Фрибус А.В. К дискуссии о происхождении афанасьевской культуры // Современные проблемы археологии России. — Новосибирск : Изд-во Ин-та археологии и этнографии, 2006. C. 478-480.
Недавно в печати появился ряд работ, в которых затрагивается одна из наиболее дискуссионных тем в археологии Сибири эпохи палеометалла — происхождение афанасьевской культуры. Публикации алтайских коллег [Кирюшин К.Ю. 2004; Кирюшин Ю.Ф., Кирюшин К.Ю. 2005; Солодовников 2003, 2005] демонстрируют возрождение интереса к данной проблематике и позволяют надеяться на плодотворную дискуссию, которая будет способствовать раскрытию сути этнокультурных процессов, приведших к сложению афанасьевской культуры на территории Саяно-Алтая. В рамках этой небольшой заметки я попытался изложить в более или менее целостном виде собственные взгляды на данную проблему. В общем виде они известны, однако в печати мне чаще приходилось делать акцент на отдельных сюжетах в рамках данной темы [Фрибус 1996а, 2005].
Идея о миграционном происхождении афанасьевской культуры имеет давнюю историю [Фрибус 1996а]. Наиболее перспективным представляется подход, впервые предложенный С.В. Цыбом, и предполагающий поиск узких локально-хронологических соответствий афанасьевским материалам на территории Восточной Европы [Цыб 1980, с. 39].
Для поиска таких соответствий необходимо определиться с набором признаков, которые пригодны для сравнения, являются массовыми и, кроме того, отражают специфику, близкую к этнической основе того, что мы называем археологической культурой. Иными словами, речь идет о категориях, выходящих за рамки стадиального сходства двух культур.
Набор этих признаков может, на мой взгляд, выглядеть следующим образом. Антропологические данные. Погребальная практика, включая как сами погребальные сооружения, так и всю совокупность ритуальных действий с умершим. Формы, орнамент и технологии производства керамики. Отдельные категории сопроводительного инвентаря, которые фиксируются только в двух культурах и являются специфичными. В меньшей степени пригодны для сравнения изделия из металла, поскольку он транскультурен, украшения, если они не объединены в какую-либо систему и некоторые категории каменных орудий.
Истоки афанасьевских погребальных сооружений, как мне уже приходилось отмечать, следует искать в степных районах Северо-Западного Причерноморья, от Нижнего Поднепровья и степного Крыма до Приазовья и Предкавказья [Фрибус 19966]. Тогда, в противовес восточной периферии ДЯ КИО, я обозначил этот регион как «юго-западные варианты культурно-исторической общности», что привело к определенным недоразумениям, на которые справедливо указал К.Н. Солодовников [Солодовников 2005, с. 132]. Отмечу, что для Нижнего Поволжья или Приуралья традиции использования камня при строительстве надмогильных сооружений не характерны.
Что касается остальных элементов погребального обряда, то весь набор признаков в самом общем виде вернее было бы сопоставить с ранним общеямным стандартом, который являлся интегрирующим элементом на раннем этапе сложения ДЯ КИО. Подвижным элементом является лишь ориентировка погребенных. Таким образом, афанасьевский погребальный обряд демонстрирует сочетание ранних общеямных признаков (получивших своеобразное развитие на юге Сибири) с локальными, характерными для Северного Причерноморья и Предкавказья.
Многие исследователи указывали на сходство афанасьевской и древнеямной керамики. Это сходство проявляется в морфологических характеристиках сосудов, технике и композиции орнамента, принципиально близких приемах гончарного производства. С афанасьевской посудой в определенной мере сопоставимы сосуды бережновского типа. Характерной чертой этой посуды являются высокие пропорции тулова, яйцевидная форма и высокий венчик. Серия выделяется не только по морфологическим признакам, но и по характеру орнаментации. Возможно, в основе керамической традиции афанасьевской и древнеямной культур лежат одни и те же прототипы. Однако на юге Сибири эти «изначальные» традиции оказались более стойкими, хотя и подверглись определенному развитию.
Особо необходимо остановиться на специфических керамических формах. Это сосуды «с ушками» и курильницы. В поздних афанасьевских памятниках встречаются сосуды с плоскими ручками, имеющими отверстия. Подобные сосуды найдены в поздних памятниках ямной культуры южной зоны. Афанасьевские курильницы часто соотносили с катакомбными. Среди ямных памятников курильницы известны в Нижнем Поднепровье, на Южном Буге, в памятниках нижнемихайловского типа. Обычно самые ранние экземпляры датируются серединой III тыс. до н.э., они типологически сопоставимы с афанасьевскими. Однако встречаются и более ранние датировки [Даниленко,1974,с. 44, рис. 15].
Важнейшим аргументом в пользу восточно-европейских корней афанасьевской культуры являются данные антропологии. Работы последних лет не только подтвердили тезис о сходстве антропологического типа ямников и афанасьевцев, но и позволили рассматривать этот вопрос более детально [Чикишева 2000; Солодовников 2003, 2005]. К.Н. Солодовников отмечает что «…всем морфологическим вариантам, которые можно выделить у афанасьевцев, имеются убедительные соответствия в краниологических материалах культурных образований эпох энеолита и ранней бронзы восточно-европейских степей и лесостепей» [Солодовников. 2005, с. 131].
Анализ комплекса признаков позволяет выделить в Восточной Европе регион, где мог сформироваться «протоафанасьевский» комплекс. В самом общем виде этот регион может быть обозначен как Севернее Причерноморье, включая Нижнее Поднепровье, степной Крым и Предкавказье. Именно здесь наиболее представлены признаки, которые могут быть сопоставлены с афанасьевскими: традиция сооружения кромлехов и каменных закладов, широкое использование камня в погребальном обряде, схожие типы керамики, курильницы, сосуды с ушками, некоторые общие элементы изобразительной традиции и ряд других.
В ряде недавних публикаций алтайских коллег был поднят вопрос об активном участии местного неолитического компонента в сложении афанасьевской культуры [Кирюшин К.Ю., 2004; Кирюшин Ю.Ф., Кирюшин К Ю, 2005]. К этому выводу авторы пришли на основе близости керамики горизонта 4 и 4А поселения Тыткескень-2. которые синхронизируется с памятниками «арагольского типа». Материалы пока не опубликованы, поэтому трудно судить, насколько аргументированы такие выводы. Мне кажется, что убедительно говорить о местных компонентах в афанасьевской культуре можно будет только тогда, когда будут найдены не только поселенческие материалы, но и погребальные комплексы, предшествующие афанасьевским и обладающие набором характеристик, указывающих на генетическую преемственность с последними. Немаловажны здесь и данные антропологии, которые по-прежнему не позволяют говорить о массовом проникновении европеоидов на территории Саяно-Алтая в доафанасьевское время [Солодовников, 2005, с. 127]. Я не исключаю, что афанасьевцы могли иметь контакты с местным населением, что и привело к определенным заимствованиям, в частности, в керамическом комплексе. Афанасьевское и поздненеолитическое население вполне могли сосуществовать, занимая разные экологические ниши и имея разную хозяйственную специализацию. Контактные зоны в таком случае должны тяготеть к районам предгорий, где и находится поселение Тыткескень-2.
Подводя итоги вышесказанному, можно сказать, что в вопросе о происхождении афанасьевской культуры остается пока еще много «белых пятен». Но главное, на мой взгляд, вполне очевидно: «культурное ядро» южно-сибирских комплексов сформировалось на территории восточно-европейских степей, в районах, тяготеющих к Северному Причерноморью. На этой довольно обширной территории необходимо искать корни «протоафанасьевской культуры». Я не исключаю, что в целом она могла носить синкретичный характер и выделение культурной группы, обладающей всеми археологически фиксируемыми признаками, может оказаться проблематичным [Солодовников, 2005, с. 132]. Однако отдельные элементы, как мне представляется, все же должны быть связаны с теми или иными культурными образованиями на данных территориях, а их «сплав» в единую систему мог произойти уже на Алтае.
Хронологически первые миграционные потоки в восточном направлении относятся ко времени сложения ДЯ КИО. В этом смысле, вероятно, будет более точным сравнивать афанасьевскую культуру не с древнеямной как таковой (особенно в ее классическом, «городцовском» варианте), а с памятниками ранних этапов, возможно даже, доямными памятниками на данных территориях.
В эпоху энеолита в жизни населения степных и горно-степных районов Евразии произошли кардинальные изменения. Развитие производящего скотоводческого хозяйства. металлообработки, близких идеологических представлений послужили основой интеграционных процессов, которые привели к складыванию в степях Евразии единого историко-культурного пространства. Уже с этого времени здесь закладываются основы степной цивилизации, основанной на подвижных формах скотоводства, близких к кочевым. Неотъемлемой частью этой системы на востоке являлась афанасьевская культура. Специфика горно-степных районов Саяно-Алтая обусловила своеобразный характер ее развития. Общие генетические корни достаточно четко просматриваются в материалах афанасьевской и древнеямной культур. Афанасьевцам удалось для сохранения культурной идентичности, в какой-то степени, «законсервировать», принесенные из восточно-европейских степей элементы, в то время как на западе они получили развитие. Сложные этнокультурные и социально-экономические процессы, привели на западе степного пояса к большему развитию металлургического производства, появлению зачатков ремесленной специализации и развитой системы социальных отношений. Афанасьевские комплексы выглядят на этом фоне гораздо скромнее. Однако, очевидно, что с эпохи энеолита в степной полосе Евразии складывается единое культурно-историческое пространство и происходят контакты изначально родственных групп населения.
Список литературы
Даниленко В.Н. Энеолит Украины. — Киев: Наукова думка, 1974.
Кирюшин К.Ю. Культурно-хронологические комплексы поселения Тыткескень-2: Автореф. дис…. канд. ист. наук. — Но¬восибирск, 2004 — 23с.
Кирюшин Ю.Ф., Кирюшин К.Ю. К вопросу о роли неолитического компонента в сложении афанасьевской культу¬ры Горного Алтая // Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия — Красноярск: РИО КГПУ, 2005 — С. 26-28.
Солодовников К.Н. Материалы к антропологии афанасьевской культуры // Древности Алтая — Горно-Алтайск, 2003.-№10.-С. 3-27.
Солодовников К.Н. Антропологические материалы из могильника Сальдяр-1 в связи с вопросами происхождения афанасьевской культуры // Афанасьевская культура Горного Алтая: могильник Сальдяр-1 — Барнаул, Изд-во АГУ, 2005. — При¬ложение 1. С. 120-154.
Фрибус А.В. Возможные истоки некоторых элементов афанасьевской погребальной практики // Россия и Алтай -250 лет — Горно-Алтайск, 1996 — С. 21-25.
Фрибус А.В. Происхождение афанасьевской культуры Южной Сибири (история проблемы) // Современные пробле¬мы гуманитарных дисциплин — Кемерово: Кузбассвузиздат, 1996 — С. 9-18.
Фрибус А.В. Афанасьевские кромлехи: к вопросу об истоках традиции // Древние кочевники Центральной Азии — Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2005 — С. 32-34.
Цыб С.В. Ранняя группа афанасьевских памятников и вопрос о происхождении афанасьевской культуры // Древняя история Алтая — Барнаул: Изд-во АГУ, 1980 — С. 39-41.
Чикишева Т.А. Новые данные об антропологическом составе населения Алтая в эпохи неолита-бронзы // Археоло¬гия, этнография и антропология Евразии. — 2000. №1. — С. 139-148.