Этрусский корабль

К содержанию книги «Нить Ариадны. В лабиринтах археологии» | К следующему разделу

В июне 1961 г. солнце жгло во всю, и палуба корабля была раскалена, как сковорода. Выходя из-под тента, водолазы с разбега прыгали в воду. Это было у островка Джильо к югу от Эльбы, в 18 км от видневшегося сквозь дымку берега Тосканы.

И почти сразу же после погружения стали видны высовывавшиеся из песка, как черепахи, старинные амфоры. Выкапывать их не стали: дело это долгое, не хватало воздуха в аквалангах. Но были находки и полегче. На следующий день подняли одну из амфор, и именно ее увидел в 1981 г. в доме одного из водолазов Менсон Бонд, занимавшийся подъемом четырехмачтового корвета XVI в., и тотчас же определил ее этрусское происхождение. Затем с помощью начальника лондонской школы водолазов удалось установить место древнего кораблекрушения.

Работы начались в 1982 г. Помимо членов научной экспедиции, в них участвовало более сотни добровольцев. Массивный фрагмент киля со шпангоутами и досками лежал на образованной прибрежными рифами площадке на глубине всего лишь 50 м. Это облегчало расчистку остатков судна от массы песка. Тем не менее на это ушло четыре археологических сезона. Один за другим со дна поднимались предметы, составлявшие груз затонувшего судна. На берегу пополнялся склад или «сокровищница», как его стали называть археологи. И чего в ней только не было: этрусско-коринфская керамика, сосуды типа буккеро, светильники, наконечники стрел, медные и свинцовые слитки, каменные якоря сигарообразной формы, оказавшиеся изготовленными из камня этого же острова, свирель, сразу заинтересовавшая специалистов по истории античной музыки из Флорентийской консерватории, а также деревянный с металлическими насадками инструмент корабельного плотника.

Видимо, корабль пошел ко дну вскоре после погрузки, и это произошло, судя по керамике, ок. 600 г. до н.э. Конечно, тогда в этих этрусских водах плавало также много судов греческих и финикийских. Но, скорее всего, у Джильо потонул этрусский корабль, древнейший из пока обнаруженных на морском дне. Он имел сшивную конструкцию, а корпус его был обвязан веревками.

[adsense]

Корабль для этрусков — не просто средство передвижения и охраны морских путей. Это символ исторической судьбы народа-скитальца, обосновавшегося на новых местах вдали от древней родины; это опора талассократии, высшее техническое достижение и национальная гордость. В греческих преданиях этруски — грозные пираты, осмелившиеся пленить самого Диониса и за это превращенные им в дельфинов. В глазах римлян — они искусные мореходы, первые из обитателей Италии, достигшие океана, их наставники в кораблестроении, организаторы римских морских экспедиций в годы Пунических войн. Для современной науки этрусский корабль — это множество проблем, начиная от загадочного переселения этрусков в Италию, до полного краха, обусловленного падением этрусской талассократии.

На протяжении XX в. наряду с извлечением из античных авторов сведений об этрусском судостроении и мореходстве собирался материал, позволяющий изучить внешний облик и устройство военных и торговых этрусских кораблей и их многовековую эволюцию, технику судостроения, а также маршруты морской торговли и ее масштабы.

Суда, оживляющие монотонную водную поверхность, выпрыгивающие из волн дельфины, морские чудовища — излюбленный тип изображений в искусстве народов древнего Средиземноморья. Но рисунки кораблей — также ценнейший источник для изучения судостроительной техники и мореплавания, особенно важный в тех случаях, когда у народа отсутствует или не сохранилась литература.

В этрусском пространстве первое из таких изображений присутствует на расписном сосуде из Бизенцио (побережье озера Больсены), относящемся к концу VIII в. до н.э. Это четырехвесельное суденышко с круглым корпусом, с носом в виде протомы животного и кормовым веслом, свидетельство, скорее, озерного или речного, чем морского судоходства. Существование у этрусков флота впервые засвидетельствовано изображениями на двух тарквинийских ойнохоях ок. 700 г. до н.э. На одной из них — пять вытянутых в ряд кораблей с распущенны¬ми парусами, на другом — шесть, также расположенных в линию кораблей, один из которых со свернутым парусом. У них круглый корпус, заостренный нос и изгибающаяся внутрь корма. Линия, пересекающая «судно по центру представляет, скорее, не палубу, а верхнюю часть борта. Почти на всех кораблях имеется рулевое весло, на отдельных же в направлении кормы поднимается командный мостик для рулевого. Мачта дополняется канатами, управляющими парусом.

Исследователями сразу же была отмечена близость, если не идентичность этого типа корабля известным изображениям кораблей на позднегеометрическом сосуде из Искьи со сценой кораблекрушения, а также сходство с кораблями, имевшими подобие поддерживаемого пилястрами помоста для кормчего, известными по росписям на аттических сосудах. Сходную форму передает также рисунок корабля со сложенным парусом и птицей наверху мачты (как и в бронзовых корабликах Сардинии), на так называемом блюде с аистами из мастерской Черветери (Цере), найденном в Лации неподалеку от Рима. На борту его присутствует единственный персонаж, схватившийся с гигантской рыбой, но девять линий, спускающихся по борту, позволили Мауро Кристофани высказать резонное предположение, что на корабле должно было быть десять гребцов.

Более развернутую информацию о типах этрусских кораблей, равно как и о столкновениях на морях, дает знаменитый кратер с подписью эллина Аристонота, скорее всего, осевшего в Черветери во второй четверти VII в. до н.э. В воссозданном художником столкновении участвует двухмачтовый корабль с заостренным ростром. На палубе его три воина. У другого корабля плетеные поручни, мачта со сторожевой башенкой. О том, что это судно также не беззащитно, свидетельствует изображение внизу троих гоплитов. Просторный круглый корпус указывает на торговоый характер судна, но нос, снабженный серповидным ростром, заставляет думать, что это торговое судно приспособлено для обороны в случае нападения на него. Этот тип корабля, представляющий развитие тех, что изображены на тарквинийских ойнохоях, станет характерным для более поздних этрусских изображений. Переходную же форму сохранил сосуд, обнаруженный в Вейях, созданный незадолго до кратера Аристонота. Корпус изображенного на нем судна имеет два (на корме и на носу) возвышения для кормчих и впервые зафиксированный ростр под носовой частью.

Говоря о кораблях VI в. до н.э., приходится прибегать больше к иконографии, чем к находкам немногих корпусов самих кораблей. Только корабль, найденный на 40-метровой глубине у Бон-Портэ близ Сан-Тропэ, вмещавший 100—200 амфор, на три четверти этрусских и на четверть греческих, дает кое-какие сведения о структуре корпуса, который, насколько можно судить по оставшейся его части, не превышал десяти метров в длину. Обшивка его, как полагают, была образована досками, связанными через косые отверстия, пробитыми попарно по краям прилегающих досок, как делалось еще во времена Гомера. Такая система, в это время уже не применявшаяся ни греками, ни карфагенянами, требовала постоянной замены канатов.

На этрусской керамике, бронзе и слоновой кости первой половины VI в. до н.э. мы находим изображения кораблей с выгнутой кормой и носом или тоже выгнутым, или же прямым, с ростром, который поднимается над уровнем воды или тянется предположительно под водой, продолжая линию киля. Оба эти типа следуют конструктивным традициям, скорее всего, сложившимся в предшествующем столетии.

Управление кораблем осуществлялось одним или двумя рулевыми веслами, которыми управлял кормчий. Поскольку все изображения, которые мы имеем, показывают корабль сбоку, мы получаем представление об облике лишь одного из этих весел, которое держал кормчий, сидевший в направлении кормы. Весло это имело широкую лопасть.

Прямоугольный парус, перпендикулярный оси корабля, был прикреплен к единственной центральной мачте. Сделанная из единого куска, она крепилась обычно двумя тросами к бортам корабля, и была снабжена реей, состоящей из двух шестов, также соединенных друмя вантами, идущими от основания самой мачты. В некоторых случаях парус изображается свернутым на рее, в других, напротив, развернутым и закрепленным четырьмя канатами, исходящими от нижнего края паруса. Паруса обычно состоят из различных полос ткани, окрашенных в разные цвета. Изображаемые на кораблях фигуры пассажиров, как правило, немногочисленны; почти всегда они находятся на палубе, закутанные в накидку (возможно, для того, чтобы распознать среди пассажиров женщин) и только на одном грузовом судне, перевозившем амфоры, изображен сидящий кормчий, повернутый в сторону кормового весла.

Из изображений кораблей выделяется знаменитая Черветеританская ваза луврского собрания первых десятилетий VI в. до н.э. со сценой морского сражения — белая роспись по красному фону, как на кратере Аристонота судно, оборудованное для нападения, по типу приближается к торговому кораблю. Гребцы, кажется, направляют корабли один против другого. Правый корабль имеет высокий прямой нос, завершающийся головой птицы, и изогнутую корму. Его парус свернут. На нем десять гребцов и кормчий. На линии палубы шестеро гоплитов готовятся к нападению. Левый корабль, напротив, имеет нос, конфигурированный в виде пасти чудовищной рыбы, из которой торчит копье. Подобие большого шатра накрывает воинов, которые, надо думать, находятся на палубе (парус, как и на корабле противника, свернут), хотя видны только один воин на сторожевом мостике, кормчий, а также шестеро гребцов. Фантастический вид этого второго корабля наводит на мысль, что перед нами легендарное изображение, далекое от действительности. Однако нельзя считать невероятным, что на кратере Аристонота представлены корабль этрусский и корабль греческий, готовые столкнуться в схватке. Вернемся к грузовым судам. Остатки двух из них, найденных на берегах Прованса (корабль из Бон Перэ и корабль с мыса Атибес), дают информацию о грузах, перевозимых торговыми судами. Это, прежде всего, амфоры с вином.

Судя по приведенному выше сообщению Феофраста, этруски сооружали пятидесятивесельные корабли (пентеконтеры), имевшие в длину до 25 м. На таких же кораблях, как подчеркивает Геродот, плавали и фокейцы. В сражении при Алалии (ныне Алелии) на восточном побережье Корсики около 535 г. до н.э. флот фокейцев, так же как объединенная этрусско-карфагенская флотилия, состоял из пентеконтер. При нынешнем состоянии знаний о морском деле средиземноморских народов трудно сказать, кто и когда изобрел этот тип корабля. В последний раз в связи с этрусками его упоминает Фукидид в рассказе о посылке тирренами помощи Афинам против Сиракуз.

Несомненно, этруски плавали и на так называемых круглых кораблях, не приспособленных к морскому бою. Видимо, к этому типу относились суда, сооружавшиеся на Самосе во времена Поликрата и известные, как «самены». Такой же корабль изображен на фреске этрусской «Гробницы Корабля» в Черветери [42]. Он имел две мачты: одну — высокую, в центре, с прямоугольным парусом, другую — меньших размеров, на носу, с небольшим квадратным парусом, служившим для управления кораблем наряду с двумя кормовыми веслами.

Сложной является проблема происхождения этрусской триеры. Согласно Фукидиду, первую триеру построил коринфянин Аминокл за триста лет до Пелопоннесской войны. По Геродоту, триеры приказал соорудить египетский фараон Нехо. А Климент Александрийский приписывал изобретение триеры финикийцам из Сидона. Использование этого типа судна греками засвидетельствовано лишь в VI в. до н.э. Впервые слово «триера» встречается в стихотворении греческого поэта второй половины VI в. до н.э. Гиппонакса. Геродот же упоминает флот из триер в связи с Поликратом Самосским и событиями, предшествовавшими завоеванию персами Египта в 525 г. до н.э. Около 500 г. до н.э. флот Сиракуз пополнился большим количеством триер. Впервые о применении триер этрусками сообщает Диодор, рассказывая о 12 триерах тиррена Постумия, казненного как пират в 339 г. до н.э. Но маловероятно, чтобы триеры появились у этрусков так поздно, в период упадка их талассократии.

[adsense]

На погребальной стеле Вела Каикны из Болоньи изображен корабль с высоким носом и палубой. Г. Мюллештейн по характерному профилю определяет его как триеру. М. Кристофани более осторожно полагает, что это скорее военное, чем торговое судно. Если прав Мюллештейн, то первое этрусское изображение триеры относится к V в. до н.э. В собственно Этрурии знакомство с триерой должно быть отнесено к более раннему времени.

Изображения кораблей на этрусских памятниках и сохранившиеся их описания, естественно, ставят вопрос об истоках этрусского кораблестроения. Использовали ли местные мастера греческий или финикийский опыт, или имеются основания говорить о каких-то этрусских морских традициях, сложившихся за пределами Италии? Попытка ответить на этот вопрос дана в статье Ф. Мильтнера. Он полагает, что этрусские парусники с изогнутым носом и большой неподвижной мачтой происходят из района Трапезунда и идентичны «камарам», описанным Страбоном и Тацитом. С этим предположением прекрасно согласуются появившиеся в последние десятилетия данные о предметах урартийского типа в Италии. Речь идет о котлах с протомами в виде сирен, находимых также в Западной Анатолии, на островах Эгейского моря и на Пелопоннесе. На основании таких находок может быть восстановлен путь мореплавателей из Урарту в Этрурию.

Первоначальной моделью, на основе которой зародилась и получила развитие конструкция этрусского торгового корабля, по всей видимости, была та, прототип которой зафиксирован в бронзовой модели судна сардинского происхождения, а также в изображении на вазе из Черветери, хранящейся в Лувре. Это было сшитое из отдельных досок судно, особенность которого состояла в отсутствии шипо¬вой вязки корпуса. Корабль этого типа имел две полупалубы, мачту с парусом. Прочность корпуса на нем обеспечивалась за счет накладки поверх него поперечных балок, концы которых, выступавшие за края бортов, обвязывались друг с другом с помощью веревок. Полый корпус такого корабля, по всей видимости, мог перевозить до 12 тонн груза.

К содержанию книги «Нить Ариадны. В лабиринтах археологии» | К следующему разделу