К содержанию сборника «Полевые исследования в Верхнем Приобье и на Алтае. 2009 г.»
Фактическое знание, основанное на фактах, — это синоним точного научного знания, нередко синоним науки [1, с. 43]. В этнографической науке фактологическую базу составляют прежде всего ее полевые данные, полученные специфическими методами экспедиционных исследований. Одним из первых вопрос об этнографических фактах поставил Л. П. Лашук, видевший в эмпирических фактах то, что непосредственно наблюдается или изучается [2, с. 152]. В свете современных взглядов этнографический факт дает собственно этнографическое знание.
Полевой сезон работы Восточнославянского этнографического отряда 2009 г., организованного Институтом археологии и этнографии Сибирского отделения РАН (руководитель Е. Ф. Фурсова), продолжил направление исследований предыдущих лет — сбор этнографического материала в местах как компактного проживания белорусов в Сибири, так и рассеянного или единичного. Полевые изыскания проводились в Прокопьевском районе Кемеровской области, в Тогучинском и Маслянинском районах Новосибирской области (Присалаирье). Полевые исследования позволили собрать материал о трансформациях в области традиционной материальной культуры (одежды) белорусских переселенцев Присалаирья первой четверти ХХ в. В ходе интервьюирования акцент делался на характеристику верхней межсезонной и зимней одежды, обуви, как наиболее зависимых от природных условий, подверженных климатическим воздействиям.
[adsense]
В рассказах информаторов Присалаирья о причинах переезда в Сибирь обычно упоминаются малоземелье и бедность прежних мест проживания. Типично высказывание Е. И. Школрупиной из пос. Маслянино Новосибирской области: «В России жили плохо — в курной хате. Холщового даже не было. Много детей было. Покрывались дерюгами, когда спали. Не знаю, скучали ли, шибко некогда было…» Первые годы пребывания в Сибири были наполнены надеждой на достойное обустройство, заботами по строительству жилья, заработками на жизнь, поэтому наши респонденты вспоминают об этом времени с теплотой.
На юге Западной Сибири сохранилась верхняя одежда наиболее древнего для белорусов, как, собственно, и для русских, прямого неотрезного покроя. Внешне она походила на балахон с широкими полами и длинными рукавами. Сохранению такой одежды в качестве рабочей способствовало бытование ее также у сибиряков-старожилов, от которых и была заимствована терминология. Приведем высказывания на этот счет. «Мужчины носили шабуры поверх рубахи на работу. Ткали и шили шабуры женщины. В будни и праздники носили холщовую одежду» (ПМА, Поляков). «Носили шабуры, полушубки научились выделывать овчинные, а то всё шабуры, зипуны» (ПМА, Юдина). Верхняя межсезонная одежда с приталенной или отрезной спинкой в гардеробе переселенцев отсутствовала, хотя в ряде районов Белоруссии она была широко распространена (например, в Полесье) [3, с. 152]. Название верхней одежды «армяк», известное и в Белоруссии, бытовало и на исследованных сибирских территориях. «Тятя армяк одевал с высоким воротником, так что одно лицо видно. Немного расширен внизу. Воротник простегивали, чтобы стоял. Армяк запахивался налево и застегивался на пуговицу у ворота. Армяк одинарный, нестеженый, рукава широкие, длинные. Ткань соткут, еще и перед шитьем подкатают. Он плотный сделается, что войлок. В нем только ездили, работать в нем нельзя. Армяк обязательно подпоясывали» (ПМА, Осокина). Сведения о белорусских свитках, катанках встречаются очень редко, эти термины практически стерты из памяти. Вообще же одежда одинакового покроя могла обозначаться разными терминами, но все они известны в старожильческих говорах. «Чисто шерстяной пониток дед носил, кто-то его звал зипуном. Пониток стежили на льняной подкладке (льняной кудели). Запахивался налево, застегивался на пуговицы. Шили с невысоким воротником-стойкой» (ПМА, Осокина). В отличие от сибиряков этого хронологического периода, белорусы не знали куфаек, но мужчины и женщины ходили в «пинжаках», жакетках. «В качестве рабочей одежды шили пинжаки из домашней шерсти. Они застегивались на пуговицы и доходили до середины бедер. Чтобы пинжаки не промокали, их слегка подкатывали. Шили и простегивали на льняных куделях жакетки, пальто» (ПМА, Бояринова). «Зипунов наши не носили, а носили чисто шерстяные и полушерстяные понитки и пинжаки» (ПМА, Дремезова).
Как и в Белоруссии, переселенцы готовили к зиме шубы и полушубки; термин «кожух» довольно быстро вышел из употребления, во всяком случае, он не встречается в ходе опросов. Овчинные полушубки шили нагольными, т. е. не покрывали сверху тканью, как это было принято у сибиряков. «В деревне был один портной, он всем шил одинаковые шубы. Мужчины подпоясывали шубы ремнем, а женщины не подпоясывались ничем» (ПМА, Бояринова). Белорусские переселенцы быстро заимствовали сибирский способ ношения с заправкой полушубков, пимов внутрь. «Из России отец привез полушубок, затем в Сибири стал шить шубы сам из овчин. Зимой носили холщовые в полоску брюки, которые были настолько широкие, что в них заправляли полы полушубков, натягивали поверх пимов» (Бояринова). «Старики заправляли полушубок в чембары, натягивали поверх валенок» (ПМА, Поляков). Женские шубы считались праздничной одеждой, поэтому, по возможности, украшались. «В праздничные дни женщины носили дубленые и черненые шубы с обложкой (возможно, аппликацией. — Е. Ф.) из шерсти» (Бояринова).
Некоторые информаторы еще могут вспомнить процесс изготовления меховой одежды. «Полушубки отец шил сам, скоблили мездру и чернили, дубили тальником. Для дубления варили кисель из ржаной муки и обмазывали им овчину на неделю. Затем соскребали и мяли специальным приспособлением — крюком. Красили кисточкой черной краской, потом опять мяли крюком. Погле этого из овчины можно шить шубу» (ПМА, Поляков). С собой белорусские крестьяне привезли «борчатки», которые можно рассматривать как моду, распространившуюся и среди сибирского населения. «У деда была борчатка, это российские носили. Полушубки шили прямые» (ПМА, Осокина).
В Сибири, однако, потребовалось утепляться и изготавливать еще более теплые виды одежды — тулупы, дохи. «Наши потом тулупы стали шить, а у сибиряков заведено было исстари. Заведение было самим полушубки и тулупы шить. У богатых были собачьи дохи, длинные, заместо тулупов. Богач Ковалев Михаил носил лисью шубу, доху медвежью. Анкудинов Николай тулуп носил» (ПМА, Осокина). «Зимой носили шубы, полушубки, дохи. В дальнюю дорогу одевали тулуп или доху» (ПМА, Дремезова). «В лес мужики одевали полушубок, тулуп. Работать начинали, тулуп снимали» (ПМА, Поляков). «Тулупы шили длинные с высокими воротниками. Дохи из собак шили как тулупы, надевали в дальнюю дорогу, в Новониколаевск» (ПМА, Юдина).
Стали более разнообразными и утепленными рукавицы, которые в морозы делали двойными. «Мужчины надевали вязаные из шерсти и меховые рукавицы шубенки. Женщины прятали руки в муфты» (ПМА, Дремезова). «Отец носил вязанки с собачьими меховушками» (ПМА, Бояринова). «На руки одевали собачьи шубенки. Сядет на лошадь так, чтобы ноги закрыты были» (ПМА, Осокина). «На руки надевали мохнашки из овчины или собачины» (ПМА, Поляков). Сохранились воспоминания о том, что в те времена здоровые люди в морозы 30 и более градусов не надевали ни рукавиц, ни даже шапок.
Значительные изменения произошли в обуви, свидетельством чему служит смена плетеных лаптей на кожаные обутки, хотя лапти и сохранились для выполнения сельскохозяйственных работ. «С России приехали в лаптях, а здесь некому было делать лапти. Стали держать скотину и делать обутки» (ПМА, Шкорлупина). «В лаптях из России пришли, потом появились обутки кожаные» (ПМА, Юдина). «Носили лапти из конопляных веревок, а то и босиком бегали. Я сама еще носила лапти из веревок с портянками — онучками. Старики плели лапти из лыка тальника» (ПМА, Дремезова). Необычным зрелищем для белорусов было то, что сибиряки в кожаной обуви работали. «Сибиряки на сенокос ходили в самодельных сапогах, а по праздникам в покупных. По 30-40 лет носили одни и те же сапоги» (ПМА, Осокина).
[adsense]
Буквально на второй-третий год проживания в Сибири российские переселенцы пополнили свой гардероб специфически сибирской зимней обувью — пимами, которые назвали «валенками». «По домам ходили пимокаты, которые в банях катали и в печах сушили валенки, а сапожники шили сапоги, ботинки» (ПМА, Бояринова). «Пимы катали, пимокаты были в каждой деревне свои. Сибиряки делали пимы с узорами, а наши — нет» (ПМА, Юдина). «В морозы тятя ноги обматывал портянками и одевал пимы. Вышитых пимов наши не носили» (ПМА, Бояринова). «Валенки носили самокатаные, их катали по домам. Дед каждую зиму катал. Валенки были мягкие, гнулись при ходьбе. У мужчин были длинные пимы, до паха. При ходьбе их загибали, а когда ехали в лес, то отгибали, чтобы ноги не мерзли. Чёсанки, легкие аккуратные валенки, носили и мужчины, и женщины. Большим девкам катали в церковь ходить. Чёсанки катали черными и белыми. Они были покороче пимов, их носили с калошами» (ПМА, Осокина). Память А. Н. Полякова
сохранила процесс валяния, не единожды виденный им в детстве. «Отец катал пимы из овечьей шерсти в бане. Застеливали в большую тряпку шерсть, свертывали трубкой и скатывали большой валенок. В бане на полке катали рубелем, перед этим рубель макали в кипяток, чтобы шерсть усаживалась. Когда сядет, натягиваешь на колодку в форме валенка. Голяшка составная из отдельных палочек. Ночь катаешь, пару сделаешь. Такие пимы были естественного цвета, в основном серые, черные. Богатые люди покупали себе в городе так называемые поярковые валенки с узорами».
Зимой мужчины носили шапки-кубанки из овечьих шкур с суконным верхом, а в дорогу надевали ушанки из овчины или собачины. Пожилым людям вспоминалось и более детальное разделение. «Шапку с короткими ушами просто носили, а с длинными ушами надевал тот, кто транспортом занимался» (ПМА, Юдина). Эти головные уборы, известные восточным славянам еще со времен раннего средневековья (ср. аблавуха, кучма и пр.), в Сибири носили местные названия. Женщины покрывали головы традиционными для восточных славян шерстяными платками. «Кашемирки мать не носила, но потом ей подарил отец. Мать на голове носила шерстяной платок» (ПМА, Бояринова).
Как свидетельствуют полевые этнографические материалы, процессы аккультурации интенсивно протекали в местностях, где белорусские крестьяне проживали рассеянно среди сибиряков-старожилов, заимствуя от последних не только виды межсезонной и зимней одежды, но и связанную с ними терминологию. Особенно наглядно это демонстрируют зимний и межсезонный комплексы традиционной одежды, обуви. Более стойкими в такой ситуации белорусские традиции оказывались в семьях, где оба родителя являлись выходцами из белорусских губерний.
Источники и литература
1. Пименов В. В. Этнографический факт // Этнографическое обозрение. 1990. №3. С. 43-52.
2. Лашук Л. П. Введение в историческую социологию. Вып. 1. М., 1977.
3. Молчанова Л. А. Производственная деятельность и материальная культура белорусского крестьянства XIX — начала XX в. Минск, 1969.
Список информаторов
Бояринова Екатерина Афанасьевна, 1910 г. р. Родилась в деревне Чемская Тогучинского района НСО. «Родители приехали с России, с Могилевской губернии».
Дремезова Евдокия Иосиповна, 1913 г. р., деревня Лебедево Тогучинского района НСО. Е. И. вышла замуж в Покровский поселок. «Звали российскими, так как отец и мать приехали с России, с Могилевской губернии».
Осокина Зоя Ефремовна, 1923 г. р., деревня Лебедево, ранее Пеньково. Тятя могилевский, 1883 г. р., а мама приехала с Калуги, 1888 г. р. Приехали в 1908 г., поженились уже здесь.
Поляков Алексей Никифорович, 1908 г. р., деды приехали из Белоруссии, а родители родились в Сибири, село Чемское Тогучинского района Новосибирской области. Школрупина Екатерина Ивановна, 1918 г. р., 18 декабря, пос. Маслянино Новосибирской области. Родилась в д. Павино того же района. «Родители приехали с России, с Могулева в 1912 г. Мать была белоруска, а отец хохол».
Юдина (дев. Денежко) Елена Федоровна, 1915 г. р. Муж Дмитрий Егорович, 1914 г. р. Родителей привезли из России (д. Чахлово, Белоруссия) в 1907 г. Запись сделана в деревне Никоново Маслянинского района Новосибирской области. Родители Елены Федоровны приехали из Курской губернии в 1909 г.
К содержанию сборника «Полевые исследования в Верхнем Приобье и на Алтае. 2009 г.»