Экономика Сибири в эпоху бронзы

¹Эпоха бронзы в истории населения Сибири знаменуется широким внедрением производящей экономики. Это был всемирно-исторический процесс повсеместного распространения земледелия, скотоводства, металлургии.

Эта эпоха во всемирно-историческом масштабе характерна в первую очередь резким ростом производительности труда. Установлено, что медный топор в 3 раза эффективнее каменного, металлический нож — в 8 — 10 раз, а медная пила — в 15-20 раз. Медь и бронза внедрялись в экономику очень медленно. Прошли тысячелетия со времени открытия меди и бронзы, прежде чем этот материал и бронзолитейное производство в целом внедрились у населения в степях Казахстана, Сибири, а тем более в таежных областях. При важности бронзы в экономике древних обществ, она, как известно, не смогла окончательно вытеснить камень, и прежде всего в сфере производства орудий труда и оружия. На всем протяжении бронзового века каменные наконечники стрел, копий, дротиков, топоры, скребки, скребла и т.п. орудия и оружие продолжали производиться и численно преобладали над металлическими. Причин тому много, но самые главные состоят в том, что, во-первых, медь и олово (или другой легирующий металл) находились не повсеместно, а в определенных местах; во-вторых, даже самые совершенные бронзовые орудия и оружие во многом уступают по твердости многим видам каменных изделий. В силу этого бронзовые орудия и оружие не в состоянии были победить каменные. Поэтому производительный эффект орудий труда эпохи бронзы сказывался не прямо, а опосредованно, в комплексе со всеми другими достижениями эпохи бронзы: скотоводством, земледелием, домостроением, транспортом и т.д. Известно, что в охотничье- рыболовческом хозяйстве бронзовые изделия не смогли существенно изменить сложившийся в эпоху камня хозяйственный комплекс. В условиях тайги ни охота, ни рыболовство не претерпели каких-либо принципиальных изменений под воздействием металла. У населения степи и лесостепи внедрение металла сказалось более заметно. Внедрение металла в жизнь степного и лесостепного населения облегчило и, видимо, обеспечило проникновение земледелия и особенно скотоводства в эти зоны.

Понятие экономики включает, как известно, большой круг составных компонентов жизни общества: хозяйство (охота, рыболовство, собирательство: присваивающие виды хозяйства; скотоводство, земледелие: производящие виды хозяйства; производство орудий труда, оружия, предметов быта, транспорт), обмен и торговля. В этой последовательности и излагается далее материал.

ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ЗАНЯТИЯ

Постепенное утверждение производящей экономики в Сибири стало заметным только с начала эпохи металла. Может показаться, что это случайное совпадение. На самом деле это не так. В древнейших земледельческих регионах (Передний и Средний Восток, юг Туркмении) производящая экономика приобретает ведущую роль в жизни общества в неолитическое время. Неолитическая индустрия вполне обеспечивала высокий уровень земледелия в условиях тех районов. Скотоводство оставалось домашним, развивающимся в значительной мере на базе земледелия. В условиях степей и лесостепей земледелие на базе неолитической индустрии в течение длительного времени не могло приобрести достаточно высокого уровня развития, оставаясь все это время на ранней стадии. Только с началом века металла некоторые области достигают значительных успехов в земледелии (Триполье), но вся обширная область степей так и не узнала высоко развитого земледелия в масштабах бронзового века.

Скотоводство в эпоху бронзы, напротив, играет ведущую, роль в степях, тогда как в традиционно земледельческих областях оно, при бесспорно его поступательном развитии, не имело такого значения. Разумеется, на этом сказались различия природно-географических условий, но вместе с тем очевидно и то, что в степях утверждению скотоводства на ведущее место способствовала бронза, обеспечившая необходимые транспортные условия: повозка, колесница, оседланная лошадь, упряжка волов и т.п.

Мы уже рассмотрели события, связанные с внедрением производящей экономики в жизни древней Сибири. Поэтому обратимся к событиям середины II тыс. до н.э. и позднее.

Материалы с памятников Казахстана отражают наличие глубоких исторических корней скотоводства в этих районах (поселения Новоникольское I, Петровка II, Конезавод 3, Саргары, Чаглинка, Атасу, Мыржик). Здесь преобладают кости домашних животных крупного и мелкого рогатого скота, лошади, верблюда, собаки. Скотоводство, проникнув в Сибирь, достаточно быстро распространяется, и, по наблюдениям ученых, уже в эпоху ранней бронзы проникает в горные долины Алтая.

Экономика эпохи бронзы находилась в сложной взаимосвязи с природно-географической обстановкой. Это обстоятельство должно учитываться при всех попытках реконструкции хозяйственной картины и в целом экономики любого региона, в том числе Сибири.

Западная Сибирь, Прибайкалье и Забайкалье большей своей частью (за исключением Саяно-Алтайского нагорья) входит в Срединный географический регион, в пределах которого можно выделить три главные хозяйственные системы: 1) присваивающего хозяйства (северная часть Срединного региона); 2) производящего хозяйства (южная часть Срединного региона); 3) многоотраслевого хозяйства, сочетающая присваивающие промыслы и производящие отрасли (Косарев М.Ф., 1987, 1991). Система многоотраслевого хозяйства занимает «буферное” положение между двумя другими. Совершенно правы те исследователи, которые подчеркивают особое значение такой «буферной» зоны. Буферные структурные зоны и их хозяйства обладают наибольшей устойчивостью, они динамичны, хорошие аккумуляторы хозяйственного опыта, генераторы новых хозяйственных идей.

Особые области составляют бассейн Лены, Приморье и береговая зона севернее Приморья до Камчатки и Чукотки.

Зоны присваивающего хозяйства

Экономика населения тундровой и таежной зон определялась потребляющими формами хозяйственной деятельности: охотой, рыболовством и собирательством. К сожалению, таежная и тундровая зоны изучены в этом отношении очень слабо.

М.Ф. Косарев предпринял в целом удачную попытку реконструировать хозяйственный комплекс зоны присваивающей экономики Западной Сибири. Им различаются четыре типа хозяйства (Косарев М.Ф., 1984): «1) подвижная охота на северного оленя (зона тундры); 2) коллективная охота на лесных копытных на путях их сезонных перекочевок при помощи стационарных заградительных устройств; 3) охотничье-рыболовческое хозяйство, в котором охотничий и рыболовческий промыслы находились в состоянии достаточно строгого равновесия и носили выраженный сезонный характер…; 4) оседлое рыболовство…». Все исследователи вполне согласны с тем, что первые три типа хозяйства были традиционными и сохранялись на протяжении всей первобытности и до современности. Наблюдения М.Ф. Косарева по Западной Сибири можно распространить и на территорию Восточной Сибири.

Особенно яркий оседлый характер рыболовческого хозяйства проступает в материалах Приамурья.

Для территории прибрежной части Дальнего Востока можно выделить и такой тип хозяйства, как оседлые рыболовы и охотники на морского зверя.

Все четыре типа хозяйства были формами адаптации населения в разных экологических условиях. Подвижная охота на северного оленя в зоне тундры была предвестником перехода к кочевому оленеводству. Наиболее вероятной формой охоты на северного оленя была поколюга (поколка), в которой участвовали коллективы охотников в местах переправы мигрирующих стад оленей, чаще всего на местах их переправы через реку. Немногочисленные археологические материалы свидетельствуют о том, что места поселений древних охотников, как правило, находились у таких переправ.

Другие археологические материалы не дают нам возможности судить о характере охоты. Археологический материал свидетельствует только о наличии такого типа хозяйства, тем не менее мы можем на основании разнообразного каменного инвентаря (разные типы наконечников стрел, скребки) утверждать о наличии охоты на мелких зверей, медведя, водоплавающую птицу.

В тундровой полосе нет прямых археологических свидетельств рыбной ловли и собирательства, но существование их в эпоху бронзы нам кажется бесспорным.

Коллективная охота на лесных копытных в Сибири в значительной мере реконструируется на основании археологических материалов Шигарского и Горбуновского торфяников, памятников Якутии и Северо-Востока Азии, других источников. Наиболее примечателен охотничий прием поколюга, широко известный в это время на Северо-Востоке. Применительно к этому располагались места поселений у переправ оленей через реки. Этот прием нашел отражение и в пегтыгмельских петроглифах. Охотничий инвентарь на поселениях эпохи бронзы значителен и разнообразен: каменные наконечники (разных типов), наконечники дротиков, копий; скребки, скрёбла, провёртки. Во многих случаях трудно бывает судить, какие из этих орудий имеют отношение к охоте, а какие к рыбной ловле. Тем более что предметы охотничьего назначения (наконечники стрел из кости и камня) имели прямое использование в охоте на рыбу.

Таежное население вело комплексное присваивающее хозяйство. Наряду с охотой на копытных, разумеется, существовала охота на других животных, а также и рыбная ловля.

Особенностью охоты этого времени было устройство заградительных сооружений на местах перекочевок крупных копытных животных. Этот вид охоты был близок тундровой охоте и давал достаточно заметный запас пищи.

О существенной роли рыбной ловли свидетельствуют многочисленные и разнообразные костяные крючки, деревянные поплавки, сетевые грузила. Интересны материалы по собирательству. Имеются прямые свидетельства о собирании кедровых орехов, черемухи.

Комплексное охотничье-рыболовческое хозяйство в таежной части. Кроме обычных свидетельств охотничье-рыболовческого хозяйства (кости животных, птиц, рыбы на стоянках) мы должны отметить и некоторые другие интересные свидетельства таких видов занятий. Так, А.И. Петров для поселений тайги отметил одну особенность: расположение их на берегах крупных рек в 200 — 300 м ниже устья впадающего притока: в этих местах, как правило, находятся заморные ямы, а рядом «живуны», полосы чистой незамерзающей воды, что обеспечивало и большие притоки рыбы в эти места.

Иную картину дают памятники южнотаежного Приобья. Там встречены различные типы керамических грузил для сетей, каменные и керамические рыбки, но совершенно нет каменных стерженьков для рыболовных крючков. Костяных гарпунов также нет, но они могли просто не сохраниться, ибо, судя по керамическим и каменным рыбкам, такая форма рыболовства должна была быть. Бесспорным для этих районов являлось сетевое рыболовство. О другой форме рыболовства позволяют сделать вывод летние и зимние формы поселений, расположенных в местах, удобных для летнего и зимнего рыболовства у запоров. О занятии рыболовством свидетельствуют находки костей и чешуи рыб (окунь, карась) и высокое содержание фосфора в культурных слоях поселений (Тух-Эмтор IV). Повышенное содержание фосфора (в 5 — 10 раз по сравнению с его количеством в почвах окружающей местности) несомненно обусловлено поступлением в почву рыбных отбросов. Летние поселения находятся на мелких речках, впадающих в озера. Весной в них заходят на нерест местные породы рыб (язь, подъязок, щука, окунь, елец, чебак и ерш). На многих речках жители ставили запоры и в течение лета ловили около них мордой рыбу, занимаясь параллельно сетевым рыболовством на озере. Зимой местом рыбалки до недавнего времени был запор на единственной вытекающей из озера речке Тух-Сигат, когда озеро начинало промерзать и рыба стремилась уйти в реку. В зимнее время перед запорами, скорее всего, устанавливали ловушки типа котцов, морд и верш, которые появляются в Сибири в конце III — начале II тыс. до н.э. и сохраняются до сих пор. Летом к ним, видимо, добавлялась и сеть. Эти приемы рыболовства сохраняют свое значение на протяжении почти всего бронзового века. Рыболовческий тип хозяйства в условиях южнотаежной зоны более надежный источник пропитания, чем охота, и способствовал оседлости населения. Биологами подсчитано, что в южной тайге на один гектар площади леса выходит биомассы всего 5 — 6 кг, что является нормой сохранения биологического равновесия в природе данного района. На один гектар водной поверхности пойменных озер и озер, соединенных протоками с крупными реками, выход рыбной продукции составляет 50 кг, что Является нормой естественного воспроизводства рыбных запасов. Выход же рыбопродукции в пойменных протоках составляет 40 кг на один гектар водной площади.

С учетом этих обстоятельств появляется возможность реконструировать приблизительный численный состав населения, проживавшего на озере Тух-Эмтор в эпоху энеолита и бронзы. Площадь озера 1,0 — 1,5 тыс. га, что дает выход рыбопродукции до 50 — 70 тонн в год. Еще какое-то количество рыбы могло вылавливаться на соседних мелких озерах и речках, впадающих в них. Запасы рыбной муки на семью из 6 — 8 человек должны были составлять не менее 400 — 500 кг, что соответствовало 1,6 — 2,0 тоннам свежей рыбы. Одновременно употреблялась свежая и заготовленная летом вяленая и жареная рыба. Она составляла основу питания и летом. Из рыбьих потрохов могли вытапливать жир. Рыбой, видимо, кормили и собак. Исходя из этих данных, можно предположить, что каждая семья потребляла за год до 10 — 12 тонн рыбы, а озеро было способно прокормить не более 4 — 5 таких семей, т.е. 35 — 40 человек. Количество жилищ на поселениях тоже обычно не превышает 4 — 5.

Для таежной полосы Сибири была известна наряду с мясной и пушная охота, что отмечают многие исследователи.

Население самусьской культуры хорошо знало охоту: главными её объектами были лось и медведь. На Васюганье основными объектами охоты были, видимо, лось и северный олень. Восточносибирские памятники конца II — начала I тыс. до н.э. изобилуют костями северного оленя. Возможно возрастание роли водоплавающей птицы в охотничьей добыче.

В таежном Обь-Иртышье в эпоху ранней бронзы уже было известно скотоводство. Так, в жилище 5 поселения Тух-Эмтор IV (развитая бронза) собраны кости домашней лошади и собаки: нескольких нестарых особей низкорослой лошади и зубы молодой собаки. В андроновскую эпоху в южнотаежном Приобье увеличивается доля скотоводства в хозяйстве, появляется крупный рогатый скот. Почвенные анализы с поселения Тух-Эмтор IV дали высокое содержание азота, что объясняется перегниванием навоза, и низкое содержание фосфора, что указывает на падение роли рыболовства; это прослеживается и по уменьшению доли рыболовных грузил для сетей и другого рыболовного инвентаря. В южнотаежном среднем Приобье в эпоху поздней бронзы продолжает развиваться комплексный тип хозяйства, оформившийся еще в андроновскую эпоху. Он включал в себя рыболовство, охоту и скотоводство. В районах Васюганья и Нарымского Приобья доля скотоводства уменьшается и возрастает значение рыболовства и охоты, где главную роль традиционно играет рыболовство. Приемы рыболовства и охоты практически остаются неизменными.

Для охотничье-рыболовческого населения было свойственно хорошее знание разных способов консервации мяса и рыбы: вяление, сушка, копчение, изготовление «порсы».

Зона контактов присваивающей и производящей экономики

Зона контактов присваивающей и производящей экономики невелика по сравнению с таежной или степной зонами. Она, как правило, совпадает с зоной лесостепи. Правы те исследователи, которые включают в ее состав южнотаежные и северные лесостепные районы, в которых в период поздней бронзы сложились андроноидные культуры — черкаскульская, сузгунская и еловская. По нашему мнению, в состав контактной зоны, вероятно, надо включать и Новосибирско-Бийское Приобье, где вдоль Оби располагались ленточные боры. В культуре обитателей этих мест были те же процессы, что и в контактной зоне, при некотором своеобразии, проистекающем из того, что и с востока, и с запада эта часть была окружена степью. В эту зону контактов нужно включать также Верхнее и Среднее Приамурье и Приморье.

Производящие виды хозяйственной деятельности в этой зоне стали известны только в эпоху ранней бронзы.

На период, непосредственно предшествующий проникновению в эту зону носителей производящих видов хозяйства, приходится оформление многоотраслевой экономики, сочетающий и потребляющие (охоту, рыболовство и собирательство), и производящие (скотоводство, земледелие) хозяйственные занятия (Косарев М.Ф., 1984; Дьяков В.И., 1985). Скотоводство внедряется в экономику самусьской культурной общности еще в первой половине II тыс. до н. э. Правда, на Самусь IV нет прямых свидетельств этого. Однако раннее появление домашних животных в лесостепном известно: погребение двух бычков на поселении Кокуй 2, яма в жилище N 5 кротовского поселения Преображенки 3 с более чем сотней астрагалов барана. В связи с этими находками понятными становятся бараньи альчики на Самусь IV — единственные прямые свидетельства возможного скотоводства на этом поселении.

Кротовские памятники Барабы дают большой остеологический материал, позволяющий сделать заключение о том, что хозяйство кротовцев — многоотраслевое, основой являлось скотоводство.

Позднее, в материалах Ростовки, присутствие домашних животных неоднократно подтверждено. В качестве жертвенной пищи использовали мясо лошади, овцы, быка (Матющенко В.И., Синицына Г.В., 1988). Среди костного материала преобладала лошадь. Этому соответствует и факт изображения фигурки лошади на рукояти ножа из могильника (Матющенко В.И., 1970; Матющенко В.И., Синицына Г.В., 1988). Кротовское население Среднего Прииртышья также вело комплексное хозяйство, базирующееся на придомном скотоводстве, где заметна роль охоты и рыболовства; возможно и пойменное земледелие. В этом хозяйстве основу составлял крупный рогатый скот при заметной роли и лошадей. Вероятно, лошадь имела особое положение в мифологических представлениях населения, с чем и связано распространение изображений головок лошади на каменных жезлах из Прииртышья, а также её миниатюрное изображение из Саранина II.

Скотоводство у черкаскульцев не вызывает сомнений. М.Ф. Косарев приводит данные по поселению Черкаскуль II: крупный рогатый скот — 40,9%; лошадь — 31,8%; мелкий рогатый скот — 18,2%; свинья — 9,1%.

Сузгунское население знало скотоводство. На Чудской горе доля крупного рогатого скота среди домашнего составляет 88,7%. Это, пожалуй, единственное свидетельство скотоводства у сузгунского населения Прииртышья, если не считать того факта, что на Сузгуне II найдена глиняная фигурка лошади. Сузгунское население Барабы, как и ирменское, хорошо знало скотоводство. Остеологические данные очень убедительны (Молодин В.И., 1985): овца — 2342 костей/18 особей; бык, корова — 1247/31; лошадь — 1200/23; коза — 44/7; собака — 4/2; медведь — 3/1; лось — 16/2; косуля — 3/1.

Косвенным, но очень убедительным свидетельством роста роли скотоводства в лесостепном Зауралье в эпоху позднего бронзового века являются материалы гамаюнской культуры. Основой экономики гамаюнцев было скотоводство при ведущей роли в нем лошади.

Учитывая общую экологическую обстановку в Притоболье и в Прииртышье и уровень экономики населения Приобья (еловско-ирменского), знавшего земледелие, мы можем допустить, что земледелие было известно и населению черкаскульской и сузгунской (южный ареал) культур.

При сложности вопроса о хозяйственном комплексе еловского населения необходимо иметь в виду, что он был предметом достаточно пристального внимания исследователей. В основе экономики еловцев был комплекс, соответствующий наиболее рациональной эксплуатации природной среды. Так, увеличивается роль скотоводства. Доля присваивающих промыслов зависела от конкретной ландшафтной ситуации: в экономике еловцев в южнотаежной зоне левобережья р. Оби в андроновское время в связи с изменениями природных условий резко уменьшается доля рыболовства и увеличивается доля скотоводства. На правобережье эта тенденция малозаметна. На северных памятниках (Десятово) наконечников стрел и скребков в десятки раз больше, чем на Еловском поселении. Это же относится и к глиняным грузилам для рыболовных сетей. О занятии еловцами земледелием у исследователей нет единого мнения.

О степени развития присваивающих промыслов свидетельствуют как материальная культура, так и фаунистические остатки. На памятниках повсеместно встречены наконечники стрел, глиняные и каменные грузила. Главными объектами охоты были лось, косуля, бобр; из рыб ловили язей, окуней, стерлядь, осетра, нельму, щуку.

Таким образом, экономика еловцев южнотаежной зоны носила многоотраслевой характер с преобладанием производящих отраслей, особенно скотоводства. Это позволяло относительно небольшим группам населения перемещаться в ограниченные лесостепные районы северной периферии Кузнецко-Салаирской горной области, в привычную для их экономики экологическую среду. Еловские комплексы поселений Шестаково 1а и Дворниково в Мариинской лесостепи отражают этот процесс.

Более надежно снабжены источниками по истории экономики памятники ирменской культуры. Известно, что в начале I тыс. до н.э. в лесостепи Западной Сибири скотоводческий уклад андроновского населения сменился скотоводческо-земледельческим ирменской культуры, оформившимся под воздействием экономической структуры андроновского населения. Скотоводство являлось основой экономики ирменской культуры, имело форму пастушеской с преобладанием крупного рогатого скота и содержанием домашних животных в жилищах в зимний период. Структура стада домашнего скота у ирменского населения лесостепного Приобья (по Е.А. Сидорову): крупный рогатый скот — 31 — 39%, лошади — 16 — 26%, мелкий рогатый скот — 31 — 43%, причем среди последних преобладали овцы, а коз в два раза было меньше. Анализ возрастных определений показывает уровень зоотехники в скотоводческой отрасли культуры, оформившимся под воздействием экономической структуры андроновского населения. Скотоводство являлось основой экономики ирменской культуры, имело форму пастушеской с преобладанием крупного рогатого скота и содержанием домашних животных в жилищах в зимний период. Структура стада домашнего скота у ирменского населения лесостепного Приобья (по Е.А. Сидорову): крупный рогатый скот — 31 — 39%, лошади — 16 — 26%, мелкий рогатый скот — 31 — 43%, причем среди последних преобладали овцы, а коз в два раза было меньше. Анализ возрастных определений показывает уровень зоотехники в скотоводческой отрасли ирменцев, заботу о рациональном использовании ее продуктов в воспроизводстве стада. Молодых особей крупного рогатого скота и лошадей забивали на одну треть меньше, чем старых, мелкий рогатый скот — приблизительно половину, учитывая его плодовитость. Для охраны стада ирменцы использовали собак.

Структура стада домашних животных ирменской культуры лесостепного Приобья носит общий характер. Имеющиеся остеологические материалы из памятников Барабинской лесостепи позволяют реконструировать подобную картину. В целом сходная ситуация наблюдается в скотоводческой отрасли ирменского населения Барнаульско-Бийского Приобья. Однако, здесь замечена некоторая вариабельность состава стада, зависившая, по мнению ряда исследователей, от конкретной ландшафтной обстановки. Пока мало сведений для оценки структуры стада ирменцев Кузнецкой межгорной котловины. Сделаны определения только остатков тризн в курганных могильниках Танай II, Журавлёво 4 и небольшого в количественном отношении остеологического материала поселения Падунка II. Как в курганах, так и на поселении заметно преобладание костей крупного рогатого скота и лошади, но в кургане костей лошади больше почти на одну треть за счет ритуальных захоронений её черепов в ямах. На поселении кости крупного рогатого скота составляют 61,5%, мелкого — около 15%, лошади — 21%.

Таким образом, в ареале ирменской культуры существовало в общем сходное по уровню развития, структуре и направлению скотоводческое хозяйство. Коневодство стало играть заметную роль в жизни общества и в целом получило широкое распространение в лесостепи Западной Сибири. В значительной степени это связано с использованием лошади под верховую езду, о чем свидетельствуют многочисленные находки отдельных предметов конской упряжи. Отметим также увеличение долевого веса мелкого рогатого скота в скотоводческом хозяйстве ирменцев. Иначе говоря, в начале I тыс. до н.э. в зоне открытых пространств сформировался оптимальный скотоводческий комплекс, который существовал очень долго и отчасти наблюдается в настоящее время. Изменения в его структуре, даже небольшие, могли явиться побудительной силой для перехода к кочевой форме.

Немаловажное значение в экономике населения ирменской культуры имело земледелие. В отличие от предшествующих эпох, впервые в памятниках этой культуры зафиксированы прямые факты его существования. Так, известна серия сосудов из Миловановского поселения с отпечатками растений, которые, по заключению специалистов, принадлежат голозерной гексоплоидной пшенице, а также, возможно, просу (Сидоров Е.А., 1986). В памятниках этой культуры найдено также большое количество терок, причем как верхних, так и нижних их частей. В позднебронзовое время появляются и двуручные терки. Трасологические исследования этих орудий показали следы и характер сработанности (при растирании мягких материалов), идентичной следам на зернотерках эпохи бронзы Восточного Казахстана. Двуручные зернотерки были найдены в могиле 4 в кургане 5 могильника Титово, курант — в насыпи кургана 18 могильника Журавлево 4, наконец, в кургане 2 этого же могильника среди остатков тризны лежал обломок жернова ручной мельницы. Находки орудий земледельческой отрасли в погребальных сооружениях ирменской культуры Кузнецкой котловины несомненно указывают на ее значительную роль в экономике общества. Уровень развития земледелия был относительно высок. Двуручные зернотерки действительно существуют очень долго. Они идентичны по форме и размерам зернотеркам эпохи раннего железа, известны и в материальной культуре коренных народов Южной Сибири.

Таким образом, в эпоху поздней бронзы на территории ирменской культуры оформилось комплексное производящее хозяйство, продолжавшее существовать в скифскую эпоху, в отличие от высокогорных районов — зоны кочевого уклада.

Земледелие в памятниках контактной зоны выявлено слабее всего. Прямых свидетельств этого занятия населением самусьской культурной общности нет. Исследователи, допускающие такой факт, оперируют косвенными аргументами. На самых общих посылках строится вывод о возможном знакомстве с земледелием жителей поселения Самусь IV. Более обстоятельно анализирует косвенные свидетельства земледелия Косарев М.Ф.: 1) предпочтительнее считать,
по его мнению, находки предметов фаллического культа как свидетельство земледельческого культа; 2) топоры и тёсла (отливаемые из бронзы) самусьского населения также, видимо, являются орудиями земледелия. К таким рассуждениям М.Ф. Косарева присоединяются и другие исследователи (Молодин В.И., Глушков И.Г.). Возможность земледелия у кротовцев допустима. Свидетельством тому — мотыги из лосиного рога (5 экз.) из прииртышских памятников, которые, по мнению Г.Ф. Коробковой, основанному на экспериментальных данных, могли использоваться в раннем земледелии. Вместе с тем вопрос о земледелии у населения самусьской культурной общности остается открытым.

Присваивающие виды хозяйственной деятельности в контактной зоне хорошо документируются археологическими материалами.

Так, охотничье хозяйство демонстрируется богатыми коллекциями инвентаря, предназначенного и специализированного для добычи разных животных: и крупных, и мелких, для водоплавающей птицы и некоторых других. Это в первую очередь — очень разнообразные по типам наконечники стрел, многие из которых типологически связаны с культурами неолитического времени: удлиненные (иволистной и лавролистной формы), треугольные (с черешком и без черешка), миниатюрные тех же форм. Далее, наконечники копий и дротиков, ножи асимметричные, скрёбла и скребки. Убедительны также кости диких животных, найденные в культурных слоях поселений.

Новосибирско-Барнаульское Приобье

Особый район Сибири — Новосибирско-Барнаульское Приобье — характерен меридианальным распространением ленточных боров, связывающих таежную зону Томского Приобья и лесные районы Алтая. Это не лесостепь и не лесная зона в обычном понимании, но достаточно своеобразная ландшафтная зона, обусловившая достаточно своеобразный облик хозяйства.

Первые свидетельства скотоводства получены М.П. Грязновым в 1954 г. при раскопках стоянки «Западная” у с. Ордынское, где в одном из трех энеолитических погребений, находящихся под культурным слоем, на глубине 1,0 — 1,5 м были найдены типичный инвентарь и набор бараньих костей, состоящий из 42 астрагалов, 26 пяточных и 15 других мелких косточек. Кости принадлежали не менее чем 23 особям очень крупной домашней овцы, по величине равной современным самым крупным особям романовской и гиссарской пород. Об этом мы уже писали выше. Следующие свидетельства получены на памятниках озера Иткуль: в могилах 4, 10, 15 могильника Большой Мыс найдены резцы лошади, а на поселении Костенкова Избушка — кости лошади, крупного и мелкого рогатого скота и собаки. Костные остатки относятся к переходному периоду от энеолитической большемысской к раннебронзовой елунинской культуре. Кости домашних животных составляют 27,9% от общего количества. Таким образом, 72,1% приходится на диких животных, но только 24,6% из них составляют мясные животные (лось, благородный олень, косуля, кабан и зубр). Остальные 47,5% костей принадлежат пушным животным (медведь, барсук, лиса, бобр, сурок и заяц). Если же медведя отнести к мясным животным, то доля их составит 34,4%. К энеолитическому времени частично могли относиться и кости крупного и мелкого рогатого скота.

Итак, энеолитическое население Барнаульско-Бийского и южной части Новосибирского Приобья занималось скотоводством, которое по своей значимости стояло на втором месте после охоты на мясных животных. Разводили лошадей, мелкий рогатый и, видимо, крупный рогатый скот. По мнению многих палеозоологов, как раз в переходное от неолита к бронзовому веку время происходит процесс одомашнивания лошади. А.Г. Петренко (1984) отмечает, что кости лошади составляли около половины от всех костей домашних животных на 10 памятниках эпохи неолита и ранней бронзы в Среднем Поволжье и Предуралье. Н.М. Ермолова считает, что лошадь в Южную Сибирь проникает вместе с племенами афанасьевской культуры в III тыс. до н.э. и генетически не связана с дикой формой лошади этого региона, которая исчезла здесь если не в конце плестоцена, то в начале голоцена (1983). Однако находки костей лошади на поселении Ботай заставляют быть осторожными отношению к этой точке зрения. Возможно, появление скотоводства в энеолите Верхнего Приобья следует связывать с контактами с афанасьевским населением Горного Алтая или населением восточно- , средиземноморского типа, пришедшим сюда в позднем неолите — раннем энеолите с территории Средней Азии. Последнее предположение тем более вероятно, что многие исследователи считают Среднюю Азию одним из важнейших центров становления скотоводства (Шнирельман В.А., 1980). Возможно, что как раз из Средней Азии попадает в район с. Ордынского крупная порода овец. Занятию скотоводством способствовал влажный и теплый климат. Разведение собак было связано, вероятно, с мясной и пушной охотой. В пятом горизонте Костенковой Избушки встречены кости, челюсти и захоронение целого черепа собаки. Все они принадлежали собакам небольших размеров, сближающими ее с торфяной собакой и шакалом. Судя по материалам поселения Костенкова Избушка, их, видимо, использовали как жертвенных животных и употребляли в пищу.

Севернее Ордынского каких-либо свидетельств скотоводства не имеется. М.П. Грязнов выделил скотоводство на Верхней Оби в ранний этап развития скотоводческого хозяйства племен Казахстана и Южной Сибири в эпоху бронзы, когда скотоводство дополняло охоту и рыболовство, но не заменяло их (Грязнов М.П., 1957).

Охота. Ею занимались практически во всех районах Верхнего и Среднего Приобья, чему способствовали благоприятные природные условия. Как уже отмечалось, в охоте выделяются два направления: мясное и пушное. На мясо добывали лося, благородного оленя, косулю, кабана, зубра и медведя, кости которых встречены на пятом горизонте Костенковой Избушки. Среди костей диких животных кости мясных составляют 47,7%, пушных — 52,3%, ( без медведя). Иную картину дают стоянки у с. Ордынского: на «Западной”, по данным М.П. Грязнова, 90 — 95% костей принадлежат лосю, остальные — медведю, бобру и мелким хищникам. Кости четырех ног лося были закопаны в специальной яме; на ’’Восточной” стоянке кости лося и медведя помещены в восьми специальных ямках в нижней части культурного слоя. В пяти из них находились только кости ног лося, в шестой — костяные орудия и заготовки для них, в седьмой — кости лося и фрагменты сосуда, в восьмой — 13 клыков, 3 первых шейных позвонка, принадлежавших трем взрослым медведям и двум медвежатам. В одной из ям в материке лежало много костей ног лося, в другой — 3 орудия из тазовых костей лося (Грязнов М.П., 1955). Это были недолговременные стойбища охотников, промышлявших здесь преимущественно на пушного зверя. Представляется, что скопления костей лося и медведя скорее всего связаны с промысловыми культами этих животных.

Клыки и когти медведя использовались в качестве украшений. Они встречались преимущественно в мужских погребениях Большого Мыса, но были также в женских и детских. Культ медведя нашел отражение и в его скульптурном изображении, встреченном в Самусьском могильнике, и на озере Иткуль. Важную роль играл промысел пушного зверя. Кости таких животных, как барсук, лиса, бобр, сурок и заяц, обнаружены на поселении Костенкова Избушка. В погребениях Большого Мыса найдены использующиеся в качестве украшений клыки и резцы бобра, барсука, сурка, медведя, соболя и колонка. Видимо, на пушных животных охотились с целью получения шкуры и мяса. Особое отношение было к бобру. На поселениях встречаются захоронения челюстей бобра, есть они и в погребениях. На поселении же кости этого животного встречены на всех горизонтах и в больших количествах, что говорит о том, что бобр обитал на данной территории продолжительное время и являлся постоянным предметом добычи жителей. Очевидно, численность бобров в этих местах оставалась достаточно высокой долгое время. Бобровые популяции — саморегулирующиеся системы и выдерживают вмешательство человека лишь в определенных пределах. Многие исследователи считают, что бобр совсем не выдерживает нерегулируемого свободного промысла. В данном случае все костные остатки бобров от молодых особей. Создается впечатление, что промысел бобра носил не стихийный характер, а был ограничен: выбивали строго определенное количество молодых особей, покинувших родителей, чтобы не нарушить популяцию и не вызвать уход бобров в другие места. Приведенные данные подтверждают наличие примитивного охотничьего хозяйства у жителей Верхнего Приобья в эпоху энеолита и бронзы.

Существенную роль, видимо, играла охота на боровую и водоплавающую птицу. Обломки мелких и трубчатых костей птиц — частая находка на всех поселениях. К сожалению, из-за фрагментарности они часто не определимы.

Приемы охоты были, видимо, различны. В первую очередь, конечно, использовались лук и стрелы. Наконечники разных типов встречаются на поселениях и в могильниках. Наконечники разных типов и размеров использовались для охоты на определенных животных. Стрелы, вероятно, хранились в колчанах. Нами в Самусьском могильнике встречено скопление наконечников стрел, обращенных острием в одну сторону, что дает основание предположить наличие колчана. Использовались и дротики с массивными наконечниками, а туши убитых животных разделывались специальными мясными ножами.

Возможно, для охоты на крупных животных применялись ее коллективные формы: облавная и загонная. Выделку шкур животных производили многочисленными скребками. На пушного зверя охотились с помощью различных ловушек, известных по этнографическим материалам у народов Сибири. Пушная охота носила, скорее всего, сезонный характер, а тушки убитых животных не всегда приносились на поселения: на поселениях нет костей соболя и колонка, а украшения из их зубов есть.

Эти приемы и формы охоты были едины для всех районов Приобья, однако роль ее для районов с различными природными условиями была не одинакова. Там, где не было скотоводства, она, конечно же, должна была быть гораздо большей. Особенно это касается районов севернее Новосибирска и Притомья. Здесь найдено и большее, по сравнению с южными районами, количество охотничьего снаряжения (наконечники стрел, дротиков и т.д.). На Томи известны и писаницы с изображениями лося.

Рыболовство. Свидетельства его встречены на памятниках всего Приобья. В водоемах водились осетры, стерлядь, нельма, муксун, сырок, язь, щука, карась, окунь и мелкие частиковые породы. На стоянках у с. Ордынское и на поселении Костенкова Избушка найдены кости и чешуя рыб. Для Новосибирского и Барнаульского Приобья и Притомья наиболее часто встречаемыми орудиями рыболовства являются стерженьки для рыболовных крючков разных типов и костяные гарпуны. Здесь совершенно нет грузил для рыболовных сетей. Видимо, крючковое и гарпунное рыболовство было наиболее характерным для этого района.

Направленность хозяйства в более позднее время сохраняется прежней, но в Барнаульско-Бийском Приобье возрастает роль скотоводства. Лошадь широко использовалась как мясное животное. Выделяются три возрастные группы: первая группа — до 3 лет; вторая — от 5 до 6 лет; третья — старше 6 лет. На еду забивали лошадей, достигших полного веса и возраста, т.е. старше 3 лет и выбракованных по каким-либо причинам. Основная масса лошадей малорослая, с высотой в холке 134 — 136 см. Только несколько костей принадлежат более высокорослым особям, с высотой в холке до 152 см. Лошадь использовалась и как транспортное средство. Правда, фактов использования повозок на Верхней Оби нет, но вероятность этого очевидна. Низкорослая лошадь, которую разводили древние жители Верхнего Приобья, могла быть близкой родственницей современной якутской лошади. Ее отличает грубая удлиненная голова, низкая холка, прямая спина, короткие ноги и густая шерсть. С. Фолуменов пишет, что для древней якутской лошади никто не строил конюшни и не готовил корм на зиму. Она сама себе добывала корм, копытя его из-под снега. Якутская лошадь зачастую не требует никаких затрат на свое содержание и наиболее приспособлена для добывания корма в условиях суровой и продолжительной зимы с глубоким снегом. Подобные лошади доживают на Алтае до раннего железного века. В частности, они встречаются в Пазырыкских курганах.

Кости и зубы крупного и мелкого рогатого скота принадлежали в основном молодым особям, хотя среди мелкого выделяются две возрастные группы: первая — от 1 до 1,5 лет; вторая — от 1,5 до 3 лет. Кости и зубы лошади и мелкого рогатого скота часто встречаются в погребениях и на поселениях. Сосуществование этих животных в одном стаде объясняется тем, что лошадь может тебеневать, а овцы обычно пасутся вместе с лошадью. Находки костей животных в погребениях свидетельствуют о высокой роли скотоводства в жизни раннебронзового населения Барнаульского Приобья.

Большое число обнаруженных костей и зубов принадлежало собаке. Основная масса их от мелких особей, разведение которых было связано с охотой. Меньшая часть костей принадлежала более крупным собакам, разведение которых могло быть обусловлено скотоводством: крупные собаки охраняли стада скота. Разведение собак могло быть связано с тонной охотой на крупных животных (лося).

В этот период скотоводство распространяется вниз по Приобью. Для памятников крохалёвского типа мы никаких данных не имеем. Судя по тому, что кротовцы знали довольно развитое скотоводство, то в районы Новосибирского Приобья оно могло быть принесено ими. Следы зачаточного скотоводства появляются в южных районах распространения самусьской культуры. Так, И.Г. Глушковым при разборке самусьского жилища (N 1) на поселении Крохалёвка I встречены кости крупного рогатого скота (6 шт., все от одной особи), целый скелет собаки и кости еще от одной особи. Н.В. Полосьмак и Н.Д. Оводов отмечают в поселенческом комплексе Крохалёвки I находки костей, принадлежащих лошади, корове и собаке, относящиеся к самусьской культуре (Полосьмак Н.В., Оводов Н.Д., 1979), однако, как показали работы И.Г. Глушкова, на Крохалёвке I есть и кротовские жилища. Поэтому относить все костяные остатки к самусьской культуре неправомерно.

Изменения коснулись и охотничьего промысла. Если в целом доля охоты в хозяйстве сокращается с 72,1 до 65,5% (Барнаульско-Бийское Приобье), то доля охоты на мясных копытных животных возрастает с 24,6 до 42,8%, причем основным объектом охоты становится лось. Охотились в основном на животных, достигших зрелости. Уже в 1,5 — 2 года лось весит до 300 — 350 кг, т.е. при охоте на лося четко осуществляется принцип максимализма. Доля пушной охоты в целом падает.

В приемах рыболовства просматриваются некоторые изменения. На Верхней Оби появляется сетевое рыболовство, о чем свидетельствуют многочисленные грузила, в том числе каменные со сквозными отверстиями, и каменные якоря. Грузила встречаются в памятниках крохалёвского типа (Молодин В.И., 1977) и самусьской культуры, а якоря — у самусьцев (Матющенко В.И., 1973). В Барнаульско-Бийском Приобье уменьшается количество каменных рыболовных стерженьков, что, видимо, было связано с появлением металлического крючка. Стерженьки для рыболовных крючков появляются на Васюганье.

Таким образом, в эпоху ранней и развитой бронзы у племен Барнаульско-Бийского Приобья продолжает совершенствоваться комплексная система хозяйства, возникшая здесь ранее. Возрастает доля скотоводства, основу которого составляет коневодство, а также мясной охоты на лося и медведя. Кротовские племена, пришедшие в Верхнее Приобье, имели комплексное хозяйство, значительное место в котором занимало скотоводство (Молодин В.И., 1985). Нет никаких свидетельств наличия у крохалёвцев производящих форм хозяйства.

В андроновское время в южной части Верхнего Приобья происходит резкое изменение хозяйственного типа, вызванное приходом сюда фёдоровцев со скотоводческим типом хозяйства. М.П. Грязнов, рассматривая андроновскую культуру на Верхней Оби, отмечал, что племена андроновской культуры перешли к оседлому пастушеско-земледельческому хозяйству. Правда, он не привел никаких доказательств относительно земледелия вообще, и мотыжного в частности, а сделал этот вывод, скорее всего, по аналогии с хозяйством андроновских племен Казахстана и Приенисейских степей. Мы не располагаем свидетельствами земледелия у андроновцев Верхней Оби, кроме обломков камней с андроновских поселений, которые можно считать обломками зернотёрок, да и то с большой долей предположения.

Хозяйство андроновцев Верхней Оби имеет ярко выраженный скотоводческий характер, однако различные поселения обнаруживают неодинаковое количество его составляющих частей. Так, на поселении Шляпово из 279 определимых костей 205 (73,6%) принадлежали крупному рогатому скоту, 29 (10,4%) — овце, 25 (8,9%) — козе, 14 (5%) — лошади и только 6 (2,1%) — диким животным. Значительную долю крупного рогатого скота фиксируют и другие андроновские памятники. Андроновские поселения свидетельствуют об отчетливо большом (от 24,3% до 32,9%) удельном весе лошади в стаде (Большой Лог, Фирсово).

Скотоводческий тип хозяйства прослеживается и по погребальным комплексам. В могильнике Нижняя Суетка встречены кости черепа и рога быка, череп лошади, а в Кытманово — кости лошади, овцы и быка. Незначительное место в хозяйстве андроновцев занимала охота. На поселении Шляпово кости диких животных составляли всего 2,1%, на Большом Логе и Фирсово соответственно 3,4 и 3,7%, но вот по количеству особей они дают иную картину — 11,8 и 11,8%. Среди диких животных есть дзерен, кулан, косуля, лось, кабан и бобр. Здесь есть представители и степной зоны, и лесостепной.

Подводя итог, можно сделать вывод, что для андроновцев Верхней Оби был характерен скотоводческий тип хозяйства с молочно-мясной направленностью на раннем этапе и с мясо-молочной на позднем. Вспомогательную роль играла охота на мясных и пушных животных и птиц.

В эпоху поздней бронзы для всех районов Верхнего Приобья было характерно комплексное хозяйство, в развитии которого прослеживается несколько направлений, отличающихся большой гибкостью, часто зависящих от конкретной природной обстановки, в которой существовало данное население, и от сезонного характера памятника, который оно оставило.

Первое из направлений складывается у племен корчажкинской культуры и локализуется в южных районах лесостепного Верхнего Приобья (сочетание скотоводства, охоты и рыболовства). Летние поселения фиксируют некоторое преобладание охоты над скотоводством: зимние (Корчажка V) выявляют преобладание скотоводства (53,3%) над охотой (46,7%), которая полностью является мясной (лось). Летняя охота характерна широким составом промысловых животных: лось, кулан, кабан, косуля, медведь, бобр, лиса, сурок, заяц и птица. Среди костей домашних животных преобладают кости лошади (от 56 до 75%), на втором месте крупный рогатый скот (от 19 до 23%) и на третьем — овца (3 — 4%). Лошадь используется как верховое животное. О применении узды свидетельствует характерная сработанность зубов и находки роговых и костяных псалиев.

Приемы охоты остаются, видимо, те же, что и в предшествующее время, хотя есть и некоторые изменения: формирующаяся специализированная охота на лося, которая носила сезонный характер. Она имела характер загонной с использованием лошади как верхового животного и многочисленных охотничьих собак типа лайки. В рыболовстве используются сетевые, гарпунные и крючковые снасти. Гораздо чаще, чем в предшествующее время, известны металлические рыболовные крючки. Этот тип хозяйства сложился в последней четверти II тыс. до н.э. и просуществовал до раннего железного века.

В это же время на степных пространствах Алтая (Кулунда) и Барабы складывается иной тип комплексного хозяйства, сочетающий уже скотоводство и земледелие. О развитом земледелии свидетельствуют топография поселений, многочисленные обломки зернотёрок и бронзовые серпы. Развитию и закреплению земледельческих навыков способствовал приход каких-то групп населения из районов Казахстана и, видимо, даже Средней Азии, принесших с собой навыки изготовления станковой посуды, характерной для южных районов (Удодов B.C., 1988).

В конце II или даже на рубеже II — I тыс. до н.э. в Кулундинских степях появляется новое направление в развитии хозяйства, имеющее ярко выраженный скотоводческий тип, где подсобную роль играли охота и, возможно, земледелие. Доля костей домашних животных на зимних поселениях составляет более 98%, а на летних более 92%. Среди домашних животных значительно преобладает крупный рогатый скот, на втором месте — мелкий рогатый скот и на третьем — лошадь. Встречаются верблюд и крупная собака, скорее всего сторожевая, охраняющая стада скота. О земледелии свидетельствуют обломки зернотёрок и бронзовых орудий, близких серпам. Это направление было привнесено извне населением, входящим в круг культур валиковой керамики.

В начале I тыс. до н.э. в районах Барнаульско-Бийского и южной части Новосибирского Приобья формируется многоотраслевое хозяйство, где главную роль играет скотоводство, подсобную — охота и, видимо, рыболовство, возрастает роль земледелия. Этот тип хозяйства складывается у населения ирменской культуры. Ирменские поселения тяготеют преимущественно к пойменным пространствам р. Оби и ее притоков. Необходимым условием существования ирменских поселений является обилие луговых участков с хорошим травостоем и наличие воды, пригодной для водопоя скота. Для поселений типичен сезонный характер и связанные с ним сезонные особенности в хозяйстве. Зимние поселения дают от 95,9 до 99,9% костей домашних животных, тогда как летние — несколько меньше (от 83,9 до 92,3%). В ирменском скотоводческом хозяйстве отмечена большая вариабельность состава стада, которая зависала от конкретной природной обстановки.

Объектами охоты являлись лось, благородный олень, кабан, косуля, кулан, дзерен, медведь, лиса, заяц и птица. Наряду с многочисленными находками зернотёрок и серповидных орудий появляются более весомые свидетельства земледелия. Е.А. Сидоровым на поселении Милованово 3 на керамике найден ряд отпечатков голозерной гексоплоидной пшеницы, которая культивировалась на территории Средней Азии в эпоху бронзы. Исследователь допускал даже наличие пашенного земледелия у ирменских племен западносибирской лесостепи в начале I тыс. до н.э.

Производящая экономика степной зоны

В зоне степей в начале II тысячелетия до н.э. начало складываться скотоводческо-земледельческое хозяйство, которое может быть в известной мере реконструировано по материалам андроновских памятников.

1. Скотоводство. Уровень его развития восстанавливается наиболее полно по многочисленному остеологическому материалу, происходящему из различных археологических комплексов.

В стадах, принадлежащих андроновцам, соотношение животных было различным в зависимости от особенностей области. Общую характеристику стада у андроновцев дают следующие цифры (в процентах). Урал: крс — 42,8; мрс — 44,5; л — 12,7; Притоболье: 32,2; 40,3; 27,5; Казахстан: Северный: 37,4; 36,5; 23,6; Западный: 33,9; 50,5; 14,8; Центральный: 29,4; 46,4; 24,3; Восточный: 38,9; 44,3; 16,8 (крс — крупный рогатый скот; мрс — мелкий рогатый скот, л — лошадь).

Очевидно, что главное место в стаде принадлежало корове и быку, то есть крупному рогатому скоту. Быки андроновцев были высокопородистыми и крупными в холке — 126 см, весом до 350 кг. Породистыми и крупными были также овцы: в холке — 70 см, весом — 30 кг.

Один баран в 7 раз легче быка, поэтому костей овец на поселениях много, но мясной рацион андроновцев на 60 — 70% состоял из говядины и на 10% из баранины. Особую роль быка, возможно, даже культ этого животного у окуневского населения Енисея, демонстрируют изображения его на петроглифах и каменных плитах могильников. На протяжении многих веков скотоводческое хозяйство базировалось главным образом на разведении крупного рогатого скота ради получения молочных продуктов.

Второе место в стаде принадлежало мелкому рогатому скоту. В Среднем Притоболье удельный вес этого скота, судя по количеству костей, колеблется от 11,3 до 33,4%, а по минимальному числу особей — от 20,9 до 47% и по среднему показателю — от 16 до 36,4%.

Овец разводили не только для мяса, но и для получения шерсти. Находки остатков шерстяных нитей достаточно многочисленны: Алексеевский могильник, Субботино. Следы тканей на внутренней поверхности сосудов отмечены в могильниках Субботино, Раскатиха, Алакуль, Кипель.

Для охраны стада мелкого рогатого скота использовались собаки: находки костей собаки на поселении Канай; в насыпи кургана у пос. Сухомесовского. Зависимость поголовья мелкого рогатого скота и собак указывает на то, что существовало и подвижное разделение стада, отары овец, табуны лошадей, стада крупного рогатого скота.

В зимний период в Милованово 3 (Новосибирская обл.) могло содержаться 35 голов скота (7 овец и коз, 10 лошадей и 18 коров).

Лошадь — третий вид животного, игравшего заметную роль в жизни населения эпохи бронзы. В алакульских комплексах кости лошадей (и не только отдельные кости, но и шкуры) обнаружены многократно. Эта черта культуры безусловно может считаться одной из характерных алакульских. Известны находки костей в фёдоровских памятниках, в восточном ареале их расселения, и в более древних комплексах: в предафанасьевских, афанасьевских, окуневских памятниках, а кроме того, в окуневском погребении в Туве найден сосуд с изображением лошади (Мандельштам А.М., 1973).

Лошадь разводилась прежде всего для мяса. Об этом красноречиво свидетельствуют костные остатки лошади среди кухонных отбросов. Они, как известно, широко известны на всех андроновских поселениях, подвергнутых исследованию. Наверное, и лошадиная шкура могла быть использована для самых различных поделок. Удельный вес лошади в стаде постепенно возрастает к концу эпохи бронзы, что позволяет говорить о резком увеличении поголовья лошадей в эпоху поздней бронзы. Этот же процесс фиксирует и С.Я.Зданович на материалах поселения Саргары финальной бронзы (1981). О возрастании роли лошади к концу эпохи бронзы свидетельствуют факты: увеличение костей ее в Среднем Притоболье с 10 до 16%; в Северном и Центральном Казахстане с 14 до 31% (на Алексеевском поселении — 36,4%). В XII — IX вв. до н.э. хозяйство степей становится по-преимуществу коневодческим.

О месте лошади в жизни степного населения говорит факт широкого распространения в памятниках эпохи бронзы щитовидных, а затем стержневых псалий; последние, стержневые, псалии являются почти непременной находкой в комплексах поздней бронзы. Место лошади подчеркивается также и появившимися изображениями колесниц, запряженных лошадьми.

Уже с момента появления лошади как домашнего животного складывается культ ее, как отражение роли этого животного. Сложение этого культа Е.Е. Кузьмина (1977) относит к концу IV тысячелетия до н.э. в южнорусских степях. По материалам Среднего Притоболья отмечено сокращение доли крупного рогатого скота за счет увеличения мелкого рогатого скота и лошади. Подобная тенденция установлена и на Южном Урале по памятникам Камбулат I — И, Мирный И, IV, Семиозерное, Шукубай I, Петровка II.

Лошадь хорошо уживалась и в условиях тайги. Еще в эпоху бронзы, как мы уже сообщали, она появляется на Васюганье. На заключительном этапе ирменской культуры в Приобье также возрастает количество лошадей и овец за счет сокращения поголовья крупного рогатого скота. Эта тенденция улавливается и в стадах Восточного Казахстана.

По наблюдениям некоторых исследователей в южнотаежном ареале проступает иная закономерность: значительно сокращается овцеводство за счет увеличения крупного рогатого скота, увеличивается и доля лошади (Косарев М.Ф., 1984; Сидоров Е.А., 1989).

Андроновцы знали домашнего верблюда. Кости его встречены на поселениях Алексеевское, Ата-Су, Усть-Нарым. В более позднее время, карасукское, кости верблюда были найдены в некоторых памятниках Хакасско-Минусинской котловины. Это дает основание считать, что домашний верблюд был известен андроновцам по крайней мере с середины II тысячелетия до н.э. Об этом же свидетельствует и находка глиняной фигурки верблюда в андроновском (алакульском) жилище на поселении Ушкатты. Скорее всего, одомашнивание верблюда осуществило ираноязычное население степей Казахстана и Южной Сибири. У некоторых андроновских групп, вероятно, существовал и культ верблюда: находка глиняной фигурки верблюда на поселении Ушкатгы в сочетании с многочисленными свидетельствами древнего культа и освящение верблюда у индоиранцев свидетельствуют об этом. В комплексах эпохи бронзы найдены прямые свидетельства особого отношения к верблюдам: ритуальное погребение верблюжонка и мяса верблюда в могильниках Аксу-Аголы II, Тельзан-Кузеу, Бегазы, а также находка черепа у культового очага поселения Милыкудук.

В эпоху поздней бронзы явно проступают и черты молочного скотоводства. Так, установлено, что на поселении Милованово 3 лишь 1/4 коров забивали на мясо в молодом возрасте, а остальные 3/4 оставляли дня воспроизводства стада (Сидоров Е.А., 1989). Подобное же соотношение возрастных категорий домашнего скота обнаруживается на поселении Саргары, где подсчеты костей согласуются с наблюдениями на Милованово 3 (Макарова Л.А., 1976).

Заготовка кормов на зиму, видимо, стала осуществляться только в последний период бронзового века. Мы не имеем каких-либо определенных свидетельств таких мер. В качестве орудий по заготовке грубых кормов на зиму обычно рассматриваются массивные бронзовые серпы-секачи. Определенное представление об уровне развития орудий для заготовки кормов дает находка серпа-косаря на поселении у Тамбарского водохранилища (Бобров В.В., 1988). Изделие имело длину 26,5 см, при ширине в 3,5 см. Этот известный тип серпа с закраинами без черешка имеет широкое распространение в степях и лесостепях, и вполне возможно его использовали для этих целей.

Лошадь при тебенёвке могла обеспечивать прокорм не только себе, но и овцам и козам. Дело в том, что удельный вес лошади в стаде не достиг еще уровня, при котором можно было переходить к отгонному скотоводству.

Зимой скот содержался, видимо, в жилых помещениях. В жилище или отводили половину помещения, как на Ирмени I, на Еловском поселении, или место для скота отводилось вдоль стенок, а центральная часть предназначалась для людей, как это зафиксировано на Быстровке 4, Милованово 3. Возможны и другие варианты. Так, в западных районах Казахстана не найдены жилища, которые можно реконструировать, как это сделал М.П. Грязнов по материалам поселения у хутора Ляпичева, и жилища, упомянутые выше. В таком жилище, по мнению М.П. Грязнова, зимой содержался и скот, чаще всего молодняк. На поселении Язево I открыто сооружение, которое могло быть хлевом: полуземлянка неправильной формы размером 3,6×2,8 м, глубиной в 35 — 40 см. Одна из стенок покатая. Заполнение — очень плотный гумус. Следов очагов и ям нет. Рядом с другим жилищем открыта площадка, которая имела навес. Не исключено, что это был загон для скота.

2. Земледелие. Свидетельства земледелия у населения Западной Сибири в эпоху бронзы очень скудны. Все исследователи отмечают почти полное отсутствие прямых подтверждений этого рода занятий. Большая часть их, обычно используемая при утверждении тезиса о наличии земледелия в эпоху бронзы, являются косвенными: находки мотыг, жатвенных ножей, зернотёрок и т.п. Это предметы, которые с успехом можно использовать и при собирательстве. Тем не менее обратимся к таким свидетельствам.

Остатки пшеницы найдены у поселения Алексеевка, рожь (отпечатки стеблей ржи есть на серпе с поселения М. Красноярка). На сосудах с поселений Канай, Трушниково, М. Красноярка найден нагар, который указывает, что в сосудах была каша.

Мы не должны придавать серьезного значения тому факту, что в археологических материалах степей почти нет зерен злаков. На это обратили внимание М.Ф. Косарев (1984), и М.А. Итина (1977). Это особенно удивительно для тазабатьябцев, у которых зафиксированы даже свидетельства искусственного орошения. Вероятно, существовали пока нам неизвестные причины этой особенности археологических памятников.

Иногда роль земледелия в эпоху бронзы, в частности у андроновцев, исследователи признают как очень важную. Андроновская культура сложилась на базе оседлого скотоводства и земледелия, полагает М.П. Грязнов. Земледелие имело весьма важное значение в хозяйстве и было неотделимо от скотоводства.

Свидетельством возможного земледелия в андроновское время считался тот факт, что в доандроновское время, в частности в Восточном Казахстане, известны каменные вкладыши серпов на поселении Усть-Нарым. Не лишено смысла предположение о широком использовании разных изделий при обработке земли: каменных и костяных мотыг, приспособленных для прикрепления рукоятей. Количество таких мотыг достаточно велико, чтобы иметь основания предполагать использование их в собирательстве. С известной долей вероятности в земледельческий комплекс входили и орудия уборки урожая, при котором использовали слабо изогнутые бронзовые серпы, серпы-секачи сосново-мазинского типа, костяные серпы из челюстей крупных животных.

Исходя из условий степи и лесостепи, мы не можем предполагать широкую обработку полей мотыгами. Видимо, основные обрабатывающие участки находились в пойменных участках, где земли мягче и увлажненность надежнее.

Возможно, существовало в самый поздний этап бронзового века Зауралья лиманное земледелие: на озере Буруктал в Оренбургской области сооружались системы коротких каналов, подающих вешнюю воду на ближайшие низины. Оценивая уровень и удельный вес земледельческих занятий в степях эпохи бронзы, мы должны принимать в расчет тот факт, что степень развития скотоводства достигает такого состояния, что земледелие неизбежно должно было возникнуть и занять свое место в системе экономики. Как известно, скотоводство еще не стало кочевым. Долговременные поселки создавали необходимые условия для занятий земледелием.

Появление крупных земледельческих поселков особенно наглядно демонстрируют материалы Аркаима. В экономике этого поселка земледелие безусловно должно было играть если не ведущую, то чрезвычайно важную роль. Если такие центры складываются уже в XVII — XVI вв. до н.э., то к концу эпохи бронзы подобные земледельческо-скотоводческие поселки, вероятно, были не редкость. В условиях II — начала I тыс. до н.э., сухих степей, более или менее пригодных для скотоводства, в разных районах, вероятно, существовали какие-то небольшие увлажненные участки, где население имело возможность заниматься земледелием.

3. Присваивающие виды хозяйственных занятий (охота, рыболовство и собирательство) у жителей степной зоны также были хорошо известны.

Среди памятников андроновской общности можно выделить три группы: северную, среднюю и южную (Смирнов Н.Г., 1975, с. 34): северная — Кипель, Новобуринская, Замараевская, Черноозерье I, Камбулат I и II; средняя — Алексеевское, Петровка II, Бишкуль IV, Семиозерка; южная — Мирный II, III, IV, Шукубай I, II, Рымникское, Шандаша, Капухта, Ушкатта, Карабутакское. Дикие животные в первой группе представлены костями волка, лошади, медведя, лося, косули, бобра. Кроме того, здесь известны и некоторые другие объекты охоты: сайгак, кабан, заяц, а также животные семейства куньих.

Рыболовство было известно реже, как и собирательство. Объясняется это тем, что степные реки и озера были не богаты рыбою, степи — дикорастущими растениями, дающими заметную прибавку в рационе скотовода.

Южная Сибирь

Андроновское население в Южной Сибири обитало ограниченное время. В материалах памятников андроновцев (фёдоровцев) этого региона проглядывается скотоводческий характер экономики, подобной тому, который нам известен уже по Новосибирско-Бийскому Приобью. Так, в Кузнецкой котловине в могильниках Ур, Титово, Танай I, Васьково V преобладают кости овцы и единичны — коровы. Аналогичный видовой состав фиксируется в андроновских погребениях лесостепных районов Среднего Енисея, но немногочисленные материалы поселений указывают на приоритетное место в андроновском стаде крупного рогатого скота, затем лошади. Видимо, характер скотоводческого хозяйства андроновцев в лесостепном поясе был одинаков. Оно было пастушеским с перемещением на незначительные расстояния по мере истощения травяного покрова. Не случайно андроновцы освоили только северную, в большей степени лесостепную, часть среднеенисейского региона. Сохранялся у андроновцев и охотничий промысел, удельный вес которого был значительно ниже, чем в Барнаульско-Бийском Приобье.

Появление андроновского скотоводческого населения в Западной и Южной Сибири привело к более существенному изменению палеоэкономического развития, чем это наблюдалось до начала II тыс. до н.э. Резче обозначились экономические структуры: производящая, многоотраслевая (в основном в зоне контакта лесостепи и тайги) и присваивающая. В Забайкалье в этот период продолжало существовать многоотраслевое хозяйство с тенденцией к увеличению скотоводства. Те же процессы, видимо, проходили в отдельных районах Тувы и Алтая.

В Хакасско-Минусинской межгорной котловине в конце II — начале I тыс. до н.э. скотоводческое хозяйство сохранялось как главное направление в экономике. Пока нет исследований остеологических комплексов карасукских поселений. Могильники содержат преимущественно кости овцы, как ритуального животного. Из крупных животных чаще встречаются кости лошади, почти на треть меньше — коровы. Н.М. Ермолова привела статистические данные остеологических материалов из 91 карасукской могилы Сухого озера II: на 278 костей овцы приходится 27 — лошади и 17 — коровы.

Я.И. Сунгучашев предполагает у карасукцев земледелие на основании изображений колесниц на плитах могильника Хара-Хая: если есть лошадь, то она может быть использована и как тягловое животное. Такие рассуждения вряд ли могут быть приняты. Не более убедительны доводы в пользу орошаемого земледелия у карасукцев.

Для реконструкции хозяйства большеложского населения есть более объективные материалы. Основой скотоводческой отрасли остепненных районов было разведение крупного (38,4%) и мелкого (30,4%) рогатого скота (поселение Каменный Лог). Лошадей в составе стада было почти в 2 раза меньше, чем любого другого вида. Заметное место занимала охота (более 15% костей диких животных). Охотничьей добычей были косуля, олень, лось, кабан, медведь, волк, бобр и др. Добывали боровую и водоплавающую птицу. В лесостепной и горно-таежной зонах заметно изменяются структура стада и соотношение производящих и присваивающих отраслей. А в предгорьях северной периферии Кузнецкого Алатау, судя по костям из поселения на берегу Тамбарского водохранилища, охотничий промысел несколько превышал скотоводство (54,4%). Основу стада в этих местах составлял крупный рогатый скот и лошади (48,5% и 44,5%). Овец было немного. Они не приспособлены к таким физико-географическим условиям. На поселении большинство костей лошади принадлежало старым и даже больным особям. Основу этого вида в составе стада составляли малорослые лошади, но были и высокорослые и тонкокостные. На поселениях Тамбарское водохранилище и Каменный лог присутствуют кости диких животных практически одинакового состава. Сходство прослеживается и в их количественном соотношении. Основными объектами охоты были косуля (на поселении Тамбарское водохранилище ее кости составляют 71%, на других их немногим меньше), лось, олень. Охотились также на медведя, волка, кабана, кабаргу. На косулю и лося охотились круглый год, что выясняется по состоянию рогов и возрасту молодняка. Но это было не хищническое истребление животных. Судя по принадлежности костей самцам и молодняку, человек заботился о воспроизводстве диких животных, о рациональном присвоении продуктов природы. Достаточно развит был пушной промысел. Добывали бобра, соболя, сурка, выдру, лисицу, но охота на бобра занимала приоритетное место (от 3% до 10%). Известны на поселениях кости птиц. Как для охоты, так и для охраны стада использовались собаки. Видовой состав охотничьего промысла, долевой вес производящих и присваивающих отраслей хозяйства в экономике большеложского населения напоминает окуневскую культуру. В горных районах Тувы, где в последнее время исследованы болыпеложские памятники, вероятно, существовал такой же хозяйственный комплекс, как в Хакасско-Минусинской котловине и Ачинско-Мариинской лесостепи.

Лесостепи Забайкалья, с точки зрения культурно-исторического развития, входили в ареал общности, характеризующейся болынеложским предметным комплексом, который сохранялся здесь до середины I тыс. до н.э., а может быть и дольше. В этих районах при существовании охотничьего промысла возрастает значение скотоводства с наличием в стаде лошади, крупного и мелкого рогатого скота. Оно становится ведущей отраслью хозяйства. Преобладание в составе стада лошади и овцы предопределили переход населения Забайкалья к кочевой форме скотоводства в I тыс. до н.э.

Анализ ведущих отраслей палеоэкономики обществ эпохи бронзы на юге Сибири позволяет сделать вывод о том, что характер этой сферы деятельности и ее динамика в зоне открытых пространств и горной системы существенно отличали эту область от других регионов. В лесостепи Западной Сибири шел поступательный процесс развития, от присваивающих форм хозяйства к многоотраслевому укладу, от него к производящему. В стране гор Южной Сибири он был более сложный и неравномерный. Здесь можно выделить три области со своеобразной динамикой экономического развития:

1-я — Кузнецко-Салаирская, которая исторически связана с лесостепью Западной Сибири. На этой территории экономическое развитие обществ находилось в единстве с процессами в зоне открытых пространств. Однако особенностью этой области являлось сосуществование многоотраслевого и скотоводческого укладов в конкретные хронологические периоды.

2-я — Саяно-Алтайское нагорье, для которого характерна цикличность: скотоводство — афанасьевская, андроновская и карасукская; многоотраслевое хозяйство — окуневская, большеложская культуры, с разным долевым весом скотоводства в последней в конкретных географических районах.

3-я — Забайкалье, в лесостепных районах которого длительное время существовала многоотраслевая экономика с формированием скотоводства, как ведущей формы хозяйствования на рубеже эпох бронзы и раннего железа.

Горно-металлургическое и бронзолитейное производство в Сибири в эпоху бронзы

В связи с важнейшей ролью этой сферы экономики в изучаемый отрезок времени есть необходимость этот вопрос специально рассмотреть. История внедрения и развития бронзолитейного производства в азиатской части Северной Евразии теснейшим образом связана со всей мировой историей металлургии и бронзолитейного производства. Древнейшая металлургия на территории Северной Евразии и прилегающих областей прошла три основных этапа становления и развития.

Первый (конец V — начало или первая половина III тысячелетия до н.э.) характеризуется постепенным проникновением в земледельческие и скотоводческие группы населения Северной Евразии (Анау, Кюльтепе, Триполье) орудий из металлургически чистой меди.

Второй (первая половина — III тысячелетие до н.э. — середина-конец II тысячелетия до н.э.) является временем возникновения собственной металлургии и металлообработки. Возникают такие очаги на Кавказе. Металл внедряется на севере. Возникают культурные образования на базе бронзы южного (кавказского) происхождения (ямная, катакомбная культуры). В Средней Азии металлургия утверждается в горных районах. Становится известным металл на Саяно-Алтайском нагорье. Здесь уже производится широкая рудниковая добыча меди. Металлургия этого этапа почти не знает оловянистых бронз.

Третий этап (середина II — начало I тысячелетия до н.э.) — период бурного подъема металлургии и металлообработки меди и бронз. Эти производства распространяются на огромных территориях. Складывается много металлургических очагов в Средней Азии, Казахстане, на Саяно-Алтайском нагорье, на Урале. Широко распространяются оловянистые бронзы. Одновременно с добычей меди идет и добыча золота. Эти виды производства сопровождают друг друга.

Два первых этапа приходятся на время существования крупной Циркумпонтийской металлургической провинции, которая дала мощный импульс развитию металлургического производства в разных региональных горно-металлургических областях.

В конце второго, и особенно в период третьего, этапа развития бронзовой металлургии на территории Северной Евразии складываются металлургические очаги Средней Азии, Казахстана, Алтая и Урала. В этот же период в Сибири фиксируются две зоны металла: а) уральских, казахстанских, среднеазиатских и рудноалтайских медных источников; б) саяно-алтайских и забайкальских меднорудных источников. На этот же период приходится оформление горно-металлургических областей (ГМО) в Северной Евразии:

1. Балкано-Карпатье; 2. Кавказ; 3. Урал; 4. Казахстан; 5. Памиро-Тяньшань; 6. Саяно-Алтайский; 7. Восточная Сибирь (Прибайкалье и Забайкалье). На базе этих областей складывается ряд горно-металлургических центров (ГМЦ): 1. Балканы, Карпаты; 2. Закавказье; 3. Северный Кавказ; 4. Приуралье с Поволжьем; 5. Собственно Урал; 6. Рудный Алтай; 7. Горная Шория; 8. Тува; 9. Хакасско-Минусинская котловина; 10. Прибайкалье; 11. Забайкалье; 12. Приморье.

С этими событиями связано оформление Евразийской металлургической провинции, в составе которой были Урал, Казахстан, Саяно-Алтайское нагорье.

В период III этапа развития металлургии в Северной Евразии оформились следующие металлургические провинции: Европейская (на базе распавшейся Циркумпонтийской и Карпато-Балканской), Евразийская (от Поднепровья до Енисея и от Низовий Оби до Памира), Центрально-Азиатская (от Средней Оби до Центральной Азии и, возможно, до Тихоокеанского побережья), Ирано-Афганская и Кавказская.

На западе (на Урале) процесс постепенного внедрения металлургического производства протекал аналогично. Установлено, что металлообработка на Южном Урале и в Среднем Зауралье возникает в III тыс. до н.э. на базе медистых песчаников оренбургской группы (Черных Е.Н., 1970; Ковалева В.Т., 1989).

Уже в XVII — XVI вв. до н.э. Уральский и Зауральский регионы оказываются под мощным воздействием абашевского и петровского металлургического производства.

Начальные этапы этого процесса южнее Западной Сибири, а именно, в Центральном Казахстане, связаны с комплексом памятников атасуского микрорайона, расположенного в пределах Казахской горно-металлургической области, на базе которой позднее складывается один из ряда мощных компонентов андроновской металлургии (наряду с южноуральским и рудоалтайским).

В Восточной Сибири появление металла связано с глазковским временем, скорее всего на его заключительной фазе. Первые металлические изделия представлены следующими формами. Из могильника Шумилиха происходят немногочисленные изделия из бронзы (Бронзовый век Приангарья. Могильник Шумилиха. Иркутск, 1981). Исследователи полагают, что все эти изделия изготавливались из местного сырья местными мастерами.

У населения ымыяхтахской культуры металлические изделия редки и маловыразительны: шиловидное массивное изделие; игла с ушком; миниатюрная медная пластинка; слиток меди или бронзы и обломки глиняных льячек; бронзовые резцы и четырехгранное шило из Усть- Бельского могильника; обломок втулки кельта сейминского типа, а также кусочки бронзы, обломки глиняных льячек, глиняные формы и песчаниковая форма для отливки бронзовой антропоморфной фигурки. На стоянке Абылаах I (Южный Таймыр) открыта бронзолитейная мастерская.

Эти факты свидетельствуют о сравнительно слабой развитости металлического производства в Восточной Сибири. Только глазковские находки можно синхронизировать с афанасьевскими и окуневскими комплексами, и поэтому их можно считать более или менее ранними в пределах Восточной Сибири. В эпоху бронзы Приморье и Приамурье также не имели заметных бронзолитейных центров, хотя население лидовской культуры хорошо владело бронзолитейным мастерством.

Бронзолитейное производство в степной полосе Сибири

Горно-металлургические области (ГМО). Возникнув на западе, юге и востоке Урала, Южной Сибири и Центрального Казахстана металлургическое производство затем приобретает все большее значение в жизни Сибири и Казахстана. Совершенно очевидно, что металлургическое и обрабатывающее производство Сибири достигло наибольшего развития у андроновцев и карасукцев, а также у алексеевско-саргаринского и бегазы-дандыбаевского населения.Перейдем к характеристике андроновского металлургического производства.

Свидетельства бронзолитейного производства многочисленны на многих поселениях андроновцев: Мало-Красноярка, Новоникольское I, Петровка II, Черноозерское городище, в Еленовском микрорайоне, на Алексеевском поселении, на Кипельском, Ново-Буринском, Бахтинском, Замараевском селищах. Такие же, а может быть и еще более яркие, имеются в комплексах Атасу. Замечательные свидетельства бронзолитейного производства получены в ходе исследования Аркаима на Южном Урале. В Восточном Казахстане начало бронзы связывается с фёдоровскими памятниками. Сообщения о более ранних памятниках пока не совсем ясны (Алёшин Ю.П., Илюшин А.М.; Оразбаев А.М.). Недавно открыт ряд поселений со следами металлообработки в Семипалатинской области (с. Новая Шульба, Дюна I): песты, тёрочники, медная руда, шлаки, сплески меди.

Одной из баз андроновской металлургии был Урал, где сложилась в древности Уральская (ГМО), в состав которой входили районы: Еленовка и Уш-Катта на севере Мугоджар и рудники Кичигинское, Медная гора, Поляковское, Вознесенское, Каменский, Усть-Кабанский. Всего здесь открыто более 23 месторождений. Уральская ГМО не имеет оловорудных месторождений, чем объясняется, почему сюда поступало олово из Казахстана и Сибири.

На Южном Урале известны рудники, которые, вероятно, эксплуатировались андроновцами, а также карьеры, один из которых в длину 130 м при ширине 12 м; Кусеевский золотодобывающий рудник на склоне горы Тукан в Баймакском районе БАССР. Уже в нашем веке здесь были организованы выработки на месте древних.

К.В. Сальников приводит достаточно многочисленные свидетельства добычи медной руды на Урале. Глубина разработок достигала 20 м при протяженности штолен до 200 м.

На территории Казахстана с давних пор известны месторождения металлов, где уже в древности проводились разработки: меди (Джезказган, Зыряновск, Карчига, Джалтыр, Ащилы, Уро-Тобе, Кушинбай), олова (горы Атасу, Колбинский и Нарымский хребты), золота (Степняк, Казанчункур, Баладжар, Акджал, Дайбай, Майкопчегай, Акабек) (История Казахской ССР. Т.1, с. 112). Здесь сложилась Казахская ГМО. Месторождения олова хорошо известны и в Северной Бетпак-Дале: рудники Калан-Казган.

Древние выработки на олово в Восточном Казахстане известны во многих местах: Убинское, Мынчункур, Урунхай, Карагоин, Чальче, Баймурза, Крынчурук, Ленинское, Чердояк, Карасу; на медь: Карчига, Зыряновск, Джалтыр; на золото: Казанчункур, Боко, Сенташ, по р. Кульджиру, Курчуму, Баладжар, Акджал, Даубай, Майкопчагай, Алкабек.

Древние андроновские металлурги разрабатывали окисленные медные руды, находившиеся на небольшой глубине, по рудоносным жилам. Если были рыхлые руды, то пользовались «кайлованием» отбойниками и топорами. В твердых рудах употреблялся огневой способ проходки. На поверхности жилы и под ней в забое разводился костер, и руду нагревали как можно сильнее. После того руду поливали водой. Исследователи отмечают угли, обожженное дерево, закопченность стенок выработки.

Руду доставляли на поверхность в кожаных мешках. В Джезказгане использовали и такой прием, как подбой: под крупное рудное тело делали подкоп, после чего ударяли по нему тяжелыми молотками, отбивая куски руды. Если штольни были глубокими, то нередко оставляли целики, а иногда ставили и деревянные подпоры. Эта работа была опасной: шахты нередко обваливались. Известны случаи обнаружения погребенных в шахтах древних рудокопов. Вот что сообщает П.С. Паллас: «Такие старинные разрабатывания руд открыты в славной Змеевской горе, наиболее изобилующей дорогими металлами, и там же найдены были не только кирки и другие рудокопные инструменты, похожие почти на наши, но не употребляемые, однако медные, но и каменные молоты, укрепленные в деревянной рукоятке здоровыми ремнями. В середине охристой руды найден также скелет человека, придавленного отвалившейся землею: по сторонам обрудуневших его костей лежали служившие ему в добывании руды орудия и кожаная сумка, наполненная изобильною золотой охрою».

Древние разносы руд на склонах гор были весьма значительны. Так, на Алейско- Локтевском руднике длина разноса составляла более 300 м, а на Колбинском хребте в районе ключа Чан-Эспе — 180 м при ширине 40 м.
На Рудном Алтае выявлены четыре типа разработок месторождений.

1. При крутопадающих жилах, выходящих на поверхность, использовался открытый разрез или яма, иногда, если это рентабельно, применялись неправильной формы подземные выработки на глубине, идущие по жилам (Мынчункур, Урунхай, Чудское, Ак-Кезень и др.).

2. При полого падающих жилах с выходом на склон горы выработка проводилась штольней, неправильной формы ямой с рассечками и узкими щелями по рудному телу (Бай-Мурза, Крык-Чурук). Эти штольни имеют протяженность 60 — 70 м.

3. При обратном падении жил применялся способ уклона, повторяющий форму рудного тела (Кызыл-Чилик).

4. При выходе на южный склон нескольких мелких жил производилась разработка всего склона снизу вверх, без подземных работ, а выработанной породой заваливались уже пройденные участки (Чердояк).

Масштабы и объемы разработок рудников производят впечатление и в наши дни. Так, в районе Джезказгана было выплавлено примерно 100 тыс. тонн меди, на Успенском медном руднике добыто 200 тыс. тонн руды. С.С. Черников установил, что отвалы древнего рудника Ямантаусского имеют объем в 48 тыс. тонн медной руды, а по всем известным ему пунктам древних горных работ по добыче касситерита было добыто 130 тонн олова. Грандиозным по объему работ в древности был рудник Ксыказган ^ в Центральном Казахстане. Он характеризуется такими параметрами (в м3): общий объем горных работ — 570000; объем отвалов — 270000; добыто руды — 800000.

Наши представления о древних выработках руды на Алтае и выплавке металла из нее значительно расширились в результате работ последних лет (Алёхин Ю.П., 1986, 1987) в Курьинском и Змеиногорском районах Алтайского края: на поселениях древних металлургов Колыванское I и Новофирсово I. Здесь же были обследованы 21 древняя выработка на золото и медь. Сопровождающий материал, добытый на этих памятниках, дает основание датировать их III — первой половиной II тысячелетия до н.э. На Алтае открыты специализированные поселки металлургов еще доандроновского времени, из которых наиболее полно изучено Колыванское I: медные шлаки, сплески, медная руда, рудодробильные песты, скребки, тёрочники, обломки глиняных и каменных литейных форм. Это производство было рассчитано в основном на обмен. Известны и другие поселки металлургов.

В древней металлургии использовались и такие орудия, как крупное кайло, весом в 4 — 6 кг с веерообразным рабочим краем, предназначенное для разбивания крупных глыб породы, молото-кайло, весом 1,5 — 2,7 кг. Орудиями для дробления руды и породы служили молоты весом от 2 до 3,5 кг, плиты для растирания и дробления руды. В Екатеринбургском музее имеются два медных кованых ломика, в Шигирском торфянике найдены кайла из рога лося и лопасть лопатки также из рога.

Интересен набор орудий горных разработок с горы Безымянной (Алтай): удлиненные валуны диабазовых пород, имеющие удачные естественные очертания со следами сработанности на концах; пестикообразное орудие; две колотушки, одна из которых служила кайлом; молот для забивания деревянных и роговых клиньев; деревянные клинья, на которые надеты рога домашних быков, каменный сверленый топор.

Разнообразны орудия в Атасу: молоты весом в 5 — 8 кг; 2 — 5 кг; до 1 кг; песты для измельчения руды, обработки бронзовых изделий: с конусовидной рукоятью; с рукоятью, завершающейся фаллическим навершием; с узкой рукоятью и массивной шаровидной рабочей частью; плиты-ступки; плиты-наковальни; кайла; клинья и клинообразные предметы.

Многообразие бронзовых изделий андроновского населения поздней бронзы свидетельствует о хорошо разработанной технологии бронзолитейного дела. Наиболее полно исследована технология плавки металла по материалам комплекса Атасу. Печи были различными по назначению: для получения древесного угля; для обжига сырой руды; для плавки обожженной руды на штейн и шлак; для выплавки черновой меди.

Обжиг совершался в печах-ямах глубиною в 1,5 и диаметром в 2 м, которые были обмазаны огнеупорной глиной и снабжены воздуходувным каналом, спирально охватывающим всю камеру. К этому каналу вверху прилегали меха для поддува.

Многочисленны на Атасу и простые печи, широко известные в других горно- металлургических центрах (Хакассии, Туве и в др.). В технологии металлургического производства Джезказгана и Атасу были региональные особенности: многоступенчатость производственных операций и разнообразие конструкций тепловых печей.
Орудия металлургического назначения изучены на поселении Петровка II: песты для растирания руды и рудотёрки (9 экз.). Значительно больше орудий для металлообработки. На Петровке II 50 экземпляров орудий: молотки весом не менее 1,5 кг, молотки среднего действия рукояточные для ковки горячего металла; молотки среднего действия для холодной ковки металла; молоточки легкого действия (150 — 200 г); подставки-наковальни, гладилки- выпрямители, оселки, абразивы.

В Атасу собраны орудия труда, используемые на всех ступенях медеплавильного производства и производства металлических изделий: сопла-трубы из глины или трубчатых костей крупных животных для соединения воздуходувных мехов с устьем формы; тигли, глиняные или каменные; емкости полусферической формы; льячки из глины, с плоским дном; литейные формы из камня и глины.

В Еленовском микрорайоне на берегу р. Киимбай имеется площадка 120×50 см, на которой проводилось дробление руды с целью ее обогащения: отделялись кусочки породы, содержащие небольшое количество медной руды от другой, более богатой. Иначе говоря, производилось обогащение руды. Здесь сохранилось множество кусочков руды (кварц — турмалиновые роговики, добывающиеся в Еленовском руднике).

Древние плавильные печи чаще всего располагались вблизи поселений или на самом поселении. Следы такой печи открыты в устье р. Шульбы и на поселении Канай. Кварц, охру использовали в качестве флюса при плавке руды. Охра способствовала ускорению плавки и повышала температуру массы руды, а кварц снижал температуру плавления.
На поселении Койшоки открыта часть большого жилого дома, а рядом две медеплавильные печи. В полутора километрах к северу от поселка — древние рудные разработки в виде ям-колодцев. Еще более интересен в этом отношении Атасу. Так, здесь установлено, что одна часть печей сооружалась в пристройках-тамбурах, другая — непосредственно в помещениях, третья — на межжилищных площадках. Подобные комплексы известны и в Джезказгане: Милыкудук, Айнаколь, Соркудук.

Производились не только литьё, но и ковка. Ковкою обработаны наконечник копья (Трушниково), ножи, иголки. Коваными и ковано-чеканными являлись такие изделия как бляшки-нашивки, пронизки, браслеты (и пластинчатые плоские, и пластинчатые с завитками на концах), бусы, височные кольца.

Состав металла в разных изделиях определялся назначением этих изделий. Для ударных орудий в медную основу дополняли 4% олова, для рубящих и режущих — 5 — 9%, для колющих и некоторых других орудий — от 9 до 12%. Усиленное изучение технологии древнего металлургического производства на Урале, Алтае, Казахстане, предпринятое в последние годы, дает возможность говорить об очень сложном хорошо продуманном и организованном процессе, которым овладели древние металлурги еще на рубеже III — II тыс. до н.э. В андроновское время металлообрабатывающее производство сосредоточилось в руках профессионалов, отсюда стандартизация изделий и их широкое распространение в степных и лесостепных районах. Уровень бронзолитейного дела у андроновцев был, видимо, таков, что мы можем предполагать какую-то весовую систему для дозировки металла, лигатуры и других материалов, используемых при бронзовом литье. Стандартизация многих отливаемых вещей хорошо улавливается по материалам литейщиков.

Металл горно-металлургических областей.

В Хакасско-Минусинской котловине изучены все этапы металлургического производства: от добычи руды до выплавки металлических изделий. Афанасьевские, окуневские и андроновские металлические изделия — преимущественно «чистые» медные изделия, но они же имеют и мышьяковистые и оловянистые сплавы, об искусственном или естественном их происхождении говорить пока трудно. Андроновские оловянистые бронзы, вероятно, генетически связаны с окуневским металлом, который представляет собою в основном оловянистую бронзу.

В Хакасско-Минусинской котловине в древности существовало крупное горно- металлургическое производство; во многих районах обнаружены следы древних разработок, остатки медеплавилен, шлаковые отвалы.
Карасукский металл в Хакасско-Минусинской котловине занимает особое место. Внесение в сплав мышьяка (1% и более) в бронзу карасукских изделий является искусственным, что свидетельствует «о широком налаженном производстве бронзовых изделий по отработанной технологии с добавкой мышьяка в стандартных содержаниях, являясь показателем технического прогресса в карасукской медной индустрии» (Сергеева Н.Ф., 1981, с. 42). Известны также сурьмянистые, оловянистые и никелистые бронзы в карасукском металле.

Месторождения меди Южной Сибири делятся на четыре группы: 1) контактово-метаморфические, 2) метаморфические, 3) изверженные, 4) россыпи.

В древнем металле Южной Сибири выделяются 4 группы: 1) металлургически чистая медь; 2) оловянистая бронза; 3) мышьяковистая бронза; 4) многокомпонентные сплавы.

Андроновцы принесли с собой оловянистую бронзу: основная масса бронзовых вещей из могил андроновцев Енисея изготовлена из оловянистой бронзы. В Хакасско-Минусинской котловине существовало 9 типов металлургических сплавов.

В эпоху развитой и поздней бронзы металлурги Прибайкалья научились отливать разнообразные изделия. Усложняется и совершенствуется рецептура. Ведущее место занимают оловянистые и мышьяковистые бронзы. Бесспорно, можно сделать вывод «о существовании здесь в эпоху бронзы металлургического центра, который, вероятно, развивался на местной рудной базе медных песчаников» (Сергеева Н.Ф., 1981). Районами сырья могли быть все пять меденосных районов Прибайкалья: 1) Приангарье; 2) Присаянье; 3) Верхнеленский; 4) Западное Прибайкалье; 5) Кодаро-Удоканская зона в Читинской обл.

В Забайкалье памятники бронзового века более богаты, чем в Прибайкалье. Исследовано более 400 предметов, среди которых изделия ранней, средней и поздней бронзы. Здесь также существовало местное бронзолитейное производство, основанное на эксплуатации местной сырьевой базы. В эпоху ранней бронзы здесь существовали «чистая» медь, оловянистая и мышьяковистая бронза, как основные сплавы. К этому следует добавить, что в Забайкалье в эпоху развитой бронзы хорошо известны литейные формы. В Забайкалье хорошо также известны древние рудники по добыче меди и олова, которые, вероятно, хорошо снабжали древних металлургов отличным сырьем в Бурятии: Худакское, Тарбагатайское, Байкальское и Мунгутское. Около 40 месторождений меди известно в Восточном Забайкалье, в основном в междуречье Шилки и Аргуни, в среднем течении Чикоя и в Каларо-Чарском районе. Интересен район р. Джиды, где открыт единственный в Забайкалье клад литейщика. Здесь известны многочисленные остатки шлаков, следов выплавки меди, орудий горного дела. Месторождения олова также хорошо известны в районе Хапчесранги, Оловянной и Шерловской горы.

Исследования металла различных горно-металлургических областей показывают существующие связи среди металлургов как в области технологии производства, так и в распространении рецептуры.

В составе бронз Казахстана группа оловянистых бронз составляет 80,7% предметов. Вторую группу по численности составляют предметы из «чистой” меди — 16,6%. Третья группа — мышьяковистая бронза — 2,7%. Оловянистые бронзы лесостепи Западной Сибири составляют основную группу — 94,3%. Мышьяковистая бронза 5,7%. Эти факты также достаточно убедительно свидетельствуют о тесных связях металлообработки Казахстана и Киргизии с южносибирскими районами, северными провинциями андроновской общности. Интересно еще одно наблюдение над технологией древних металлургов Казахстана. Медь и олово, выплавленные отельно, при литье предметов добавляли в соответствующих пропорциях. В Сая- Су в шлаках плавок найдены шарики металлического олова.
Продукция литейщиков отдельных культурных общностей.

Бронзолитейщики андроновской и карасукской общностей производили очень разнообразную продукцию, большая часть которой имеет широкое распространение и не может быть определена как специфически андроновская или карасукская. К ним относятся такие категории орудий труда и оружия: ножи двулезвийные, всех вариантов и типов; ножи однолезвийные всех вариантов; кинжалы черешковые и рукояточные; секачи и серпы; наконечники копий: втульчатые, с прорезными перьями, зажимные; лопаты; кельты: забайкальско-монгольские, красноярские; ложноушковые, муфтового типа; поясные ушковые кельты; кельты-тёсла; долота: желобчатые и клиновидные; тёсла уступчатые; топоры многих типов; шилья, иглы; стамески; браслеты кованые: пластинчатые и проволочные; литые пластинчатые; головные обручи; серьги и перстни; лапчатые привески; пронизки; бусы; гвоздевидные украшения; пуговицы; бляхи разных типов и вариантов.

По набору изготавливаемых бронзовых изделий андроновские литейщики превзошли всех своих современников.
По мнению Е.Н. Черных бесспорно андроновскими изобретениями в литье явились такие изделия, как «ножевидные» пластинки (скорее всего это своеобразные накосники), желобчатые и полукруглые в сечении браслеты, особенно со спиральными концами, подвески и кольца в полтора оборота (овальные в плане и желобчатые в сечении). Андроновским открытием следует считать также бесчерешковые серпы, массивные вислообушные топоры и втульчатые наконечники стрел. Не исключено, что фёдоровцы изготавливали бронзовые топоры с гребнем.

Мастера карасукской общности являются производителями дугообразнообушковых и коленчатых ножей. И форма самих ножей имеет глубокие исторические корни, и литейные формы этих изделий происходят из этих же мест. Возможно, карасукским по происхождению является кинжал с полой рукоятью. Общепризнанным можно считать также карасукскими лапчатые и гвоздевидные подвески и нашивки. Имеются другие изделия, которые производились в пределах расселения андроновской и карасукской общности, но они имели очень широкое бытование и производились во многих других районах. К ним относятся многочисленные кинжалы, пластинчатые ножи, наконечники копий с несомкнутой втулкой, с прорезным пером и с зажимом.

Андроновская общность входила в состав Евразийской металлургической провинции, основная характеристика которой сводится к следующему: 1) гигантский скачок в распространении металлургии и металлообработки в восточном и северо-восточном направлениях среди неолитических культур степной и таежной зон Азиатского материка; 2) широкое распространение оловянистых бронз как ведущего типа сплава на медной основе; 3) появление новой технологии изготовления бронзовых изделий — литья копий и кельтов, т.е. тонкостенного литья.
Широкое распространение оловянистых бройЗ и тонкостенного литья по всей Евразийской провинции связано с восточной частью этой провинции, в частности с Алтаем. Эти два открытия в области технологии, разумеется, имеют отношение к андроновскому населению. Горно-металлургическое и бронзолитейное производство Казахстана и Южной Сибири оказали мощное воздействие на развитие подобных производств в соседних областях. Это выражалось не только в форме появления неизвестных вообще ранее металлических изделий, а главным образом в форме появления собственного производства их на местном или импортном сырье.

Урал испытал существенное воздействие восточного андроновского и карасукского металла. С востока «…притекало сюда весьма значительное количество бронз (Казахстан, Рудный Алтай, Средняя Азия). И если местная медь преобладала, то изготовление искусственных бронз полностью зависело от этих восточных ГМО, где и отмечены основные месторождения олова, мышьяка,’ сурьмы, и, видимо, серебра, тогда как на Урале в это время олово не вырабатывалось, что по крайней мере сегодня является бесспорным. …Наиболее важным и вызвавшим к жизни бурное металлургическое производство в пределах всей Уральской ГМО был, без сомнения, и восточный импульс» (Черных Е.Н., 1972). Это время не ранее середины — первой четверти II тысячелетия до н.э. С этими событиями связано возникновение мощного алакульского металлургического очага. Уральский металл и металл более восточного происхождения устремляются на запад и достигают Днепра, вытесняют из восточноевропейских степей кавказские бронзы.

Сильнейшее влияние Казахстанской горно-металлургической области на окружающие территории очевидно. Оно обнаруживается в культуре еловской, ирменской и в других периферийных по отношению к андроновской общности. С этим процессом следует связать появление втульчатых желобчатых долот, копьевидных долот, тёсел с уступом, серпа косаря, втульчатых наконечников стрел с выступающей и скрытой втулкой, квадратных зеркал с петелькой, выпукло-вогнутых бляшек с петелькой.

В свою очередь, воздействие лесостепного мира на культуру андроновцев-металлургов в степи также очевидно. Проявлением этого можно считать распространение однолезвийных ножей с кольцевым навершием рукояти, серпов со спиралевидной головкой, восьмеркообразных бляшек.

Металлургия и металлообработка рассматриваемого региона оказали мощное воздействие на культуру окружающих областей, в том числе лесной и лесостепной зоны.

Бронзолитейное производство в лесной и лесостепной полосе Западной Сибири

На территории лесной и лесостепной полосы Западной Сибири в доандроновское и андроновское время было высоко развито бронзолитейное производство. Мысль о существовании крупного производства турбинско-сейминских изделий на востоке по отношению к Уралу, в Приобье развивали многие исследователи.

Бронзовые изделия этого времени здесь хорошо известны.

Кельты — изделия, наиболее типичные для памятников доандроновского времени. Их находки происходят преимущественно с Прииртышья; в Приобье они значительно реже. Таковы кельты с поселения Кижирово, исток оз. Иткуль. Иткульский винокуренный завод, д. Косиха, Тёнга, Средний Васюган. Всего известно из Приобья 7 таких находок.

В Прииртышье кельты происходят из более широкого круга районов: из могильника Ростовка, из Ханты-Мансийска, с устья р. Ишим, устья р. Тары, из бывшей Каргалинской волости Тобольской губернии, из Омского клада, с Колбинского хребта, из Майкопчегая.

Выделяются 7 классов этих изделий: 1) кельты без ушек; 2) кельты-лопатки; 3) одноушковые кельты турбинско-сейминского облика; 4) двуушковые кельты; 5) несколько особняком стоят кельты с Иткульского винокуренного завода, Кижирова и Тёнги, а также кельты, отливающиеся по одной форме из Самусь IV. Они имеют по два ушка (или ложных), но самое примечательное — очень высокую втулку; 6) кельт средних размеров с двумя ложными ушками; 7) небольшое изделие с двумя ложными ушками со Среднего Васюгана.

Копья. Их можно подразделить по крайней мере на три класса: 1) втульчатые вильчатые с шипом и без шипа; 2) втульчатые наконечники с ромбическим и круглым сечением стержня; 3) с ромбическим стержнем и несомкнутой кованой втулкой.

Вислообушковые топоры. О том, что они изготавливались литейщиками в это время, свидетельствуют находки литейной формы для такого топора из Самусь IV, а также вислообушного топора в глубине тайги, на берегах речки Кёнка.

Ножи подразделяются на классы: 1) пластинчатые, срубного типа, с хорошо отделенным черешком от лезвия; 2) пластинчатые, с незначительным сужением на черешковом конце; 3) нерки-кинжалы, близкие по форме предыдущим, но черешковая часть заужена сильнее; 4) пластинчатые, с чуть скошенным обушком, что получается при отливке ножа в односторонней форме; 5) пластинчатые, с клинком, который, сужаясь, переходит в черешок треугольной формы; 6) дугообразнообушковые; 7) пластинчатые, с гранёным клинком и узким (треугольной формы) черенком; 8) пластинчатые вкладышевые.

Производились также, правда редко, втульчатые стамески, долота, шилья, иглы, пуговицы выпукло-вогнутой формы с ушком на оборотной стороне; нашивки в виде диска с выпуклой лицевой стороной и петелькой на оборотной, височные кольца из проволоки, из трубочки (иногда с несомкнутыми краями).

Известны также и бронзовые украшения в виде подвесок, бронзовых стерженьков, бус. Литейные формы, шишки, тигли, льячки.

Литейные формы. Литейные формы в настоящее время известны для большинства изделий, отливавшихся в разных местах бытования самусьской культурной общности или в ближайших к ним районах.

Формы для кельтов. На поселении Самусь IV собрано свыше 400 обломков литейных форм, не менее половины которых имеют отношение к литью кельтов. Из Ростовки происходят по-преимуществу каменные и немногочисленные глиняные формы. Известны литейные формы для кельтов из д. Тюково из-под Тобольска, с Сузгуна, Иртыша (без более точного указания), из Васюганья, из могильника Сопка 2.

Формы для копий на Самусь IV немногочисленны в сравнении с формами для кельтов. Отливались двухлопастные вильчатые копья и копья, близкие по форме вильчатым, но, видимо, отличной от них формой вилки и перехода от втулки к перу. Крохалевка 12 дает форму для отливки изделия, напоминающего крупное втульчатое копье. Однако не исключено, что это изделие было иным по назначению. Из Прииртышья происходит форма для отливки наконечника дротика (из могилы 21, Ростовка), а также комбинированная литейная форма откуда-то с Иртыша, по которой отливался вильчатый наконечник копья. Известна из Ростовки и другая форма для отливки копья (могила 24) такого же вильчатого типа. Форма для втульчатого копья происходит с Черноозерья VI. Сопка 2 дает одну достоверную форму для дротика с короткой расширяющейся втулкой и узким пером.

Другие литейные формы происходят из разных мест Прииртышья и Приобья: комбинированная форма из могилы 21 Ростовки, в которой отливались дугообразно-обушковый нож, долото, пластинчатый нож, шило; форма с Иртыша, в которой отливали не только кельт, но и нож; форма для долота с Липовой Курьи у Большого Миасовского озера. Отливались также и другие предметы. Особенно многочисленны (после форм для кельтов и копий) формы для ножей. Большая часть их уже упомянута, т.к. они часто входили в комплекс комбинированных форм. Но известны и специальные формы для ножей из Самусь IV. То же следует сказать и о формах для отливки втульчатых долот, шильев и каких-то других острий.

Есть литейные глиняные формы для изготовления изделий, имеющих широкие лезвия (Иткуль I, раскоп участка X южного берега Андреевского озера).

С поселения Самусь IV известна также глиняная литейная форма для лопатки.

Особо следует сказать еще о двух разновидностях форм. Это, во-первых, литейные формы — крышки, используемые при плоском литье. Они известны с поселения Самусь IV. Во-вторых, составные формы из трех или четырех створок ( из поселения Самусь IV), которые использовались для литья каких-то сложных по конфигурации предметов.

Итак, литейные формы для изготовления разных предметов были как глиняные, так и каменные. Мы не можем сейчас определить, какой тип предпочитали литейщики этого времени. И те, и другие хорошо известны как на Самусь IV, так и на других памятниках.

Литейные шишки известны из могильника Ростовка, но особенно много их удалось обнаружить на поселении Самусь IV и на Сопке 2. Шишки использовались при отливках копий, кельтов и других предметов, имевших полости. Известны литейные шишки для кельтов и копий с поселения Тух-Эмтор IV и ряда других памятников.

Литейные тигли. Наибольшее их количество происходит с поселения Самусь IV: там собраны остатки от 43 тиглей с диаметром венчиков до 20 см. Иногда тигли орнаментировались оттисками гребенки: печатной^и отступающей. Эти изделия обнаружены в могильнике Сопка 2, на поселениях Тух-Эмтор IV и Черноозерье VI.

Льячки. Сравнительно с тиглями немногочисленны. Они известны на Самусь IV, Тух- Эмтор IV. Обломки таких изделий найдены и на других поселениях.

Маловыразительные предметы бронзолитейного производства выявлены и на многих других памятниках самусьской культурной общности: Преображенка 3, Венгерово 3 и др.

Характеристика всех находок, имеющих отношение к бронзолитейному производству в Приобье и Прииртышье, показала, что следы бронзолитейного дела (разной степени выразительности) имеются практически во всех районах самусьской культурной общности. Вместе с тем мы можем отметить, что в настоящее время наибольшее количество таких свидетельств происходит с Самусь IV, Ростовки и последнее время в этом отношении обнадеживает Сопка 2. Такие факты позволяют нам говорить о существовании в пределах изучаемой общности по крайней мере двух центров бронзолитейного производства: среднеобского и среднеиртышского. И тот, и другой центр уже описаны в литературе.

Среднеобской центр известен в первую очередь большим количеством литейных форм для кельтов, наконечников копий, ножей, шильев, украшений, литейных шишек, обломков тиглей, льячек.

Примечательно и то, что мы знаем поселок литейщиков Приобья — Самусь IV, где обнаружена подавляющая часть всех атрибутов бронзолитейного производства. Одним из важнейших этапов бронзолитейного процесса было изготовление литейных форм, как каменных, так и глиняных. Изготовленные сначала болванки створок тщательно подгонялись, притирались, и только после этого выбиралась внутренняя полость формы. Это сопровождалось также окончательной подгонкой форм, чтобы не допустить перекоса внутренних полостей двух половинок.

Литье осуществлялось в основном в двусторонних формах, но известны литейные формы из трех створок, и вероятно, были из четырех. Это свидетельствует о достаточной сложности самого процесса.

Хорошо известно плоское литье, при котором использовалась одна основная форма, в которой выбиралась полость, соответствующая будущему предмету. Иногда при литье таким способом применялись крышки литейных форм. На Самусь IV мы неоднократно находили их. Процесс литья включал в себя плавку металла в тиглях и его разливку льячками по формам. И тигли, и льячки хорошо известны по Самусь IV. Тигли имели диаметр более 15 см и высоту 6 — 7 см. Этот объем вполне обеспечивал возможность одним актом отливать кельты и наконечники копий. Мы не имеем каких-либо материалов, чтобы судить о процессе плавки металла. Вместе с тем на Среднем Васюгане в материалах Тух-Эмтора IV А.М. Малолетко выявил очень интересные факты. При исследовании шлака обнаружены зерна оливина, которые выкристаллизовываются из минеральной массы, если плавка проводилась при температуре 1300 — 1400°С. Такой температуры нельзя достичь в открытом костре. Кроме того в шлаке присутствуют микроскопические зерна магнетита, что свидетельствует о недостатке кислорода во время плавки, а следовательно, можно предполагать, что плавка шла в печах с принудительной подачей воздуха.

Среднеиртышский центр известен по большому количеству бронзовых изделий и литейных форм, уже описанных нами ранее.

С территории Прииртышья происходит 21 кельт. В последнее время количество это пополнилось находками на Сопке 2. Отсюда же — 16 наконечников копий, 6 ножей, а также стамеска, шилья-острия (11 шт.). Кроме того имеется много литейных форм для кельтов (5, к ним следует отнести какое-то количество форм из Сопки 2), ножей (3), копий (4), кинжалов (1), стамесок (3), дротиков (1), шильев (2).

Этот набор инвентаря из Прииртышья, на наш взгляд, достаточно убедителен, чтобы прийти к выводу о существовании в Прииртышье бронзолитейного центра.

Помимо того, нами было установлено, что вильчатые копья, а также копья с ромбическим стержнем пера имели сравнительно широкий ареал бытования, но литейные формы для них распространены преимущественно в Прииртышье. Подобная картина прослеживается и для кельтов и литейных форм для них.

Почти каждому типу бронзовых изделий на Иртыше найдены соответствующие литейные формы. Это подкрепляется и последними находками на Сопке 2.

Имеются и другие интересные наблюдения. Так, по кельтам Турбинский I, Сейминский и Усть-Гайвенский могильники Волго-Камья обнаруживают ряд параллелей с Прииртышьем.

При общей типологической близости копий Прииртышья и Волго-Камья мы должны отметить своеобразие первых. Сопоставление материалов Прииртышья с Волго-Камскими памятниками по составу металла подтвердило, с одной стороны, близость Ростовки с Сеймой, а, с другой — различия ее с Турбино. Это дает основание говорить о существовании своеобразного центра бронзолитейного производства в доандроновское время на Иртыше.

Мы, к сожалению, еще не знаем в Прииртышье поселения, подобного Самусь IV, с таким широким набором инвентаря бронзолитейного производства. Положение дел не меняют находки на Черноозерье VI литейной формы и тигля. Тем не менее совершенно ясно, что в

Прииртышье производилось большое количество разных бронзовых изделий, не исключено, что очаги среднеиртышского бронзолитейного центра могли располагаться также в Восточном Казахстане, что подтверждается и находками литейных форм и бронзовых вещей. Одна из таких находок — кинжал из Уланского района с удлиненно-листовидным клинком с продольным ребром и рукоятью, увенчанной фигуркой горного барана. Рукоять полая, с ребристой поверхностью, имитирующей обмотку.

Вопрос о возникновении бронзолитейного производства у населения самусьской культурной общности представляется сейчас очень интересным и сложным. Бесспорно следует считать, что этому производству здесь предшествовал этап начального его сложения. Следует признать, вероятно, очень быстрое распространение бронзолитейного производства в среде самусьской культурной общности, так как это население в условиях своего существования в период неолита должно было испытывать постоянный дефицит в сырье для производства орудий труда и оружия.

И, наконец, следует признать еще одно положение применительно к истории бронзолитейного производства в условиях самусьской культурной общности: бронзолитейное производство проникло в Приобье и Прииртышье со стороны, так как ко времени сложения самусьской культурной общности в южных соседних районах оно уже было известно. Так, по крайней мере с середины III тыс. до н.э. у афанасьевцев Саяно-Алтая металл хорошо известен. Последние находки в Северном Казахстане (Ботай) также дают нам основания для уверенности в том, что в III тыс. до н.э. население этого района тоже было знакомо с бронзолитейным производством. Через эти области или близкие им население Прииртышья и Приобья освоило бронзолитейное производство. Сейчас можно уже говорить о том, что типичные турбинско- сейминские (самусьско-ростовкинские) формы изделий (кельты и наконечники копий) были изобретены скорее всего литейщиками Оби и Иртыша.

Вопрос о сырьевой базе бронзолитейного производства на Оби и Иртыше ставился в литературе неоднократно. В свое время Е.Н. Черных высказал мысль о том, что такой базой среднеиртышских литейщиков был, скорее всего, Рудный Алтай. Позднее H.Л. Членова попыталась собрать все сведения о месторождениях меди и олова на Верхнем Иртыше и пришла к выводу о существовании достаточных условий (наличие сырья) для сложения в этих местах металлургической базы.

Что касается сырьевой базы среднеобского центра, то мы уже отмечали источники меди на Алтае и в Горной Шории, олова — на Николке, Суекте, Кие, Яе, Золотом Китате, Урюпе и Медянке. Этого, на наш взгляд, достаточно, чтобы предположить возможность надежного снабжения самусьских литейщиков сырьем.

Медь и олово поступали на Средний Иртыш и Верхнюю Обь отдельно, а не как слитки бронзы. Это подкреплено исследованиями А.М. Малолетко по материалам Тух-Эмтор IV на Верхнем Васюгане.

Барабинский центр. В последнее время обнаружены интересные материалы по бронзолитейному производству в Барабе.

Оно демонстрируется серией изделий, что позволяет признать существование в Барабе третьего — Барабинского бронзолитейного центра.

Среди этих изделий литейные формы из глины: для отливки бронзовой пластинки (Преображенка 2); приостренного стержня (Преображенка 3); кельта (Сопка 2); вислообушного топора (Сопка 2); копий и дротиков; бронзового стержня. Известна многостворчатая форма для отливки неизвестного предмета. Свыше 10 обломков тиглей с Преображенки 3 и Каргата 6. Льячки с Преображенки 3.

Кротовцам Барабы были известны разнообразные бронзовые изделия: ножи и кинжалы 12 типов; многие из них являются общеандроновскими или общекарасукскими формами. Не исключено, что для кротовского общества являлись импортными: кельт с пещеркой; шилья; иглы; браслеты, два типа которых относятся к общеандроновским, а третий — пластинчатый, известен в Еловском могильнике II; перстни; щипцы; височные кольца; серьги; плоские кольца; пронизи; накосники; бляшки нашивные. ^ Украшения являются также широко распространенными в андроновско-карасукском мире.

Кроме того, на Сопке 2 открыто погребение литейщика (курган 25, могила 64), опубликованное В.И.Молодиным. Захоронение было совершено по обычным нормам этого памятника: мужчина 32 — 35 лет на спине, с подогнутыми ногами. Справа от умершего в области колен находилось скопление вещей, которые, видимо, в свое время лежали в мешочке. Помимо предметов, не имеющих отношения к бронзолитейному делу, найдены 4 тигля, двустворчатая форма для отливки кельта, литейная форма для кельта, створки для отливки стержней, каменная воронка, обломки целых форм разного назначения, два абразива.

Васюганский центр.

Васюганье известно как один из районов, где собраны многочисленные находки бронзолитейного производства. Они встречаются фактически на всех памятниках эпохи бронзы в Васюганье (Кирюшин Ю.Ф., Малолетко А.М., 1979). Это дает основания для выделения четвертого, Васюганского, центра.

Бронзовые изделия немногочисленны, но очень выразительны: два кельта; черешковый обоюдоострый кинжал с продольным ребром; ножи (два целых и один обломок); орудия бронзолитейного производства. Целые обломки глиняных форм для отлива кельтов, наконечников копий, стамесок, литейные шишки, используемые для отливок кельтов и копий, льячки и тигли (целые и обломки), шлаки обнаруживаются почти на всех поселениях. Нигде не найдено остатков медных руд.

Все металлы (медь и олово) были импортными. По мнению исследователей источниками меди могли быть месторождения Рудного Алтая и Урала.

В андроновское время, видимо, существовал еще один очаг бронзолитейного производства: в районе Крохалёвки на Оби. В 1982 году здесь И.Г. Глушков собрал интересную коллекцию форм для отливки изделий самусьского облика. Вероятно, правы В.И. Молодин и И.Г. Глушков, предполагая достаточно много центров производства сейминско- турбинских форм бронзовых изделий. Можно ли барабинские, васюганские и крохалевские находки считать достаточно самостоятельными центрами бронзолитейных производств?

Характеризуя центры бронзолитейного производства самусьской культурной общности, надо обратить внимание на тот факт, что среднеобский, среднеиртышский центры и другие сложились вдалеке от сырьевых баз. Можно ли считать это обстоятельство своебразным для самусьской культурной общности? Думается, что нет.

Аналогичная картина — бронзолитейные центры вдали от источников руды — наблюдается и в других регионах. Так, центр бронзолитейного литья у срубников, представленный Мосоловским поселением, возможно даже более мощный, отстоит от источников сырья на сотни километров.

А если обратиться к более близким нам районам, то надо упомянуть известные уже находки на Верхнем Васюгане, где производство бронзовых изделий также осуществлялось вдали от источников сырья.

В последнее время значительные результаты по исследованию бронзолитейного производства в полярной зоне Таймыра получены Л.П. Хлобыстиным (1980), который обнаружил богатый набор своеобразного инвентаря, производившегося на территории бассейна р. Пясина, вдали от источников сырья.

Подобные факты установлены и Н.Ф. Сергеевой (1981) В Забайкалье. Здесь также нет совмещения районов сырья и центров бронзолитейного производства.

Нельзя не обратить внимания еще на одно интересное сопоставление. Так, за редким исключением, районы, богатые рудными залежами металла, не имеют поблизости поселков бронзолитейщиков. Для Южной Сибири это наиболее характерно.

Бронзолитейное производство таежной полосы Западной Сибири отразилось в культуре Восточной Европы. Многие проблемы, связанные с сейминско-турбинскими бронзами, в настоящее время разрешаются в результате открытия бронзолитейных центров в Западной Сибири. На это обстоятельство обращали внимание многие исследователи. Бронзовые изделия самусьско-ростовкинского облика получают широкое распространение в лесостепной полосе от Байкала до Верхней Волги. По-разному исследователи склонны объяснять такую их широтную распространенность. Кроме того, интересен и тот факт, что в пределах расселения андроновской культурной общности, синхронной времени существования бронзолитейных центров в тайге, почти не встречаются изделия самусьско-ростовкинские. Их можно насчитать единицами: Семипалатинка, Колбинский хребет, Джунба, М^псопчегай. Это все — Верхнее или Казахстанское Прииртышье. Такое сосредоточение ряда турбинско-сейминских изделий хорошо объясняется тем, что в пределах Нарымского и Колбинского хребтов находятся месторождения меди и олова, содержащихся в турбинско-сейминских изделиях. Известно также копье из окрестностей г. Джетыгара, которое можно связать с кругом самусьско- ростовкинских памятников. В средней части втулки с обеих сторон находятся парные фигурки голов животного, а ближе к перу — две фигурки птицы, одна из которых, скорее всего, не была до конца отлита. В первом случае улавливается голова лошади, во Егором — фигура водоплавающей птицы. Это копье интересно еще и тем, что оно напоминает копье из окрестностей Омска (Матющенко В.И., 1972), втулка которого украшена изображением медведя. Хотя копье из Джетыгара ромбическое, а омское — вильчатое, тем не менее они принадлежат одному культурному кругу.

Создается впечатление, что проникновению самусьско-ростовкинских элементов на юг, в степи мешал какой-то барьер. С другой стороны, разнообразные андроновские изделия хорошо известны в пределах самусьской культурной общности. Они известны не только как случайные, но и происходят из хорошо выявленных комплексов Ростовки, Сопки 2 (кротовские могилы). Отдельные андроновские изделия найдены и в глубине западносибирской тайги.

Вызывает интерес высказанная С.В. Киселевым (1960) мысль о связях турбинско- сейминского бронзолитейного производства с культурами Восточного Китая: «достижения уральских и сибирских мастеров оказали стимулирующее влияние на бронзолитейное производство одной из великих цивилизаций древнего Востока”. Эту же мысль о воздействии турбинско-сейминской металлургии на культуру Китая поддержал и О.Н. Бадер (1964).

Бронзолитейное производство Восточной Сибири

Для Восточной Сибири, по мнению Н.Ф. Сергеевой, можно выделить три периода развития металлургии эпохи бронзы. Эту периодизацию можно распространить на всю Южную Сибирь, включая сюда юг Восточной и Западной Сибири.

Первый период (глазковская, афанасьевская, окуневская культура) имеет два этапа. Ранний — этап меди («чистая» медь с холодной ковкой). Поздний этап — бронзы (появление первых искусственных сплавов меди с оловом или мышьяком). Этот период можно определить в пределах сер. III тыс. до н.э. — середина II тыс. до н.э. Иначе говоря, он в основном синхронен второму этапу развития Циркумпонтийской провинции по Е.Н. Черныху.

Горнодобывающее и бронзолитейное производство не распространяется глубоко в тайгу Западной и Восточной Сибири. Весь регион Северо-Восточной Азии не знает этих производств. В этот период вряд ли существовали бронзолитейные центры. Скорее всего они только начинают оформляться, но археологически этот процесс еще не подтвержден.

Второй период характеризуется усложнением металлургического производства. Преимущественно распространяются мышьяковистые бронзы в Хакасско-Минусинской котловине, оловянистые и мышьяковистые в Забайкалье и Прибайкалье, свинцовистые — в Забайкалье. На пространствах Западной Сибири, Казахстана, Урала преобладают оловянистые бронзы. В технике обработки бронзовых изделий повсеместно утверждается литье в двухстворчатых формах при сохранении и прежней ковки. Проступают две линии технологии: пластинчатое и тонкостенное литье.
Хронологически этот период совпадает с третьим этапом в истории Циркумпонтийской провинции. Внутри его можно выделить два этапа, первый из которых завершается примерно в XIV-XIII вв. дон.э.

За очень короткий отрезок времени металлоносные культуры охватывают пространство в несколько десятков миллионов квадратных километров: Казахстан, Западная Сибирь, Север Средней Азии, Монголия, Китай и т.д. Основное движение культурных новаций шло с запада на восток, а вместе с ним, конечно, двигались и определенные группы людей (Черных Е.Н., 1989). Это было время распада Циркумпонтийской провинции и возникновения ряда новых металлургических провинций — от Тихого океана до Атлантики. По мнению Е.Н. Черныха, на XVI — XIII вв. до н.э. приходится стабилизация культур по всей территории Евразии. Это было время достаточно «спокойного» развития, без заметных миграций.

В этот период складываются две зоны металла: а) уральско-казахстанского типа и б) саяно-алтайского и забайкальского типов. Оформляются горно-металлургические и бронзолитейные центры. Глубоко специализируются культуры пластинчатого литья (андроновского круга) и тонкостенного литья (карасукско-самусьско-ростовкинского круга).

Бронзолитейные центры складываются вдали от горно-металлургических центров в тайге и лесостепи (среднеобский, среднеиртышский, барабинский, васюганский, южнотаймырский).

Третий период (XIII — VIII вв. до н.э.) характеризуется специализацией горно-металлургических центров в производстве металла, развивается специализация на уровне бронзолитейных центров с появлением профессиональных бронзолитейщиков.

Другие производства

Значительную роль в жизни населения бронзы Сибири играли и другие производства. Деревообработка обеспечивала многочисленные потребности населения в сооружении: 1) жилищ и конструкций жилых помещений: (каркасы, стены, кровли и др.). В таежной части Сибири, разумеется, широко применялось дерево. В степной полосе дерево использовалось реже, так как его здесь почти нет; 2) могил и ее деревянных конструкций; 3) деревянных стен и частоколов в оборонительных системах; 4) загонов для скота. Кроме того, она использовалась при изготовлении деревянных деталей оружия, орудий труда, предметов быта.

Мастерам хорошо были известны такие приемы, как: возведение срубов (в лапу, в обло, в притык); выборка пазов, желобов, обработка мелких деревянных изделий (рукояти ножей, шильев, ложки, ковши, сосуды и т.п). У нас нет никаких данных, свидетельствующих о какой- либо специализации в этой части производства.

Камнеобработка была важной отраслью производства. Надо иметь в виду: бронзовые изделия не вытеснили каменные орудия труда, оружие и другие изделия. Очень важным было производство оружия, как боевого, так и охотничьего. В течение многих сотен лет каменные наконечники стрел, дротиков, копий продолжали использоваться населением, как и многие орудия труда: каменные топоры и тёсла, скребки, скрёбла, струги, ножи. Не исключено, что многие группы населения могли и не знать металлических изделий из-за их редкости. Особо это надо отметить для населения ымыяхтахской культуры.

Разумеется, камнеобработка использовалась в таких областях, где она наиболее рациональна. Это производство блоков для жилщц, могил, жертвенных комплексов и т.п. Из камня готовили детали ткацких станков, инструментарий для изготовления глиняных сосудов.

Широкое применение камня в хозяйстве населения поздней бронзы исследовали Т.Н. Троицкая и О.В. Софейков, прийдя к заключению об очень тесной, органической связи ирменского населения с древними традиционными производствами.

Обработка кости была широко известна в эпоху бронзы. На некоторых памятниках костяных орудий труда и оружия больше, чем каменных и бронзовых вместе взятых. Из кости изготавливали чаще всего наконечники стрел, дротиков, копий, а также многочисленные проколки, шилья, иглы, лощила, ножевидные изделия и т.п. Известны костяные ложки, кочедыки, псалии, украшения, пуговицы, застежки. Из кости изготавливали латы. Самые интересные из них — находки в могильнике Ростовка. Пластины этих лат изготовлены тщательнейшим образом.

Кожевенное производство было жизненно необходимо в эпоху бронзы. Из кожи и шкур готовили одежду, обувь, вероятно, шили посуду для хранения жидкостей. Мы не знаем достоверных свидетельств этого производства в виде кожаных изделий. Но зато есть другие доказательства. Кожевенное производство представлено некоторыми видами орудий на Петровке II. Это скребки из круглых отщепов низкосортного яшмовидного материала и сланцев, двуручные скребки для снятия мездры и тупики для волососгонки; разбильники для мягчения и растягивания ремней и полос кожи; лощила. Кожаные изделия известны из могильника Ростовка, Еловского II и многих других. Это чехлы и ножны, некоторые из них имеют швы.

Прядение и ткачество были известны в эпоху бронзы в Сибири. Правда, свидетельств этому немного. Мы уже указывали на находки шапочек и поясов из могильников Андроновского и у улуса Орак. Кроме того, удивительно интересные результаты получены при исследовании тонкостенной керамики из ботайских, вишневских и раннеалакульских поселений (Чернай И.Л., 1985). Так, применение неткацкого текстиля при формовке сосудов зафиксировано ранее других районов лесной и лесостепной зоны Евразии. Не исключено, что появление такого текстиля в этом районе приходится на период Ботай и Вишневки. В раннеалакульское время производство неткацкого текстиля исчезает, а чуть позднее возникает производство полуткацкого. Возможно, появление этого производства можно связывать с проникновением сюда населения отдельных южных районов, безусловно имеющих традиционную производящую экономику.

Керамическое производство было одним из важнейших среди хозяйственных занятий эпохи бронзы. Керамическая посуда служила для приготовления и потребления пищи, а также для хранения ее и некоторых других предметов и материалов.

На протяжении всей древней истории Сибири, начиная с эпохи неолита (VI/V тыс. до н.э.) керамическая посуда была постоянным атрибутом бытовой культуры населения. Все многообразие глиняной посуды, собранной на поселениях, можно разделить по крайней мере на две большие группы: столовая и кухонная. Столовая посуда имела небольшие объемы (от 100 до 1000 — 1500 куб.см) и служила для приема пищи. Кухонная — объемы от 1500 до 6000 куб.см, а то и более. Можно выделить еще одну группу керамики — керамические сосуды-хранилища, объемом в десятки литров. Но этот тип керамики очень редок.

Технологическая цепочка керамического производства имела много звеньев и этапов. Назовем основные из них.
Поиски выходов необходимого сырья, т.е. сырой глины необходимого качества, а также организация доставки ее на поселение.

Заготовка соответствующего отощителя глиняного теста. Для каждого типа керамики использовался определенный тип глиняного теста, в котором мог использоваться в качестве отощителя песок (тонкозернистый, крупнозернистый), дробленая керамика, резанная трава, солома, зола, некоторые смеси. Мастер должен был хорошо понимать, какие именно отощители необходимы в том или ином случае.

Приготовленное тесто доводилось до необходимой влажности, после чего приступали к формовке сосуда.

Наиболее распространенным был жгутовый или ленточный способ лепки (формовки) сосуда: заранее заготовленные из глиняного теста жгуты или ленты укладывались спирально друг на друга в соответствующей последовательности, образуя сосуд. Иногда сосуд делали, начиная с днища, а иногда — с устья. После того как сосуд сформован, стыки между жгутами и лентами сглаживались.

Известен прием — выдавливание сосуда из комка глины. Так изготавливали чаще всего небольшие сосуды (плошки, чашки, блюдца и т.п.). При изготовлении сосудов средних размеров таким способом формовку проводили выколачиванием стенок изнутри, а снаружи стенку поддерживали ладонями или дощечкой. Иногда сосуды получались с неравномерными по толщине стенками.

Интересен прием, который состоял из ряда операций. В плетеный или тканый мешочек засыпали песок; затем аккуратно обмазывали глиняным тестом, слегка формовали; опускали во второй мешочек, чуть больший первого, сверху завязывали; потом придавали всей этой болванке нужную форму; давали подсохнуть; высыпали песок; удаляли внутренний и внешний мешочки, аккуратно обрезая неровности по устью (венчика), придавая ему необходимую форму.

Во всех случаях мастер до окончательного высыхания сосуда наносил орнамент. Орнаменты сибирских сосудов всех эпох (за редчайшими изменениями) выполнены техникой нанесения рельефного рисунка: отпечатки (гребенки, ямки) и резные линии (прямые, волнистые).

Далее проводилась очень ответственная операция — обжиг уже орнаментированных сосудов. Его проводили чаще всего в кострах, в которые ставили сырые, но уже высохшие сосуды, разводили большой огонь, достигая температуры в 900 — 1000°С, когда и происходил обжиг.

Сравнительно поздно (в эпоху поздней бронзы, раннего железа) некоторые группы сибирского населения стали изготавливать гончарные горны — печи с просторной камерой, в которую ставили сосуды при обжиге.

Наверное, уместно сделать экскурс в эпоху раннего железного века, когда в обществах Южной Сибири и Дальнего Востока появилась такая керамика, как черепица, а позднее водопроводные трубы. Этот вид производства возникает под воздействием китайского общества.

Керамическое производство в условиях дорусского общества Сибири не достигло ремесленного уровня: оно было семейным делом, без гончарного круга. Известны только предвестники появления гончарного круга в виде подставки, на которой шла ручная формовка сосуда. Только в таштыкском, а затем древнехакасском обществе, а также в обществах Бохай и Золотой империи появились первые попытки керамического производства с помощью гончарного круга. Но оно так и не приобрело выраженного характера.

Со времени возникновения постоянных торгово-обменных контактов сибирского аборигенного населения с Русью, Средней Азией, Китайской империей керамическая посуда исчезает; во многих случаях ее заменяют металлические котлы.

Транспорт, коммуникации

В эпоху бронзы сложились устойчивые коммуникации, которые способствовали широкому обмену и экономическим связям различных групп населения. Эти пути сообщения можно предположить по таким косвенным материалам, как состав сырья для различных поделок, отдельные изделия импортного происхождения.

Так, для Васюганья выявлены разные направления путей поступления сырья. Жители таежного Васюганья поддерживали устойчивые контакты со своими современниками, обитающими на Яе, Алтае (Северном) и в других районах. По этим материалам улавливаются меридианальные пути связей.

Такие же меридианальные связи можно предполагать у носителей самусьской культуры, и особенно по снабжению их сырьем для бронзолитейного производства. Установлению таких связей способствовали, видимо, реки.

Широтные связи в эпоху бронзы в Западной Сибири были давними и традиционными. Они восходят к поре неолита, проступают в распространении некоторых видов каменных изделий и глиняных скульптур от бассейна Северной Двины до Енисея. В обоих случаях речь идет не о каких-то аналогиях, а скорее всего о живых контактах носителей окуневской культуры с таежными обитателями. Можно ли подобные факты трактовать как свидетельство каких-то устойчивых коммуникаций? Нам представляется, что вряд ли.

В связи с такими путями коммуникаций интересны находки на Самусь IV окуневского комплекса, а на Андреевском озере сосуда с антропоморфной статуэткой окуневского облика.

Широтные связи в конце II — начале I тыс. до н.э. обнаруживают жители ымыяхтахской культуры. Особенно ясно это проступает в многочисленных находках вафельной керамики, которая распространяется по полярной зоне с востока вплоть до Скандинавии.

В эпоху ранней бронзы известно также распространение с востока на запад и далее за Урал такой своеобразной, восточносибирской по происхождению, вещи, как топоры с ушками. Вероятно, мы вправе предположить, что в эпоху бронзы в таежной и тундровой полосе Западной Сибири существовали хорошо известные пути, доступные жителям этого времени.

Широтные связи, направленные, видимо, в основном с востока на запад, установились в южной части тайги и в лесостепи Западной Сибири. Они хорошо прослеживаются по путям распространения самусьско-ростовкинских бронз и ряда других изделий, среди которых особое место занимают нефритовые кольца, известные вплоть до Верхней Волги. Эти связи выявляются и по металлу, сырье для которого происходит из районов Рудного и Северного Алтая. Цепочка, связывающая Приобье, Алтай с Уралом и Верхней Волгой, начинается однако не в Приобье, а гораздо восточнее: в Прибайкалье, а возможно, уходит и далее на восток, за Байкал. Эту цепочку некоторые исследователи называют «нефритовым путем».

Многообразие коммуникаций, контакты эпохи бронзы требовали надежных средств связи. Вряд ли в таежной части Сибири произошли какие-то существенные изменения в транспортных средствах в сравнении с эпохой неолита. Изобретенная еще в неолите лодка, а затем и лыжи, оставались по-прежнему на вооружении жителей таежных областей. К сожалению, на территории Западной Сибири нам не известны археологические подтверждения существования лодок и лыж в эту эпоху в таежной зоне. Тем не менее имеются такие косвенные свидетельства, как многочисленные рисунки лодок и охотников-лыжников в Карелии. Известны они и на Томских писаницах. Наверное, мы можем допустить, что и в тайге были челны. Между В.Н. Чернецовым и А.А. Формозовым возникли разногласия в трактовке некоторых наскальных рисунков Урала. Первый не склонен был считать некоторые из них изображениями лодок с гребцами, тогда как второй видел в них именно эти сюжеты. Как бы не решился этот вопрос в будущем, нет принципиальных оснований отрицать такие сюжеты на уральских писаницах. Также проблематично утверждать о существовании лыж. На Томской писанице есть рисунок охотника лыжника. Можно указать еще на нож из могильника Ростовка, где изображена композиция с лыжником.

Нельзя забывать и о находке костяных наверший иэ^ поселения Еловка. Эти предметы можно трактовать как навершия лыжных палок. В связи с этой находкой нужно обратить внимание на то, что она может быть и указателем на наличие в эпоху бронзы нарт, так как подобные предметы совершенно идентичны чюро, части наки, служившей для ходьбы по снегу Ь нартами. Такие изделия хорошо известны и в наши дни на Верхней Кети, где они зафиксированы этнографами Томского университета.

В степях эпохи бронзы, начиная со времени Синташты и Петровки, хорошо были известны такие транспортные средства, как повозки и колесницы. В повозки запрягали волов, а в колесницы — лошадей. Одновременно стала использоваться и взнузданная верховая лошадь. Использование крупного рогатого скота в качестве транспортных животных предполагал К.В. Сальников, и эту мысль разделяет Т.М. Потемкина. В памятниках бронзы получают широкое распространение и костяные роговые псалии различных типов. Известны неединичные находки следов колес повозок, колесниц, а также изображений колесниц на петроглифах степей. Повозка и колесница имели различное назначение. Повозка была приспособлена для перевозки грузов, поэтому она требовала большой прочности. Колесница, видимо, использовалась в первую очередь для боевых действий. Поэтому она должна была иметь легкую, но прочную конструкцию, выдерживающую многокилометровые марафоны, но без значительного груза.

В эпоху бронзы в степях был одомашнен и стал широко использоваться как транспортное средство верблюд.

Распространение колесного транспорта в эпоху неолита и бронзового века объясняется тем, что этот вид транспорта воспринимался теми обществами, которые были внутренне подготовлены к этому существованием у них производящей экономики. У обществ с присваивающим типом экономики колесный транспорт неизвестен. Поэтому совершенно справедливо предположить, что развитие скотоводства и земледелия в степях Евразии было тем необходимым условием, которое обеспечило появление здесь и колесного транспорта. Таким образом, можно заключить, что в эпоху бронзы существовало по крайней мере несколько типов транспортных средств: таежное население знало лыжи, лодки, транспортные средства, рассчитанные на мускульную силу людей; в степи и лесостепи основными транспортными средствами стали повозки, колесницы и взнузданная лошадь.