К содержанию книги «Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси» | К следующей главе
«Эстланд очень велик и там очень много городов, и в каждом городе есть король», — описывал Вульфстан Альфреду Великому земли, лежащие за Вислой — границей Веонодланда (Матузова 1979: 26). Эстланд — «Восточная страна» — со времен Тацита для германцев начиналась за Вислой. Правда, еще в начале IX столетия «Баварский географ» отмечает, впервые для этой земли, племенное имя ее обитателей— пруссов. Около 990 г. «область пруссов» отмечена в кодексе Dagome Judex; после гибели в Самбии миссионера Св. Войцеха-Адальберта (997 г.) контакты между христианами и обитателями этих земель осложнились, но и у Адама Бременского (1073 г.) и у Галла Анонима (до 1117г.) содержится немало ценных сведений об обитателях древней Пруссии, между Вислой и Неманом (Кулаков 1994:11).
Соседями пруссов на Немане были сальвы, родственные куршам — следующему из прибрежных племен восточной Балтики; с востока к ним примыкали земли судинов (ятвягов); все эти племена относились к западнобалтийской группе летто-литовских народов, предков современных литовцев и латышей. Собственно территория пруссов охватывала Самбийский полуостров и левобережье низовьев Вислы; в Самбии выявлено свыше 170 поселений и 60 могильников (раскопано 1693 погребения) VIII—XIII вв. (Кулаков 1990: 1-167).
Пространство «Эстланда» как ареала балтоязычных народов простиралось от Вислы до Даугавы (низовья которой занимали прибалтийско-финские ливы). Приморскую часть его, от Вислы до побережья Рижского залива, занимали пруссы и курши. Специфика юго-восточного побережья Балтики заключается в том, что береговую линию отсекает от морской акватории Neringa, Куршская коса, отделяющая от моря устья рек Преголи и Немана и прорезанная узкими проливами. Самбийский полуостров почти посредине разделяет это своеобразное гидрологическое образование.
Обитатели «Эстланда» (в его первичном, антично-германском значении) развивали в VIII—X вв. «племенные культуры», восходящие к «культуре западнобалтийских курганов» раннего железного века и производным от нее культурам римского времени. В середине — второй половине I тыс. н. э. у пруссов появляется характерный обряд кремации в округлых ямах, ориентированных с северо-запада на юго-восток, с захоронением в урне (глиняной или из органических материалов) под каменной кладкой или рассеянным в слое кострища; с западной стороны от погребения устраивали захоронения коней, головами на юг, в полной сбруе. Те же черты обряда — и в могилах с ингумациями. Погребения сопровождаются посудой, оружием (одно- и двулезвийные мечи, копья, топоры), фибулами местных типов (арбалетообразной схемы в Х-ХIII вв. сменяются подковообразными), поясами, конская сбруя состоит из узды с удилами, стремян и шпор, накладок конского оголовья. В могильнике Ирзекапинис относительная и абсолютная хронология 118 погребений позволяет сделать вывод о последовательном и поступательном развитии погребального ритуала пруссов с 175 г. по 1025 г. (условно), а в сочетании с данными соседних могильников — с IV по XIV в. (Кулаков 1987: 221— 225).
[adsense]
Культура куршей характеризуется грунтовыми могильниками с каменными венцами, развивающаяся (как и культура Самбии на рубеже эр) под воздействием оксывской и пшеворской культур Нижнего Повисленья римского времени и распространяющаяся в низовья Немана («по траверсу» вдоль Куршской косы) до Курземского полуострова
Латвии; в VII в. на смену этим памятникам приходят «древности куршского типа» (по В. А.Ушинскасу): грунтовые могильники без каменных венцов, с биритуальными погребениями. В VIII-X вв. преобладает ингумация, позднее — кремация; в погребениях встречаются мечи, боевые ножи, пояса, с конца X в. — весы и гирьки, много украшений характерных местных типов (Ушинскас 1988: 13).
Многочисленные городища Восточной Прибалтики (их учтено свыше 1100) с хорошо сохранившимися укреплениями служат надежной основой для классификации этой группы поселений (Моога 1968: 64-96). Свыше 170 поселений Самбии позволяют проследить эволюцию укреплений, одноплощадочных (123) — к двуплощадочным «замкового типа» (Суворов 1984:63-69); в первой группе можно выявить усложнение фортификации, появление концентрических валов, до двух-трех, расположенных спирально и обеспечивающих дополнительную безопасность обитателей (Кулаков 1994:21).
Внешние связи обитателей «Эстланда» от Вислы до Даугавы обеспечивали речные пути с выходами в акваторию Балтийского моря и морские пути Балтики, замыкавшиеся на сравнительно немногочисленные портовые центры. Наиболее ранний из них, отмеченный Вульфстаном, — Трусо — находился на территории города Эльбинга (Эльблонга), на берегу озера Дружно (Ehrlich 1938). Трусо аккумулировал значительную часть прусской дружинной элиты, население города оставило в конце VIII — первой трети IX в. большое количество кладов дирхемов. С начала IX в., однако, значение Трусо снижается, и основным торговым центром Самбии становится Кауп (Вискиаутен, совр. Вишнёво Калининградской обл.), просуществовавший до разрушения в XI в. (Кулаков 1989: 90-100). Поселение, окруженное прусскими святилищами, обладало, как полагает В. А. Кулаков, определенной «экстерриториальностью», что объясняется присутствием здесь самостоятельной скандинавской дружины. «Норманский могильник у дер. Вишнево», насчитывавший до 500 курганов, исследовался с 1873 г. до конца XX в. (Гуревич 1963: 197-210). Небольшие (до 6 м в диаметре) невысокие курганы, иногда сопровождавшиеся каменными кладками (прямоугольными или округлыми), содержали остатки сожжений с согнутым и сломаным оружием (не исключая великолепный меч типа Е, по типологии Петерсена, IX в.), ланцетовидные копья с врезным орнаментом, умбоны щитов, женские украшения (фрагменты фибул). Как и установленные на курганах могильные стелы — bautastenar, инвентарь и обряд свидетельствует о преимущественно скандинавской принадлежности этого памятника.
Торгово-ремесленные центры куршского побережья, Паланга, Пришманчай, Кяулейкяй, Гиркаляй, Ладзиникай, обеспечивали поступление импортов в низовья Немана, отделенные от моря косой Неринги, и проникновение в глубь Литвы, где в среднем течении Немана в IX-X вв. формируется первый из центров ранней литовской государственности. Памятники Среднего Понеманья (могильник Пакальнишкяй и др.) отличаются высокой концентрацией «дружинных» захоронений в сопровождении лощадей (иногда в соотношении 1:10 кремаций воинов к конским захоронениями). Богатая сбруя укомплектована импортными деталями, поступавшими из Дании, Скандинавии, равно как из Восточной Пруссии, Польши, Чехии, Венгрии (Ушинскас, Лухтан 1988:89-104). Основным центром связей восточной Балтики со Скандинавией с 650-х гг. становится Гробини (Себург) в юго-западной части полуострова Курземе (Petrenko, Urtans 1995). Открытое поселение сопровождали курганные и грунтовый могильники; первые связаны со шведскими переселенцами, но первоначальными колонистами в Курземе были готландцы; именно готландские параллели обнаруживают и погребальный обряд грунтовых сожжений, и женские украшения ранних типов вендельского периода, круглые и кнопочная фибула, фибула «медвежья голова», брактеат. Раскопками 1980-х гг. была открыта и единственная на восточном берегу Балтики готландская стела, небольшой «картинный камень» (bildsten) с солярными знаками и изображением беспарусной ладьи (начальная «русь» на восточном берегу Балтийского моря). Стела обнаружена в насыпи более позднего кургана IX в., а типологически относится к наиболее ранней группе «картинных камней». Движение готландцев через Балтику, безусловно, более чем за сто лет до начала эпохи викингов (даже по уточненным археологическим датировкам — 750-е гг.) привело к появлению первых «факторий», а в IX в. Гробин-Себург становится предметом острой конкурентной борьбы готландцев, шведов и датчан, что и ведет в конечном счете к гибели этого раннего торгового центра под нарастающими ударами куршей.
Низовья Даугавы, занятые ливами, как и среднее течение реки в землях земгалов и латгалов, сравнительно поздно включились в активное обращение ценностей «северной торговли» и, видимо, длительное время служили транзитной зоной. Из 121 куфических дирхемов, известных на территории Латвии, большинство найдено в памятниках XI в. (в качестве подвесок в убранстве погребений) и лишь небольшая группа — в памятниках X и рубежа X-XI вв. Единственная находка сасанидской драхмы Хосрова I (531-579) из могильника Саласпилс Лаукскола должна была поступить в течение «первого периода обращения арабского серебра», но дирхемы как этого, так и последующих периодов были депонированы лишь после длительного обращения и, как правило, во вторичном использовании. Один из трех латвийских кладов монетного серебра найден на городище Даугмале в среднем течении Даугавы, где вообще обнаружено наибольшее количество монет (148) в культурном слое поселения; однако дирхемы на латвийской территории обращались, видимо, одновременно с византийскими милиарисиями Василия III и Константина VIII (976-1025) (известно 10 экземпляров) и денариями англо-датской чеканки (преобладают монеты Этельреда II 978-1016 гг. и Свена Эстридссена 1047— 1075 гг.). Первой половиной XI в. датируются германские денарии, поступившие в Латвию. Серебро, как арабское, так и западноевропейское, попадало в балтские и ливские земли по Даугаве в результате своего рода «повторного обращения», поступая сначала —с востока по даугавскому ответвлению Волжско-Балтийского пути (в период обращения дирхема, да и в дальнейшем, когда в Новгородской земле получил распространение западноевропейский денарий); при этом в «транзитной зоне» оседала для длительного бытования сравнительно малая часть серебра, а большая часть через Готланд уходила в Скандинавию. Оттуда основное количество монетного серебра, уже в составе «смешанных потоков», где с германскими денариями могли соседствовать аббасидские дирхемы, привозилось с Готланда на Даугаву в результате «внутрибалтийских операций» готландских к бактских купцов (Берга 1980: 23).
К содержанию книги «Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси» | К следующей главе