В.С Титов (рецензент) — X.А. Кинк. Восточное Средиземноморье в древнейшую эпоху

К содержанию журнала «Советская археология» (1973, №1)

Рассматриваемое здесь исследование ленинградского историка X. А. Кинк — первая работа подобного рода в советской исторической литературе. Оно отражает назревшую необходимость в подобных трудах, ибо затрагивает один из важнейших географических ареалов, в которых протекали процессы первоначального развития интенсивных видов производства — земледелия, скотоводства, металлургии. Сама важность темы заставляет нас уделить должное внимание исследованию X. А. Кинк и попытаться рассмотреть, насколько оно соответствует поставленным проблемам.

Работа распадается на Введение, 11 глав и заключение, за которым следует список литературы и указатели. Список литературы насчитывает 159 названий и учитывает работы, появившиеся до 1966 г. Отметим сразу, что система цитирования, выбранная автором, удобна для работы подобного рода и дает возможность экономить в книге место, идущее на авторский текст.

Прежде всего несколько слов следует сказать о названии книги и его соответствии содержанию. Обычно под Восточным Средиземноморьем в археологии понимают Крит, Кипр, материковую Грецию, Западную Анатолию, Южную Анатолию, Киликию, Сирию, Палестину, но никак не область, которая «тянется от залива Искандерон на севере до г. Газа с прилегающей к ней пустынной областью Негев на юге» (стр. 3). Речь, видимо, идет о восточном побережье Средиземного моря, тем более что восточную границу автор проводит в 150—200 км от западной (стр. 3).

Далее, в название вынесены слова «древнейшая эпоха». Это может означать палеолит, может быть, даже древний палеолит… Но нет, самое раннее, о чем идет речь в книге, это неолит. Разве автору неизвестно, что его «Восточное Средиземноморье» очень богато палеолитическими памятниками самых разных периодов? Однако о палеолите в книге сказаны лишь две фразы в конце стр. 18. Мезолит и тем более неолит ни о какой мере не являются для Сирии и Палестины «древнейшей эпохой». Итак, видимо, содержание работы не соответствует ее названию. Перейдем к анализу самого исследования.

Во Введении (стр. 3—11) должны были быть установлены хронологические и географические рамки исследования. Сразу же следует отметить, что утверждение X. А. Кинк о том, что название «Ханаан» появляется в топонимике Угарита XIV в. (стр. 3), не совсем ясно. Действительно, это слово встречается в текстах из Угарита, однако к местной топонимике оно явно не относится. К сожалению, автором не учтена обширная литература, посвященная применению этого термина и его значению [1]. Что же касается названия населения страны, то предлагаемый автором термин «ханаанеяне» явно не подходит. В современной науке ханаанеянами принято называть носителей ханаанской группы северо-западносемитских языков, т. е. в основном население Сирии — Палестины во II, а возможно, и в III тысячелетии до н. э. Следует отметить, что для более раннего времени языковая принадлежность населения этого района неизвестна.

Задачи работы определяются автором во Введении как «попытка дать общее представление о материальной культуре Ханаана, о хозяйстве древних насельников этой страны и проследить там, где это возможно, процесс развития производительных сил…». И далее: «…определить и уровень развития социально-экономических отношений в Восточном Средиземноморье в период IV и первой половины III тысячелетия» (стр. 9—10). Однако, поскольку нигде не определены хронологические рамки работы, читателю так и остается неясным, что же представляет собой «древнейшая эпоха Восточного Средиземноморья» в хронологическом отношении.

В том же Введении автор дает археологическую периодизацию так, как он ее понимает, а именно сообщает о том, что в Сирии и Палестине известны палеолит, неолит, энеолит и бронзовый век, что неолит датируется VIII—V, энеолнт — IV, а бронзовый век — III — II тысячелетиями до н. э. Но все это, собственно, еще не периодизация, а лишь общие хронологические рамки древнейшей истории Сирии и Палестины. Читатель не найдет в книге Кинк настоящей периодизации и хронологии древнейших культур Восточного Средиземноморья, хотя она давно уже создана и представляет несомненный интерес.

Кстати, нельзя согласиться с утверждением автора, что произвести относительную датировку археологического материала означает «установить последовательность изменений в керамике, каменной индустрии и в других группах материальной культуры» (стр. 4).
Неверно и то, что «опорой для построения абсолютной хронологии Восточного Средиземноморья периода III—II тысячелетий до н. э. является египетская хронология» (стр. 5). Такой основой не в меньшей степени, а для Сирии даже в большей степени является месопотамская хронология. Вся система Р. Брейдвуда для района Антиохии (Амик, Амук, Амк) построена им на месопотамской хронологии.

Далее, Введение содержит краткую характеристику, вернее, несколько слов об истории раскопок и некоторых общих работах, касающихся главным образом Палестины. О раскопках в Сирии и на равнине Амука нет ни слова. Не упомянуты также раскопки, проводившиеся Восточным институтом Чикагского университета на равнине Антиохии (Р. и Л. Брейдвуд), в Хаме на Оронте (Датская археологическая экспедиция), раскопки в Рас-Шамре французской миссии, продолжающиеся уже много лет под руководством К. Шеффера, не говоря уже о более мелких по масштабу, но не менее значительных по результатам работах в Калат-эр-Рус и Телль-Сукас. Вызывает удивление отсутствие упоминания о многолетних и продолжающихся до сих пор раскопках в Библе.

Трудно согласиться с характеристикой работы Г. Чайлда, данной автором (стр. 7). Основной целью Г. Чайлда отнюдь не были поиски хронологических соотношений между отдельными археологическими культурами, как считает автор. Г. Чайлд понимал огромную роль археологической периодизации и хронологии, считая, что именно они должны быть исследованы в первую очередь, поскольку только на их основе возможны правильные исторические выводы; он сознавал, что любая ошибка в периодизации и хронологии неизбежно приведет к гибели построенной на них исторической концепции. Поэтому он столь осторожно подходил к созданию периодизации и хронологии, в которых решающую роль, естественно, играют связи между культурами. Этому у него следует только учиться.

Обзор литературы в книге X. А. Кинк заканчивается очень пессимистично. «Чаще всего в них (исследованиях западных авторов.— В. Т.) встречается пересказ (?) сведений и лишь иногда суждения авторов, не основанные, впрочем, на какой-либо определенной методологии» (подчеркнуто мной.— В. Т.) Рецензент до сих пор считал, что те или иные суждения высказываются прежде всего на основе анализа фактов, данных, материала.

Первый раздел работы X. А. Кинк назван «Историко-географическим очерком» (стр. 12—23). Видимо, это следует понимать не в смысле исторической географии восточного побережья Средиземного моря, поскольку в нем идет речь только о современной географии рассматриваемого района. Описание природы восточного берега Средиземного моря написано неплохо и читается с интересом, хотя, конечно, как и всякий географический раздел в исторических и археологических работах, не является самостоятельным исследованием автора. Однако полное отсутствие историчности в этой части озадачивает читателя. Автор даже не пытается показать изменений климата, растительности и животного мира, происшедших за последние 15 тыс. лет. Более того, он заявляет, что, «по общему мнению исследователей, климат Ханаана в период VIII—III тыс. до н. э. мало чем отличается от современного» (стр. 17). С этим мы не можем согласиться. Еще в 1957 г. известный палеоклиматолог К. Бутцер [2] выделил следующие климатические субпериоды в постплювиальном периоде Ближнего Востока: постплювиальный I с наивысшей точкой в XI тысячелетии до н. э, субплювиальный I (IX тысячелетие до н. э.), постплювиальный IIa (приблизительно 8000—6500 г. до н. э.), постплювиальный IIb (приблизительно 6500— 5500 г. до н. э.), субплювиальный II (приблизительно 6500—5500 гг. до н. э.), субплювиальный II (приблизительно 5000—2400 гг. до н. э.), постплювиальный III (приблизительно 2400—850 гг. до н. э.) и еще два последующих субпериода, которые уже выходят за интересующие нас хронологические рамки. Не менее важными и значительными были изменения в растительности и животном мире. О них можно судить как по климатическим изменениям, так и по изменениям, зафиксированным палеоботаниками для некоторых областей Ближнего Востока: имеются в виду палеоклиматические исследования озерных отложений в Западном Иране и Юго-Восточной Турции, проведенные Райтом, ван Цайстом и Мегардом 3 (озера Церибар, Марабад, Нилофар в Иране и озеро Голбаши близ Газиантепа — последнее всего в 100 км от равнины Антиохии, которая входит в область, рассматриваемую автором). Одно такое отложение, давшее важную пыльцевую диаграмму, расположено в северо-западной Сирии. Это Джиср-эль-Чагур (Jisr-el-Chaghur), но его исследование находится в начальной стадии.

История растительности в послеледниковый период на Ближнем Востоке характеризуется распространением деревьев из их естественных убежищ в леднпковом периоде на территорию степей приблизительно после 10 ООО г. до н. э. Именно средиземноморские леса Ливана и Западной Сирии дали деревья, которые стали занимать большие области Ближнего Востока. В период 8000—6000 гг. до н. э.— время начала земледелия и его распространения на Ближнем Востоке — пыльцевые диаграммы, полученные в горах Загра, указывают на более сухой климат и широкое распространение лесостепной растительности. А история растительности и изменения в климате играет огромную роль в изучении возникновения земледелия, в определении центров его происхождения и времени, к которому оно относится.

Далее, нельзя согласиться со следующим положением автора: «От сбора этих дикорастущих злаковых, ячменя и пшеницы было нетрудно перейти и к их возделыванию» (стр. 18). Как показали ботанические исследования, до сих пор в соответствующих экологических условиях произрастают целые поля дикорастущих злаков, простирающиеся на многие тысячи гектаров, причем растения на них почти столь же густы, как и на современных культурных полях. Такие поля дикорастущей однозернянки обнаружены в районе Малатьи, Элязыга, Бингёля на высоте ниже 2000 м и в районе Газиантепа на высоте около 600 м. Подобные же обширные поля встречаются в Северном Ираке и в горах Загра [4]. Так не проще ли было первобытному человеку просто собирать урожай на этих огромных полях дикорастущих злаков? Что же заставило его перейти к возделыванию злаков, если он и так имел в своем распоряжении эти и подобные им поля, где можно было без возделывания почвы собирать достаточный урожай? Эту большую проблему, к сожалению, не видит X. А. Кинк. Естественно, что там, где существовали подобные естественные, достаточно плотные и обширные поля, земледелие не могло возникнуть. Оно должно было зародиться где-то в соседних районах, близких к ареалам наиболее плотного размещения дикорастущих предков современных культурных растений. В самих же ареалах люди еще долго после возникновения земледелия продолжали жить сбором урожая дикорастущих злаков.

Вторая половина этого раздела должна служить историческим очерком (стр. 19—23). К сожалению, она совершенно недостаточна для книги о «Восточном Средиземноморье в древнейшую эпоху» ни по объему (5 стр.), ни по содержанию. Так, читатель узнает только о самом факте существования палеолита Восточного Средиземноморья. Далее автор оговаривается, что «в цели настоящей работы не входит рассмотрение культур мезолита и неолита» (прим. 5 к стр. 19). Однако читатель не найдет в книге и анализа энеолитических (халколитических) культур. Они даже не названы в работе. Но ведь именно археологическая культура является той основной единицей, вокруг которой на современном этапе науки принято группировать весь материал.

Периодизация энеолита Сирии и Палестины также отсутствует в книге. Автор даже не высказывает своего отношения к существующим в литературе точкам зрения на этот вопрос. Итак, для X. А. Кинк энеолит Восточного Средиземноморья представляется единым целым как в территориальном, так и в хронологическом отношении. Это не соответствует действительности, и потому с автором в этом отношении нельзя согласиться. С позиций, на которых стоит X. А. Кинк, невозможно не только решить вопрос о происхождении энеолита столь обширной и столь различной в культурном отношении территории, но и даже правильно поставить его. Но отказавшись раз и навсегда от рассмотрения неолитических культур, автор вдруг начинает говорить о «местном неолите ярмукского типа» (стр. 23). Однако читателю он неизвестен, равно как и халафская культура. Ведь сам автор отказался выше от рассмотрения общей картины мезолитических и неолитических культур, тем самым обеднив и упростив сложную картину, которую представляла собой изучаемая им территория, и отрезав себе раз и навсегда пути к решению генетических проблем.

Несколько слов о карте, приложенной к данному разделу (стр. 15). К сожалению, она совершенно неудовлетворительна. Прежде всего бросается в глаза, что согласно этой карте, на территории Сирии совершенно нет неолитических поселений. Почему? Почему знаменитые телли равнины Амука отмечены лишь как энеолитические поселения, а слои периодов А—В вовсе не приняты во внимание? А неолит Библа? А разве неолит Рас-Шамры, в том числе докерамический, не заслуживает внимания? В результате на карте не оказалось ни одного памятника культуры темной лощеной керамнки — древнейшей культуры керамического неолита. Нет и культуры Таббат-эль-Хаммам, неолитические слои не показаны и в Хаме. А подобное забвение основных неолитических памятников создает у читателя искаженную картину резкого увеличения числа поселений в эпоху энеолита. Далее, в легенду вынесены «пещеры». Видимо, речь идет об обитаемых в эпоху энеолита или неолита пещерах (?), но почему они в таком случае противопоставляются не открытым поселениям, а просто поселениям? А к какому времени относятся медные рудники, обозначенные на карте? К энеолиту или также к более позднему времени, или же речь идет просто о залежах медной руды, разрабатывавшихся в разные периоды, древность которых не всегда можно определить?

В трех последующих разделах книги X. А. Кинк рассматривает хозяйство древних обитателей страны, которая названа условно Ханааном. Речь здесь идет о земледелии, скотоводстве, охоте, рыбной ловле и собирательстве. Автор начинает свой анализ с земледелия, что нелогично: ведь последнее выросло из собирательства, о чем читателю и сообщается (стр. 24). Поэтому автору приходится дважды начинать с собирательства, поскольку он вновь обращается к этой теме в разделе «Охота, рыбная ловля и собирательство», что, безусловно, мешает целостному восприятию книги.

Мы не можем согласиться с утверждением автора книги, что «следы работы на кремневых лезвиях серпов не могут дать ответа на вопрос о том, срезали ими дикий (очень неудачный термин, гораздо лучше — дикорастущий.— В. Т.) или культурный вид растений». Нам кажется гораздо более правдоподобной теория, согласно которой серп употребляется для уборки только культурных растений. У дикорастущих злаков стерженек, на котором держится зерно, с вызреванием приобретает такую хрупкость, что очень легко ломается. Эти злаковые легко убирать, стряхивая колос в корзину ИЛИ мешок ИЛИ сбивая колосья палкой. Подобная хрупкость у дикорастущих злаков облегчает распространение семян и совершенно отсутствует у культурных растений.

Учитывая существующие до сих пор обширные поля дикорастущих злаков в определенных экологических условиях (см. стр. 289 настоящей рецензии), мы не можем согласиться с определением автором роли злаков среди прочих продуктов питания человека (стр. 25), равно как и с утверждением, что «злаковые, росшие в диком состоянии, и злаковые культуры, выращиваемые на полях, росли бок о бок» (стр. 25). Выше мы пытались показать, что этого быть не могло.

Неверно и то, что от неолита «до нас дошли лишь отпечатки зерен» (стр. 26). Не менее часто встречаются находки обуглившегося, а потому и сохранившегося зерна. Довольно странное представление у автора о работе археологов, если он считает, что в поисках отпечатков зерен «исследователи разламывают немало черепков» (стр. 26).

Применение термина «очаг земледелия» к отдельным памятникам, где найдены следы древнейшего земледелия, также совершенно неправомерно (стр. 26). Известный английский геолог и палеозоолог Фредерик Цейнер вдруг превратился в работе в Зейнера (стр. 27). Этого бы не случилось, если бы X. А. Кинк был известен русский перевод его книги «Плейстоцен» (Москва, 1963).

В разделе «Земледелие» много внимания уделяется проблеме хозяйства докерамического неолита. Это, бесспорно, интересная проблема, но она не относится непосредственно к тому времени, которым занимается автор, а именно к IV тысячелетию до н. э. В этот период земледелие уже сформировалось и стало важной составной частью хозяйства обитателей Ханаана. Однако этого различия автор как-то не замечает, когда от рассмотрения земледелия докерамического неолита в Иерихоне, Рамате и Бейде переходит к Гассулу, перепрыгивая через несколько тысячелетий керамического неолита.

Следует отметить, однако, что проблема земледелия в докерамическом неолите не может рассматриваться только на материалах из Иерихона, Рамада и Бейды, а должны решаться на гораздо более широком фоне, включая памятники типа Джармо, Чатал-Хююк, Рас-Шамра, Али-Кош и др., которые позволят точнее определить древнейший очаг происхождения земледелия на Ближнем Востоке и процессы, которые привели к его возникновению и к распространению земледелия за пределы этого очага [5].

Неверно утверждение X. А. Кинк о том, что в слоях докерамического Иерихона «не обнаружили они (археологи.— В. Т.) ни остатков, ни отпечатков зерен злаковых, подтверждающих их культивирование» (стр. 26). Уже в 1960 г. в своем докладе в Институте археологии АН СССР я говорил о том, что имеются многочисленные находки злаков, которые тогда, однако, еще не были определены [6]. В настоящее время известно, что в докерамических слоях Иерихона открыты ячмень, пшеница и стручковые [7]. Однако в Иерихоне, где выпадает всего около 140 мм осадков за год, трудно предполагать неполивное земледелие [8]. В этой связи особую роль приобретает гипотеза Э. Анати о меновой торговле иерихонцев, которая почему-то не упоминается X. А. Кинк [9], а ведь благодаря этой торговле и могли попасть злаки в Иерихон из более влажных районов. Именно в силу того, что современные годовые осадки в Бейде не превышают 200 мм, мало вероятно, что здесь земледелие играло важную роль.

Кстати, неверно называть слоем период Е, выделенный Л. и Р. Брейдвудами на теллях равнины Антиохии (Амука), поскольку он представлен слоями на телле Курду и материалами на телле Джудейде (стр. 29) .

Что касается земледелия IV тысячелетия до н. э., то существует не так уж много твердо установленных фактов, на которые можно опираться. Искусственное орошение в IV тысячелетии остается маловероятным для долины Иордана, так же как и террасное земледелие. Приводить факт существования дольменов как свидетельство в пользу возможности постройки опорных стен и на этом основании доказывать вероятность террасного земледелия едва ли логично. Достаточно посмотреть на карту распространения дольменов, чтобы убедиться в их появлении в самых различных областях, где никогда не существовало террасного земледелия, и не повторять ошибочный аргумент Н. Глюка. Более того, большинство строителей мегалитов не воздвигало никаких каменных стен, тем более подпорного характера. Достаточно указать на мегалитические культуры Франции, Голландии, Дании, Германии, на строителей дольменов Кавказа и др. Так что аргумент в пользу террасного земледелия, выдвинутый Н. Глюком и поддержанный X. А. Кинк, не может быть принят.

У нас нет никаких свидетельств в пользу меньшей продолжительности жизни неолитических групп населений на одном и том же месте по сравнению с энеолитическим (стр. 35). -Никаких доказательств в пользу утверждения, что «энеолитическое население жило на одном месте продолжительное время (иногда несколько сот лет) » (стр. 35), опять-таки не существует. Прямое сопоставление мощности культурных слоев неолитического и энеолитического времени ничего не дает для разрешения этого вопроса хотя бы потому, что степень накопления культурных остатков может быть различной. Столь же мало дает и сравнение количества строительных периодов, поскольку оно зависит от целого ряда факторов: уровня развития строительной техники, благосостояния общества и др.

Вопрос о почвообрабатывающих орудиях (стр. 35—36) также еще очень далек от разрешения. Вопрос о палках-копалках автор оставляет открытым и предполагает, что разновидности мотыг (в том числе чопперы (?)) и топоры некоторых форм (?), вероятнее всего, использовались для различных земледельческих работ.

Что касается злаков, выращивавшихся в Ханаане в энеолите, то они не отличались от тех, которые выращивались и в докерамическом неолите: это ячмень, двузернянка и однозернянка пшеницы. Карликовая пшеница появляется лишь в период ранней бронзы. Посев смешанный. Хлеб убирали серпами с кремневыми лезвиями. Зерно хранили в ямах.

X. А. Кинк считает, что просо вплоть до начала III тысячелетия до н. э. оставалось сорняком в посевах пшеницы и ячменя (стр. 41), однако данные по Балканам и Северному Причерноморью говорят о другом. Уже в VI тысячелетии до н. э. в поселениях культуры Старчево, например, возделывалось просо (Бисерна Обала) [10]. В IV тысячелетии оно известно из Олинфа [11]. Согласно новым данным, первые находки отпечатков проса, еще единичные и потому, возможно, принадлежащие сорнякам, сделаны на керамике буго-днестровской культуры в Молдавии, относящейся к V тысячелетию до н. э. Однако уже в конце V тысячелетия до н. э. отпечатки зерен достаточно крупных размеров, которые можно отнести уже к обычному культурному виду Panicum miliaceum L., встречены в линейно-ленточной керамике, а в IV тысячелетии до н. э.— в керамике культуры Гумельница [12].

За разделом «Земледелие» следует раздел «Скотоводство» (стр. 45—52). В целом материал здесь изложен последовательно. Некоторую неясность вызывает лишь вопрос о доместикации верблюда. Все же большинство ученых на сегодняшний день являются сторонниками теории о позднем (середина II тысячелетия до н. э.) массовом одомашнении верблюда [13].

Говоря о первоначальном преобладании мелкого скота (стр. 53), автор считает это особенностью данного района. На самом деле это характерно почти для всего Средиземноморья и многих других районов. На наш взгляд, X. А. Кинк недостаточно использовала исследования Б. Брентьеса по истории одомашнения и раннего разведения домашних животных [14].

Охоте, рыбной ловле и собирательству посвящен следующий раздел книги (стр. 58—70). В нем автор делает ряд важных наблюдений. Так, резкое сокращение количества находок наконечников стрел и дротиков свидетельствует, по мнению X. А. Кинк, об уменьшении роли охоты в хозяйстве по сравнению с неолитическим временем. Но имеются и исключения, как, например, пещера Мураббаат, обитатели которой занимались главным образом охотой и скотоводством. Что это за процесс? Специализация отдельных общин? Об этом автор, к сожалению, ничего не говорит. Другое наблюдение — появление ядер для пращи в районе Антиохии — остается вновь без интерпретаций. К тому же автору книги было бы затруднительно дать объяснение этому факту, поскольку он исходит из единства энеолита всей изучаемой территории. А ведь столь разительное различие в применяемом метательном оружии (лук и стрелы, с одной стороны, и праща — с другой) — контраст, о котором не раз писал В. Г. Чайльд,— лишний раз говорит о различных традициях, к которым восходит энеолит восточного побережья Средиземного моря.

Рыбной ловле посвящено всего две страницы и сделано одно интересное наблюдение: исчезновение костяного рыболовного инвентаря и переход к ловле сетями, от которых сохранилось много грузил (стр. 61).

Совершенно неожиданны рассуждения о ткачестве в разделе «Собирательство» (!). Едва ли маленькие диски с отверстиями могли служить грузилами для ткацких станков (стр. 64). Последние, известные из других археологических культур, обладают значительно более массивными грузилами пирамидальной формы с отверстиями в верхней части. Вряд ли следует включать описание одежды древних обитателей Ханаана в раздел «Собирательство», равно как и описание способов приготовления пищи и напитков.

Подводя итоги рассмотрения разделов книги, посвященных хозяйству древних обитателей энеолитического Ханаана, мы считаем, что они не дают читателю достаточно полной картины хозяйственного развития. Автор увлекся интересными проблемами происхождения различных культурных растений и домашних животных, забыв, что к началу энеолита производящее хозяйство в Ханаане не только сложилось, но и господствовало. Поэтому вопросы его происхождения не столь актуальны, как для неолита. При анализе экономики Ханаана IV тысячелетия до н. э. на первый план следовало поставить совсем иные проблемы, а именно: чем отличается хозяйство Ханаана энеолитического периода от предшествующего неолитического и последующего периода ранней и затем средней бронзы: уровнем ли развития, преобладанием той или иной отрасли в экономике, изменением в составе культурных растений, возделываемых человеком, возникновением и развитием скотоводства, виноградарства, изменением в составе стада, определенной или только намечающейся специализацией отдельных отраслей хозяйства и пр. и пр.

Однако читатель не найдет подобного анализа в книге X. А. Кинк. А ведь именно в этих вопросах от автора следовало бы ожидать решающего слова, а отнюдь не в вопросах происхождения культурных растений и места одомашнения того или иного вида животных, поскольку автор, не будучи специалистом палеоботаником или палеозоологом, вынужден лишь повторять сказанное ранее Хельбеком и Цейнером. Кстати, в книге совсем нет ссылок ни на работы советских специалистов в области происхождения культурных растений Н. И. Вавилова, П. М. Жуковского, М. М. Якубцинера, ни на работы советских палеозоологов С. Н. Боголюбского, В. И. Цалкина, В. И. Громовой, В. И. Бибиковой.

Не совсем удачно раздел о скотоводстве завершается рассмотрением обработки кожи и кожевенного производства. Считает ли автор, что только шкуры домашних животных обрабатывались и использовались, а если нет, то почему в таком случае вопрос об обработке шкур попал именно сюда, а не в раздел об охоте? Конечно, как кожевенное производство, так и изготовление корзин, ткачество и другие домашние и ремесленные производства следовало бы выделить в специальные разделы, а не относить к животноводству и собирательству, поскольку вопросы организации производства и сбыта гораздо важнее для изучения экономики, чем вопросы происхождения и добычи сырья для производства, по которым сгруппировано все рассмотрение хозяйства.

Следующий раздел «Жилище» (стр. 71—86) следовало бы назвать «Постройки», поскольку речь идет не только о жилых, но и о хозяйственных, производственных и общественных сооружениях. Но удивительно, что нигде ни слова не сказано о поселениях, их характере, планировке, даже о соотношении жилых, хозяйственных и общественных сооружений. Каждое из этих сооружений рассматривается само по себе, вне всякой связи с другими постройками. Поэтому даже не поднимается вопрос о характере коллективов, которые обитали в этих жилищах, их размерах и пр. В этом разделе нет ни слова о проблеме возникновения и развития города, об оборонительных сооружениях, которые известны в Восточном Средиземноморье со времен докерамического неолита (стены и башня докерамического Иерихона, стены Рас-Шамры и др.). Это, пожалуй самый существенный недостаток главы.

Следует отметить как положительный момент книги то, что автор в конце раздела обращает внимание на значительные прогрессивные изменения в архитектуре и строительстве на рубеже III тысячелетия до н. э. по сравнению с энеолитическим периодом (стр. 86).

Обработке металлов и первым металлическим изделиям посвящен следующий раздел (стр. 87—104). Основной недостаток этого раздела — неясность изложения. Раздел, естественно, начинается вопросом о древнейших находках медных изделий (конец V тысячелетия до н. э.— равнина Антиохии), но к нему же возвращается автор и на стр. 97, когда говорит об обработке металлов в Анатолии VII тысячелетия до н. э. [15] Далее перечисляются все находки медных изделий с рассматриваемой территории. К сожалению, автор ограничился перечислением, даже не сочтя нужным как-то обобщить, типологизировать эти находки, привести для них хотя бы несколько аналогий с сопредельных территорий.

На наш взгляд, слишком мало внимания уделено огромному медному кладу, найденному в одной из пещер Иудейской пустыни (стр. 88 и 100). Ведь тщательнейшая его интерпретация могла бы дать немало данных по истории металлургии, о количестве металла, находившегося в обращении в одном районе, и о его применении [16]. Здесь еще раз сказывается неполный и случайный характер исследования истории металлургии в данной книге. При этом датировка этого клада X. А. Кинк III тысячелетием до н. э. не совсем убедительна. Синайский полуостров и его разрабатывавшиеся в древности месторождения руд упоминаются лишь мимоходом. Пожалуй, это оправдано, так как новейшие исследования многое меняют в традиционно установившихся взглядах. Возможно, что металлургия юга Палестины дала начало открытой добыче руды и бирюзы на Синае, а регулярная добыча руды шахтным способом на Синае зародилась лишь в III тысячелетии до н. э. [17]

Некоторое недоумение вызывает утверждение X. А. Кинк о том, что в энеолитических захоронениях Библа медные предметы обнаружены лишь в четырех из 851 могилы. Уже по состоянию данных о раскопках, приведенных в 1955 г., медные предметы были найдены в восьми из 1451 захоронения, что меняет приведенное в книге соотношение. Вообще же следует подчеркнуть относительную бедность этого района металлом в энеолите по сравнению с более южными областями.

Раздел «Камень» (стр. 105—135) призван познакомить читателя с добычей и обработкой камня, как строительного, так и поделочного. Этот раздел не может быть признан удачным, поскольку автор не обладает, видимо, необходимыми для его написания на профессиональном уровне знаниями, а выступает как дилетант в археологии. Этот дилетантизм проявляется прежде всего в разделах, посвященных обработке кремня и изготовлению кремневых орудий. Я не говорю уж о совершенно непрофессиональной терминологии. Например, celt в английских и французских работах означает «плоский топор» или «тесло», а у автора же этот термин переводится на русский язык как «кельт» (стр. 116). В русской археологии кельт — это определенный тип орудия, бронзовый или железный втульчатый топор, который насаживался на рукоятку так, что плоскость лезвия перпендикулярна плоскости рукоятки, и который появился только в среднем бронзовом веке около середины II тысячелетия до н. э. На стр. 108 автор говорит о медном резце (?), который якобы применялся для добычи мягких горных пород. Резец — орудие, у рабочей части которого несколько плоскостей сходятся в одной точке, что придает ей особую крепость. Никакие медные резцы нам неизвестны.

Описание изготовления нуклеусов и отжимания с них пластин грешит многими неточностями (стр. 111—112). Отжимная ретушь наносилась на пластины совсем не для того, чтобы сделать их более острыми (стр. 112), а для того, чтобы сделать режущие изделия менее хрупкими. Подобные примеры можно было бы умножить. Совершенно анекдотически звучат строчки, посвященные использованию микролитов из Гассула: «для обрезания ногтей, вскрытия нарывов и различных других хирургических операций» (стр. 124).

В этой главе, однако, совсем или почти совсем не подняты вопросы об экономике и социальной организации добычи и обработки камня, а именно, кто добывал камень, отдельные ли общины или отдельные члены разных общин, существовали ли внутри общин специалисты-ремесленники или разделение труда проходило не внутри общин, а между общинами, как далеко зашло разделение труда и насколько широко осуществлялся обмен, и пр. Постановки именно этих вопросов и попытки их решения естественно ожидать от историка, который обращается к археологическому материалу, чтобы «определить уровень развития социально-экономических отношений в Восточном Средиземноморье в период IV и первой половины III тысячелетий» (стр. 10). Но именно этого читатель не найдет в книге.

Еще несколько конкретных замечаний по этой главе. Мы не можем согласиться с автором в том, что «потребности в камне… в пору энеолита были в общем невелики (из него делали лишь орудия и прочие небольшие предметы). Поэтому можно полагать, что в то время могли вполне обходиться обломками, находившимися на поверхности земли. В крайнем случае карьеры энеолитического времени могли представлять собой неглубокие ямки» (стр. 108, подчеркнуто мной.— В. Т.). Подобные слова могли выйти из-под пера человека, абсолютно незнакомого с археологией энеолита. Ведь именно к энеолиту относятся огромные шахты по добыче кремня и других видов поделочного камня. Достаточно вспомнить кремневые разработки Граймс-Грейвз в Англии, где найдено около 250 шахт до 12—13 м глубиной, каждая с несколькими штольнями [18], шахты в Кшемёнках Опатовских по добыче кремня [19], кремневые копи в Спьенне [20], разработки гринштейна на с. Бёмло [21] и др. Ведь большинство из них относится именно к энеолиту, во всяком случае к IV—III тысячелетиям до н. э. Подсчитано, что в одной только шахте в Граймс-Грейвз в нескольких штольнях было выломано около 140 м3 кремня. Возможно, до сих пор таких шахт и разработок не найдено в древнем Ханаане, но они несомненно были, если в это время они имелись даже в стоящей на менее высокой ступени развития «варварской» Европе.

В конце раздела «Камень» автор пытается выделить те моменты, которые должны характеризовать добычу и обработку камня в эпоху энеолита по сравнению с предшествующим периодом. К таковым относится исчезновение шлифованных топоров, увеличение количества орудий на пластинах без дополнительной обработки, широкое распространение ханаанских пластин. Автор объясняет эти и подобные явления прогрессивными изменениями техники и преобладанием менее трудоемких процессов. А не играет ли здесь первенствующую роль просто смена традиций изготовления орудий? Этот вопрос может быть решен только в свете изучения культур неолита и энеолита, смены культур, а потому не в рамках книги, автор которой намеренно отказывается от рассмотрения культур.

Кроме того, в этом разделе вновь сказывается один из недостатков, присущих всей работе: описание истории района дается не в хронологическом порядке, а по отраслям хозяйства и отдельно по материалам. Так, например, в Рас-Шамре (Уга- рит) от раннебронзового периода сохранились остатки каменной давильни вина или масла, однако о ней ничего не сказано ни в разделе о земледелии, ни в разделе о камне [22].

Раздел о применении кости и рога (стр. 136—145) не вызывает сколько-нибудь серьезных возражений. Он учитывает основной доступный нам материал.
Более сложен вопрос о дереве, так как нам известно, что даже в условиях сильно засушливого юга Палестины материал этот почти не сохраняется. Поэтому раздел о нем (стр. 146—152) основан главным образом на реконструкциях и данных письменных источников. Однако в книге отсутствует упоминание о наличии лесов в Палестине, относящихся к концу III тысячелетия [23].

Вне поля зрения исследователя остается также процесс дефорестации всего района Финикии III—II тысячелетия до н. э. В главе отсутствуют также данные об импортной древесине — речь идет об остатках шкатулки эбенового дерева африканского происхождения из Библа [24]. Вызывает недоумение также упоминание об остатках досок из захоронения в Иерихоне начала II тысячелетия до н.э. (стр. 152). Вероятно, речь здесь идет о шахтных погребениях этого периода, где дерево не разложилось, целиком сохранив нам остатки стульев, скамеек, столов, гребней, посуды, плетеных корзин [25]. Все это дает прекрасные возможности для реконструкции, результаты которых не учтены автором совершенно.

Глава «Гончарное дело» (стр. 153—159) явно недостаточна для решения или хотя бы освещения всех поднятых в ней вопросов: описания энеолитической керамики Ханаана, проблемы происхождения керамики Ханаана при переходе от докерамического неолита к керамическому, прогрессивных изменений в керамике в неолитическом периоде, проблемы возникновения гончарного круга в Палестине во второй половине IV тысячелетия до н. э., дальнейших изменений в керамике в конце IV и в начале III тысячелетия до н. э. Укажем, что описание энеолитической керамики Ханаана сделано непрофессионально. Нет ни слова о технике изготовления, об обжиге, обработке поверхности, нет типологии сосудов. Иллюстрируется лишь керамика из Абу Матара. Не проанализированы различия в керамике Гассула и Беэр-Шевы, не упоминается керамика Амука Е и F, керамика энеолита Библа. Отсутствие трактовки культурных различий, которые проявляются прежде всего в керамике, обедняет работу.

Вопрос о происхождении керамики в Палестине упирается в гораздо более общую проблему: возникла ли керамика на Ближнем Востоке однажды или же она возникала несколько раз в разное время и в разных местах, а также существует ли генетическая связь между культурой докерамического неолита В и керамического неолита А? Известно, что древнейшая известная на Ближнем Востоке керамика происходит из Анатолии и датируется по некалиброванным радиоуглеродным датам серединой VII тысячелетия до н.э. В Киликии, на равнине Амука (Амук А), в Рас-Шамре (слой VB) древнейшая керамика относится ко второй половине VII — началу VI тысячелетия до н. э. [26]. Однако в Библе первая керамика известна лишь около рубежа VII и VI тысячелетия до н.э., а в Палестине нет никакой керамики до середины VI тысячелетия до н. э. [27]. С этими данными приходится считаться при решении вопроса о возникновении керамики в Палестине. Имеются и другие данные, согласно которым существуют определенные связи между докерамическим неолитом В и керамическим неолитом А, на которые указывает, например, в последней работе Р. Амиран [28]. Она же при этом не исключает внешних связей и влияний.

Попытка автора найти лишь прогрессивные изменения в керамике в Палестине VI—V—IV—III тысячелетия до н. э. явно обречена на неудачу. Не что иное, как керамика, наиболее прочно связана как в технике изготовления, так и в орнаментации с традициями отдельных групп населения (культурных групп). Взаимодействия между этими группами приводят к изменениям в керамике, которые далеко не всегда технически прогрессивны. Это наблюдается очень часто. Керамика раннего неолита Греции гораздо совершеннее в техническом и эстетическом отношениях, чем более поздняя. Это же наблюдение можно сделать и в Средней Европе, и в Юго-Во¬сточной Европе.

Последний раздел книги назван «Связи Ханаана с окружающими странами» (стр. 160—191). Это большой раздел, поскольку в понятие связей входят как обмен, так и культурные и генетические связи. Автор начинает с обмена, древнейшее свидетельство которого — обсидиан, известный уже с докерамического неолита в Иерихоне и Бейде и доставленный туда с озера Ван и из Каппадокии. Другие находки обсидиана происходят из слоев V—IV тысячелетий до н. э. Это обсидиан главным образом из Каппадокии, и количество его находок резко сокращается с начала III тысячелетия до н. э. Однако за последние годы появились новые работы, которые идут дальше и значительно проясняют вопрос о снабжении обсидианом восточного побережья Средиземного моря [29]. К сожалению, они не использованы автором книги. Результаты этих исследований ясно показывают, что если все побережье снабжалось анатолийским обсидианом, то только северная часть вплоть до Рамада на юге получала обсидиан и из Армении [30]. К сожалению, X. А. Кинк не нашла нужным поднять вопрос о том, как осуществлялся обмен обсидианом, в каком виде расходился обсидиан: в виде ли желваков или в виде заготовок орудий или нуклеусов, а может быть, в виде готовых орудий? А что давал взамен Ханаан? Ведь связи были двусторонними.

Далее автор неожиданно переходит к связям иного рода — культурным, когда пытается найти объяснение появлению ядер для пращи на равнине Антиохии (стр. 161). О культурных связях с Месопотамией свидетельствует появление цилиндрических печатей, первоначально, видимо, изготовлявшихся из органических материалов, поскольку до нас дошли лишь их оттиски из Библа, Мегиддо, Хамы. Связи с Египтом доказываются появлением отдельных каменных сосудов, но эти сосуды не могут рассматриваться как свидетельство существования постоянных экономических связей с Египтом. Имеются и другие предметы, о которых говорят как о предметах египетского происхождения, однако все они могут быть интерпретированы лишь как побочные продукты существовавших между Ханааном и Египтом экономических связей. А вот каковы были эти связи, автор не говорит.

Гораздо сильнее связи северной части Леванта с Месопотамией. Они начинаются не с халафского времени, как пишет X. А. Кинк, а с хассунского и зафиксированы в Амуке [31], С Амука С и Рас-Шамры IVC они усиливаются и характеризуются уже халафскими влияниями. В Рас-Шамре указываются также и кипрские связи (слои IVC) но утверждение, что «кипрская гончарная продукция, в свою очередь, восходит к керамике Фессалии» (стр. 165) совершенно фантастично и ни на чем не основывается .

От рассмотрения связей в керамике автор переходит вдруг к антропологическим
данным, которые позволяют ей утверждать, что «в эпоху энеолита и древней бронзы всю территорию Ханаана населяла средиземноморская раса долихоцефалов, среди которых встречаются отдельные брахицефалы анатолийского или арменоидного типа и негроидные элементы» (стр. 169). За этим вполне закономерным заключением вдруг следует совершенно неожиданный и неприемлемый вывод: «Таким образом, проследить сколько-нибудь четкие племенные деления в Ханаане в IV-III тысячелетии и установить, какие именно этнические объединения являлись изготовителями и распространителями в стране групп керамики, названных халафской, убейдской, урукской Джемдет-Наср, изреельскои и хирбет-керамской, невозможно». Согласно господствующему в советской исторической науке мнению, не существует связи между расовым типом и этносом. Преобладание долихоцефалов средиземноморского типа с примесью брахицефалов и негроидов не имеет отношения к различным культурам, существовавшим на протяжении неолита, энеолита и раннего бронзового века в Леванте. И почему вдруг X. А. Кинк заговорила о культурах? Убедилась, что без них все же не обойтись?

Далее она пытается трактовать два типа погребений, обнаруженных в Саади, как присущие разным расовым типам — долихоцефалам и брахицефалам (стр. 169— 170). Непосредственно вслед за этим автор пытается поднять вопрос о языковой принадлежности населения восточного побережья Средиземного моря, но делает это настолько мимоходом, что, естественно, не может прийти ни к какому определенному выводу, кроме как указать на «большую этническую пестроту». Однако вопросы антропологической, этнической и языковой истории Ханаана — вопросы большие и сложные, слишком сложные, чтобы попытаться решить их походя, мимоходом на двух страницах раздела о связях. Они заслуживают по меньшей мере специального рассмотрения в особом разделе книги.

На стр. 176 автор вновь возвращается к проблеме экономических связей с Египтом. Ханаан экспортировал в Египет лес, смолы и, возможно, масло или вино. О последних статьях экспорта позволяют судить, по мнению автора, находки так называемых сирийских бутылочек в гробницах египетских вельмож III династии. Судя по очень небольшой величине этих бутылочек, речь могла идти лишь о парфюмерных маслах. Но это уже начало III тысячелетия до н. э., которое, собственно, выходит за рамки книги X. А. Кинк, хотя хронологические рамки соблюдаются автором далеко не всегда. Едва ли даже в III тысячелетии серьезно можно говорить об импорте керамики в Египет из Арада (стр. 171). Керамика, конечно, была лишь тарой для какого-то местного продукта. Но указанные статьи экспорта могли быть для Ханаана традиционными и относиться уже и к IV тысячелетию до н. э. А что получал Ханаан взамен? Хлеб, золото? Автор почему-то не поднимает этого вопроса.

В конце этого раздела автор высказывает ряд важных для понимания ее концепции положений: об отсутствии внутреннего рынка в эпоху энеолита как следствии одинаковой земледельческо-скотоводческой основы поселений. Производство не выходит за рамки домашнего. Основное сырье добывается на месте, в том числе и медь. Объем внешних связей невелик и они не затрагивают основного производства (стр. 179—181). Однако на стр. 183 автор говорит о металлургах, камнерезах, костерезах, деревообделочниках, горшечниках, ткачах… Так кто же это? Те же самые крестьяне, которые в свободное от полевых работ время занимаются добычей медной руды, выплавкой меди, изготовлением медных орудий? Или это уже специалисты-ремесленники, выделившиеся из общины, но еще входящие в нее и работающие на нее? А может быть, некоторые общины, живущие у источников того или иного сырья, медной руды или кремня, например, все же занимаются их добычей и первоначальной обработкой? А кто занимается обменом, например, обсидианом? Не говорит ли появление гончарного круга уже в IV тысячелетии до н. э. о том, что выделяются гончары-ремесленники? Автор признает, что «любое из занятий, будь то обработка камня или металла, было связано с определенной специализацией» (стр. 183—184). Означает ли это, что специализация подобного рода была только своего рода хобби у земледельца-скотовода или же специалист все же кормился своими занятиями. Далее автор вынужден признать даже «известное разделение труда», которое имело место «между близко расположенными поселениями Северного Негева» уже в IV тысячелетии до н.э. А если было разделение труда как внутри общины, так и между общинами, то был и внутренний рынок для обмена результатами специализированного производства. Это уже противоречит высказываниям автора сделанным в конце предыдущего раздела (стр. 179-180). Итак, автор сам признает выделение металлургов, кузнецов, гончаров в конце IV — начале III тысячелетия. В действительности это произошло, видимо, раньше, с началом собственной металлургии меди и с появлением гончарного круга.
Едва ли применение лошади и волов сделало возможным обработку тяжелых почв. Ведь в Европе тяжелые почвы стали обрабатываться только со II в. до н. э., когда в сельском хозяйстве был введен тяжелый римский плуг.

Далее X. А. Кинк обращается к вопросам социального строя Ханаана, используя данные о размерах домов и планировке поселений, т. е. к вопросам, которые должны были быть поставлены еще при рассмотрении жилищ и поселений Ханаана. Исходя из планировки подземных обиталищ Беэр-Шевы, Абу-Матара и Сафади, автор считает, что в каждой камере, входившей в состав одного обиталища, жила парная семья, а в каждом из пяти-шести обиталищ — большая семья, численностью 35—45 человек, которая и была экономической ячейкой общества в Ханаане IV тысячелетия до н. э. Большая семья вела общее хозяйство, имела общие запасы зерна и готовила пищу на общих очагах. Дальнейший процесс (распад большой семьи на отдельные малые семьи) документируется, по мнению автора, появлением жилищ с малыми комнатами, которые приходят на смену большим домам, «…энеолит является периодом интенсивного разложения первобытнообщинного строя» (стр. 188),— пишет автор. Начинается процесс имущественного расслоения, который автор, к сожалению, не может документировать, но относит к первой половине III тысячелетия до н. э. (стр. 189).

«Стремление обезопасить свое имущество от посягательства соседей вело в III тысячелетии в Ханаане к созданию поселений городского типа» (стр. 190). Это едва ли верно. Поселения городского типа возникают как результат дальнейшего процесса разделения труда, выделения ремесленников, развития обмена и возникновения тех социальных групп, которые составят основное население города. Укрепления — далеко не самая характерная и обязательная часть города. Ведь не считает же автор докерамический Иерихон городом (стр. 190), несмотря на оборонительные сооружения. И дело здесь не в технике кладки, которая отличает стены докерамического Иерихона от стен палестинских городков раннего бронзового века, как пытается доказать автор, а в характере населения, его занятиях и пр. Но об этом мне уже приходилось говорить в 1960 г., и я сошлюсь только на свою работу [32], тем более что автор книги не знаком с ней.

К книге X. А. Кинк приложен список литературы (№ 1—159), но он далеко не полон даже по состоянию на 1966 г. Вызывает удивление, например, отсутствие работ Райта «Керамика Палестины вплоть до конца бронзового века» [33] и «Библейская археология» [34], а также книги Дж. Грея «Ханаанеяне» [35], написанной, собственно, на ту же тему, что и книга X. А. Кинк. Не ясно, почему основная работа В. Ф. Олбрайта по археологии Палестины [36] дается в издании 1951 г., а не 1960, которое значительно дополнено.

Далее к книге приложен предметный указатель, несомненно, полезный, но почему-то отсутствует список иллюстраций, который тем более необходим, что в большинстве подписей под иллюстрациями не указывается ни место находки изображаемых вещей, ни публикация, откуда взято это изображение.

1. Ограничимся лишь последними работами в этой области (S. Mоsсati. Sulla storia del nome Canaan. «Analecta Biblica», 12, Roma, 1959, p. 266—269 с учетом предшествующих работ М. С. Astour. The Origin of the Terms «Canaan», «Phoenicia» and «Purple». JNES, 24, 1965, 4, p. 346—360).
2. К. W. Вutzеr. Late Glacial and Postglacial Climate Variation in the Near East. Erdkunde XI, 1957, H. 1.
3. W. van Zeist. Preliminary Pollen Studies at Lake Zeribar, Zagros Mountains, Southwestern Iran. «Science», 140, 1963, p. 65—67; Idem. Late Quaternary Vegetation History of Western Iran. Review ef Palaeobotany and Palynology, 2, 1967, p. 301—311; R. J. Braid wood. The Paleo-Environments of Southwestern Asia and Appearance of Food-Production. A Report to the National Science Foundation on the Termination of Grant GS-50, 1966 (Rotoprint); H. E. Wright, jr. J. H. Me Andrew and W. van Zeist. Modern Pollen Rain in Western Iran and its Relation to Plant Geography and Quaternary Vegetational History. Journal of Ecology, 55, 1967, p. 415—443; W. van Z e- ist. Reflections on Prehistoric Environments in the Near East. Offprint from «The Do¬mestication and Exploitation of Plants and Animals», ed. by P. J. Ucko and G. W. Dimb- leby, London, 1969.
4. J. R. Harlan and D. Zohary. Distribution of Wild Wheats and Barley «Science», 153, 1966, 3470, p. 1076 ff.
5. В. С. Титов. Первое общественное разделение труда. Древнейшие земледельческие и скотоводческие племена. КСИИМК, 88, 1962, стр. 10—25; его же. Древнейшие земледельцы в Европе. Сб. «Археология Старого и Нового Света» М.. 1966 стр. 25—28. ’
6. В. С. Титов. Первое общественное разделение труда…, стр. 20.
7. М. Hopf. Plant remains and early farming in Jericho. The Domestication and Exploitation of Plants… p. 355f.
8. W. van Zeist. Reflections on Prehistoric Environments in the Near East…, p. 44.
9. E. Anati. Prehistoric Trade and the Puzzle of Jericho. BASOR, 167, 1962, p. 25—31.
10. M. Gribic. Starcevo als früheste Ausdrucksform der neolithischen Wirtschaft auf dem Balkan. Bericht über den V. Kongress für Vor und Frühgeschichte, Hambrue — Berlin, 1961.
11. В. C. Tитов. Древнейшие земледельцы в Европе, стр. 28, 29.
12. З. В. Янушевич, В. И. Маркевич. Археологические паходки культурных злаков па первобытных поселениях Прутско-Днестровского междуречья. В сб. «Интродукция культурных растений». Кишинев, 1970, стр. 100.
13. W. Dostal. The Evolution of Bedouin Life. В кн. «L’Antica Societa Beduina». Rome, 1959, стр. 11—34, с указанием литературы вопроса; сводку новейших данных относительно одомашнения верблюда см.: J. Benninger. Über Lebensraum und Le¬bensformen der Frühsemiten. Köln und Opladen, 1968, S. 18—23.
14. Учтена лишь популярная книга В. Вrеntjеs. Die Hauswerdung im Orient Wittenberg, 1965.
15. Другие ранние находки металла: В. Титов. Период неолита в Греции. Сб. «Новое в советской археологии». МИА, 130, 1965, стр. 74, прим. 14—17.
16. Р. Ваr-Adоn. Expedition С-The Cave of Treasure. IEJ, XII, 1962 3/4 стр. 215—226.
17. B. Rothenberg. An Archaeological Survey of South Sinai. First Season, 1967/68, PEQ, 102, 1/2, p. 4—29; An Archeological Survey of South Sinai, MHB, 11, 1969, p. 22—38.
18. Г. Кларк. Доисторическая Европа. М., 1953, стр. 174—185; A. L. Arm strong. The Grimes-Graves Problem in the Light of Recent Researches. PPS, East Anglia, 91, 1926; J. C. D. Сlark, S. Piggot. The Age of the British Flint Mines. «Antiquity», VII, 1953, стр. 166—183; S. Piggоt. Neolithic Cultures of the British Isles. Cambridge. 1954.
19. S. Kurkowski. Krzemionki Opatowskie. Katowice, 1939.
20. M. Jahn. Der älteste Bergbau in Europa, Berlin, 1960.
21. K. Faegri. Studies on the Pleistocene of Western Norway; III Bomlo. «Bergens Museums Arbok» 1943. Naturvit. rk. 8, 1943.
22. J. С. Curtois. Sondages 1959. Contribution à l’étude des civilisations du Bronze Ancien à Ras Shamra-Ugarit. Ugaritica, IV, Paris, 1962, p. 422—26.
23. Ср. P. И. Рубинштейн. Внешняя политика Египта в период господства Гераклеополя. ПС, 2, М., 1956, стр. 34 и др.
24. М. Dunand. Foulles de Byblos. I, Paris, 1937, № 5026.
25. К. M. Kenyon. Digging up Jericho. London, 1957. Хотя работа К. М. Кеньон в списке литературы приводится, нет ссылок на разбор данного вопроса.
26. В. С. Титов. Неолит Греции. М., 1969, стр. 183—184, 213—214.
27. J. Mellaart. The Chalcolithic and Early Bronze Ages in the Near East and Anatolia. Beirut, 1966, p. 10.
28. R. Amiran. Ancient Pottery of the Holy Land. Rutgers University Press, 1970,
29. G. Renfrew, J. E. Dixon, J. R. С a n n. Further Analysis of Near Eastern Obsidians PPS for 1968, XXXIV, p. 319-331; J. E. Dixon, J. R. Cann and С. Renfrew. Obsidians and the Origins of Trade. «Scientific American», 218, 1968 3 p 38—46
30. Ibid., Map on p. 46.
31. В. С. Титов. Неолит Греции. М., 1969, стр. 190, 191.
32. В. С. Титов. Первое общественное разделение труда, стр. 24, 25.
33. G. E. Wright. The Pottery of Palestine to the End of the Bronze Age. New Haven, 1937.
34. G. E. Wright. Biblical Archaeology. Philadelphia, London, 1957.
35. J. Gray. The Canaanites. London, 1964.
36. W. F. Albright. The Archaeology of Palestine. London, 1960.

В этот день:

Дни смерти
1984 Умер Андрей Васильевич Куза — советский археолог, историк, источниковед, специалист по древнерусским городам.
1992 Умер Николас Платон — греческий археолог. Открыл минойский дворец в Закросе. Предложил хронологию базирующуюся на изучении архитектурных комплексов (дворцов) Крита.
1994 Умер Сайрус Лонгуэрт Ланделл — американский ботаник и археолог. В декабре 1932 года Ланделл с воздуха обнаружил древний город Майя, впоследствии названный им Калакмулем, «городом двух соседних пирамид».

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика
Археология © 2014