной и гребенчато-ямочной орнаментальных традиций, которые в ирменскую эпоху жили в южнотаежной полосе Зауралья, в таежном Прииртышье и Нарымском Приобье. В последние годы археологи находят керамику межовско-березовского (замараевского) облика в позднебронзовых комплексах Верхнего Притоболья (район Кустаная), в Петропавловском Поишимье (Северный Казахстан), а поселения финальной бронзы с керамикой еловско-сузгунского облика известны сейчас в районе Бийска (например, Корчажка V, исследованная Б. X. Кадиковым в 1960-х годах). Черепки с гребенчато-ямочным орнаментом присутствуют в некотором числе на многих памятниках ирменской культуры Новосибирского Приобья. В. И. Матющенко относит их к еловскому этапу «еловско-ирменской» культуры. В действительности же речь может идти лишь о генетической близости их еловской посуде. Керамика, украшенная в еловской орнаментальной манере, появилась здесь в конце бронзового века и фиксирует не начало «еловско-ирменской» культуры, а скорее конец ее существования. Гребенчато-ямочная орнаментальная традиция, пришедшая в ишимо-иртышское лесостепье и в Верхнее Приобье в конце бронзового века, достаточно явственно прослеживается там и в эпоху раннего железа, на что неоднократно обращали внимание многие исследователи.

Ниже мы остановимся главным образом на памятниках гамаюнско-молчановской общности, которая в переходное время от бронзового века к железному занимала огромнейшие пространства зауральской и западносибирской тайги, а также северную часть предтаежной полосы.


Гамаюнская культура
. Гамаюнская культура в лесном Зауралье была выделена Е. М. Берс . Одновременно изучением памятников этого типа занимался К. В. Сальников (на севере Челябинской обл.), который также счел возможным отнести их к особой культуре, которую он назвал каменогорской. Оба автора сходятся на том, что гамаюнско-каменогорская культура в Нижнем Притоболье не имеет местных корней и пришла откуда-то со стороны.

К настоящему времени исследовано полностью пли частично около 20 памятников гамаюнской культуры (Гамаюнское городище, жертвенное место Еловое, Аятское I поселение, гора Петрогром, Шайдурихинское укрепленное жилище, Палкинские поселения и другие в лесном Зауралье, городища Каменогорское, Зотинские II, IV и другие в Челябинской обл., 5 и 7 Андреевские городища и другие в Тюменской обл.). Кроме того, гамаюнская керамика встречена в качестве примеси на многих десятках многослойных поселений и городищ Урала. К. В. Сальников провел южный рубеж ареала гамаюнских (каменогорских) памятников по широте Магнитогорска, но сейчас имеются сведения, что керамика гамаюнского типа встречается и южнее, во всяком случае в лепте лесов, примыкающих к Уральскому хребту. Самые северные пока памятники и местонахождения гамаюнской культуры найдены на северной окраине Свердловской обл. (Усть-Вагиль, Махтыли). Восточная граница гамаюнских памятников, видимо, не идет дальше низовьев Тобола (в таежном Прииртышье и в районе Сургута была распространена в это время иная разновидность керамики). Сейчас стало очевидным, что Уральские горы не являются западным пределом распространения гамаюнского населения. В таежном Приуралье в последние годы выявлено много памятников и местонахождений, содержащих керамику гамаюнского типа.

Посуду гамаюнской культуры Нижнего Притоболья можно разделить на две группы. В первую входят сосуды с утолщенной шейкой, плавным переходом от шейки к плечикам, а также округлым или приостренным дном (рис. 70). Среди примесей в тесте преобладают тальк и слюда (в свердловско-тагильском регионе), песок и шамот (в Тюменском Притоболье). Характерна гребенчатая техника выполнения узоров, но не чужды и другие приемы — мелкоструйчатый штамп (рис. 70, 3, 5, 7), резные линии (рис. 70, 6). Одной из отличительных черт керамики первой группы является присутствие в орнаменте некоторых пережиточных андроноидных орнаментальных мотивов — взаимозаходящих зигзагов (рис. 70, 3), деградированных меандров (рис. 70, 8), решетчатых поясов (рис. 70, 5), ромбов (рис. 70, 9) и др. Иногда геометрические узоры наносились мелкоструйчатым штампом (рис. 70, 3, 5). На границе шейки и тулова обычен ряд или несколько рядов глубоких ямочных вдавлений. Ямки бывают разной формы — ромбические (рис. 70, 1, 2, 4, <§), круглые (рис. 70, 3, 9), подтреугольные (рис. 70, 10), овальные (рис. 70, 11). Порой они располагаются попарно — наискосок друг от друга (рис. 70, 9, 11). В Тюменском Притоболье вместо ямок встречаются иногда «жемчужины» (рис. 70, 5, 6). Шейка украшалась чаще всего горизонтальными рядами гребенчатых (иногда прочерченных) линий или рядом косых вдавлений гладкого, мелкоструйчатого либо гребенчатого штампов. Геометрическая зона — зигзаги, деградированные меандры, наклонные ленты и др. — всегда находилась в верхней части тулова. Самым распространенным орнаментом на тулове была полоса из сплошных взаимопроникающих треугольников (рис. 70, 2, 7, 11). Нижняя часть сосудов не орнаментировалась. Нетрудно заметить, что керамика этой группы имеет в орнаментации ряд преемственных черт с межовской посудой. Вместе с тем она обнаруживает большое сходство с керамикой иткульской культуры эпохи раннего железа, на что справедливо указывали свердловские археологи. [caption id="attachment_519" align="aligncenter" width="819"]Рис. 70. Переходное время от бронаового века к железному. Нижнее Притоболье. Га- маюпская культура. Керамика первой группы 1,2 - Ипкуль I; 3,4 - Ипкуль VIII; 5,6 - Байрык IБ; 7 - Байрык-Иска I; 8, 10 - Свердловская обл.; 9, 11 - Коптяки 10/3 Рис. 70. Переходное время от бронаового века к железному. Нижнее Притоболье. Га- маюпская культура. Керамика первой группы
1,2 — Ипкуль I; 3,4 — Ипкуль VIII; 5,6 — Байрык IБ; 7 — Байрык-Иска I; 8, 10 — Свердловская обл.; 9, 11 — Коптяки 10/3[/caption]

Посуду второй группы (рис. 71) отличает сильно отогнутая шейка; наряду с круглодонными сосудами встречаются плоскодонные. Орнамент в некоторых случаях занимает всю внешнюю поверхность, включая дно сосудов (рис. 71, 2); преобладают узоры, выполненные мелкоструйчатым и крестовым штампами. Орнаментальная композиция довольно однообразна; сущность декоративной схемы заключается в монотонном заполнении верхней половины сосуда (иногда всей боковой поверхности) рядами отпечатков крестового или мелкоструйчатого штампов. Порой это однообразие нарушалось включением зигзагообразной линии или ямочных поясов (рис. 71, 1, 4, 6). Граница шейки и тулова всегда подчеркивалась глубокими ямочными вдавлениями. Они имели обычно круглую форму и часто располагались попарно (рис. 71, 1, 2, 5—9).

В орнаментации этой группы посуды мы не находим черт, которые можно было бы считать специфичными для предшествующей местной керамики. Следует согласиться с Е. М. Берс и К. В. Сальниковым, что носители крестово-мелкоструйчатой штамповой орнаментации пришли в Нижнее Притоболье из других мест. Мне представляется, что районы, откуда происходит это новое население, лежали к северу либо к северо-востоку от Нижнего Притоболья. На северное или северо-восточное происхождение характеризуемой керамики указывает, в частности, присутствие на некоторых сосудах ямочных поясов-разделителей (рис. 71, 6) — признак, характерный для керамики северных и таежных культур Приобья и Прииртышья. Об этом говорит также большой удельный вес в орнаменте крестового и мелкоструйчатого штампов. Фигурно-штамповая орнаментация начиная с поздних этапов бронзового века является характернейшей чертой северных таежных западносибирских культур.

Керамика первой и второй групп обычно встречается совместно, но есть памятники, где найдена только первая группа посуды (например, Аятское I поселение). На некоторых гамаюнских поселениях и городищах заметно явное преобладание одной из групп керамики. Так, на Шайдурихинском укрепленном жилище и Боевском городище более многочисленна посуда с крестово-мелкоструйчатой орнаментацией, а в нижнем слое поселения на горе Петрогром встречена почти исключительно керамика первой группы. Создается впечатление, что посуда первой и второй групп имеет разные генетические истоки: первая оставлена потомками местного межовского населения, вторая — северными мигрантами, но в то же время они существуют как бы нераздельно, взаимосвязанно, находятся в постоянных контактах друг с другом. Возможно, здесь мы имеем дело с тем случаем, когда пришлое население представляло собой экзогамный коллектив, который, придя на новую территорию, вынужден был вступить в брачные связи с местным населением, и в этом отношении выступал уже не как этнос, а как фратрия.

Рис. 71. Переходное время от бронзового века к железному. Свердловско-тагильский регион. Гамаюнская культура. Керамика второй группы. Производственный инвентарь 1, 5, 10, 11 — гора Маленькая (д. Палкино); 2—4 — Боевское городище; 9 — Шигирский торфяник; б, 12 — Голый Камень; 7 — жертвенное место Еловое. 1—6, 9, 11, 12 — глина; 7 — бронза; 8, 10 — камень

Рис. 71. Переходное время от бронзового века к железному. Свердловско-тагильский регион. Гамаюнская культура. Керамика второй группы. Производственный инвентарь
1, 5, 10, 11 — гора Маленькая (д. Палкино); 2—4 — Боевское городище; 9 — Шигирский торфяник; б, 12 — Голый Камень; 7 — жертвенное место Еловое. 1—6, 9, 11, 12 — глина; 7 — бронза; 8, 10 — камень

Орудия, найденные на гамаюнских памятниках, немногочисленны причем в ряде случаев о связи их с гамаюнской керамикой приходится говорить предположительно, так как значительная часть этих находок происходит из смешанных слоев. Е. М. Берс относит к гамаюнской культуре бронзовые трехлопастные наконечники стрел из жертвенного места Елового (рис. 71, 7). Все они имеют скрытую втулку и опускающиеся ниже втулки лопасти. По К. Ф. Смирнову, похожие наконечники стрел бытовали у савроматов с VI в. до н. э., но особенно характерны в V в. до н. э. Их происхождение К. Ф. Смирнов связывает со Средним Зауральем.

Известны также каменные наконечники стрел — подтреутольные, с небольшой выемкой в основании (жертвенное место Еловое). Е. М. Берс упоминает о находках в гамаюнских комплексах костяных наконечников стрел. Каменные орудия обнаружены А. В. Борзуновым на II и IV Зотинских городищах в Челябинской обл., причем на последнем в одном из жилищ находилась кремнеобрабатывающая мастерская, в другом — следы бронзолитейного производства. Кроме того, на Зотинских городищах встречены костяные наконечники стрел и бронзовые бляхи. Материал, к сожалению, не опубликован. Среди других орудий следует назвать глиняное грузило, найденное на Голом Камне близ Нижнего Тагила вместе с гамаюнской керамикой второй группы. Оно имеет дисковидную форму с желобком по ободу (рис. 71, 12). Грузила этого типа известны на поселениях финальной бронзы Среднего Прииртышья (Черноозерье VIII; рис. 67, 7), а также на поселениях молчановскоп культуры в низовьях Чулыма и в Нарымском Приобье (рис. 72, 13, 14). В это время получает распространение и другой тип глиняных грузил — бочонковидные, со сквозным отверстием (рис. 72, 16, 17); они похожи на глиняные грузила, встреченные в комплексах молчановской культуры (рис. 72, 15). Не исключено, что с гамаюнским временем следует связывать бронзовое копье с прорезным пером, обнаруженное неподалеку от Каменогорского городища (рис. 72, 8). Однако датировать подобные наконечники, если они найдены вне комплекса, очень трудно, так как традиция изготовления наконечников с прорезным пером живет долго — от поздних этапов бронзового века до ананьинской эпохи.

Среди других вещей, найденных с гамаюнской керамикой, можно отметить неорнаментированные глиняные пряслица (рис. 71, 8, 10) и глиняные подвески в виде полумесяца. Одна из них украшена решетчатым узором и мелкими зигзагообразными линиями (гора Маленькая; рис. 71, 11). Е. М. Берс склонна относить к гамаюнской культуре некоторых бронзовых древовидных идолов. Один из них найден на горе Маленькой и связан, как считает Е. М. Берс, с гамаюнским комплексом расположенного на горе селища.

Рис. 72. Переходное время от бронзового века к железному. Таежная зона Зауралья и Западной Сибири. Инвентарь 1, 5, 14 — Десятское поселение; 2—4, 7, 11—13, 22, 24—28 — Шайтанское городище; 6, 10, 15, 18, 20, 21 — Молчановская Остяцкая Гора; 8 — Каменогорское городище; 9, 19 — жертвенное место Еловое; 16, 17 — Карасье II озеро; 23 — Усть-Карболка. 1—8 — бронза; 9—12, 20, 23 — камень; остальное — глина

Рис. 72. Переходное время от бронзового века к железному. Таежная зона Зауралья и Западной Сибири. Инвентарь
1, 5, 14 — Десятское поселение; 2—4, 7, 11—13, 22, 24—28 — Шайтанское городище; 6, 10, 15, 18, 20, 21 — Молчановская Остяцкая Гора; 8 — Каменогорское городище; 9, 19 — жертвенное место Еловое; 16, 17 — Карасье II озеро; 23 — Усть-Карболка. 1—8 — бронза; 9—12, 20, 23 — камень; остальное — глина

Жилища гамаюнской культуры исследовались на нескольких памятниках, но сведения о них весьма скупы. Два жилища, раскопанные Е. М. Берс на горе Маленькой, были наземными, с полом из плах, поверх которых лежал слой обожженной глины. Дома имели квадратные очертания; та часть, где располагался вход, была приподнята на балках над склоном горы. Площадь жилищ — около 56,5 кв. м. В пол каждого дома вмазан очаг в виде чаши диаметром 60—70 см и глубиной 15 см. Между жилыми деревянными домами располагалось подсобное помещение — тоже в виде наземной постройки. Жилую постройку гамаюнского времени на Шайдурихе Е. М. Берс, судя по отчету, квалифицирует как «укрепленное жилище».

Жилища гамаюнской культуры исследовались также В. А. Борзуновым на Зотинских II и IV городищах в Челябинской обл. На первом из них выявлено овальное жилое сооружение 7X5 м, углубленное до 0,2 м, с очагом и хозяйственной ямой у северной стенки. Подобные же жилища наземного типа со слегка углубленными в грунт овальными и подпрямоугольными котлованами обнаружены на IV Зотинском городище. В одном из помещений выявлен кремнеобрабатывающий производственный комплекс с вырубленным в скале овальным очагом размерами 1,6X1,2 м; в другом найдены остатки бронзолитейного производства.

Погребения гамаюнской культуры до сих пор не найдены.

При датировке гамаюнских комплексов следует иметь в виду, что первый тип гамаюнской керамики (с гребенчатым орнаментом) не вполне четко отделим хронологически от посуды иткульской культуры эпохи раннего железа и в принципе мог жить дольше, чем второй тип гамаюнской керамики (с крестово-струйчатым штамповым орнаментом). Исследователи обычно не разграничивают типологически и терминологически предиткульский тип гребенчатой посуды от генетически близкой керамики иткульской культуры, называя их общим наименованием «иткульская» или даже «каменогорско-иткульская». В результате, по имеющимся публикациям, иткульская керамика то залегает в одном слое с «гамаюнской» (крестово-струйчатой) — на городищах Андреевских 5, 7, Зотинском IV, Красный Камень, то перекрывает «гамаюнский» слой (Зотинское IV городище). Поэтому, говоря о датировке гамаюнских памятников, мы во избежание разночтений имеем в виду в первую очередь посуду второго типа — крестово-струйчатую, в значительной мере определившую колорит гамаюнской культуры в целом.

Почти все исследователи, обращавшиеся к памятникам гамаюнской культуры, относят их к переходному времени от бронзового века к железному или к самому началу эпохи железа, а в абсолютной хронологии — к середине I тысячелетня до н. э. Мне кажется, что термин «переходное время от бронзового века к железному» как нельзя лучше определяет содержание и хронологическое место гамаюнской культуры. Эта «переходность» выражена в нестандартности типов поселений (городища, укрепленные жилища, обычные открытые поселения), в распространении трехлопастных втульчатых наконечников стрел (при сохранении каменных наконечников), в характерности крестово-струйчатой штамповой орнаментации (при сохранении некоторых андроноидных геометрических рисунков) и т. д. В этой связи я хотел бы сделать небольшое отступление. Подчас мы несколько формально подходим к определению хронологического рубежа между бронзовым и железным веками, допуская, что можно определить чуть ли не точный хронологический момент, фиксирующий конец бронзового века и начало железного. Но ведь переход от бронзового века к эпохе железа — сложный и достаточно длительный процесс, сопровождавшийся затуханпем или трансформацией многих элементов культур эпохи бронзы и становлением и упрочением признаков и черт, характерных для культур железного века. Этот переходный период (так же как, например, переходное время от неолита к бронзовому веку) следует, на наш взгляд, выделять в особую историческую эпоху. В таежной зоне и на севере лесостепной полосы Западной Сибири к переходному времени от бронзового века к железному относятся памятники гамаюнской культуры, комплексы завьяловского типа, отчасти красноозерские и молчановские памятники; в степной зоне и на юге лесостепи — памятники алексеевского (верховья Тобола), ильинского (Северный Казахстан), большеложского (район Омска) и трушниковского (Восточный Казахстан) типов. Этот период — именно в силу своего «переходного» характера — должен лежать около рубежа ирменской и скифо-тагарской эпох, т. е. приблизительно в пределах VIII—VII или VII—VI вв. до н. э. Думается, что дата гамаюнской культуры, предложенная Е. М. Берс (VI—IV вв. до н. э.), несколько завышена, во всяком случае применительно к верхней хронологической границе. Если согласиться с нашей датировкой межовских комплексов (X—VIII или IX—VIII вв. до н. э.), то начало гамаюнской культуры нельзя относить ко времени позже VII в. до н. э. Что касается верхней даты, то здесь небходимо учитывать следующее: все исследователи считают очевидным, что конец ее смыкается с началом иткульской культуры, которая определенно относится к эпохе железа и датируется VI—IV вв. до н. э. Таким образом, время существования гамаюнских памятников лежит в промежутке между концом межовско-березовского этапа и началом иткульской культуры, т, е, около VIII— VII или VII—VI вв. до н. э.

Комплексы красноозерского типа. В Среднем Прииртышье сейчас известно несколько памятников с керамикой красноозерского типа: Красноозерское поселение, поздний комплекс Чудской Горы, значительная часть материалов поселений Инберень V—VIII и др. В последние годы Ю. П. Чемякин, В. П. Коротаев, М. В. Елькина и другие исследовали поселения с керамикой красноозерского облика в районе Сургута (Барсов Городок 1/1, 1/10, 11/16; жилище 107). Посуда красноозерского типа имеет слегка отогнутую или дугообразно вышутую шейку, крутые плечики и плоское дно. В тесте обнаружена примесь песка и шамота. На керамике лесостепного Прииртышья в нижней части шейки обычен ряд «жемчужин»; встречается резной орнамент и гладкий штамп. По этим признакам рассматриваемая керамика близка посуде молчановской культуры, однако в орнаментации красноозерской керамики в целом наблюдается преобладание крестового штампа, что более присуще для гамаюнских орнаментов.

Большинство узоров на красноозерских сосудах выполнялось гребенчатым и крестовым штампом. Последний особенно характерен для района Сургута; он располагается горизонтальными рядами (рис. 73, 1, 3, 10) или образует различные геометрические фигуры — зигзаги (рис. 73, 2, 7, 9), треугольники (рпс. 73, 4, 5, 11) и др. Иногда встречается мелкоструйчатый штамп (рис. 73, 6). На посуде красноозерского облика Чудской Горы крестовый штамп сочетался обычно с ямочными поясами и горизонтальными рядами гребенчатых линий (рис. 73, 1, 2); здесь не встречено сосудов с дугообразно выгнутыми шейками — характерен мягкий переход от шейки к плечикам. Возможно, такая профилировка шейки говорит о некотором хронологическом отличии посуды Чудской Горы от основного красноозерского керамического комплекса. Скорее всего, керамика с крестовой орнаментацией, найденная на Чудской Горе, относится к несколько более раннему времени и частично сосуществовала с сузгунской. В этой связи интересно, что черепки с крестовым орнаментом на Чудской Горе были найдены в одном слое с поздней андроноидной керамикой, которую мы датировали IX—VIII вв. до и. э. (рис. 66).

Придонная часть, как правило, не орнаментировалась. Поверхность сосудов почти во всех случаях делилась горизонтальными рядами аккуратных круглых ямок — черта, не характерная для гамаюнской и молчановской посуды. Членение орнаментального поля рядами ямок является пережитком древней гребенчато-ямочной традиции, которая особенно долго сохранялась в таежном Прииртышье и в Сургутском Приобье.

Керамика поселения Инберень V сопоставима с красноозерской лишь по отдельным показателям (этот памятник расположен намного южнее Красноозерского поселения и Чудской Горы — в лесостепной зоне). Здесь относительно редок крестовый штамп, но зато встречаются узоры, выполненные желобчатыми линиями и отступающей лопаточкой. Наличествуют геометрические узоры — резной решетчатый пояс, прочерченные взаимопротивостоящие зигзаги и др. Поверхность некоторых сосудов делилась рядами ямок, но такое членение не является обязательным. Форма сосудов в целом близка красноозерской (плоскодонные горшки, дугообразно выгнутая наружу шейка у многих сосудов), но безоговорочно относить эту керамику к красноозерскому типу нельзя, так как речь может идти лишь о сопоставимости отдельных элементов, а не всего комплекса признаков. То же самое можно сказать о керамике Старо-Маслянинского поселения (лесостепное Поишимье), в орнаментации которой встречаются крестовый штамп и деление орнаментального поля рядами ямок; перечисленные признаки не составляют здесь основы орнаментального комплекса, так как в орнаментации посуды этого памятника присутствуют элементы других декоративных традиций с преобладанием еловских и, видимо, ирменских черт. Характеризуя посуду этого памятника, В. Ф. Генинг и В. В. Евдокимов отмечают, что она сложилась «в результате синтеза керамики еловско-десятовского типа и керамики с крестовым орнаментом при некотором влиянии карасукско-ирменских элементов» . Таким образом, влияние лесных культур, выразившееся в продвижении на юг крестово-штамповой орнаментации с ямочными разделительными поясами, захватило лишь северную лесостепь и не достигло степных районов.

Рис 73. Переходное время от бронзового века к железному. Среднее Прииртышье. Керамика красноозерского типа 1-6 - городище Чудская Гора; 7 - Оронтур (р. Конда); 8, 9, 11 - красноозерское городище; 10 - Евгащенское поселение

Рис 73. Переходное время от бронзового века к железному. Среднее Прииртышье. Керамика красноозерского типа
1-6 — городище Чудская Гора; 7 — Оронтур (р. Конда); 8, 9, 11 — красноозерское городище; 10 — Евгащенское поселение

Орудия, которые можно было бы связать с керамикой красноозерского типа в таежном Прииртышье, мне неизвестны. Очень малочисленны они и в лесостепном Ишимо-Иртышье. На поселениях Инберень V—VII найдены костяные наконечники стрел, грузила, льячки, изделия из глины, кости животных, преимущественно диких. Из поселений Барсовой Горы близ Сургута известны каменная булава, каменные бруски с поперечными желобками, обломки глиняных тиглей.

На Инберени V В. И. Стефанов исследовал два жилища. Оба имели квадратную форму (9X9 м; 8,2X8,2 м). Первое имело глубину 1,25 м (от уровня современной поверхности); внутри обнаружены остатки мастерской по производству медных изделий, две хозяйственные ямы (в юго-восточном углу и перед входом) и три очага — вдоль западной стенки. Другое жилище было углублено в грунт на 0,4 м, имело очаг в центре и коридорообразный выход в северной части; во внутренней части, по углам, у выхода и вдоль стен выявлены следы столбовых ям; перед выходом находилась большая хозяйственная яма. На городище Инберень VII раскопано небольшое жилище подчетырехугольной формы (5,5X5,3 м), углубленное на 0,15—0,25 м; в северо-западном углу находился выступ, в средней части, ближе к северной стенке, — небольшой очаг, в северо-восточном углу — большая хозяйственная яма . Жилище четырехугольной формы было исследовано также на Старо-Маслянинском поселении. Размеры сохранившейся его части — 8,7 X 7,9 м. Жилище — наземное, пол лишь слегка углублен в грунт. Внутри обнаружены остатки трех кострищ, которые, видимо, не были одновременны.

М. В. Елькина описала три наземных жилища с керамикой, близкой завьяловской, на Барсовом Городке. Одно из них имело гигантскую площадь — около 300 кв. м, с обильной присыпкой стен; внутри него выявлены два больших очага. Два других жилища, по сообщению М. В. Елькиной, были небольшие, со слегка углубленными котлованами и одним очагом на полу у центра. Стены также имели земляную присыпку снаружи. К сожалению, никаких конкретных данных о размерах жилищ М. В. Елыкина не приводит.

Могильники этого времени в Среднем Прииртышье пока не найдены.

Нам представляется, что комплексы красноозерского типа в таежной части Среднего Прииртышья в целом несколько древнее гамаюнских памятников свердловско-тагильского региона. Об этом говорит характерность плоскодонных горшковидных сосудов и сохранение многих геометрических элементов в орнаменте. Не исключено, что памятники красноозерского типа в таежном Прииртышье частично сосуществовали с розановскими лесостепного Прииртышья. В дальнейшем прослеживается все усиливающееся проникновение лесных (красноозерских) групп населения на юг, в результате чего керамика лесостепных памятников Прииртышья и Поишимья приобретает ряд лесных черт (Инберень V, Старо-Маслянинское поселение).

В. И. Стефанов датирует поселение Инберень V первыми веками I тысячелетия до н. э., но к сожалению, никак не обосновывает эту дату. Нам она кажется не вполне правильной. Получается, что керамика этого памятника, имеющая ряд черт, характерных для местной посуды эпохи железа (крестовый штамп, деление орнаментального поля рядами ямок и др.), не только не доживает до железного века, но, наоборот, отделена от него ирменской эпохой (IX—VIII вв. до н. э.). Эта дата предполагает также абсолютную хронологическую несовместимость появления крестово-штамповой орнаментации в свердловско-тагильском регионе и в ишимо-иртышской лесостепи. Мне думается, что распространение в глубь зауральско-западносибирских лесостепей (в Южное Зауралье, Среднее Поишимье, Омское Прииртышье, Верхнее Приобье) носителей крестово-штамповой орнаментальной традиции — единый процесс, начавшийся одновременно и вызванный какими-то общими причинами. В лесостепной зоне Западной Сибири результаты этого процесса улавливаются лишь в конце ирменской эпохи, и поэтому датировать лесостепные памятники с крестово-штамповой керамикой временем ранее VIII в. до н. э. не представляется возможным. Сложнее обстоит дело с датировкой памятников красноозерского типа в таежном Прииртышье: мы не знаем, в каких районах западносибирской тайги и как рано оформилась крестово-штамповая орнаментация, прежде чем распространиться на юг Западной Сибири. Поэтому можно предполагать, что начало существования памятников красноозерского типа в таежном Прииртышье относится к более раннему времени, чем памятников с крестово-штамповой орнаментацией керамики в лесостепной зоне. Выше мы уже говорили о том, что в последние годы памятники с керамикой, близкой красноозерской, исследуются М. В. Елькиной и Ю. П. Чемякиным в районе Сургута, Е. А. Васильевым — в Нижнем Приобье. Продолжение работ на севере Западной Сибири позволит в будущем установить центры формирования крестово-струйчатой штамповой традиции и определить районы, откуда начался исход носителей этой традиции на юг.

Молчановская культура. Эта культура была выделена мною в 1964 г. на основе материалов городища Молчановская Остяцкая Гора (раскопки А. П. Дульзона, 1954 г.) и Десятовского поселения (поздний комплекс; раскопки Западносибирской экспедиции 1961, 1966 гг.) в низовьях Чулыма. Позже нами был исследован еще один памятник молчановской культуры — Шайтанское городище в верховьях р. Кети (раскопки Западносибирской экспедиции, 1967—1968 гг.). Молчановская керамика найдена в некоторых других пунктах Томско-Нарымского Приобья (Самусь IV, Новокусковская стоянка, Тух-Сигат IV и др.), но в незначительном количестве. Как показали материалы последних расколок Ю. Ф. Кирюшина, памятники молчановекого типа локализовались в основном в правобережной части Среднего Приобья; что касается левобережной половины этой территории (Васюганья), то здесь в это время преобладала гребенчато-ямочная культурная традиция, почти не осложненная инокультурными воздействиями. Правда, в конце андроновской эпохи в Васюганье ощущаются значительные южные влияния: в местный гребенчато-ямочный орнаментальный комплекс внедряются андроноидные геометрические элементы , что было связано, скорее всего, с продвижением на эту территорию андроновцев или родственных им групп. Но они, видимо, пришли в Васюганье в небольшом числе и вскоре были ассимилированы местным населением; в конце бронзового века и в начале эпохи железа здесь вновь почти безраздельно господствовала гребенчато-ямочная орнаментальная традиция.

Керамику молчановской культуры в целом можно разделить на две большие группы. Первая (рис. 74) включает плоскодонные горшковидные сосуды с высокой, дугообразно выгнутой наружу шейкой и сильно раздутым туловом. На границе шейки и плечиков проходит обычно разделительная желобчатая дорожка. В тесте прослежена примесь песка, дресвы и шамота. В орнаментации характерны многие геометрические мотивы, знакомые нам по орнаментам позднееловской керамики, — решетчатый пояс (рис. 74, 7, 11), взаимопроникающие треугольники с косой или решетчатой штриховкой (рис. 74, 1, 5, 4), рисованные уточки (рис. 74, 10), ромбы (рис. 74, 5), взаимопроникающие Г-образные фигуры, разветвленные меандры (рис. 74, 4, 8, 10) и др. Геометрические узоры в таежном Причулымье выполнялись резными линиями или гладким штампом, в более северных районах (Шайтанское городище) — в основном оттисками гребенки. Наряду с развитым геометризмом в орнаменте первой группы молчановской посуды присутствуют элементы, знакомые нам по узорам на керамике самусьской культуры, — сплошные взаимопроникающие треугольные зоны (рис. 74, 2, 5, 9), псевдоплетенка и др. Встречается крестовый штамп, но более характерен мелкоструйчатый (рис. 74, 6, 7). Однако крестовый и мелкоструйчатый штампы более обычны для керамики западной части молчановского ареала. На Шайтанском городище в верховьях Кети, где были найдены сотни фрагментов от нескольких десятков сосудов молчановского типа, мелкоструйчатый штамп отмечен только на одном сосуде (рис. 74, 4), а крестовый вообще не встречен. Зато к востоку от устья Чулыма на посуде молчановских памятников достаточно типичен треугольный штамп; он располагается, как правило, на шейке, в два ряда — по взаимопроникающему принципу (рис. 74, 8, 9). В целом керамику первой группы отличает преобладание андроноидных геометрических элементов в орнаменте и относительно малый удельный вес крестово-струйчатой штамповой орнаментации.

Рис. 74. Переходное время от бронзового века к железному. Томско-Нарымское Приобье. Молчановская кулытура. Керамика первой группы, 1—3, 8, 10, 11 — Десятовское поселение; 4, 5, 9 — Шайтанское городище; 6,7 — Молчановская Остяцкая Гора

Рис. 74. Переходное время от бронзового века к железному. Томско-Нарымское Приобье. Молчановская кулытура. Керамика первой группы,
1—3, 8, 10, 11 — Десятовское поселение; 4, 5, 9 — Шайтанское городище; 6,7 — Молчановская Остяцкая Гора

Орнаментальная композиция на керамике первой группы выдерживалась примерно в таком порядке: шейка украшалась геометрическими узорами — уточками, треугольниками, решетчатым поясом, взаимопроникающими Г-образными фигурами и др. В нижней части шейки часто располагался ряд «жемчужин» (рис. 74, 2, 5, 7). Верхняя половина тулова тоже во многих случаях орнаментировалась геометрическими узорами — чаще всего зигзагообразной полосой (рис. 74, 1, 5, 7 и др.) или меандром (рис. 74, 4, 8, 10). В тех случаях, когда орнамент покрывал всю боковую поверхность, придонная часть украшалась горизонтальным елочным узором (рис. 74, 1, 5, 7).

Посуда второй группы (рис. 75) имеет плоскодонную баночную форму. В орнаменте по существу полностью отсутствуют узоры, которые можно было бы связать с андроноидной орнаментацией предшествующей еловской керамики. Украшалась вся боковая поверхность. Сущность декоративной схемы заключается в заполнении внешней поверхности сосудов горизонтальными полосами из наклонных вдавлений мелкоструйчатого, гладкого пли гребенчатого штампов (рис. 75, 7, 3—6). Встречаются сосуды, орнаментированные рядами отступающих наколов (рис. 75, 2). Орнаментальное поле почти во всех случаях делилось на несколько одинаковых зон поясами из крестового (рис. 75, 1—3, 6), ромбического (рис. 75, 4) или треугольного (рис. 75, 5) штампов.

Думается, что охарактеризованные выше две группы посуды имеют разное происхождение. Первая является генетическим продолжением местной позднееловской керамики, вторая была принесена из северных районов Западной Сибири. Но здесь, в среднеобском правобережье, эти два керамических комплекса существуют бок о бок, взаимосвязанно, и мне кажется, что разделять их и относить к разным культурам было бы неверным. Видимо, здесь мы имеем дело с двумя группами населения — местной и пришлой, которые были связаны между собой брачными контактами и в этом отношении представляли единый эндогамный коллектив. Керамика охарактеризованных разновидностей встречена как вместе (Десятовское поселение, Новокусково), так и раздельно (например. Молчановская Остяцкая Гора, где вся посуда относится к первой группе, хотя в ее орнаменте есть некоторые черты, характерные для второй группы). Наблюдается тенденция ко все большему слиянию местной и пришлой орнаментальных традиций; видимо, местное население и северные мигранты постепенно смешивались друг с другом и происходила их этническая и культурная нивелировка. Аналогичные процессы, судя по археологическим материалам, происходили в это время в Среднем Прииртышье и свердловско-тагильском регионе.

Рис. 75. Переходное время от бронзового века к железному. Таежное Причулымье. Молчановская культура. Керамика II группы 2 — Тургайские материковые группы ям; 2—6 — Десятовское поселение

Рис. 75. Переходное время от бронзового века к железному. Таежное Причулымье. Молчановская культура. Керамика II группы 2 — Тургайские материковые группы ям; 2—6 — Десятовское поселение

Дадим краткую характеристику инвентаря, найденного в культурном слое молчановских памятников.

Бронзовые ножи. Один целый экземпляр найден на Десятовском поселении (молчановскнй комплекс; рис. 72, 1). Его отличает легкая изогнутость и длинное узкое лезвие. Типологически он достаточно близок бронзовым ножам из погребений эпохи раннего железа (но М. Н. Комаровой) Томского могильника. Обломки бронзовых ножен сходной формы встречены на Шайтанском городище (рис. 72, 2—4).

Металлические украшения. В верхнем слое Десятовского поселения найдена трехлопастная бронзовая подвеска, имитирующая наконечник стрелы (рис. 72, 5). К украшениям молчановского времени следует отнести также бронзовую (медную?) пронизку, свернутую из тонкой пластины; она обнаружена А. П. Дульзоном на полу жилища городища Остяцкая Гора близ пос. Молчаново (рис. 72, 5). Подобные пронизки очень не специфичны, и их трудно датировать (как, впрочем, почти все другие украшения эпохи бронзы). Более всего она похожа на пронизки из ирменских погребений Еловского могильника.

Глиняные грузила. В это время наблюдается сравнительное разнообразие форм грузил. С одной стороны, обычны дисковидные грузила с желобком по ободу (рис. 72, 13, 14, 18), с другой стороны, встречаются цилиндрические, с отверстием. Обломки таких грузил найдены на Десятовском поселении (рпс. 72, 15). Ближайшие аналогии оба типа грузил находят в памятниках гамаюнской культуры (рпс. 71, 12; 72. 16, 17).

Глиняные кирпичики. При раскопках Шайтанского городища в 1967 г. нами был вскрыт очаг из маленьких четырехугольных, сделанных от руки кирпичиков (рис. 72, 25). Очаг имел округлую форму (диаметр около 0,7—0,8 м) и был слегка углублен в землю. Некоторые кирпичики орнаментированы отпечатками пластины или ногтевыми вдавлениями (рис. 72, 27, 28). Целые экземпляры и крупные фрагменты кирпичиков встречены в верхней части очага, ниже они превратились в сплошную спекшуюся глиняную массу. Ближайшие аналогии им известны на Кипельском селище в лесостепном Зауралье, где К. В. Сальниковым был исследован очаг, сделанный из таких же кирпичиков.

Другие глиняные изделия. В культурном слое Шайтанского городища найден фрагмент глиняной скульптуры животного, видимо оленя. На спине и по бокам нанесены елочные узоры гладким штампом. На Шайтанском городище встречены также обломки четырехугольных глиняных пирамидок, орнаментированных по граням вертикальной елочкой (рис. 72, 26). Один целый экземпляр подобной пирамидки-найден в верхней части описанного очага (рис. 72, 25). Видимо, все эти глиняные изделия относятся к категории культовых предметов.

Каменные наконечники стрел. Мне известен один целый экземпляр, найденный на Молчановской Остяцкой Горе (рис. 72, 10), и несколько обломков (Шайтанокое городище). Целый экземпляр — треугольный, с выемкой в основании; обработан довольно аккуратной ретушью. По форме и технике обработки он не отличается существенно от еловских (ср. рис. 60, 3—5, 9, 12) и гамаюнских (ср. рис. 72, 9).

Каменные скребки. Чаще встречаются на севере молчановского ареала. Так, в культурном слое Шайтанского городища найдено 13 ;скребков (рис. 72, 11, 12). Все они изготовлены на отщепах различных пород камня. Рабочий край имеет полукруглые очертания и в ряде случаев обработан довольно аккуратной ретушью. Возможно, часть скребков Десятовского поселения (там они найдены в количестве нескольких десятков) также следует связывать с молчановским комплексом этого памятника.

Пряслица. Мне известно 2 экз. — оба с Молчановской Остяцкой Горы. Одно — каменное, неорнаментированное (рис. 72, 20); другое — из глины, украшено беспорядочными вдавлениями конца палочки (рис. 72, 21).

Во время раскопок Молчановской Остяцкой Горы А. П. Дульзон обнаружил жилище в виде соединяющихся друг с другом двух четырехугольных землянок (4,5 X 5,8 м и 3,2X 4,1 м). Жилищные ямы были углублены в грунт на 1,1 м. Большое помещение имело две возвышенные прямоугольные площадки у стен. Посередине находился очаг. Для его устройства сначала были вбиты колья, ограничившие прямоугольник очага (0,5ХОД м) и выступавшие от поверхности пола на высоту .0,4 м. Пространство между ними было заполнено землей. Стенки и верхняя площадка очага носили следы глиняной обмазки.

Погребальный обряд молчановского населения не изучен. Г. В. Евдокимова сообщает, что при раскопках средневекового могильника Релка в Молчаново были вскрыты две могилы с керамикой молчановского типа. К сожалению, никаких подробностей об устройстве могил она не сообщает. В каждой из них стояло по горшку. Останков погребенных не обнаружено.

Я не могу согласиться с мнением Г. В. Евдокимовой, что молчановская культура сложилась на основе ирменской и относится к VII—V вв. до н. э. Мне кажется почти несомненным, что молчановская культура возникла на позднееловской основе при участии северных групп населения. Об этом свидетельствует явная преемственность между третьей группой еловской посуды (северный вариант; рис. 54, 4—8) и первой группой молчановской (рис. 74). На той и на другой обычны орнаменты, не типичные для ирменской керамики, — уточки, взаимопроникающие Г-образные фигуры, взаимопроникающие вертикальные полосы (образующие фон в виде простого ступенчатого меандра), вертикальные ряды гладкой качалки и др. Определенное сходство между первой группой молчановской посуды и ирменской керамикой (по отдельным элементам узоров и по характеру орнаментальной композиции) объясняется тем, что эти две культуры тесно взаимодействовали между собой. В молчановских комплексах была неоднократно встречена ирменская керамика (Молчановская Остяцкая Гора, Десятовское поселение) а в культурном слое ирменских памятников — молчановская посуда (Басандайское городище, Чекист, Томское лагерное городище). Интересно что в позднееловских погребениях Еловского могильника известны сосуды с мелкоструйчатым штампом (рис. 58, 7, 18). Кроме того, следует учитывать, что в сложении ирменской культуры, так же как и молчановской, принял участие еловский компонент.

Таким образом, имеющиеся данные говорят о том, что ирменская и молчановская культура существовали в общем одновременно, на соседних территориях. Об этом свидетельствует и картографирование памятников (рис. 76). Гораздо сложнее вопрос, связанный с определением конечной даты молчановской культуры. Выше мы в разной связи неоднократно говорили о том, что в конце ирменской эпохи на территорию обитания межовско-березовского населения (Зауралье) и ирменского (лесостепное Приобье) продвигались северные таежные группы, для керамики которых была характерна фигурно-штамповая (преимущественно крестовая) орнаментация. Не исключено, что эта северная волна захватила и часть молчановского населения, которое отошло в более южные районы. Если это так, то к дате молчановских комплексов нельзя подходить однозначно: до тех пор, пока молчановцы и ирменцы жили иа разных территориях, оставленные ими памятники могли быть одновременными; с того времени как в пределы, ирменского ареала продвинулись таежные группы и ирменская культура прекратила свое существование, комплексы с керамикой молчановского облика могут быть более поздними, чем ирменские.

Памятники завьяловского типа. В конце бронзового века в Новосибирское Приобье пришло новое население, оставившее памятники завьяловского типа. Они изучены по материалам поселения Завьялове I и городища Завьялове V (раскопки Т. Н. Троицкой, 1969 г.). Комплексы завьяловского типа выявлены также при раскопках других памятников этого района (Ордынское I, Умна III). Поселение с завьяловской керамикой исследовано А. В. Циркиным у г. Мариинска на севере Кемеровской обл. (Лысая Гора). Завьяловская группа керамики была выделена Т. Н. Троицкой. В целом завьяловскую посуду можно разделить на две группы.

К первой группе относятся некрупные круглодонные сосуды, имеющие обычно хорошо выраженную шейку (рис. 16, 99—101) 93. В большинстве случаев шейка дугообразно выгнута наружу, что сближает эту посуду с молчановской (первой группой) и красноозерской. По отдельным элементам орнамента (большой удельный вес крестового штампа и горизонтальных гребенчатых линий) и по общему характеру декоративной схемы (заполнение поверхности сосудов однообразными полосами крестового и гребенчатого штампов, деление орнаментального поля рядами ямок) эта группа более всего похожа па керамику красноозерского типа таежного Прииртышья. Правда, в красноозерских комплексах не встречены пока круглодонные чаши и в целом красноозерская керамика выглядит более ранней, о чем говорит, в частности, характерность геометрических орнаментальных мотивов. Нижняя часть завьяловских чаш обычно не имеет орнамента; иногда украшалась только шейка сосудов.

Рис. 76. Основные памятники эпохи поздней бронзы и переходного времени от бронзового века к железному в предтаежной и южнотаежной полосе Восточного Зауралья и Западной Сибири    а — поселения с межовской (замараевской) керамикой; б — поселения ильинского (большеложского) типа; в — поселения среднеиртышского варианта ирменской культуры; г — поселения ирменской культуры; д—могильники 'ирменской культуры; е — поселения гямаюкской культуры; ж — поселения с гребенчато- ямочной керамикой; з — поселения молчановской культуры; и — поселения красноозерского типа; п — поселения завьяловского типа; л — могильники завьяловского типа 3 — Зотинские I и II городища; 2 — Каменогорское городище; 3 — Боевское городище; 4 — Березовское поселение; 5 — Межовское; 6 — Лужки; 7 — Замараевское; 8 — Андреевские 5 и 7 городища; 9 — Мысовские стоянки; 10, 11 — Палкинские стоянки; 12 — Гамаюнское Городище; 13 — Коптяки I, II; 14 — Карасье I озеро; 15 — Аятские I и II поселения; 16 — Шайдуриха; 17 — Горбуновский торфяник; 18 — Кокшаровский холм; 19 — Усть-Вагиль; 20 — Махтыли; 21 — Петровка II; 22 — Ново-Никольское; 23 — Ильинка I; 24 — Бишкуль V; 25, 26 — Явленка I; 27 — Старо-Маслянинское поселение; 28, 29 — городще Большой Лог; 30 — Черноозерье VIII; 31 — Розановское городище; 32 — Инберень V—VII; 33 — Евгащинское поселение; 34 — Красноозерка; 35, 36 — городище Чудская Гора; 37 — Барсова Гора (жилшца 435,437,451,452, 472); 38—Барсова Гора, жилище 107; Барсов Городок 1/1, 1/10, 11/16;	39	—	Большеларьякские	поселения; 40 — Тух-Сигат IV; 41 — поселения Тух-Эмтор и Тух-Сигат; 42 — Малгет; 43 — Десятовское поселение; 44 — Шайтанское городище; 45 — Молчановская Остяцкая Гора; 46 — Иштанский могильник; 47 — поселение Чекист (Большекиргизское); 48 — Еловские I и II могильники; 49 — Еловское поселение; 50 — Камень; 51 — Красный Яр; 52 — Томский могильник на Большом Мысе; 53 — Басандайское городище; 54 — Дворниково; 55 — Люкус; 56 — Титовский могильник; 57 — поселение на р. Бурле у с. Ильинка; 58 — Ордынский I могильник; 59 — Ирмень I; 60 — Завьялово V; 61 — Петушиха; 62 — Могильник Бурмистрово; 63 — городище Маякора Гора; 64 — могильник Ближние Елбаны IV; 65 — могильник Дальние Елбаны I; 66 — Фоминское; 67 — могильник Долгая Грива; 68 — могильник Змеевка; 69 — могильник Суртайка

Рис. 76. Основные памятники эпохи поздней бронзы и переходного времени от бронзового века к железному в предтаежной и южнотаежной полосе Восточного Зауралья и Западной Сибири
а — поселения с межовской (замараевской) керамикой; б — поселения ильинского (большеложского) типа; в — поселения среднеиртышского варианта ирменской культуры; г — поселения ирменской культуры; д—могильники ‘ирменской культуры; е — поселения гямаюкской культуры; ж — поселения с гребенчато- ямочной керамикой; з — поселения молчановской культуры; и — поселения красноозерского типа; п — поселения завьяловского типа; л — могильники завьяловского типа 3 — Зотинские I и II городища; 2 — Каменогорское городище; 3 — Боевское городище; 4 — Березовское поселение; 5 — Межовское; 6 — Лужки; 7 — Замараевское; 8 — Андреевские 5 и 7 городища; 9 — Мысовские стоянки; 10, 11 — Палкинские стоянки; 12 — Гамаюнское Городище; 13 — Коптяки I, II; 14 — Карасье I озеро; 15 — Аятские I и II поселения; 16 — Шайдуриха; 17 — Горбуновский торфяник; 18 — Кокшаровский холм; 19 — Усть-Вагиль;
20 — Махтыли; 21 — Петровка II; 22 — Ново-Никольское; 23 — Ильинка I; 24 — Бишкуль V; 25, 26 — Явленка I; 27 — Старо-Маслянинское поселение; 28, 29 — городще Большой Лог;
30 — Черноозерье VIII; 31 — Розановское городище; 32 — Инберень V—VII; 33 — Евгащинское поселение; 34 — Красноозерка; 35, 36 — городище Чудская Гора; 37 — Барсова Гора (жилшца 435,437,451,452, 472); 38—Барсова Гора, жилище 107; Барсов Городок 1/1, 1/10, 11/16; 39 — Большеларьякские поселения;
40 — Тух-Сигат IV; 41 — поселения Тух-Эмтор и Тух-Сигат; 42 — Малгет; 43 — Десятовское поселение; 44 — Шайтанское городище; 45 — Молчановская Остяцкая Гора; 46 — Иштанский могильник; 47 — поселение Чекист (Большекиргизское); 48 — Еловские I и II могильники; 49 — Еловское поселение; 50 — Камень; 51 — Красный Яр; 52 — Томский могильник на Большом Мысе; 53 — Басандайское городище; 54 — Дворниково; 55 — Люкус; 56 — Титовский могильник; 57 — поселение на р. Бурле у с. Ильинка; 58 — Ордынский I могильник; 59 — Ирмень I; 60 — Завьялово V; 61 — Петушиха; 62 — Могильник Бурмистрово; 63 — городище Маякора Гора; 64 — могильник Ближние Елбаны IV; 65 — могильник Дальние Елбаны I; 66 — Фоминское; 67 — могильник Долгая Грива; 68 — могильник Змеевка; 69 — могильник Суртайка

То обстоятельство, что описанная группа завьяловской посуды по облику орнаментации в большей мере сопоставима с красноозерской кера¬микой таежного Прииртышья, нежели с молчановской Нижнего Причулымья и Нарымского Приобья, позволяет предполагать, что население, оставившее эту посуду, пришло в Новосибирское Приобье не из северной части Томской обл., как предполагает Т. Н. Троицкая, а скорее с северо-запада — из таежпого Прииртышья или района Сургута.

Вторая группа завьяловской керамики представлена крупными сосудами горшковидной или баночной формы. Судя по профилировке верхней половины стенки, большая часть сосудов была плоскодонной. Орнаментировался лишь верхний край. Наиболее характерный узор — несколько рядов горизонтальной елочки, выполненной гребенчатым или гладким штампом; довольно обычны также решетчатый поде или зигзагообразная полоса. Орнаментальное поле во многих случаях делилось двумя рядами «жемчужин», чередующихся с насечками. Керамика этой группы по существу полностью идентична посуде большереченского этапа большереченской культуры в верховьях Оби.

Т. Н. Троицкая в целом правильно определила место завьяловских памятников, включив их в круг культур, родственных гамаюнской. Это мнение в общем согласуется с моей точкой зрения, высказанной в 1964 г. Однако мне кажется, что Т. Н. Троицкая преувеличила близость завьяловской керамики молчановской посуде, и, наоборот, преуменьшила ее сходство с ранней большереченской керамикой района Бийска. Завьяловские памятники характеризуют всего лишь один из вариантов большереченской культуры и не могут рассматриваться в отрыве от памятников раннего (большереченского) этапа этой культуры. Правда, здесь следует учитывать, что в формировании большереченского этапа в районе Бийска северные воздействия сыграли меньшую роль, чем в районе локализации завьяловских памятников, во всяком случае крестовый штамп и гребенчато-ямочная манера орнаментации представлены там намного слабее. Видимо, в районе Бийска на формирование раннего этапа болыпереченской культуры большое влияние оказало предшествовавшее ирменское население, что убедительно показал М. П. Грязнов. В районе Завьялове это влияпие было меньшим и угадывается лишь во второй группе посуды, которая близка по облику ранней большереченской района Бийска. Тем не менее между завьяловскими и большереченскими комплексами больше сходства, чем различий, и мы вслед за М. Н. Комаровой склонны рассматривать большереченские памятники района Бийска и одновременные им памятники Новосибирского Приобья и низовьев Томи как относящиеся к одной (большереченской) культуре.

Среди орудий, найденных на завьяловских поселениях Новосибирского Приобья, Т. Н. Троицкая называет каменные грузила и бронзовый двухлопастный наконечник стрелы скифского типа, датирующийся VII—VI вв. до н. э. На памятниках большереченского этапа верхней Оби собрано большое количество металлических, костяных, каменных и глиняных изделий: бронзовые, железные и костяные наконечники стрел разных типов; бронзовые наконечники копий; обломки трехдырчатых костяных псалий; бронзовые ножи, шилья и иглы; бронзовые кельты и их литейные формы; каменные и глиняные пряслица; оселки-точильца; зернотерки; костяные трепала; всевозможные украшения. Все эти вещи описаны и опубликованы в обобщающей монографии М. П. Грязнова.

На городище Завьялово V Т. Н. Троицкая раскопала часть осыпавшегося жилища. Оно, видимо, было наземным, так как углублялось в материк всего лишь на 20—30 см . Несколько полуразрушенных жилищ этого времени исследовал М. П. Грязнов на поселении Ближние Елбаны I; он относит выявленные жилые постройки к типу землянок, но, как и Т. И. Троицкая, не берется судить об их форме и размерах.
В отношении абсолютной даты рассмотренных памятников (Завьялово I, V, Томский могильник на Большом Мысе, Ближние Елбаны I, VII и др.) у исследователей нет никаких расхождений. Они единогласно датируют их VII—VI вв. до н. э. — по бронзовым наконечникам стрел, чеканам, бронзовым ножам и другим вещам, тополого-хронологпческая классификация которых считается хорошо разработанной. Дата памятников завьяловского типа (как и памятников большереченского этапа в целом) укладывается, таким образом, в хронологические рамки гамаюнской культуры. Это очень важно, так как подтверждает высказанный выше тезис об одновременности продвижения лесных групп на территории, занятые ранее межовско-березовским и ирменским населением.

Подытоживая изложенный в предшествующих главах материал, необходимо подчеркнуть некоторые существенные моменты. Если обратиться к материалам наиболее изученной лесостепной и южнотаежной полосы Западной Сибири, то бросается в глаза следующее: в течение всего бронзового века мы видим здесь поочередное расширение ареала то одной, то другой орнаментальной (культурной) традиции — сначала гребенчато-ямочной (переходное время от неолита к бронзовому веку), затем отступающе-накольчатой или самусьской (самусьско-сейминская эпоха), потом андроноидной (андроновская эпоха) и т. д., причем эти расширения носили «взрывной» экспансивный характер и распространялись на большую площадь, иногда во много раз превышающую ареал исходной культуры.

Предтаежное Ишимо-Иртынгье и томско-чулымский регион являлись в эпоху бронзы, пожалуй, самыми нестабильными в этнокультурном отношении территориями. Это особенно видно на примере лесостепной части Среднего Прииртышья. На рубеже неолита и бронзового века здесь жили носители гребенчато-ямочной орнаментальной традиции. В самусьско-ceйминскую эпоху южная граница гребенчато-ямочного ареала сдвинулась к северу, и лесостепное Прииртышье заняло население, родственное самусьскому; оно принесло своеобразно орнаментированную керамику и специфические типы бронзовых изделий. Позже сюда пришло андроновское население, с другой керамикой, с иной манерой орнаментации, с другими типами бронзового инвентаря. На поздних этапах бронзы здесь появляются носители карасукской культурной традиции. И, наконец, в переходное время от бронзового века к железному в лесостепное Прииртышье проникают многие элементы северных таежных культур. Сходная последовательность культурных смен имела место в районе Томска, с тем отличием, что гребенчато-ямочная традиция сменила здесь самусьскую, тогда как в предтаежном Прииртышье мы видим обратную картину (рис. 1а, б; 77).

Если говорить о выделении культурно-хронологических пластов бронзового века Западной Сибири, то такие пласты четче всего вычленяются для южнотаежного и предтаежного Обь-Иртышья. Здесь археологи фиксируют неоднократную смену культурных традиций без видимых следов генетической преемственности. В окраинных и глубинных районах Западной Сибири культуры развиваются более традиционно. Так, в районе Свердловска на протяжении почти всего бронзового века прослеживаются этапы одной (андроноидной) культурной традиции — аятский, коптяковский, черкаскульский, межовско-березовский. В Васюганье и в бассейне Ваха с ранних этапов бронзового века до эпохи железа тоже идет развитие в основном одной культурной традиции — гребенчато-ямочной, не осложненной существенными инокультурными воздействиями.

Таким образом, если рассматривать бронзовый век Западной Сибири в целом, то мы вправе говорить об одновременности существования нескольких культурных традиций; если же касаться отдельных ее регионов — Тюменского Притоболья, лесостепного Прииртышья, Томско-Чулымского Приобья, то здесь одна культурная традиция сменяется другой, другая — третьей и т. д., и они воспринимаются как разновременные, причем последовательность культурных напластований на одновременных памятниках соседних микрорайонов могла быть не вполне одинаковой. Это мешает археологам, работающим в разных местах Западной Сибири, понять друг друга и является причиной многих разногласий и разночтений.

Рис. 77. Схема синхронизации древних культур и этапов Восточного Зауралья, Западной Сибири и Северного Казахстана

Рис. 77. Схема синхронизации древних культур и этапов Восточного Зауралья, Западной Сибири и Северного Казахстана

Этнокультурная карта Западной Сибири в энеолите и бронзовом веке была чрезвычайно сложной, и в этой связи нельзя не коснуться вопроса о западносибирской «культурной общности», которая якобы существовала на исследуемой территории в неолите и бронзовом веке. Тезис о существовании такой общности был высказан еще в те времена, когда неолит и бронзовый век Западной Сибири были практически неизвестны (по существу еще со времен Кастрена). Тем не менее точка зрения о западно¬сибирской общности эпохи бронзы стала общепринятой и несмотря на то, что археологические материалы никогда не свидетельствовали в пользу этого мнения, оно вот уже десятилетия повторяется в археологической литературе, на него ссылаются как на истину, не требующую доказательств. На фоне новых и новейших археологических исследований этот априорный тезис стал анахронизмом и дает неправильное направление научному поиску. Гораздо больше оснований говорить о западносибирской общности для переходного времени от бронзового века к железному и для эпохи железа, когда в таежном Обь-Иртышье шло активное смешение разных групп населения и происходила нивелировка разнокультурных признаков.

К оглавлению книги «Бронзовый век Западной Сибири» // К следующей главе

В этот день:

Дни смерти
1870 Умер Поль-Эмиль Ботта — французский дипломат, археолог, натуралист, путешественник, один из первых исследователей Ниневии, Вавилона.
1970 Умер Валерий Николаевич Чернецов - — советский этнограф и археолог, специалист по угорским народам.
2001 Умер Хельге Маркус Ингстад — норвежский путешественник, археолог и писатель. Известен открытием в 1960-х годах поселения викингов в Л'Анс-о-Медоузе, в Ньюфаундленде, датированного XI веком, что доказывало посещение европейцами Америки за четыре века до Христофора Колумба.

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014