Ю.Ф. Кирюшин, А.Б. Шамшин — Корчажкинская культура лесостепного Алтайского Приобья

Кирюшин Ю.Ф., Шамшин А.Б. Корчажкинская культура лесостепного Алтайского Приобья // Археологические исследования на Алтае. Барнаул, 1987. С. 137-158.

На территории Западной Сибири, на что уже справедливо обращали внимание В.H. Чернецов и М.Ф. Косарев, для определения культурной принадлежности отдельных памятников, а иногда и целых археологических культур, выяснения генезиса последних, установления направления культурных связей нередко первостепенное значение имеет орнамент на керамике, являющийся иной раз ведущим, а иногда и единственным культурно определяющим признаком. Так, например, М.Ф. Косарев отмечает, что «западно-сибирская керамика с ее выразительной орнаментацией, характерной традиционностью орнаментальных мотивов и широким распространением является наиболее важным и объективным источником при определении границ культурных общностей, выяснения преемственности культурного развития, выяснения характера и направления культурных связей и т.д.” /I, с ,8/.

[adsense]

Целый ряд западно-сибирских культур, таких, например, как сузгунская, ирменская, черкаскульская, выделены были сначала по материалам поселений, т.е, прежде всего по форме и орнаментации посуды. Некоторые из них предложены на основе лишь одного иссле0дованного памятника /2,.с-12-14/. Так, например, В.И. Мошинская выделила сузгунскую культуру по материалам одного жертвенного места Сузгун II /3/.

Разделяя рассмотренное выше мнение М.Ф.Косарева, мы считаем вполне правомерным выделение новой археологической культуры по керамическому комплексу одного или нескольких памятников, если они достаточно своеобразны и не укладываются в существующие рамки традиционных культур, даже при отсутствии других признаков. При этом необходимо, насколько это возможно, учитывать весь ход культурно-исторического процесса на данной территории в его сложности и многообразии. Именно эти критерии, наряду с учетом ряда других характерных признаков, в частности, особенностей хозяйства, были поставлены нами во главу угла при решении вопроса о выделении в южной части Верхнего Приобья новой оригинальной культуры эпохи поздней бронзы — корчажкинской, получившей свое название по раскопанному Б.Х. Кадиковым поселению Корчажка V на оз. Иткуль в Зональном районе Алтайского края.

Долгое время памятники эпохи поздней бронзы Барнаульско- Бийского Приобья традиционно относились к карасукской культуре /4, с.150-159/ либо эпохе /5, с. 26-43/, а позднее они же стали называться ирменскими /6, с.27/. Последняя точка зрения была поддержана большинством исследователей, занимающихся проблемами позднего бронзового века юга Западной Сибири. Позднее В.А. Посредников ряд этих памятников, расположенных, в частности, на оз. Иткуль, отнес к другой культуре — еловской /7, с.2/. Это мнение отчасти разделил В.И. Матющенко, который вклочил их в еловский этап единой еловско-ирменсхой культуры /8, с.4, 13-17/. В 1981 г. Ю.Ф. Кирюшин выделил алтайский локальный вариант еловской культуры, отличающийся от более северных таежных еловских памятников особенностями орнаментации керамики и различными соотношениями охоты, рыболовства и скотоводства в их хозяйстве /9, с.53/. Позднее он предложил говорить не о локальном варианте еловской, а о новой археологической культуре, сформировавшейся в конце 2-го тыс. до н.э. на территории Барнаульско-Бийского и южной части Новосибирского Прибья в результате смешения пришлого андроновского и местного елунинского населения /10, с.51-52/. Впоследствии данная культура получила название корчажкинской. Подробная характеристика ее была дана А.Б. Шамшиным в 1985 г. в Новосибирске на конференции «Генезис и эволюция этнических культур Сибири и сопредельных территорий». Однако до сих пор материалы, послужившие основой для выделения новой культуры, оставались неопубликованными, что естественно, затрудняло восприятие её многими исследователями, с ними незнакомыми. Поэтому целью настоящей статьи является публикация этих материалов, а также попытка построения схемы культурно-генетического развития корчажкинской культуры в Барнаульско-Бийском Приобье от андроновского времени и до переходной эпохи от бронзы к раннему железу.

Памятники корчажкинской культуры локализуются в Барнаульско-Бийском Приобье довольно узкой полосой по Оби и в устьях ее притоков, а также на проточных озерах, входящих в ее систему, каким является озеро Иткуль. Нам известно около 40 памятников, на которых обнаружены корчажкинские материалы. Среди них преобладают поселения. Могильники встречены единично. Поселения чаще всего являются многослойными, и на них выделяются лишь корчажкинские слои. Однако известны и «чистые» однослойные памят-

ники, как, например, само поселение Корчажка V. Большая часть памятников корчажкинской культуры представлена лишь сборами подъемного материала либо исследована небольшими разведочными раскопами. Крупным раскопкам, давшим основные находки этой культуры, подверглись поселения Костенкова Избушка (вскрыто более 2 тыс. кв. м) и Корчажка V на оз. Иткуль; Фирсово ХVII, Речкуново IV и могильник Осинки, расположенные на границе коренного берега и обской поймы. Отметим, что большинство корчажкинских памятников выявлено на правобережье Оби и лишь отдельные (Казенная Заимка, Чарышское, Серебренниково III) на ее левобережье. Большая группа их зафиксирована на оз. Иткуль.

Основным инвентарем корчажкинских памятников является керамика, встреченная практически на всех поселениях и могильниках. Значительное количество костяных и бронзовых вещей найдено в восьми исследованных Д.Г. Савиновым погребениях могильника Осинки. Эти материалы опубликованы /II/. В тесте всех корчажкинских сосудов, изготовленных ленточным способом, обнаружена примесь песка и дресвы. На стенках многих из них сохранились следы нагара. В соответствии с различиями в форме и орнаментации, корчажкинская керамика отнесена нами к двум типам: фирсовскому и иткульскому.

Для фирсовского типа, получившего свое название по поселению фирсово ХVII, где встречен практически чистый комплекс этой посуды, в технике нанесения орнамента характерен гребенчатый штамп. Так, на поселении Костенкова Избушка 63 сосуда фирсовского типа (66,32 %) украшены гребенкой, а на поселении Фирсово ХVII — 77 сосудов (74,04 %). Сосуды чаще баночной, реже слабо профилированной горшковидной формы, для которых характерно сплошное заполнение стенки орнаментом без разделения на зоны и пояса (рис.1-3, 4; 2-2,4). В орнаментальной композиции по венчику и тулову сосудов большее место занимают ряды каннелюров (рис. 1—3; 2,1; 4-2-4; 5-5) и горизонтальных линий (рис. 1-1,2,4; 2-3,4; 4,1), зигзаг (рис. 1-2, 4; 2-1-3; 3-1,4; 4-1,2,4), ряды наклонно поставленного штампа (рис. 1-2; 3-1, 4; 4-2), часто образующие елочку (рис. 3-2,5,6; 1-1,2; 2-2; 5-3,5), сетка (рис.4-2-4; 5-2-5) и др. По венчику и тулову сосудов достаточно характерны горизонтальные ряды ямок (рис.1-1-3; 3-2,5,6; 4-1,3). Например, на венчике они встречены на Костенковой избушке на 42,11 % сосу-

дов, а на Фирсово ХVII — на 56,67 %. Нередко ямки подчеркивают углы зигзагов и ромбов (рис. 1-2, 4; 2-1,3; 4-2,4).

Особый интерес представляет группа сосудов фирсовского типа со своеобразной орнаментальной композицией, состоящей из определенных мотивов, чаще всего рядов зигзага либо сетки, повторяющихся по всей плоскости сосудов и разделенных рядами каннелюров, либо выполненных гребенкой горизонтальных линий, наклонными отпечатками штампа либо ямками (рис I-2; 2-1,3; 4-1-4). Эта группа является как бы переходной к иткульскому типу, где такая композиция становится уже преобладающей.

Отдельные черты керамики фирсовского типа прослеживаются в Барнаульско-Бийском Приобье в керамических комплексах предшествовавших культур эпохи бронзы и прежде всего — в андроновской. Это четкая профилировка стенок ряда сосудов и отогнутость края венчиков, наличие рядов каннелюров (рис.1-3; 2-1; 4-2-4; 5-5), ломанные линии по тулову в виде Г-образных фигур (рис.1-3), солярное оформление дна (рис.5-3) и др. Некоторые черты можно рассматривать как производные от елунинской керамики: прямая баночная форма сосудов, ряды гребенчатых горизонтальных линий (рис.3-1,4; 2-3,4), сплошное заполнение стенок однообразными узорами (рис. 3-1). Особенно напоминает елунинскую керамику один из сосудов поселения Костенкова Избушка (рис.3-1). Однако в целом елунинская традиция прослеживается в корчажкинской керамике слабо, даже в раннем ее фирсовском типе, зато здесь отчетливо фиксируется сильный гребенчато-ямочный компонент, происхождение которого пока не совсем ясно. Он существовал на этой территории и в предшествовавшее елунинское время, однако, видимо, имела место и миграция сюда населения, также являющегося носителем гребенчато-ямочной орнаментации в керамике.

Иткульский тип, получивший свое название по месту нахождения поселений, давших наибольшие керамические серии, — на озере Иткуль, представлен сосудами баночной и горшковидной формы. В технике нанесения орнамента наблюдается постепенный переход от гребенчатого штампа к гладкому, который на керамике иткульского типа становится преобладающим. Характерно заполнение орнаментом большой части стенки сосуда. Основой орнаментальной композиции на иткульском типе керамики остаются получившие развитие еще на фирсовском ряды характерных мотивов: сетка (рис.6-1-4; 7-2,3,5; 8-1,4; 10-6), елочка (рис.6-2; 7-1,3,4; 8-3,5), наклонные отпе-

чатки штампа (рис.6-3,4; 7-2; 0-2,5; 10-6) и, частично, зигзаг (рис. 8-2,5), разделенные рядами ямок (рис.6-1-4; 7-1-5; 8-2-5), каннелюрами и прочерченными линиями (рис.6-2,4; 7-2,5; 8-3; 9- 1,2,4) либо оставленными чистыми поясами (рис.6-3, 7-Т; 10-6). Иной раз, начавшись на венчике, один и тот же мотив, однообразно повторяясь, идет до самой придонной части (рис.6-1,2; 8-5, 9-2, 4). Иногда на шейке сосудов разделительный ряд из ямок заменяется рядом жемчужника (рис.6-1,3; 8-1,2,5; 10-6), что более характерно для керамики быстровского этапа ирменской культуры, памятники которого локализовались севернее — в пределах Новосибирского Приобья. В делом облик керамики иткульского типа достаточно своеобразен. Именно такая керамика первоначально и была отнесена к корчажкинской культуре.

Иткульский тип представлен и другой группой посуды, для которой характерным становится геометризм в орнаментации, порой ярко выраженный. Место рядов сеток и елочек занимают теперь ряды треугольников, как свисающих (рис.8 -3; 9-1,2,4,5), так и обращенных вершинами вверх (рис.8-3; 9-1,3), появляются ромбы (рис.8-1; 9-1), по-прежнему сохраняется зигзаг (рис.8-2,5). Андроноидный облик этой керамики позволяет рассматривать ее как результат окончательного поглощения пришлых андроноидных традиций местным гребенчато-ямочным субстратом. Процесс это не является чем-то специфически алтайским. Он хорошо описан М.Ф. Косаревым применительно к более северным районам, в частности, к южной части Томско-Тымского Приобья, где он идет примерно в это же время и где также отмечается упадок гребенчатой орнаментации и тенденция возрастания удельного веса геометрических узоров в орнаменте /I, с.146,149/.

В целом керамика иткульского типа имеет много общего как с керамикой еловской культуры, правда всего со второй и, частично, третьей группами, выделенными М.Ф. Косаревым /X,с.145-153/, так и с керамикой быстровского этапа ирменской культуры, выделенного А.В. Матвеевым /12, с.59,62/.

Большое количество изделий из бронзы и кости получено из могильника Осинки. Среди них отметим бронзовые наконечники копий, кинжал, ножи, долото, украшения, височные кольца, браслеты, двойные бляшки и др. Подробно рассмотрев инвентарь могильника Осинки. Д.Г. Савинов датировал его Х-VIII вв. до н.э., отметив при этом своеобразие осинкинских материалов. Он высказал

мнение, что могильник оставлен группой населения, обитавшей в начале I-го тыс. до н.э. на Верхней Оби и отличной то культуре от носителей алтайского варианта карасука. По мнению Д.Г. Савинова, в основе этой культуры лежала сейминская традиция в изготовлении бронзового инвентаря, длительное время сохранявшаяся на данной территории /II, с.99/.

Мы считаем Осинкинский могильник по его культурной принадлежности корчажкинским. Дата его — эпоха поздней бронзы — сомнений не вызывает, что подтверждается большинством обнаруженных там вещей. Однако найденная в Осинках керамика явно не ирменская, она блике к корчажкинекой /II, рис.3-12,13,17; 4/. Аналогичный ей сосуд был найден при раскопках поселения Фирсово ХVII. Кроме того, отчетливо прослеживаемая в материалах могильника сейминская традиция в изготовлении бронзового инвентаря не типична для существовавшей на этой территории ирменской культуры, но зато характерна для послуживших основой формирующейся корчаккинской культуры елунинской и ацдроновской культур. Таким образом, относя Осинкинский могильник к корчажкинской культуре, весь его инвентарь мы считаем корчажкинским. Поскольку подробная характеристика его и обоснование даты этих находок сделаны Д.Г. Савиновым, мы на этом вопросе останавливаться не будем.

Корчажкинские материалы датированы нами как на основе стратиграфических наблюдений, так и с помощью датирующих вещей и посредством датированных аналогий. На поселении Костенкова Избушка корчажкинская керамика перекрывает елунинскую и гребенчато-ямочную и, в свою очередь, перекрывается керамикой эпохи раннего железа. В то же время необходимо отметить, что фирсовская керамика в целом залегает ниже иткульской, что, на наш взгляд, свидетельствует о ее более раннем возрасте по сравнению с последней. Их хронологические различия подтверждаются и планиграфией поселение Костенкова Избушка. Фирсовская керамика залегает большим скоплением в юго-западной части раскопа, близко к берегу протоки, соединяющей озера Большой и Малый Иткуль. Для андроновсхого времени в Барнаульско-Бийском Приобье доказано существование более сухого, нежели современный, климата /13, с.11-12; 14, с.68-69/. Не исключено, что это было характерно и для следующего за ним начального периода эпохи поздней бронзы (фирсовского этапа).

Уровень воды в водоемах и грунтовых вод, видимо, был ниже современного. В связи с этим нам представляется, что залегание фирсовской керамики близко к береговой кромке, в то время как иткульская располагалась выше по склону, больше в центральной и северной частях раскопа поселения Костенкова Избушка, свидетельствует о более раннем возрасте фирсовской посуды. В то же время фирсовский и иткульский типы керамики, несомненно, относятся к одной культуре — корчажкинской, что доказывается их большой близостью, а также наличием «переходной” группы, и составляют два хронологических этапа: ранний — фирсовский и поздний — иткульский.

Иткульский этап корчажкинской культуры надежно датируется вещами могильника Осинки и рядом других изделий, а также совместным залеганием иткульской и ирменской керамики, в том числе и в закрытых комплексах (Кытманово, могила 17). На ряде памятников прослежено тесное взаимодействие ирменской и корчажкинской (иткульской) традиций (ирменское поселение Речкуново III — рис.10-5; корчажкинское поселение Малоугренево и др.). Таким образом, иткульский этап в Барнаульско-Бийском Приобье хронологически совпадает с ирменской культурой. Верхняя граница иткульских и ирменских памятников на этой территории надежно определяется материалами поселения Мыльниково (мыльникавский тип) — вторая половина VIII-VII вв. до н.э. /15, с.101/, керамический комплекс которого сочетает в себе уже переработанные корчажкинские и ирменские традиции при значительном преобладании первых Срис.10-1-4). Мыльниковский тип, являющийся по сути своей уже раннебольшереченским, завершает собой единую местную линию развития, начинающуюся с фирсовского типа. Таким образом, дата иткульского этапа корчажкинской культуры — X — первая половина VIII в. до н.э.

Фирсовский же этап заключен между иткульским этапом корчажкинской культуры, с одной стороны, и андроновской культурой, валяющейся его предшественницей, с другой. Дата андроновской культуры в Барнаульско-Бийском Приобье определяется, видимо, ХIII — первой половиной ХII вв. до н.э. /13, с.27/. Следовательно, дата фирсовского этапа, видимо, — ХII(ХI)-Х вв. до н.э., что подтверждается и датирующими вещами: бронзовым ножом с поселения Костенкова Избушка и желобчатым долотом с поселения Большой Лог. Дата корчажкинской культуры в целом — ХII (XI) — первая половина VIII вв. до н.э.

Не рассматривая корчажкинскую культуру как нечто статичное, мы выделяем в ней два хронологических этапа. При этом наряду со стратиграфическими и планиграфическими наблюдениями важное место в доказательстве направления развития культуры занимает широкое распространение на иткульском этапе мотивов, лишь появившихся на фирсовском, а также постоянное снижение от фирсовского к иткульскому этапу роли гребенчатого штампа в орнаментации, что является эпохальной чертой.

[adsense]

В доказательстве самостоятельности корчажкинской культуры и ее отличия от еловской и быстровского этапа особую роль играют материалы раннего фирсовского этапа, значительно отличающиеся как от еловских (прежде всего от относительно близкой ей первой группы, по М.Ф. Косареву, названной В.А. Посредниковым раннееловской), так и от быстровских.

Для фирсовской и раннееловской культур общими являются прежде всего такие черты, как слабопрофилированная форма сосудов, абсолютное преобладание гребенчатого штампа в орнаментации и сплошное заполнение стенок сосудов орнаментом, которые можно, скорее, назвать эпохальными, нежели культурноопределяющими. Композиции же на этой керамике различаются значительно. Больше всего их общность подчеркивает единый гребенчато-ямочный субстрат, на основе которого вырастают обе культуры, и в силу этого сохраняют отдельные элементы подобия.

Значительны отличия фирсовского типа посуды и ордынской керамики, рассматриваемой А.В. Матвеевым как переходная форма от андроновской к быстровской. По его мнению, ордынский тип — это дальнейшее развитие чисто андроновских орнаментальных традиций /12, с.58/. Однако в Барнаульско-Бийском Приобье на фирсовском этапе андроновский компонент не вытеснил гребенчато-ямочную традицию. Интересно сравнить базовые памятники, послужившие основой для выделения этапов. Так, на поселении Ордынское XII гребенчатым штампом орнаментировано по венчику 18,6 -+ 7,9 % сосудов, а по тулову — 14,2 ± 5 % /12, с.58/. На Фирсово ХVII соответственно — 76,7 и 74,04 %, а на Костенковой Избушке — 52,27 и 66,32 %. Ямки встречены в Ордынском ХII по венчику на 18,6 + 7,9 % сосудов, а по тулову — на 14,2 + 6 % (данные по Ордынскому ХII взяты из кандидатской диссертации А.В. Матвеева, за что авторы приносят ему большую благодарность

а то время как в Фирсово ХVII на 56,6 % и 16,35 %, а на Костенковой Избушке на 42,11 и 18,96 %. Зигзаг в Ордынском ХII на венчике вообще неизвестен, а на тулове встречен в 0,3+0,8 %.

На Костенковой Избушке он обнаружен на 33,68 % сосудов по венчику и на 42,11 % по тулову, а в Фирсово ХVII соответственно в 13,33 и 5,77 %. Есть и много других отличий. Все это не позволяет отнести фирсовскую и ордынскую керамику к одной культуре.

На ордынской керамике по венчику жемчужник встречен на 4,1+-3,9 % сосудов, а на генетически связанном с ним быстровском этапе он уже абсолютно преобладает — 96+-3,2 % /12, с.58- 69/. В Барнаульско-Бийском Приобье на фирсовском этапе он почти не известен. В Фирсово ХVII ни одного случая, на Костенковой Избушке — 2,11 % сосудов, да и то с разделением ямками. Довольно редок он и на иткульской керамике, что сильно отличает ее от быстровской.

А.В. Матвеев отмечает, что быстровская керамика обнаружена преимущественно на юге Новосибирского и частично в Барнаульско-Бийском Приобье /12, с.59/. Мы не можем согласиться с утверждением, что комплексы такой керамики найдены на поселениях Заковряшино 1, Казенная Заимка и тем более Цыганкова Сопка I. На этих памятниках обнаружена корчажскинская, а не быстровская керамика, а поселение Цыганкова Сопка I — чисто ирменский памятник. Единично быстровская керамика действительно встречена в северной части Алтайского Приобья, в том числе и в Заковряшино I. Самым же южным комплексом, где обнаружена быстровская керамика, остается, вероятно, поселение Милованово III /16, с.13,16,17/.

Что же касается локализации быстровской керамики именно в этой части Новосибирского Приобья, то это, видимо, не случайно. Вероятно, именно контакты с населением корчажкинской культуры, а возможно, и проникновение этого населения на территорию Новосибирского Приобья несколько снивелировали быстровскую орнаментальную композицию в сторону корчажкинской. Близость отдельных сосудов этих культур бесспорна. Так, например, ряд сосудов с поселения Милованово III вообще неотличим от корчажкинских (иткульских). Впрочем, совершенно не исключено, что эти сосуды именно корчажкинские, а не быстровские, так как Милованово III находится в контактной зоне, где проходила граница между быстровским и корчажкинеким населением. Именно здесь ка участке Ка-

мень-Ордынское, скорее всего, имели место взаимопроникновения носителей этих культур и известны смешанные, «гибридные» материалы.

Возможно, формирование ирменской культуры шло именно в Новосибирском Приобье, где известны памятники ее раннего быстровского этапа. В Барнаульско-Бийском Приобье таких памятников нет, здесь продолжала развиваться местная корчажкинская культура, и лишь на ирменском этапе началось активное проникновение ирменцев на более южные территории, в том числе и в Алтайское Приобье, где они вступили в контакт с корчажкинским населением.

Определенное сходство корчажкинской, быстровской и еловской посуды вполне объяснимо. Появление корчажкинской и еловской культур, по сути, результат одного процесса — поглощения некогда единым гребенчато-ямочным субстратом пришлой андроновской традиции. Однако процесс этот шел на различном культурном и экологическом фоне. В одном случае а таежной зоне с традиционной культурой и присваивающим в своей основе типом хозяйства, в другом — в лесостепи со сложно протекавшими культурно-историческими процессами, с миграциями и взаимопроникновениями различных культурных групп и многоотраслевым типом хозяйства. Определенные отличия в хозяйстве еловской и корчажкинской культур, также являющиеся одним из оснований выделения последней, в данной статье нами не рассматриваются.

Близость же корчажкинской и быстровской орнаментации объясняется, видимо, постепенной нивелировкой пришлой андроновской культурной традиции при взаимодействии ее на территории Новосибирского Приобья с предшествовавшей ей здесь кротовской культурой, а также при активном влиянии на нее с юга корчажкинской, а с севера — еловской культур.

Общая историко-культурная ситуация на юге Западней Сибир) в эпоху поздней бронзы была такова, что произошло формирование ряда близких андроноидных культур на значительной территории. Таким образом, приведенные выше основания позволяют, на наш взгляд, убедительно обосновать выделение самостоятельной корчажкинской культуры в Барнаульско-Бийском Приобье в эпоху поздней бронзы.

ЛИТЕРАТУРА

1. Косарев М.ф. Бронзовый век Западной Сибири.- М., 1981. — 267 с.
2. Косарев М.ф. Древние культуры Томско-Нарымского Приобья. — М., 1974,- 166 с.
3. Мошинская В.И. Сузгун-II — памятник эпохи бронзы лесной полосы Западной Сибири // МИА, — 1957,- № 58, — С.114-136
4. Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири,- М., 1951, — С.150-159.
5. Грязнов М.П. История древних племен Верхней Оби // МИА.- 1956,- № 48.- С.26-43.
6. Членова Н.Л. Итоги и проблемы изучения карасукской эпохи в Алтайском крае // Археология и краеведение Алтая:
Тез. докл. к конф.- Барнаул, 1972.- С.26-29.
7. Посредников В.А. История еловского населения Среднего и Верхнего Приобья (эпоха поздней бронзы): Автореф. дис… канд.ист.наук,- М., 1973.- 27 с.
8. Матющенко В.И. Древняя история населения лесного и лесостепного Приобья (неолит и бронзовый век). Ч.IV. Еловско-ирменская культура // Из истории Сибири.- Вып.12.- Томск, 1974.- 196 с.
9. Кирюшин Ю.Ф. О культурах бронзового века в лесостепном Алтае // Сибирь в прошлом, настоящем и будущем,- Вып.Ш: Тез. докл. и сообщ. Всесоюз. науч.конф.- Новосибирск, 1981. — С.Ы-54.
10. Кирюшин Ю.Ф. Итоги и перспективы изучения памятников энеолита и бронзы Алтая // Проблемы древних культур Сибири.- Новосибирск, 1985.- С.46-53.
11. Савинов Д.Г. Осинкинский могильник эпохи бронзы на Северном Алтае // Первобытная археология Сибири.- Л., 1975 — C.94-I00.
12. Матвеев A.B. Некоторые итоги и проблемы изучения ирменской культуры // CA.- 1986.- № 2.- С.56-69.
13. Кирюшин Ю.Ф. Энеолит, ранняя и развитая бронза Верхнего и Среднего Приобья: Автореф, дис… докт.ист.наук,- Но¬восибирск, 1986.- 35 с.
14. Могильников В.А. Локализация поселений эпохи бронзы на Верхнем Алее // Использование методов естественных
и точных наук при изучении древней истории Западной Сибири. — Барнаул, 1983.- С.67-70.
15, Шамшин А.Б. Поселение Мыльниково — памятник финальной бронзы и переходного времени от эпохи бронзы к эпохе железа // Скифская эпоха Алтая: Тез. докл. к конф.- Барнаул, 1986. — C.IOO-I02.
16. Сидоров Е.А. Стратиграфия поселения Милованово III // Археологические памятники лесостепной полосы Западной Сибири.- Новосибирск, 1983.- С.10-20.