Хозяйственное освоение Сибири и формирование хозяйственно-культурных типов (неолит — ранняя бронза)

В период VI — начала II тыс. до н.э. Сибирь переживает этап своей истории, который характеризуется двумя важнейшими процессами: 1) сложение хозяйственно-культурных типов на всем ее протяжении; 2) внедрение в ряде регионов производящих видов экономики (земледелия и скотоводства). В археологии Сибири на этот период приходятся эпохи неолита и ранней бронзы. Этот этап не совпадает с археологически выделенными эпохами: неолитом, ранней бронзой. Поэтому в дальнейшем мы будем прибегать к определению исторических событий применительно к археологическим эпохам только в случае хронологического сопоставления их с другими регионами.

Период VI — начала II тыс. до н.э. в истории Сибири характеризуется значительными событиями в области развития материальной культуры. Важнейшим из них является дальнейшее совершенствование техники обработки камня, которое в конце-концов достигло вершин совершенства. На первый взгляд в области каменной индустрии не появилось каких-либо новшеств. Оббивка, снятие пластин, ретушь разных типов, пиление, шлифовка, сверление — приемы, уже известные в предшествующее время. Но неолитической эпохе характерно резкое возрастание качества обработки изделий. Можно сказать, теперь обработка камня становится чуть ли не искусством: так тонко и тщательно отделываются изделия.

С помощью отжимной ретуши изделия обрабатывались почти ювелирно, мастера могут теперь с помощью ретуши изготавливать фигурки животных, птиц, рыб, то есть выполнять художественные поделки.

В эпоху неолита раскрылись и все преимущества давнего изобретения — лука со стрелами. Достоинства лука со стрелами очень выразительны: 1) скорость полета стрелы в три раза выше скорости полета копья и дротика, брошенных рукой; 2) дистанция полета стрелы в три-четыре раза более дистанции полета копья или дротика; 3) прицельность выстрела, чего не было раньше; 4) скорострельность стрельбы.

Появляются новые орудия труда, предназначенные для работы по дереву: топоры, тесла, долота, стамески.

Возрастает разнообразие пород камня, который используют в качестве сырья. Помимо кремня и кремнистых пород в дело идут кварц, кварцит, гранит, туфопорфирит, сланец, тальк, халцедон, нефрит, горный хрусталь.

Эти изменения привели к тому, что в условиях Сибири особенно важно: с помощью каменных орудий труда стало возможным валить деревья, обрабатывать их стволы, использовать их для сооружения стен, кровли жилищ. Каменные орудия позволили изготавливать лодки, сани, нарты, лыжи, а также множество предметов быта.

Обычно со временем неолита связывают появление керамической посуды. Наверное, это так и есть. Но сама идея керамики (обожженное глиняное тесто) хорошо была известна в эпоху мезолита. В Сибири находки керамических сосудов известны с VII — VI тыс. до н.э. Изобретение керамической посуды было гениальным по ряду причин. Во-первых, был открыт искусственный материал (керамика). Во-вторых, глиняная посуда сделала возможным повсеместное приготовление вареной пищи, и в первую очередь приготовление бульона.

Совершенствование техники обработки камня и открытие керамики были явлениями глобальными, они охватили всю Афроевразию, в том числе Сибирь.

Для правильного понимания дальнейших исторических событий в Сибири необходимо иметь в виду проявление уже в этот период двух очень связанных между собой тенденций исторического процесса: а) расхождение в развитии форм хозяйства в разных природно-климатических зонах; б) неравномерность в темпах социально-экономического развития обществ разных областей. Так, первая тенденция проявилась в действии процесса складывания хозяйственно-культурных типов в разных регионах Сибири; вторая — привела к тому, что все общества Сибири с этого периода стали синполитейными, то есть синхронными, одновременными государственным образованиям.

Известно, что неравномерность исторического развития обществ (дихотомия) в разных природно-климатических условиях является общим историческим законом. «Один и тот же экономический базис благодаря бесконечно разнообразным эмпирическим обстоятельствам, естественным условиям, расовым отношениям, действующим извне историческим влияниям и т.д. — может обнаружить в своем проявлении бесконечные вариации и градации, которые возможно понять лишь при помощи анализа этих эмпирически данных обстоятельств» (Маркс К., с. 354). Такая неравномерность развития отчетливо проявилась еще в период мезолита, когда некоторые общества Переднего Востока, а также Восточного Китая перешли к производящим видам экономики (земледелию и началу скотоводства) (в IX — VIII тыс. до н.э.), но остальная часть человечества оставалась на уровне традиционной потребляющей экономики. Отечественные исследователи называли это внутриформационной дихотомией, так как на Земле еще не было классовых обществ и все человечество находилось в состоянии первобытности.

С началом эпохи цивилизации, с зарождением классовых обществ в древнейших центрах цивилизации, дихотомия углубляется. Теперь все общества планеты, не достигшие классового состояния, стали синполитейными. К числу их относятся и общества Сибири. В силу этого обстоятельства следует иметь в виду, что все синполитейные общества неизменно испытывали воздействие обществ классовых, обществ с государственным устройством.

Дихотомия проявляется также и в пределах одной социально-экономической формации (или одной фазы цивилизации). Поэтому мы обязательно неоднократно обнаружим процесс дихотомии в пределах Сибири, хотя возникновение классовых обществ здесь относится ко времени не ранее рубежа эр.

Историческая обстановка в период VI—начала II тыс. до н.э.

Приступая к характеристике обстановки в течение такого огромного отрезка времени и на таком широком пространстве, следует сделать некоторые предварительные замечания. Так, надо иметь в виду, что до сих пор во многих регионах нет четко разработанной хронологии памятников, а многие регионы Сибири еще очень слабо изучены; результаты поисков памятников этого периода пока не прояснили вопрос расселения обитателей во всех регионах Сибири.

Особой оговорки требует вопрос об отношении к понятию «энеолит» в сибирской археологии. Это понятие, означающее период внедрения металла в культуру древней Сибири, постепенно вошло в употребление в 1950 — 1960-е годы, сначала под воздействием В.Н. Чернецова, а затем М.Ф. Косарева. По этому вопросу шли оживленные дискуссии на материалах Западной Сибири. Они не завершились окончательным утверждением единодушного признания этого понятия. В силу этого автор будет пользоваться не понятием «энеолит», а традиционным — «переходный от неолита к эпохе бронзы период».

Хотелось бы предупредить читателя также о необходимости избегать широко используемого рядом исследователей понятия «ранний металл». Надо восстановить давно забытое в разработках мировой археологии. Эпоха металла делилась всегда на два этапа: палеометалл (эпоха бронзы) и неометалл (эпоха железа). В случае принятия этой традиционной схемы термин «ранний металл» в трудах сибирских археологов вносит известную путаницу: то ли это время начала эпохи бронзы (что, собственно, и имеют в виду указанные авторы), то ли это в целом эпоха бронзы.
В силу этого наше изложение материала будет строиться на основании абсолютной хронологии. Но и в этом случае также необходимо иметь в виду, что верхняя граница периода (середина II тыс. до н.э.) достаточно условна, подвижна. В некоторых случаях нам будет необходимо выходить за эти рамки, делая при этом соответствующие оговорки и разъяснения.

В чем преимущество такого принципа? При рассмотрении хода исторического процесса на основе археологической периодизации неизбежны нарушения синхронности исторических событий: одновременные, синхронные, события и процессы нередко будут разведены по разным археологическим эпохам, а, следовательно, и по разным хронологическим этапам, что приведет к заметным искажениям хода исторического процесса. При нашем подходе такого искажения событий нет.

Историческая обстановка изучаемого периода характеризуется формированием ряда археологических культур и общностей, которые с этого времени стали основными историческими объектами, определяющими ход исторического процесса региона.

В период палеолита и мезолита формирование археологических культур уже заметно, но эти образования прослеживались далеко не во всех регионах (чему есть много причин, в том числе и такая, как наше незнание археологических памятников больших областей). В эпоху неолита и ранней бронзы мы имеем уже богатый спектр археологических культур. Дадим краткий обзор этих культур и культурных общностей. При этом мы вынуждены приводить те сведения о них, которыми располагает на сегодня наука. В силу этого обстоятельства некоторые из общностей отличаются очень ярким и разнообразным материалом, другие, изученные слабее, не имеют такого яркого облика.

Южная Сибирь

Неолит и ранняя бронза Саяно-Алтайского нагорья исследованы неравномерно. Тем не менее можно отметить следующие исторические образования. Так, на территории Хакасско-Минусинской котловины и ближайших регионов обитали неолитические группы, оставившие такие памятники, как погребения у с. Батени иуд. Байкалово, а также стоянки на сопках Оглахтинских гор. К этому кругу памятников надо отнести и многочисленные (около 20 экз.) находки каменных фигурок рыб, аналогичных прибайкальским. Л.Р. Кызласов относит ко времени неолита около полутора десятков местонахождений этого района.

Но наиболее полно изучен комплекс памятников, которые объединены Л.Р. Кызласовым (1986) В группу тазминской культуры. Эта культура представлена большим числом каменных изваяний, которые многими исследователями отнесены к окуневской культуре. Помимо каменных изваяний, стоявших в жертвенных и культовых местах, Л.Р. Кызласов к этой культуре относит и ряд стоянок. Тазминскими памятниками являются также и группы наскальных изображений. Среди этих изображений интересны не только антропоморфные личины, фантастические образы, но и изображения волов, в том числе запряженных в повозки, и кораблей! Весь комплекс этой культуры Л.Р. Кызласов датирует началом III тыс. до н.э. (1986, с. 187).

Афанасьевская культура (середина III — начало II тыс. до н.э.) известна кроме Хакасско- Минусинской котловины и в Горном Алтае. Эта культура сейчас представлена на Енисее более чем 30 памятниками, к сожалению, почти все они погребальные (28 могильников с более чем 300 могилами). Погребальный обряд характеризуется широким распространением коллективных захоронений (по 2 — 4 человека, а иногда и 5 — 8 человек). Умерших укладывали на спине, с подогнутыми коленями. Иногда умерших посыпали охрой. Погребальный инвентарь редок: в могилы старались ставить преимущественно горшки. Оружие вообще в могилу не помещали: каменные наконечники там найдены только в костях убитых погребенных. Тем не менее среди инвентаря афанасьевцев известны каменные топоры, роговой топор, костяные и бронзовые (медные) поделки: иглы, проколки, игольники, шилья, ножик, рыболовный крючок, скобки, оковки, накладки, а также яйцевидные остродонные сосуды с гребенчатым орнаментом.

По данным Л.Р. Кызласова, афанасьевцы оставили многочисленные петроглифы, изображающие быков («тощих»), иногда запряженных в повозку. Есть также изображения лошадей. Сохранилась традиция изображения личин человека на каменных стелах. Население афананасьевской культуры хорошо знало скотоводство, хотя преимущественно занималось охотой и рыболовством. Современные исследователи солидарны в признании пришлого характера афанасьевской культуры, корни которой находятся, вероятно, в доно-волжских степях, где обитали носители древнеямной культуры.

Окуневская культура (XVIII — XVII вв. до н.э.) в свете изложенных материалов тазминской культуры должна быть охарактеризована менее яркими чертами, чем она представлялась до недавних пор. Бесспорно, однако, дальнейшее развитие металлургии меди, бронзового литья (копья, ножи, крючки и пр.), усиление роли скотоводства при преобладании охоты и рыбной ловли. Известны наскальные рисунки, стелы, мелкая антропоморфная пластика. Окуневцы широко использовали при сооружении своих могил тазминские и афанасьевские стелы, укладывая их, как стены и ограды. Керамика окуневцев — открытые плоскодонные банки с ямочным и гребенчатым орнаментом со слабым геометризмом, покрывающим стенку сосуда сплошь.

В пределах Саяно-Алтайского нагорья к середине II тыс. до н.э. сложилась крупнейшая в истории Евразии горно-металлургическая область, истоки которой уходят в афанасьевское и в доафанасьевское время. Это было несомненно одним из важнейших исторических событий рассматриваемого периода.

В соседнем регионе в IV — III тыс. до н.э. обитали носители кузнецко-алтайской и верхнеобской неолитической культур, представленных интересными памятниками типа Самусьский могильник, могильник на старом мусульманском кладбище у Томска, Яйский, Васьковский, Кузнецкий могильники, а также писаницами на Томи. Это были охотники и рыболовы, искусные художники, оставившие не только томские петроглифы, но и многие произведения мелкой пластики (фигурки медведей, лося, водоплавающей птицы). Каменные изделия изготавливались из великолепного каменного материала (кремнистый сланец, яшма) и подвергались высококачественной обработке.

На территории Новосибирского Приобья и Барабинской лесостепи в III тыс. до н.э. обитали носители завьяловской культуры, очень близкой верхнеобской.

Западно-сибирская равнина

Время V — первой половины II тыс. до н.э. на территории лесостепи и южной тайги Западной Сибири представлено разными общностями памятников. Памятники боборыкинского типа (Бичили I, Серебрянка I, Юртобор 1П и др.). Позднее (вторая половина V — начало IV тыс. до н.э.) здесь было распространено население, оставившее памятники кокуйского типа (Бичили I, Шалтов I, П, Артын, Окунево V, VII и др.).

В конце IV — III тыс. до н.э. в этом районе обитали носители екатерининской (среднеиртышской) культуры, оставившей могильники Окунево V, VII на Таре, Прорва в Барабе, стоянки типа Екатериновки, Омская.

Позднее, в первой половине II тыс. до н.э. здесь распространяется тип памятников, которые обычно связывают с кротовской культурой Приобья. К этому времени относятся такие памятники, как поселение Окунево X. Это было время активного внедрения бронзолитейного дела, а также освоения скотоводства в Прииртышье.

Севернее Барабинской лесостепи в пределах таежного Васюганья в это время обитали охотники и рыболовы, оставившие памятники типа Тух-Эмтор и Тух-Сигат. Это население во II тыс. до н.э. знало уже бронзолитейное дело и разводило лошадей. Культура этого региона формировалась при участии местных обско-иртышских обитателей и проникающих сюда южных носителей некоторых элементов культуры.

Таежное Зауралье прошло в своей истории три этапа культуры неолита (В.Н. Чернецов, В.Ф. Старков, М.Ф. Косарев): ранний, средний и поздний неолит, соответственно кокшаровский, полуденковский и сосновоостровский этапы: здесь известны полуземлянки прямоугольной формы (Ташково I, Сумпанья V, Козлов Мыс I, Полуденка I). Южнее и восточнее известны памятники кошкинского типа (Нижний и Средний Тобол, Сев, Сосьва), а южнее (Шадринск, Исеть, Притоболье) — памятники боборыкинской культуры (IV — III тыс. до н.э.).

Афанасьевская культура. По Э.Б. Вадецкой

Афанасьевская культура. По Э.Б. Вадецкой

Окуневская культура. По Г.А. Максименкову

Окуневская культура. По Г.А. Максименкову

В Зауралье М.Ф. Косарев и ряд других исследователей выделяют две линии развития — кокшаровско-полуденская и кошкинско-боборыкинская. Первая — автохтонная, вторая — включает ряд южных импульсов из Арала-Каспия.

Позднее в Зауралье формируются сосновоостровская культура, группа аятских, козловских, шапкульских памятников. В Среднем Зауралье и Нижнем Притоболье формируются липчинская, андреевская, ташковская культуры, а далее лайский вариант культуры.

В Нижнем Приобье фиксируются памятники с характерными типами керамики: честыйягский (прочерченная и гребенчатая) и сартыньинская (отступающая палочка или лопаточка). На севере складываются группы населения, оставившие северососьвинские памятники. Позднее в Нижнем Приобье в эпоху бронзы складывается сартыньинская культура, которая продолжает традиции прошлого периода, а еще севернее, в тундре и на Ямале, сложилась культура, названная ортинской.

В районе Среднего Приобья известны комплексы Большого Ларьяка, Березового острова и др. с характерным отступающим и накольчатым орнаментом, которые позднее сменяются памятниками с гребенчатой орнаментацией.

В районе Сургута различают несколько этапов развития ранней культуры. Первый из них датируется концом V — IV тыс. до н.э. Это, скорее всего, самый ранний этап в Приобье. Круглодонная и остродонная керамика с шишечкой в середине дна орнаментирована «протащенной», «шагающей» и «отступающе-накольчатой» гребенкой. Жилища наземные, иногда двухкамерные. Камень очень редок.

На рубеже IV — III тыс. до н.э., сложилась барсовогорская культура: характерны долговременные поселки с многочисленными жилищами, несколько углубленными в землю; большой набор каменных орудий, а также керамика с круглыми, уплощенными и даже плоскими днищами; орнамент исполнен техникой отступающей и печатной гребенки. К III тыс. до н.э. относится могильник Барсов городок 2, содержащий трупосожжение и обычный каменный инвентарь. В XVI — XV вв. до н.э. барсовогорская культура исчезает, и в Сургутском Приобье утверждаются памятники эпохи бронзы (Древний город на Оби, 1995).

Совершенно необычный для неолита памятник открыт на р. Казым (правый приток р. Оби) — городище Амня I, на высоком выступе боровой террасы; прослеживаются жилищные впадины, внутренний и внешний рвы. Выявлены жилища с посыпанными охрой полами без выраженных очагов (Морозов В.М., Стефанов В.И., 1989). Понять значение этого памятника сейчас еще трудно.

В первой половине II тыс. до н.э. на территории Новосибирского Приобья постепенно расселились носители
самусьской культуры, которая охватила значительные пространства таежного Томского Приобья и частично Новосибирской и Кемеровской областей. Южнее (Верхнее Приобье) сформировалась елунинская культура. В пределах Новосибирского и Барнаульского Приобья, а также Барабинской лесостепи расселялись носители кротовской культуры, родственной самусьской. Этот комплекс культур представлен памятниками типа самусьского поселения (Самусь IV), Крохалевка (ряд памятников), Кротово, могильник Елунино, Сопка II и рядом других. Население этих культур только еще выходит на историческую арену.

Прибайкалье, Приангарье, Забайкалье

Неолит и период ранней бронзы Прибайкалья в настоящее время изучен наиболее полно в сравнении с другими регионами. Это известные и хорошо описанные А.П. Окладниковым этапы хиньский (V тыс. до н.э.), Исаковский (IV тыс. до н.э.), серовский (III тыс. до н.э.), китойский (вторая половина III — начало II тыс. до н.э.), глазковский (около 1700 — 1300 лет до н.э.). Регион Прибайкалья богат самыми разными археологическими памятниками: могильниками, стоянками, петроглифами.

Эта группа памятников хорошо известна через исследования А.П. Окладникова. В настоящее время мы можем говорить о следующей последовательности смены культур в истории Прибайкалья. На рубеже мезолита и неолита, т.е. в пределах конца VII — начала VI тыс. до н.э., формируется культура неолитического типа. К этому времени скорее всего следует отнести и памятники хиньского типа. Сложившаяся в VI тыс. до н.э. культура получила название китойской; население занималось охотой, но очень широко известно было рыболовство. Помимо отлично изготавливаемых каменных орудий охоты (наконечники стрел, дротиков, копий, кинжалов) широко бытовали составные рыболовные крючки: костяное или роговое острие и каменный стерженек. Известны были и сети. Возможно, китойская культура была генетическим предшественником исаковской, которая может быть датирована концом V — началом IV тыс. до н.э.

Ранняя бронза лесной полосы Западной Сибири. По М.Ф. Косареву

Ранняя бронза лесной полосы Западной Сибири. По М.Ф. Косареву

Неолит Прибайкалья и Зауралья. По Л.П. Хлобыстину и М.Ф. Косареву

Неолит Прибайкалья и Зауралья. По Л.П. Хлобыстину и М.Ф. Косареву

Параллельно этим событиям в Приангарье складывается в IV тыс. серовская культура, на смену которой приходит глазковская (конец IV — конец III тыс. до н.э.). Таким образом, существенно меняется представление о ходе событий. Это стало возможно благодаря очень углубленным работам Н.Н. Мамоновой с антропологическими материалами. Разумеется, представленная картина может быть уточнена. Но сейчас важно отметить следующее. Население Прибайкалья V — начала II тыс. до н.э. было неоднородным.

Большую группу памятников составляют петроглифы по Ангаре и Верхней Лене. Особенно интересны комплексы Первого, Второго и Третьего Каменных островов. Самым распространенным объектом на этих петроглифах являются лоси. Изображения выполнены только в профиль. Помимо того появились многочисленные фигурки человека, иногда так называемые «пляшущие человечки”, а также разнообразные личины.

Район таежного Северного Приангарья в настоящее время можно рассматривать как один из локальных вариантов расселения прибайкальского населения. Исследователи по аналогии с периодизацией Прибайкалья предлагают выделять ранний, средний и поздний неолит. Ранний этап возможно датировать VII — VI тыс. до н.э., средний — IV — III тыс. до н.э. и поздний конец III — первой половиной II тыс. до н.э. Эта схема построена на радиоуглеродных датах и хорошо согласуется с датами, предлагаемыми для прибайкальских памятников.

В Западном Забайкалье Л.Г. Ивашина (1979) и Л.Ф. Семина (1986, 1988) выделяют несколько этапов в истории рассматриваемого периода: ранний неолит (Усть-Менза I: горизонты 7, 8; Студеное: горизонты 8, 9), средний неолит (Усть-Менза I: горизонт 6, Студеное: горизонты 6, 7), поздний неолит (Усть-Менза I: горизонты 3,5; Алтан: горизонты 9-15, Студеное: горизонты 2-5); в Восточном Забайкалье ранненеолитические памятники эволюционируют и на их базе формируются ономская и доронинская культуры (Кириллов И.И., 1981). Датирование этих процессов установило, что верхний хронологический горизонт неолита достигает XIX — XVIII вв. до н.э. На следующем этапе — ранней бронзы (XVII в. и позднее) — выделяются ряд горизонтов на тех же памятниках: Усть-Менза I: горизонт 1, Усть-Менза II, III — горизонт 2, Алтан — горизонты 4-8, Студеное — горизонт 16, в Восточном Прибайкалье — культура, синхронная глазковскому времени Прибайкалья. Последующие образования выходят за хронологические пределы периода.

Ко времени этого этапа относятся выявленные Н.Ф. Сергеевой (1977, 1981) металлургические центры в Забайкалье и Прибайкалье, где ведущую роль занимали оловянистые и мышьяковистые бронзы: 1) Приангарье, 2) Присаянье, 3) Верхнеленский, 4) Западное Прибайкалье, 5) Кодаро-Удаканская зона. Многие рудники по добыче меди известны в Забайкалье. Интересна находка Шумилинского могильника в Прибайкалье с ярким инвентарем. Это позволяет говорить о сложении в первой половине II тыс. до н.э. в Прибайкалье и Забайкалье Байкальской горнометаллургической области, аналогичной Саяно- Алтайской.

Якутия, Заполярье

Территория Якутии в настоящее время знает памятники трех этапов эпохи неолита.

Сыалахская культура (IV тыс. до н.э.) сложилась в ходе сложных взаимодействий сумнагинского населения с выходцами из районов Прибайкалья и Забайкалья; представлена памятниками среднего и нижнего течения Лены, бассейна Вилюя, Алдана: только стоянки (погребений не известно), а также немногочисленные петроглифы на Алдане, Амге, Лене, Олекме, Синей, Токко, Чаре и святилища Суруктаах-Хайя, Токко, Бес-Юрях, Сылгылыр, Сибииктэ II, Балаганнах I, Укаан I, II, Алпа, Суон-Тиит. На петроглифах изображены лоси, олени, сцены размножения и гибели животных. Известна и мелкая пластика: изображения лосей.

Помимо разнообразного каменного инвентаря получена самая ранняя в этом регионе керамика с сетчатым орнаментом (Алексеев А.Н., 1996).

Белькачинская культура (III тыс. до н.э.), сменившая сыалахскую на всем про¬странстве ее расселения и охватившая также правобережье Нижней Хатанги, бассейн Индигирки, среднее и нижнее течение Колымы, а также часть Западной и Южной Чукотки.

Типична шнуровая керамика, изготавливаемая техникой выколачивания при помощи колотушки, обмотанной шнуром или узким плетеным ремешком.

Техника обработки камня достигает совершенства. Помимо обычных каменных орудий получают распространение шлифованные ступенчатые тесла с высокой спинкой, топоры с «ушками», удлиненнотреугольные наконечники стрел.

Неолит и ранняя бронза Восточной Сибири. Глазковская культура. Неолит Забайкалья и Таймыра. По Л.П. Хлобыстину

Неолит и ранняя бронза Восточной Сибири. Глазковская культура. Неолит Забайкалья и Таймыра. По Л.П. Хлобыстину

Известно несколько погребений. Джикимское на Олекме, Оннесское и Хакырчасск^? ид Амге, Родинкское на Нижней Колыме, Туой-Хайанский могильник в верховьях Вилюя. Это самые ранние погребения в Якутии. Обряд устойчив: грунтовые ямы без ограждений, погребенный — на спине, с согнутыми руками, кисти которых на тазовой части, ориентирован ногами к реке. Инвентарь ярок и богат: украшения (бусы из створок раковин и скорлупы крупных яиц, орнаментированные костяные амулеты, подвески в виде стилизованных изображений птиц, сверленные клыки-подвески). Костяные скульптурки птиц, нефритовые диски, орнаментированные костяные пластины. Имеются костяные изделия, являющиеся календарями.

Многочисленны петроглифы, где преобладают изображения животных, но появляются и антропоморфные фигуры с трехпалыми конечностями, округлыми головами, с подчеркнуто изображенными фаллосами. Белькачинская культура генетически не связана с сыалахской и появилась здесь в результате постепенной миграции населения с юга (Алексеев А.Н., 1996).

Ымыяхтахская культура (II тыс. до н.э.) сложилась, скорее всего, в результате миграции обитателей Забайкалья. Пришельцы, расселяясь по Лене и Алдану, полностью освоили территорию своих предшественников — белькачинцев, включив некоторые элементы их культуры. В период наибольшего ее распространения ымыяхтахские обитатели освоили все правобережье Хатанги, бассейн Вилюя, большую часть бассейна Лены, Алдана, Индигирки, Колымы; они вышли на побережье Охотского моря. Есть основания предполагать, что они проникли на Аляску, а также по тундре, на запад, вплоть до Скандинавии.
Отличительный материал ымыяхтахской культуры представлен яркой керамикой с «вафельными» и рубчатыми отпечатками на сосудах, а также трех- и четырехгранными каменными наконечниками стрел, удлиненными треугольными, иногда с черешком, прямоугольными, хорошо ретушированными вкладышами. Известны костяные наконечники стрел, копий, гарпуны, иглы, шилья, а также панцирные пластины.

Многочисленны петроглифы, но в отличие от белькачинских, теперь ведущую роль в сюжетах играют антропоморфные фигуры; рисунки выполнены красной охрой. Фигуры людей исполнены в профиль, фас; часто встречаются фигуры в рогатых или конусовидных шапках или с головами в виде развилок. Скорее всего, это изображения шаманов, у которых рогатые или островерхие шапки — обычный атрибут.

Украшения: нефритовые кольца, бусы из раковин, подвески из зубов оленя. Изящество украшений уступает белькачинским.

Погребения изучены лучше, чем белькачинские. Известно, что в погребальном обряде присутствуют охра, огонь, береста. Иногда есть трупосожжения.

Ымыяхтахцы — предки юкагиров (А.П. Окладников, Л.П. Хлобыстин, Ю.Б. Ситченко). Другие усматривают в ымыяхтахском населении предков чукчей и коряков (В.Н. Чернецов, Ю.А. Мочанов, Р.С. Васильевский, Н.Л. Диков), а возможно, и юкагиров (С.А. Федосеева).

Интересно, что все культуры Якутии между собою генетически не связаны. Каждая является продуктом соответствующей миграции населения (Алексеев А.Н., 1996).

В Таймырском Заполярье в IV тыс. до н.э. выявлены памятники глубокоозерской культуры, которая несет еще многие черты мезолита. Сказалось воздействие населения Якутии и Эвенкии. В этот район в III тыс. до н.э. расселяются носители белькачинской культуры, в итоге здесь складывается культура маймече, которая обнаруживает черты связей с Якутией и Тихоокеанским побережьем.

В самом конце III тыс. до н.э. с запада проникают носители керамики с линейно-накольчатой орнаментацией. Это обусловило возникновение новой культуры. В начале II тыс. до н.э. с востока и юго-востока на Таймыр проникают носители ымыяхтахской культуры. С этим временем связано появление здесь бронзолитейного дела, которое достигает заметного развития во второй половине II тыс. до н.э.

Юг Дальнего Востока, Приамурье

В Приморье, Нижнем и Среднем Амуре сложились своеобразные культурные общности, основные памятники которых — поселения в бухте Рудной, в пещере Чертовы ворота, в бухте Моряк-Рыболов. Эту группу памятников можно объединить как руднинскую культуру северо-восточного Приморья. Время этой культуры не совсем ясно, но, вероятнее всего, это середина V тыс. до н.э. Для этой культуры характерно сочетание неолитической техники с архаичными приемами. Бытуют ретушированные и шлифованные наконечники стрел, скребки, резцы и другие изделия. Найдены остатки обугленных сетей. Сосуды — усеченно-конические, плоскодонные, со слабо выделенным венчиком.

Наиболее значительные культурные общности юга Дальнего Востока представлены памятниками культур новопетровской, громатухинской, осиноозерской и нижнеамурской.

Новопетровская культура (V тыс. до н.э.) на Среднем Амуре характеризуется полуподземными прямоугольными жилищами с очагом в центре, широким распространением ножевидной техники при изготовлении большей части каменных орудий. Керамика малочисленна и невыразительна: она, скорее всего, только что входила в быт населения. Громатухинская культура (вторая половина V — IV тыс. до Н.Э.). На Верхнем Амуре население вело полукочевой образ жизни, занималось охотой и рыбной ловлей. Техника обработки камня — раскалывание гальки и односторонняя обработка сколов. Известна и ножевидная техника, но она занимала подчиненное место. Керамика плоскодонна, орнамент — текстильные и ложнотекстильные отпечатки, вдавления лопаточкой и мелкозубчатым штампом.

Новопетровская, громатухинская и маргаритовская культуры. Неолит Сахалина и Южных Курил. По Л.П. Хлобыстину

Новопетровская, громатухинская и маргаритовская культуры. Неолит Сахалина и Южных Курил. По Л.П. Хлобыстину

Ымыяхтахская , белькачинская и сыалахская культуры. Импорты бронзы в бассейне Лены. По Л.П. Хлобыстину и Н.А. Алексееву

Ымыяхтахская , белькачинская и сыалахская культуры. Импорты бронзы в бассейне Лены. По Л.П. Хлобыстину и Н.А. Алексееву

Осиноозерская культура на Среднем Амуре (конец III тыс. до н.э.). Известны большие полуподземные жилища. Быт оседлый. Техника обработки камня — изготовление отщепов, а затем на этой базе — изготовление орудий.

Керамика трех типов: а) плоскодонные, ситулообразные, со слабо отогнутым венчиком, орнамент — налепные рассеченные валики; б) небольшие плоскодонные сосуды с сильно отогнутым венчиком, орнаментированные тоже рассеченным валиком; в) небольшие тонкостенные чаши.

Вероятно, к этому времени относится первое появление земледелия на Дальнем Востоке.

Нижнеамурская культура (первая половина II ТЫС. ДО Н.Э.). Характерны глубокие, круглые полуземлянки столбовой конструкции. Техника обработки камня включает самые разные приемы: при господстве техники отщепа присутствует и техника пластины; орудия — тесла, топоры, наконечники стрел, отбойники, ножи, грузила, отасимники и т.п. Найдены рыболовные блесны из нефритовых пластин.

Плоскодонные сосуды украшены нарядными узорами: крупная сетка (т.н. амурская плетенка); мелкая сетка, напоминающая текстильный узор, зигзаги, спирали, личины.

Охотничье-рыболовческие обитатели Амура в своей экономике важнейшую роль отводили рыболовству. Помимо многочисленных находок остатков рыбы, следов сетей, грузил, надо принимать в расчет и оседлый быт населения. На юге Дальнего Востока известны зайсановская и синегайская культуры.

Зайсановская (VI — середина II тыс. ДО Н.Э.). Характерны неглубокие прямоугольные полуземлянки, рубящие орудия (топоры и тесла), наконечники стрел. Керамика представлена высокими горшками, открытыми банками, орнаментированными прочерченными и печатными узорами: треугольники, пояса, косые лешы. Есть оттиски шнура и ногтей.

Кроме охоты и рыболовства предположительны занятия земледелием и свиноводством.

Синегайская (III — начало II тыс. до н.э.) юга Приморья и в районе озера Ханка. Постоянные оседлые поселения с прочными углубленными в землю жилищами. Богатый каменный инвентарь. Находки обугленных зерен проса и скорлупа кедровых и манчжурских орехов.

Север Дальнего Востока

Северная часть Дальнего Востока в период VI — II тыс. до н.э. изучена слабо. Здесь исследованы сезонные стоянки IV — III тыс. до н.э. у с. Усть-Белая, оз. Элыытхын. Обычный набор охотничьего инвентаря. Керамика еще не была известна. Период II тыс., вплоть до формирования усть-бельской культуры в конце II тыс. до н.э., остается нам неясным. Есть один памятник этого периода, стоянка Чертов овраг на о. Врангеля, палеоэскимосской культуры.

Такова в кратком изложении картина расселения обитателей Сибири в VI — первой половине II тыс. до н.э. Нетрудно заметить высокие темпы развития отдельных районов Северной Азии. В VI — V тыс. до н.э. население всех регионов находилось практически на одном уровне развития: в области технической вооруженности охоты и рыболовства, использования сырьевых ресурсов соответствующих регионов, изготовлении керамических изделий и т.п. Спустя 3 — 3,5 тысячи лет, на рубеже III — II тыс. до н.э., ситуация принципиально меняется. Отметим только два важнейших обстоятельства этого: 1) на территории большей части южных областей Сибири внедряется скотоводство и земледелие; 2) в некоторых районах юга внедряется бронзолитейное производство.

Первые события внедрения производящей экономики на территории Сибири

Территория Сибири, как мы уже отмечали вначалегпринадлежит к тем регионам мира, где не было (или почти не было) ни зоологического, ни ботанического фона, в составе которого были бы какие-либо типы животных или растений, предрасположенных к доместикации. Исключение составляет только северный олень, который был приручен в Сибири в сравнительно позднее время. Но об этом речь пойдет позднее. Известно, что возникновение земледелия и скотоводства, их распространение по Старому Свету не коснулось Северной Евразии.

Современная наука давно уже установила: возникновение и земледелия, и скотоводства возможно только на таком этапе истории, когда соединяются в одном регионе два необходимых условия: 1) наличие в природной обстановке (в дикой флоре и фауне) таких форм, которые предрасположены к одомашниванию; 2) наличие таких знаний у человека, которые позволили бы ему управлять процессом доместикации животных и окультуривания растений. Сочетания таких условий в Сибири в период каменного века мы не знаем. Иначе говоря, Сибирь не знает первичных очагов возникновения земледелия и скотоводства.

Справедливости ради, надо отметить, что некоторые исследователи такие первоначальные очаги земледелия и скотоводства видят в Забайкалье, северо-западной Монголии (В.В. Волков, И И. Кириллов) и в Приморье (А.П. Окладников, Ж.И. Андреева). Но по нашему мнению эти факты еще нуждаются в подтверждении. Поэтому скорее всего и земледелие, и скотоводство в этом большом регионе Старого Света стали возможны в результате внедрения их со стороны, даже, скорее всего, проникновения их в этот регион из областей, где производящие виды экономики были уже известны.

Ближайшими к Сибири очагами земледелия являлись районы Средней Азии, в частности, юг Туркмении, где памятники джейтунской культуры (VI тыс. до н.э.) дают богатейшие свидетельства раннего земледелия. Здесь хорошо известны лиманное земледелие, начало разведения мелкого рогатого скота в условиях высоко развитой каменной индустрии, обеспечивающей обитателям все производственные операции; хорошо организованное керамическое производство, а также продуманное и очень рациональное домостроительство. Джейтунский очаг производящей экономики оказывал сильнейшее воздействие на население окружающих областей. Однако население районов, соседних с джейтунской культурой, на протяжении длительного времени оставалось охотничье-рыболовческим. Так, жители Джебел, на Узбое, что севернее Джейтуна, вплоть до V тыс. до н.э. не знали ни земледелия, ни скотоводства (если не принимать в расчет не совсем ясные находки костей домашних животных).
Севернее Джейтуна, у Арала, уже в V — начале IV тыс. до н.э. сложилась культура кельтеминарская, и просуществовала она до конца III (а некоторые исследователи полагают — до начала И) тыс. до н.э. В хозяйстве населения ее почти нет никаких убедительных свидетельств развития скотоводства и земледелия. Таким образом, на протяжении тысячелетий земледельческо-скотоводческие обитатели юга Средней Азии были в известной мере изолированы с севера охотниками, рыболовами, собирателями.

Есть основания согласиться с утверждением ряда исследователей, что уже в VI — V тыс. до н.э. домашнее скотоводство заимствовано неолитическими жителями Южного Урала и Казахстана (Г.Н. Матюшин, А.А. Формозов, В.Ф. Зайберт). И если это справедливо, то проникновение этого вида хозяйства в Сибирь мы можем предполагать более определенно.

В конце IV — начале III тыс. до н.э. в ближайшем к Западной Сибири регионе, в Северном Казахстане, сложилась интересная общность, оставившая богатейшие памятники ботайской культуры, названной по поселению у села Ботай (Зайберт В.Ф., 1993). Это было население с богатой и развитой материальной культурой охотников на степных животных (лошадь, антилопа, лисица и др.). Оно вело оседлый образ жизни: многочисленные полуземлянки и землянки (в сочетании с наземными жилищами) с хорошо продуманными очагами, сложной прочной кровлей делают такое предположение не только вероятным, но и достоверным. Это обстоятельство интересно в сочетании с таким, как накопление в культурных слоях поселений ботайской культуры огромного количества костей лошади. Число находок не знает аналогов в других памятниках этого времени в степях Евразии. Из этого факта вытекает два возможных вывода: 1) жители ботайской культуры занимались специализированной охотой на лошадей. (Этот вывод кажется очень логичным и убедительным, так как кости лошадей из ботайских поселений не имеют отчетливых признаков домашней лошади); 2) жители ботайских поселений знали самые ранние формы домашней лошади. Одомашнивание лошади пока еще было только в начальной фазе, и конституция лошади не приобрела видимых, различимых признаков домашних форм.

Второй вывод нам кажется предпочтительнее первого, и вот почему. Во-первых, среди находок на ботайских поселениях обнаружены предметы, которые можно трактовать как пута и ранние формы псалий. И то, и другое — прямое свидетельство если не сложившегося, то формирующегося комплекса одомашнивания лошади. Во-вторых, район Северного Казахстана, вероятнее всего, входил в ту экологическую нишу (Средняя Волга, бассейн Дона и Южный Урал),в пределах которой и произошла доместикация лошади. Во всяком случае, население Ботая было наиболее готовым к одомашниванию лошади.

Древнейшие центры происхождения культурных растений и домашних животных. Карта составлена В. П. Алексеевым (использованы карты Н И. Вавилова)

Древнейшие центры происхождения культурных растений и домашних животных. Карта составлена В. П. Алексеевым (использованы карты Н И. Вавилова)

Приведем некоторые факты, свидетельствующие о первых признаках начала производящих видов хозяйства в Сибири.

Материалы боборыкинской культуры (IV — первая половина III тыс. до н.э.) свидетельствуют, что население вело охотничий образ жизни, а М.Ф. Косарев не отрицает какие-то следы скотоводства у них. Возможно, скотоводство здесь — позднее явление. Так, памятники ташковского типа содержат кости одного быка, возможно домашнего, и кости лошади и коровы.

Вероятно, можно только предполагать наличие скотоводства (в самом зачаточном состоянии) у населения екатерининской культуры Омского Прииртышья.

Есть все основания полагать, что зарождение скотоводства в Хакасско-Минусинской котловине относится ко времени неолита. Подтверждение этому — находки в неолитическом погребении у с. Батени астрагалов барана, более мелкие, чем астрагалы современного дикого барана, что позволило М.П. Грязнову утверждать о принадлежности их домашним видам. Позднее, в подкрепление этой мысли, приводит ряд фактов Л.Р. Кызласов: на стоянке Оглахты II найдены 1-я и 2-я фаланги некрупной лошади и лопатка парнокопытного (овцы или дикого барана); в неолитических стоянках в Саянском ущелье Енисея найдены кости домашней козы или овцы. В материалах тазминской культуры (период позднего неолита — начало III тыс. до н.э.) есть много фактов, свидетельствующих о достаточно высокоразвитом производящем типе хозяйства. Разводились коровы, овцы, лошади, козы. Корова (бык) даже была обожествлена. Совершались обряды жертвоприношений, где на заклание приводились бараны (даже барашки), коровы, быки. К тазминскому времени относятся изображения четырехколесных повозок, в том числе запряженных волами. Полностью этому соответствуют факты изображений небесных кораблей. На неолитическом поселении Унюк собраны кости собаки. Л.Р. Кызласов не исключает, что собаку, помимо того, что она была помощником на охоте, могли использовать как пищу в голодное время.

В целом, неолитическое население Хакасско-Минусинской котловины, скорее всего, не знало земледелия; а хозяйство было охотничье-скотоводческим.

На смену охотникам горно-таежных районов и озерным рыболовам неолитической эпохи середины III тыс. до н.э. появилось скотоводческое афанасьевское население, широко освоившее степи Среднего Енисея и высокогорных долин. И в последующие исторические эпохи высокогорные степи были подвластны только скотоводам. Вряд ли Южная Сибирь была зоной одомашнивания диких животных. Здесь не было тех предковых форм, которые могли быть доместицированы, по крайней мере тех, что были в составе стада афанасьевцев. Появление этой формы производящей экономики было следствием общего процесса распространения новых форм хозяйствования вширь, с процессом более раннего, чем это представлялось раньше, первого крупного общественного разделения труда. Об этом свидетельствует тот факт, что на территории Южной Сибири племена афанасьевской культуры появились с уже развитым скотоводством. В составе стада скота афанасьевцев Среднего Енисея был мелкий и крупный рогатый скот. Они разводили овец и коров. К сожалению, невозможно привести статистические данные и определить долевой вес каждого вида в составе стада. По наблюдениям Э.Б. Вадецкой в афанасьевских могилах, в их заполнении и около покрытия среди останков тризны чаще встречаются кости овцы и в два раза реже — кости коровы. Немногочисленный остеологический материал афанасьевского поселения Тепсей X также демонстрирует преобладание костей и особей овцы. Поэтому выводы о приоритете крупного рогатого скота в хозяйстве населения афанасьевской культуры представляются неубедительными. Следует полагать, что афанасьевцы Горного Алтая и Среднего Енисея основное значение придавали разведению мелкого рогатого скота. Вопрос о наличии у них одомашненной лошади остается открытым. Известно всего три случая единичных находок костей лошади в афанасьевских памятниках, что позволило предполагать о существовании одомашненной лошади у афанасьевцев, хотя кости лошади могли попасть из слоев поздних археологических объектов.

Со времени раскопок могильника под Афанасьевской горой и на основании приведенных данных С.А. Теплоуховым (1927) об остеологических находках в археологии Южной Сибири укрепилось мнение, что охота в экономике афанасьевцев занимала равные со скотоводством позиции, но она еще не могла удовлетворить потребности афанасьевцев в мясе. Критический анализ условий, в которых находились кости диких животных в афанасьевских памятниках позволил позднее Э.Б. Вадецкой сделать вывод о том, что значительная часть их связана с инокультурными комплексами. Охота у первых скотоводов степей Среднего Енисея занимала незначительное место в экономике. Основным объектом охоты были такие обитатели лесостепных и таежных биоценозов, как косуля и марал. Несколько предметов из рогов этих животных найдены в афанасьевских погребениях. Способы охоты были, прежде всего, активными, что свойственно этому виду хозяйственной деятельности в условиях открытых пространств.

Существование земледелия у афанасьевцев предполагал в свое время С.В. Киселев, хотя и не имел никаких тому прямых доказательств. И до сих пор косвенными доказательствами земледелия у афанасьевцев остаются тёрки-куранты, песты. Таким образом, вопрос об этом остается открытым.

Афанасьевцы сосуществовали с носителями тазминской культуры. Сложился тип многоотраслевого хозяйства: разводили лошадей, крупный и мелкий рогатый скот, занимались земледелием.

Эти факты приобретают особую значимость в свете того, что большая часть исследователей признают факт миграции значительной части афанасьевцев с района Волго-Дона. Это население принесло с собой многие компоненты производящей экономики, во всяком случае овцеводство и начало обработки меди, что позволяет нам утверждать: с середины III тыс. до н.э. на Саяно-Алтайском нагорье и в Хакасско-Минусинской котловине положено начало и скотоводству, и металлообработке, и земледелию.

В таежных районах Среднего Енисея в конце III — начале II тыс. до н.э. продолжали обитать общества с традиционными формами присваивающей экономики: охотой и рыболовством. Среди фаунистических остатков поселений на берегах оз. Вьюжное полностью отсутствуют кости домашних животных, а дикие представлены косулей, благородным оленем, дикой лошадью, лосем, зубром, крупными озерными и боровыми птицами. Но характер расположения поселений позволил А.В. Виноградову (1982) сделать вывод о рыболовческо-охотничьей ориентации хозяйственной деятельности населения. Местонахождение этих памятников связано с боровым микроландшафтом, вклинивающимся в степи Хакасско- Минусинской котловины. В предгорных районах, видимо, охота занимала приоритетное место.

Такая же палеоэкономическая ситуация существовала на территории к западу от среднеенисейского региона, в Кузнецко-Салаирской горной области. Во второй половине III тыс. до н.э. здесь сохранились, вероятно, еще неолитические общества с отраслями хозяйства присваивающего характера. Только в начале II тыс. до н.э. в лесостепной межгорной Кузнецкой котловине начала формироваться многоотраслевая экономика с тенденцией к увеличению производящих отраслей, особенно скотоводства. В лесостепных районах горной области она существовала до появления андроновского скотоводческого населения, а в горных и предгорнотаежных ландшафтах сохранялась до недавнего исторического прошлого.

К востоку от Саяно-Алтайского нагорья в Забайкалье, в конце III — начале П-го тыс. до н.э. продолжала сохраняться неолитическая технологическая традиция, но адаптированная к хозяйственной специализации в различных отраслях присваивающей экономики. Так, археологические источники и фаунистические остатки в памятниках позднего неолита и раннего металла лесостепной Бурятии свидетельствуют о существовании высокопродуктивного рыболовства, преимущественно северного типа. Видовой состав древней ихтиофауны не отличался от современной. Эта отрасль экономики давала постоянный источник существования, что приводило к оседлости поселения. М.Ф. Косарев заметил, что развитие этой специализированной отрасли хозяйства создавало предпосылки возникновения земледелия. Не случайно в материальной культуре позднего неолита-энеолита этого региона высок удельный вес орудий, связанных с обработкой земли, с переработкой растительных продуктов. Возможно, они свидетельствуют не только об интенсификации собирательства, но и о зарождении примитивного земледелия.

Если в Западном Забайкалье в переходное время отчетливо выражена высоко-продуктивная специализация на рыболовном промысле, с подчиненной ролью охоты в экономике, то в юго-восточных районах с однотипным лйкдшафтным окружением, преи¬мущественно в долинах рек, ведущим занятием населения оставалась охота. В остеологических комплексах начала эпохи палеометалла преобладают кости обитателей биоценозов открытых ландшафтов. Рыболовство было менее развито. Проблема происхождения земледелия в этом районе остается открытой. Палеоклиматические условия в начале II тыс. до н.э. были благоприятными для возникновения здесь этой отрасли экономики. Забайкалье являлось зоной распространения родоначальника проса — зеленого мышея. В материальной культуре обитателей юго-восточного Забайкалья были те же типы землекопных орудий, что и у населения лесостепной Бурятии. Не исключено, что Забайкалье, наряду с Южной Монголией, Северной Кореей и Китаем, входило в ареал зарождения земледелия.

Во II тыс. до н.э. население лесостепей обширной горной области обратилось к скотоводству. В погребениях и на стоянках Бурятии найдены кости овцы и крупного рогатого скота. Есть сведения об остеологических находках, принадлежащих лошади. Раннее скотоводство юго-восточного Забайкалья было основано на разведении крупного рогатого скота. В хозяйстве были также свинья и лошадь. Однако в экономике этих обществ по- прежнему ведущее место занимали присваивающие промыслы: охота, рыболовство и собирательство. Можно отметить возросший уровень развития производственных сил Забайкалья на фофановском и доронинсксм этапах. Однако их палеоэкономическая модель была значительно ниже Саяно-Алтайской. Это положение сохранилось до раннего железного века.

К середине II тыс. до н.э. в социально-экономическом развитии обществ эпохи бронзы Западной Сибири произошел качественный скачок. Он отражен в формировании высокоразвитых этнокультурных образований и их консолидации, основанных на многоотраслевом укладе, на более совершенной технологии металлургии и металлообработки. Следствием этого скачка явилось также изменение демографической ситуации в западносибирской лесостепи. В степях и лесостепных ландшафтах страны гор Южной Сибири наблюдалась такая же тенденция. В целом, сложившуюся ситуацию можно определить как общее и относительное выравнивание уровня социально-экономического развития обществ, населявших юг Северной Азии.

В Среднеенисейском регионе к середине II тыс. до н.э., как и в западносибирской лесостепи, существовал многоотраслевой экономический уклад, связанный с окуневской культурой. Материальная культура окуневцев, известная по погребальным памятникам, демонстрирует шаг вперед в развитии производительных сил, но имеет более архаичный облик относительно синхронных ей культур юга Западной Сибири. В отличие от афанасьевской культуры, из окуневских памятников происходит большое количество находок, создающих фактическую базу для исследований хозяйственной деятельности населения. Вместе с тем они требуют основательного изучения для получения объективной информации. Так, в погребальных памятниках, независимо от мест их размещения, находки отражают преимущественную роль присваивающих промыслов. Материалы немногочисленных поселений, таких, как Кадат I (в Ачинско-Мариинской лесостепи), ритуальных памятников (поминальники, основания изваяний) и изобразительного творчества, иллюстрируют скотоводческий характер хозяйственной деятельности окуневцев. Судя по многочисленным остаткам дикой фауны, костяным изделиям, амулетам и ожерельям, найденным в погребениях, промысловыми животными у окуневцев являлись медведь, лось, косуля, марал, кабарга, волк, сурок, рысь, лисица, соболь, бобр. Вряд ли охота удовлетворяла только отправления культов. Она являлась также одним из источников жизненных средств. Рыболовство менее заметно в сравнении с охотой. С ним связаны находки нескольких острог, длинных костяных изделий, напоминающих челнок для плетения сетей, рыболовный крючок из могильника Черновая VIII, а также кости тайменя.

О степени развития скотоводства у населения окуневской культуры дают представление костные остатки домашних животных и произведения искусства. В захоронениях кости домашних животных встречаются только в восьми памятниках (мелкого рогатого скота, преимущественно овцы, — в восьми могильниках, быка и коровы — в пяти, лошади — в трех). Особого внимания заслуживает могильник у базы Минторга на окраине г. Минусинска, раскопанный Н.В. Леонтьевым в 1978 г. В одной из ритуальных ям находились нижние части четырех конечностей лошади и овцы, в двух — косули, и еще в двух ямах рядом с могилами было захоронение черепов и передних ног крупных, длиннорогих быков.

Бык, наряду с коровой, представление окуневском искусстве чаще, чем изображения остальных животных. Известно также, что личины каменных изваяний наделены воловьими рогами. Интересны материалы поселения Кадат VI, где кроме костей косули найдены кости коровы, овцы и лошади. Окуневские памятники с костями домашних животных приурочены к степным районам среднеенисейского региона. Многоотраслевое хозяйство окуневцев освоило более обширную в сравнении с афанасьевским временем территорию, включая предгорнотаежную зону. В связи с разнообразным природным окружением у окуневцев могла формироваться разная сбалансированности тех или иных форм экономики, а возможно, я специализация, которая приводила к обмену продуктами производства. Общая же оценка, не претендующая на аксиоматический постулат, сводится к существованию производящих и присваивающих отраслей в окуневской экономике.

Проблематично существование земледелия у окуневцев, наличие которого у них пытаются доказать ряд авторов. Так, А.И. Мартынов в окуневских изваяниях видит памятники плодородия, весеннего пробуждения природы с соответствующими атрибутами: прорастающим зерном, дождем или «небесной влагой», символами дерева. Н.В. Леонтьев наклонные параллельные линии на плитах из могильника Черновая VIII трактует как струи дождя, которые вместе с солярной символикой дают представление о существовании у окуневцев земледелия. Эти факты не убедительны. К сожалению, прямых свидетельств земледелия в инвентаре окуневцев нет. Редко встречающиеся тёрки и песты в могильниках Тас-Хазаа и Тибик не являются убедительными доказательствами земледелия. В этом плане интересны находки медного ножа-серпа, каменной мотыги, пестов, колотушек и курантов-зернотерок (Кызласов Л.Р., 1986). Однако, полностью исключить существование земледелия у окуневцев нельзя. Особенно благоприятными для него были долины рек предгорий восточных склонов Кузнецкого Алатау. По незначительным источникам материальной культуры у населения, близкого окуневскому, в горных долинах Тувы основу хозяйства составляло сочетание охоты и скотоводства (Семенов В.А., 1987).

Интересен вопрос о возникновении земледелия на Дальнем Востоке, в частности, у населения осиноозерской культуры. Основания для утверждения о существовании земледелия на Среднем Амуре в конце III тыс. до н.э. сводятся к широкому бытованию таких орудий, как мотыги, терочники, песты, которые могли быть орудиями, связанными с культивацией и обработкой одомашненных злаков. А.И. Мартынов называет как будто найденные зерна проса, специальные сосуды для распаривания зерен. К сожалению, все эти находки не дают основания для бесспорного утверждения факта земледелия на Амуре.

Справедливое утверждение о том, что скотоводство и земледелие в Сибири появились извне, требует уточнения. Это уточнение сводится к тому, что, во-первых, сибирское население было подготовлено к восприятию производящих видов хозяйства предшествующим историческим опытом; во-вторых, эти виды хозяйства быстро и прочно внедряются в экономике южных районов Сибири, что можно объяснить только интенсивным накоплением опыта местным населением в условиях сурового сибирского климата.

При решении проблемы происхождения ранних форм земледелия и скотоводства встает вопрос об историческом приоритете того или иного производства: что является исторически первым; земледелие ли возникло вначале, а скотоводство затем, уже на базе земледелия, или наоборот, скотоводство — исторически более раннее, чем земледелие; или оба вида хозяйственных занятий — земледелие и скотоводство — являются исторически одновременными? Постановка таких вопросов применительно к условиям Сибири не оправдана, так как Сибирь не является регионом первоначального возникновения производящей экономики. Можно только предполагать приоритет земледелия, если будет доказана гипотеза самостоятельного возникновения его (на базе доместикации зеленого мышея) на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Но это — в будущем.

Если начало скотоводства и металлообработки можно фиксировать в археологических материалах достаточно определенно (кости домашних видов животных — хороший аргумент, как и металлические изделия), то обнаружение следов раннего земледелия в археологических памятниках крайне затруднено. Нередко в качестве доказательства начала земледелия в том или ином регионе Сибири приводят археологические находки каменных или бронзовых мотыг, вкладышевых или бронзовых серпов, или, наконец, каменных курантов (зернотерок). Но эти аргументы не следует принимать в расчет, так как все перечисленные предметы многофункциональны; их нельзя рассматривать только как атрибуты земледельческого хозяйства: копают землю охотники и рыболовы, не только земледельцы, жнут траву, а не злаки, в любом хозяйстве, растирать курантами можно не только колосья или метелки злаков. Бесспорным свидетельством земледелия могут быть только археологические остатки самих культурных злаков или зерен культурных растений. К сожалению, мы не имеем этого в археологических памятниках конца III — начала II тыс. до н.э. в Сибири.

В описываемый период происходит также интенсивное внедрение металлообработки во всех обществах, где фиксируется земледелие и скотоводство (Ташково, Омское Прииртышье, Большемысские памятники, Саяно-Алтай, Забайкалье, Дальний Восток), и в первую очередь на территории Саяно-Алтайского нагорья.

Так, афанасьевские мастера изготавливали из металла ковкой многие предметы: серпы, ножи, бритвы, иглы, оковки и пр. Украшения ковали из самородного золота, серебра, из свинца — серьги и игольники, из железа — пластинчатые браслеты.

В третьей четверти III тыс. до н.э. начато литье металла, появились металлурги, выплавлявшие металл из окислившихся поверхностных руд. В Горном Алтае найдены древнейшие копи, рудокопные орудия типа кайлы.
Окуневцы знали уже литые из мышьяковистой бронзы предметы. Появились литейные формы (сложные, с литейными сердечниками (литейными шишками); отливали шилья, проушные топоры, втульчатые копья. Ковали ножи, шилья, серьги, височные кольца. Использовали и ковку самородной меди, из которой изготавливали ножи, серпы, топоры, шилья, игольники. Из оловянистой бронзы делали кинжалы и некоторые другие предметы.

Современники окуневцев, обитавшие восточнее, в Прибайкалье, носители глазковской культуры, оставаясь, главным образом, мастерами по обработке камня, также уже были знакомы с бронзолитейным производством. Достаточно упомянуть глазковские пластинчатые ножи, чтобы предположить, что по уровню этого мастерства глазковцы вряд ли уступали окуневцам. Скорее всего, они были равны им.

Как мы уже отметили выше, в Прибайкалье и Забайкалье в настоящее время открыто несколько металлургических центров, сложившихся уже к середине II тыс. до н.э.

Есть факты, свидетельствующие о начале металлообработки на Дальнем Востоке, в частности материалы синегайской культуры, которые позволяют утверждать, что к середине II тыс. до н.э. на юге Дальнего Востока сложился комплекс бронзолитейного производства, хотя такие вопросы, как пути формирования этого производства, источники сырья, место его в системе хозяйства в древности, остаются еще далеко не решенными.
Таким образом, в условиях Сибири параллельно процессу специализации степного населения в области скотоводства и земледелия складывались горно-металлургические области, приводившие к специализации их в этом производстве. На рубеже III — II тыс. до н.э. начинается процесс оформления Саяно-Алтайской горно-металлургической области (ГМО), Южно-Уральской подобной области. Чуть позднее, ближе к середине II тыс. до н.э., подобная ГМО складывается в пределах казахстанского мелкосопочника, в середине и второй половине II тыс. до н.э. подобный процесс развивается в Забайкалье, вследствие чего оформляется Забайкальская ГМО.
Горно-металлургические области, с точки зрения их хозяйственного комплекса, представляются очень сложными образованиями. Разумеется, во всех перечисленных ГМО шла медленная, но неуклонная специализация населения в области скотоводства, особенно в Центрально-Казахстанской и Южно-Уральской ГМО. Но более стремительно шла специализация населения в области металлургического производства. В середине и во второй половине II тыс. до н.э. ГМО достигли такого уровня специализации, что превратились в крупнейшие мировые очаги металлургии. Хозяйственные комплексы ГМО были очень сложными; они включали многие хозяйственные компоненты: традиционно охотничье- рыболовческий, слагающийся скотоводческий и, наконец, металлургический. Последний, металлургический компонент, в силу известных причин приобретает все более значительную роль в хозяйственной жизни населения ГМО. Это приводит еще к одному варианту первого крупного общественного разделения труда, в ходе которого население Сибири распадается, с одной стороны, на обитателей ГМО, а с другой — на обитателей степей (скотоводов и, в какой- то мере, земледельцев) и обитателей тайги (охотников и рыболовов). Картина первого крупного общественного разделения труда в этих условиях имеет пестрый, красочный характер. Эта пестрота приобретает еще большую выразительность тем, что и в далекой тундровой зоне (на Таймыре) выявлена в последнее время своеобразная ГМО в среде охотников и рыболовов тундры.

Кроме того, Центрально-Казахстанская ГМО за пределами Сибири включала в сферу своего воздействия многие регионы южной части Западной Сибири и Северного Казахстана.

Антропологический состав населения Сибири этого периода характеризуется смешанными расовыми типами, что проступает не только в том, что некоторые группы, представленные могильниками, европеоидны, а другие — монголоидны, но и в том, что некоторые серии черепов являются метисными.

Движение монголоидного населения Сибири на запад нашло отражение в материалах Урала, Прибалтики и центральных районов Западной Европы. Но это движение на запад шло из районов, которые в IV — III тыс. до н.э. уже было смешанным. Таково население Прибайкалья и районов Верхней Оби. Возможно, правы некоторые исследователи, предполагающие о существовании в западных районах Центральной Азии и прилегающем Саяно-Алтайском нагорье самостоятельного древнего очага расообразования, где на основе европеоидного населения сложился своебразный расовый вариант. Время формирования этого очага, вероятно, приходится на эпоху неолита. Этим обстоятельством, возможно, и объясняется европеоидность населения Кузнецкого могильника, могильников неолита у Красноярска, прибайкальских могильников, смешанность населения неолита Верхней Оби, носителей окуневской культуры.

Антропологическая характеристика населения Западносибирской равнины может быть дана только по материалам могильников доандроновского времени. Строго говоря, эти памятники относятся к доандроновскому времени в общеисторическом смысле; абсолютная хронология их (Ростовка, Сопка, елунинские могильники) выходит за пределы середины II тыс. до н.э., то есть они значительно моложе. Однако очевидно, что население этих памятников имеет свои исторические корни в эпохе конца III — начала II тыс. до н.э., а потому мы можем использовать их материалы для характеристики антропологической картины периода середины II тыс. до н.э. В.А. Дремов приходит к выводу о том, что это население (доандроновское, содержащее сейминско-турбинские изделия) было антропологически неоднородным и, вероятно, разным по происхождению (1997).

Неолитическое население Прибайкалья состояло их трех антропологических типов, содержащих европеоидную примесь; не исключено, что тип неолитического населения Прибайкалья «может представлять собой недифференцированный вариант, объединяющий в своем морфологическом облике монголоидные и европеоидные особенности». Эта последняя точка зрения не находит полного признания: скорее всего, речь должна идти о смешанном характере прибайкальского населения. Замечено, что монголоидность усиливается с запада на восток и к югу и северу от Прибайкалья. Так, забайкальское население было выраженным монголоидным, как и население бассейна Лены. Монголоидность населения Приморья и Приамурья также не вызывает сомнений.

Хозяйственно-культурные типы

Можно заключить, что в пределах VI — начала II тыс. до н.э. на огромных пространствах Сибири шел интенсивный процесс хзяйственного освоения самых разнообразных регионов, характерных своими природно-климатическими особенностями.

А.П. Окладников на территории Сибири различал четыре неолитические хозяйственно-культурные области (1970).

1. Западносибирская, для которой характерна ведущая роль рыболовства;
2. Ангара, верховья Лены, Байкал, где господствовал полукочевой быт охотников и рыболовов;
3. Якутия и северо-восток Азии — область пеших охотников на оленя;
4. Забайкалье, район бродячих, кочевых охотников на диких лошадей, куланов, быков.

В настоящее время мы можем выделить на изучаемой территории несколько областей, в которых, можно сказать, формируются своеобразные комплексы, или хозяйственно-культурные типы. Пространственно они не всегда совпадают с обозначенными территориями культур или общностей культур.

Саяно-Алтайское нагорье. Области характерно динамичное развитие хозяйственного комплекса. В период раннего неолита (V — IV тыс. до н.э.) господствует охотничье-рыболовческое и собирательское хозяйство, которое можно назвать примитивно комплексным; но уже с начала III тыс. до н.э. этот комплекс дополняется скотоводством, затем металлообработкой и началами земледелия. В первой половине II тыс. до н.э. здесь функционирует сложный хозяйственный комплекс, обеспечивший населению этого региона огромные возможности прогрессивного развития, чем оно и воспользовалось.

Графическая реконструкция по мужскому черепу из могилы 4 могильника Усть - Иша(Алтайский край). Работа Л.Т. Яблонского. III тыс. до н.э.

Графическая реконструкция по мужскому черепу из могилы 4 могильника Усть — Иша(Алтайский край). Работа Л.Т. Яблонского. III тыс. до н.э.

Регион представлен разнообразным проявлением духовного творчества населения. Помимо массового орнаментального искусства, сохранившегося на керамике, Саяно-Алтайское нагорье изобилует стелами, менгирами, петроглифами, которые отражают богатую духовную жизнь. Доминантой в этой жизни следует считать промысловые культы, а также сложение культа солнца, культа плодородия и других.

В пределах Саяно-Алтайского региона можно выделить западные и северо-западные районы: бассейн Томи и Верхняя Обь, где локализовались верхнеобская и новокузнецкая археологические культуры. Здесь на протяжении всего периода ведущую роль занимает охота, которая дополняется рыболовством и собирательством.

Своеобразной чертой можно считать известное распространение мелкой пластики: миниатюрные скульптуры медведя и птицы.

Прибайкалье и Верхняя Лена. Высоко развиты охотничье-рыболовческий и собирательский комплекс. Мы не знаем здесь даже начал производящих хозяйств. Высо¬чайший уровень развития техники обработки камня обеспечил здесь высокопродуктивную охоту на таежного зверя, которая оставалась основой экономики региона. Своеобразный тип рыболовства, внешне окрашенный широким распространением фигурок рыб. Достоверно можно говорить о рыболовстве индивидуальными снястями (удочками и острогами), а также об охоте с луком на рыбу. Только в конце эпохи появляются начала металлообработки (глазковские бронзовые изделия).

Этот тип хозяйства нашел соответствующее отражение и в изобразительном творчестве: широко распространены петроглифы, в композициях которых основное место занимают промысловые животные: лось, медведь.

Юго-запад Западно-Сибирской равнины (бассейн Иртыша в пределах лесостепи и его левых притоков той же широты). Охотничье-рыболовческое хозяйство и собирательство с превалирующей ролью охоты. Постепенное внедрение скотоводства и знакомство с металлом без каких-либо признаков самостоятельной металлообработки.

Регион большей части бассейна Оби (Чулымский, Нарымский, Сургутский и Нижнеобской районы), который фактически охватывает всю таежную зону Западно-Сибирской равнины. Регион оседлого рыболовческо-охотничьего хозяйства с определенной долей собирательства. Судя по небольшим еще областям, которые изучены сейчас более или менее полно (район Тюмени, Верхнего Васюгана, Чулыма, Ваха, Сургута, Салехарда), основой хозяйственного комплекса являлась рыбная ловля (сетевая, запорная и с индивидуальными снастями). Вторую роль играла охота на таежного зверя (лося и медведя).

Среди этого огромного региона Приобья, вероятно, можно будет выделить меньшие регионы, с некоторыми локальными особенностями в области хозяйства. Так, очевидно, что в IV — начале II тыс. до н.э. в пределах Тюменского Прииртышья особую значимость имело рыболовство. Основой, базой такого хозяйства являлись многочисленные озера, среди которых немало пойменных, старинных. Рыболовство обеспечивало населению стабильное поступление продуктов питания. Поэтому здесь по берегам озер очень многочисленны земляночного типа жилища, образующие долговременные поселки. Рыболовство имело устойчивую роль и в хозяйственном комплексе Чулымского Приобья.

Забайкалье представляется очень своеобразным регионом. ХКТ этого региона можно определить как пешие охотники, рыболовы и собиратели с началами скотоводства, земледелия и ранней металлообработки.
Бассейн Лены и Западная Чукотка образуют также своеобразный регион. Трудно говорить о том, что здесь сложился своеобразный ХКТ: слишком мало для этого материалов. Однако известно, что неолитические стоянки не содержат остатков ихтиофауны, но хорошо известны костяные наконечники гарпунов, рыболовные крючки, в том числе и составные, грузила каменные. Однако исследователи полагают, что рыбная ловля в регионе могла быть только летней, так как подледный лов затруднен из-за сильного промерзания рек (толща льда на реках достигает 2 м, на озерах — 1 м) (Эверстов С.И., 1988).

Заполярная область Якутии и Чукотки интересна полным отсутствием рыбной ловли, где не известны гарпуны и рыболовные крючки. Ловля рыбы осуществлялась примитивными ловушками из тальниковых прутьев. В целом рыболовство в этих местах было второстепенным после охоты на оленя, а также на лося я водоплавающую птицу. Известна была и охота на моржей, белого медведя.
Юг Дальнего Востока и Приморье характерны господством рыболовческого хозяйства в бассейне Амура и ближайших регионов при второстепенной роли охоты, а также зарождением земледелия, конечно, при мизерной роли его в экономике региона.

Графическая реконструкция по мужскому черепу из могилы 11 Иткульского могильника (Алтайский край). Работа Л.T. Яблонского. Конец III - начало II тыс. до н.э.

Графическая реконструкция по мужскому черепу из могилы 11 Иткульского могильника (Алтайский край). Работа Л.T. Яблонского. Конец III — начало II тыс. до н.э.

Описанные ХКТ разных районов Сибири можно принимать только как начало этого процесса. Следует иметь в виду, что наши источники еще очень ограничены, чтобы можно было всесторонне проанализировать каждый ХКТ. Это — дело будущего.

Выделив ХКТ, ни в коей мере нельзя предполагать, что население каждого отдельного представляет какую-либо этническую общность. Отдельные ХКТ могли включать несколько языковых (этнических) групп, как и некоторые большие этнические общности отдельными своими образованиями могли входить в состав разных ХКТ.

Миграции

Период VI — начала II тыс. до н.э. в истории региона характеризуется рядом миграционных процессов. Масштабы их не всегда можно выяснить из-за недостатка необходимых источников. В этом направлении предстоит еще большая работа.

Но необходимо отметить, что миграции этого времени характеризуются рядом совершенно новых качеств.

1. В связи с тем, что Северная Азия уже была освоена человеком к завершающему времени мезолита, миграционные процессы теперь связаны с перераспределением освоенных территорий, когда пришельцы внедряются в пределы уже расселенных групп и общностей;

2. На юге, где внедряются начала производящей экономики, миграционные процессы приводят к освоению ряда регионов, основу хозяйства которых составляют уже производящие занятия. Такое положение приводит к заметному уплотнению народонаселения в сравнении с регионами с потребляющей экономикой.

Можно констатировать следующие бесспорные события, связанные с переселениями разных групп древних обитателей Сибири.

Освоение в IV/III — III/начале II тыс. до н.э.Западно-Сибирскойравнины вниз по Оби из районов Верхней Оби и Саяно-Алтайского нагорья. Осваиваются территории Верхнего и Среднего Васюгана, Среднего и Нижнего Чулыма, Парабели, Кети, Тыма, Ваха, района Сургута. Движение обнаруживается с восточных склонов Урала в районы Нижнего Притоболья, Нижнего Приобья и вверх по Оби до Сургута. Расселяются западносибирские группы по Нижнему Енисею до Южного Таймыра.

В южных широтах Западной Сибири можно говорить о движении с юга, с районов, где известна керамика вишневского типа (Казахстан), и с Южного Урала в бассейн Среднего и Нижнего Прииртышья.

Этот поток мигрантов, вероятно, имел истоки в более южных районах, находящихся в земледельческой области. Здесь, скорее всего, истоки одного из южных компонентов самусьской культуры.

В III тыс. до н.э. по южной кромке Западной Сибири двигаются носители афанасьевской культуры из районов Волго-Дона; население афанасьевской культуры было европеоидным. Эти подвижки смыкались с расселением европеоидных групп более древнего происхождения Центральной Азии и Саяно-Алтайского нагорья.

Из районов Среднесибирского плоскогорья в пределы Западной Сибири проникают какие- то группы, скорее всего носители топоров «с ушками», а южнее из Прибайкалья — на запад, по Ангаре, через Средний Енисей, Чулым и южную кромку тайги проникают многие элементы неолитической культуры (серово-исаково и китой), вплоть до Верхней Оби: рыболовные крючки, фигурки рыб, выемчатые ножи, керамика. На протяжении тысячелетий, в V — II тыс. до н.э., шли подвижки населения в бассейне Лены. Эти передвижения шли, в основном, с юга на север по Лене, но уже на севере миграции иногда имели и широтное направление. Так, в бассейн Таймыра, на север Западной Сибири и даже за Урал проникали носители ымыяхтахской культуры. Расселение ымыяхтахского населения шло и на восток, на Чукотку. Даже на остров Врангеля проникают материковые обитатели.

Очень интенсивный миграционный поток вдоль побережья Тихого океана остановился, так как исчез сухопутный мост между Чукоткой ичуАляской. Это привело к постепенной стабилизации историко-культурной ситуации на восточных берегах Сибири.

Последствия этих миграционных процессов были существенными. Они приводили к заметным смешениям населения, разрушали относительную изоляцию групп, дестабилизи¬ровали существовавшие родоплеменные образования и создавали в целом очень яркую, пеструю и очень динамично меняющуюся этно-культурную картину.

Не пытаясь каким-либо образом полно обрисовать сложившуюся к началу и середине II тыс. до н.э. этно-культурную обстановку Северной Азии, попробуем выявить ее главные составные части.
Скорее всего, вся территория Западно-сибирской равнины, от Урала до Енисея, заселена была протофинно-угро-самодийской общностью, ее восточной группой (протоугро- самодийской), которая с запада, через Урал, соседствовала с протофиннской группой.

Юго-западный ареал Западной Сибири и Южный Урал заселены были группами индоариев, их северной и северо-восточной ветвями.

Большая часть Восточной Сибири, вплоть до побережья Тихого океана, Приамурья, Приморья, а также Забайкалья и Северного Китая (Манчжурия), освоена была прототунгусо- манчжурскими языковыми группами.

Большие территории морских побережий оказались заселены (иногда чересполосно с прототунгусо-манчжурскими группами) древнейшими этническими группами, которых позднее мы назовем палеосибирскими языковыми образованиями.

Наиболее сложной оказалась картина на Саяно-Алтайском нагорье и в окружающих областях. Несомненно, здесь присутствовали протоугро-самодийцы, прототунгусо-манчжуры и какие-то индоарийские образования. Не исключено обитание здесь и древнейших групп, восходящих к палеосибирскому массиву, расселенному восточнее. Но к этому времени палеосибирская группа Саяно-Алтайского нагорья оказалась в изоляции.

В этот день:

Дни смерти
1984 Умер Андрей Васильевич Куза — советский археолог, историк, источниковед, специалист по древнерусским городам.
1992 Умер Николас Платон — греческий археолог. Открыл минойский дворец в Закросе. Предложил хронологию базирующуюся на изучении архитектурных комплексов (дворцов) Крита.
1994 Умер Сайрус Лонгуэрт Ланделл — американский ботаник и археолог. В декабре 1932 года Ланделл с воздуха обнаружил древний город Майя, впоследствии названный им Калакмулем, «городом двух соседних пирамид».

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014