Чеpных Е.Н. Изучение истории древней металлургии в СССР за 50 лет

К содержанию 118-го выпуска Кратких сообщений Института археологии

Изучение истории древнейшей металлургии всегда складывалось из исследования трех основных тем: 1) внешних признаков конечного продукта металлургического производства — металлического инвентаря, т. е. назначения, форм и размеров предмета; 2) внутренних и скрытых от невооруженного глаза исследователя признаков — химический состав металла и технология производства изделия; 3) развития горного дела и выплавки металлов.

Под древнейшей мы понимаем здесь металлургию меди и бронзы эпохи раннего металла. Настоящий обзор не коснется более поздних эпох — раннего железа и средневековья. Такой подход и выбор обусловлен преимущественно тем исключительным значением, которое имели и имеют сейчас металлические находки для решения ряда кардинальных вопросов первобытной истории нашей страны (хозяйство, хронология, связи). В изучении истории позднейших периодов металл уже никогда не играл подобной роли.

Первое появление металла в быту древних общин, возникновение металлургии и металлообработки знаменовало собой их переход к новому техническому и хозяйственному этапу развития. В этот момент по сравнению с предыдущими периодами резко возрастает роль близких и особенно далеких связей и диффузий. Локализация производства меди, вызванная ограниченностью минеральных ресурсов этого металла, способствует развертыванию древней меновой торговли в таких широких масштабах, которые до тех пор были неизвестны. Металл передвигался с людьми, осуществлявшими обмен и вместе с этим вольно или невольно разносившими новые идеи и технические новшества. Чрезвычайно расширялся кругозор человека.

Роль этих контактов, обменов и диффузий в ускорении технического и социального развития человеческого общества вряд ли была меньшей, нежели эффект от простого повышения производительности труда, вызванного применением нового, высококачественного рабочего материала, на что преимущественно и делался упор в прошлых и даже сравнительно недавних работах. Мне кажется, что теперь можно подходить к этому вопросу с более правильных позиций.

Открытие металлургии привело к первому радикальному изменению взгляда человека на неизменность и постоянство окружавшей его мертвой природы. Впервые один из ее продуктов — зеленый камень — мог быть превращен человеческими руками в красное тяжелое и ковкое вещество — медь.

С открытием металлургии начинается производство металла в ряде горнометаллургических областей и центров (ГМО и ГМЦ). Эти области получают новый и мощный толчок к развитию своей материальной культуры. Металл и металлические орудия, растекаясь из таких производящих очагов, охватывают обширнейшие территории, лишенные своих рудных богатств, где население не имело возможности заниматься собственной металлургией. Так на обширных пространствах появлялись металлические изделия сходных форм и собственная металлообработка, развивавшиеся в том русле, которое им диктовалось доминирующими здесь ГМО или ГМЦ. Определяя район такого доминирования, археологи в состоянии выделять во многих случаях так называемый хронологический круг, где типологическое развитие инвентаря проходило в принципиально сходном направлении. Так, путем комбинирования данных типологического изучения инвентаря и выявления системы металлических импортов можно создавать достаточно надежные хронологические схемы. Ведь металл для многих районов, лишенных стратифицированных памятников типа ближневосточных или балканских многослойных теллей, является в раннюю эпоху бесспорной основой для хронологических построений.

Прослеживая пути распространения металла из определенных источников или даже производящих центров и очагов, можно фиксировать древние пути связей, а иногда и передвижений отдельных групп населения. Это же позволяет судить и о направлениях культурных влияний и воздействий, которые столь часто наблюдаются в эпоху раннего металла и охватывают огромные географические районы. Можно сказать больше: географическое распространение металла отдельных очагов и центров являлось своеобразным индикатором родства или близости человеческих общностей — культурной, а возможно и этнической. Во всяком случае на заре истории металлургии при торговых обменах такое родство предпочиталось близости географической. Иначе будет трудно объяснить те факты, при которых металл явно худших технических характеристик, привозимый за тысячи километров, предпочитался лучшим сплавам, производившимся поблизости. В этих случаях наиболее рельефно выступает культурная отчужденность соседних групп населения и, наоборот, близость общего облика культуры у отдаленных, которые были связаны активным металлическим обменом.

Почти не принималось, да и сейчас не принимается в расчет то, что производство металла и торговля им были тогда одним из основных источников накопления богатств для производящего населения. Называя обычно в качестве таковых источников ведущие отрасли древнего хозяйства — скотоводство и земледелие, — никто не проводил даже приблизительных сравнений по этому вопросу. Да, впрочем, он даже и не ставился по-настоящему в нашей литературе.

Теперь же нам предстоит проследить за основными вехами того, как складывались и развивались эти взгляды, как советские исследователи подошли к современному методическому уровню разрешения ставящихся задач ¹.

Русская дореволюционная наука оставила крайне мало работ, которые могли бы служить базой для последующих исследований. Здесь можно отметить лишь сравнительно робкие попытки описательного характера, подобные, например, сводке приуральского металла, опубликованной в начале нашего века А. А. Штукенбергом. И хотя мы не должны преуменьшать значение работ такого типа, нетрудно заметить отсутствие в них настоящих типологических построений и широты сравнений. Пожалуй, большее значение для дальнейшего развития советской истории металлургии могли иметь работы некоторых зарубежных ученых, исследовавших российские древности и преимущественно кавказские (например, Е. Шантр и особенно Ж. де Морган). Здесь — и привлечение аналитического материала по древним бронзам, и широкий учет рудной базы.

Большое значение, конечно, для понимания роли древнейших металлических орудий в изучении человеческого общества имели прежде всего работы В. А. Городцова, А. А. Спицына, А. М. Тальгрена и др. Ими, однако, на первый план выдвигалось типологическое изучение металлических находок. Именно тогда и зародилась ставшая ныне традиционной форма рассмотрения металлических находок в специальных главах и разделах общих работ.

Намного бледнее выглядела тема, связанная с химическим составом металла и древней технологией. Химические анализы древнего металла были немногочисленны и неполны. Они производились преимущественно Г. Струве и Д. А. Сабанеевым в конце прошлого века, а в начале нашего — В. А. Скиндером. Ему же принадлежали попытки определения технологии изготовления предмета по удельному весу металла. Но справедливость требует отметить, что долгое время эти химические анализы, особенно по кавказским материалам, были единственными и приводились позднее многими авторами, вплоть до работ 1935 г. Так обстояло дело с той базой, на которой советским ученым предстояло развивать проблемы истории древнейшей металлургии.

Оглядываясь на путь, который проделала за 50 лет история древнейшей металлургии в СССР, прежде всего бросается в глаза, что за это время ею были пережиты два подъема. Первый из них был пройден в начале и середине 30-х годов, второй, начавшись в середине 50-х годов, продолжается и сейчас. Оба эти подъема наилучшим образом иллюстрируются обилием статей по разбираемой тематике, а в последнее время даже — монографий.

Длительное же время, по крайней мере до начала 30-х годов, историко-металлургические вопросы не ставились в качестве первостепенных. Все изучение древнейшего металла сводилось преимущественно к публикации отдельных находок, а также к сообщениям о древних рудниках (А. С. Федоровский, Б. Н. Наследов, В. А. Королев).

Сильнейшим стимулятором развития истории металлургии всегда было внедрение в археологию методов естественных наук — спектроскопии и металлографии. Об этом свидетельствует даже поверхностный анализ всех этапов истории металлургии как в СССР, так и за рубежом.

[adsense]

В феврале 1933 г. В. В. Данилевским, руководителем аналитических работ над древним металлом в СССР в ГАИМК был сделан доклад, касающийся их методических обоснований. Сами же анализы были начаты в сравнительно больших масштабах в августе 1933 г. В мае 1933 г. под руководством академика И. И. Мещанинова была создана особая комиссия металлов при ГАИМК. Задачами комиссии являлись «…возможность и необходимость постановки таких исследований, которые, кроме их общенаучного значения, могли представлять практический интерес для народного хозяйства» ². Прежде всего комиссию интересовали золото и олово. Медь отодвигалась на второй план. Комиссия работала в тесном контакте с геологическими учреждениями. К работе в ней были привлечены археологи, технологи, историки. В тесном контакте с кафедрой археологической технологии Института археологической технологии при ГАИМК она приступила к изучению древнейшей металлургии на новом техническом и методическом уровне. Особо активную роль в этой группе исследователей, кроме В. В. Данилевского, руководившего кафедрой, играли А. А. Иессен, Т. С. Пассек, М. П. Грязнов, А. В. Шмидт.

Группа пыталась построить свои работы на основе чрезвычайно четкой программы, изложенной в свое время В. В. Данилевским ³ и А. А. Иессеном ⁴. Исследователи видели основные задачи своей работы в следующем: проработка геологических данных о месторождениях, изучение письменных источников о рудных разработках, выявление этих разработок, изучение техники древних горных работ и металлообработки, выявление районов изготовления металлов и сплавов, историко-химическое изучение археологических материалов, привлечение языковых и этнографических данных для сопоставления с историческими фактами. Каждый пункт настоящей программы должен был обеспечиваться особыми специалистами, а также лабораторно-аналитической базой. Подобной четко спланированной программы не имела в те годы ни одна исследовательская группа в странах Западной Европы.

Не менее четкими были и представления кафедры археологической технологии в области химико-спектрального исследования древних бронз. «При разработке методики количественного анализа древних бронз, — писал В. В. Данилевский, — мы стремились обеспечить следующие, в значительной степени противоречивые, условия: максимум точности при минимальных размерах навески и при возможно меньшей затрате времени». Сформулированные здесь задачи не утратили своей актуальности и по сегодняшний день. В. В. Данилевский подразделял анализы древнего металла на два этапа: 1) качественный анализ, играющий вспомогательную роль и выполняемый с помощью спектрального анализа; 2) количественный анализ, выполняемый с помощью микро- или макрохимических методов ⁵. И если вспомнить, что первые спектральные анализы археологического металла были опубликованы немецкими физиками и металлургами В. Виттером и Й. Винклером лишь в 1933 г., то намного яснее станет значение работ, развернувшихся в те годы в Советском Союзе. Правда, с самого начала наши и немецкие исследователи пошли в аналитических работах по несколько отличным путям. В Германии были применены количественные спектральные анализы, бывшие тогда весьма прогрессивным новшеством. В. В. Данилевский использовал тогда еще качественные. Количественные спектральные анализы впервые применил в СССР И. Р. Селимханов спустя 20 лет. Однако, качественные спектральные анализы применяются до сих пор многими историко-металлургическими лабораториями и группами. В частности, такая крупная и активная группа, как австрийская, до сих пор пользуется этим методом.

Прошло совсем немного времени, и результаты не замедлили сказаться. 1935 год ознаменовался рядом печатных работ: отчет о работе комиссии металлов (авторы — А. А. Иессен, Т. С. Пассек, А. Н. Зограф, М. П. Грязнов, А. В. Шмидт, В. В. Данилевский) ⁶, сборник А. Ф. Гущиной, В. В. Данилевского, В. И. Кононова, А. А. Лаптева и Г. М. Петренко ⁷ и, наконец, монография А. А. Иессена ⁸.

Все эти работы характеризовали различные стороны деятельности исследовательской группы. Различной оказалась и дальнейшая судьба выпусков. «Методика химико-аналитического исследования» оказалась вскоре забытой, так как кафедра археологической технологии распалась, а позднейшие исследователи уже пользовались новейшими методами. Из отчета комиссии по металлам сохранили свое значение сводки золотых и оловянных предметов по Кавказу, Алтаю и Северу Европейской части СССР. Наибольшее значение, безусловно, имела в те и последующие годы работа А. А. Иессена о древнейшей металлургии Кавказа, к которой и сегодня охотно прибегают специалисты-кавказоведы.

В том же 1935 г. распались все группы, созданные в 1933 г. Какое-то время в ГАИМК—ИИМК продолжали проводить химические анализы некоторые из аналитиков (А. А. Лаптев), сотрудничавших еще с В. В. Данилевским. Большинство из исследователей отошло от историко-металлургической тематики. Верным ей на протяжении всех последующих лет своей жизни остался А. А. Иессен. Лишенный аналитической базы, он был вынужден в своих работах обращаться преимущественно к типологии инвентаря и к архивным данным по горным выработкам. Основная его деятельность была связана с Кавказом, чья металлургия от ее древнейших форм вплоть до раннежелезных была им изучена с завидной доскональностью и тщательностью. Для его построений были характерны логичность и строгость создаваемых схем, умение давать верную оценку фактам. Эти черты обеспечили долголетие его мыслям и выводам. Ведь, и по сей день остается верным его подразделение кавказской металлургии на три основных этапа. Сохраняет свою актуальность и его районирование северокавказского позднебронзового инвентаря ⁹. Его первая книга может и до сих пор служить во многих деталях образцом методической выдержанности.

Итак, первый подъем, столь быстро и бурно начавшийся, столь же внезапно и закончился, не успев принести всех ожидаемых плодов. Изучение древнейшей металлургии вновь отступило на второй план, а металл по-прежнему стал рассматриваться, в соответствие со ставшей традиционной формой, в отдельных разделах и главах общих работ.

Такой неожиданный спад был тем более досаден, что именно тогда у советской истории металлургии была явная возможность выйти на передовые рубежи в мировой науке. Но эта возможность была потеряна. И уже через несколько лет вслед за нашими и немецкими учеными сначала в Австрии и Англии, а затем и в некоторых других странах начал бурно развиваться спектральный анализ на службе археологии. Второй подъем в историко-металлургических исследованиях СССР начался уже в тех условиях, когда многие зарубежные группы и лаборатории имели солидные достижения и опыт в использовании этого метода. Советские же исследования были начаты вновь, так как ввиду большого перерыва была утрачена столь необходимая здесь научная преемственность.

В промежутке между первым и вторым подъемами, как мы уже говорили, продолжал работы А. А. Иессен. Кроме них, следует отметить методически новые и важные по своей результативности исследования древних медных, золотых и оловянных рудников, проведенные в широком масштабе в Казахстане и Рудном Алтае С. С. Черниковым ¹⁰. Этими работами начали создаваться представления о реальной рудной базе древнего населения обследованных областей в эпоху бронзы. С. С. Черников в 1951 г. опубликовал также серию химических анализов древнеказахстанских и некоторых других материалов, проделанных до войны группой аналитиков ГАИМК—ИИМК ¹¹.

Подъем 50—60-х годов начался не так бурно, как в 30-е годы. Первые его признаки проявились в республиках Закавказья — Грузии и Азербайджане, когда начали регулярные исследования древнейшего закавказского материала некоторые группы ученых. Вначале в стенах Института горного дела и металлургии АН ГрузССР Ф. Н. Тавадзе, Т. Н. Сакварелидзе, В. Ф. Баркая и др. провели первые химические, спектральные и металлографические анализы ¹².

Химико-реставрационная лаборатория Государственного музея Грузии, возглавляемая Р. А. Бахтадзе, так же, как и первые исследователи, сосредоточила свои усилия на химико-технологических характеристиках цветного металла древнейшей поры, для чего и проводились химические количественные анализы материалов с территории Грузии ¹³.

Практически те же задачи поставил перед руководимой им лабораторией археологической технологии Института истории АН АзССР И. Р. Селимханов. Однако решение их производилось уже с помощью разработанного им количественного спектрального анализа. Маталлографических исследований в этой лаборатории до последнего времени не проводилось. Зато очень большое внимание уделялось чисто методическим аспектам аналитических работ. Итоги первых поисков были подведены в книге И. Р. Селимханова ¹⁴.

В 50-е годы несколько небольших работ с использованием разнохарактерных и зачастую неполных химических анализов выпустил Л. И. Каштанов. Анализы производили различные лаборатории, не связанные с археологической практикой. Скорее всего, это и послужило основной причиной их ошибочности, выверенной позднее рядом спектральных лабораторий.

В те же годы начали функционировать спектральные и металлографические лаборатории при кафедре археологии МГУ и в Ленинградском отделении ИА АН СССР. Лаборатория МГУ, созданная по инициативе Б. А. Колчина, вначале разрабатывала проблемы истории стеклоделия (Ю. Л. Щапова) и технологии средневековых железных и бронзовых изделий (Б. А. Колчин), а также выполняла функции учебного центра. Но позднее пришедшая в лабораторию Н. В. Рындина занялась металлографическим изучением древнейшего в северо-западном Причерноморье трипольского металла ¹⁵.

Химико-спектральная лаборатория ЛОИА (И. В. Богданова-Березовская, Д. В. Наумов, В. Н. Сидоров) в начале своей работы ориентировалась на сибирские и, отчасти, среднеазиатские материалы. Сотрудниками лаборатории опубликован ряд статей по методике исследований, спектральным и металлографическим анализам минусинских, среднеазиатских и западноказахстанских бронз ¹⁶.

В 1960 Г. начинает функционировать спектральная лаборатория ИА АН СССР в Москве (Е. Н. Черных, Т. Б. Барцева), которая проводит обширные сборы и анализ материала ¹⁷.

Помимо этих групп и лабораторий, начинают активные исследования отдельные специалисты, организационно не связанные с деятельностью упомянутых групп. За этот период появились в печати монографии Б. Г. Тихонова ¹⁸, О. Н. Бадера ¹⁹, Е. Е. Кузьминой ²⁰. Кроме того, нужно отметить очень важный металлургический раздел Б. А. Литвинского ²¹ в книге о древностях Кайрак-Кумов. Подготовлены к печати книги Н. В. Рындиной о технологии трипольской металлообработки, Я. И. Сунчугашева — о горном деле и выплавке металлов в древней Туве. Завершается организация спектральных лабораторий в археологических учреждениях Вильнюса, Риги, Киева, которые обещают стать важными ячейками аналитических работ над археологическим материалом.

Все это свидетельствует о широте размаха историко-металлургических исследований за последние 10—15 лет. Эти исследования обеспечиваются мощной технико-аналитической базой. Сейчас практически все историко-металлургические лаборатории (спектральные и металлографические) оснащены новой и новейшей аппаратурой, позволяющей в массовых масштабах проводить анализы на вполне совершенном техническом уровне. В спектральном количественном анализе резко снизилась необходимая навеска пробы (5 мг — в лаборатории И А АН СССР), что позволяет сегодня подвергать анализу, по сути дела, любой предмет, как бы мал он ни был.

На подъем последних лет большое влияние оказали успехи, достигнутые зарубежными исследователями. Важным было и то, что большинство ведущих лабораторий Советского Союза, производящих наибольшее количество спектральных анализов, перешло сразу же на количественные показатели. Определенное исключение составляла лаборатория ЛОИА, где наблюдалось комбинирование всех трех видов спектральных анализов — количественного, полуколичественного и качественного. Грузинские группы исследователей в большей степени ориентировались на количественные химические анализы.

При решении вопросов происхождения древнего металла, которыми преимущественно занимается лаборатория ИА АН СССР, необходимо было осмыслить предпосылки этой темы, которые уже в течение многих лет дискутировались в среде немецких (В. Виттер и Г. Отто, позднее 3. Юнгханс и его сотрудники), австрийской (Р. Питтиони, Г. Нейнингер), английских (Г. Коглен, Л. Бик, Ф. Томпсон и др., а также Д. Бриттон, М. Браун и др.) исследовательских групп. Но безусловным является и то, что основные пункты и требования рабочей программы 1935 г. в том или ином виде перешли в программы ряда лабораторий наших дней.

Огромными оказались сборы материалов. По весьма приблизительным подсчетам, к 1967 г. всеми исследовательскими лабораториями и группами СССР произведено около 20 тыс. спектральных анализов разного достоинства. Опубликована из них пока еще незначительная часть. Эти сборы охватили гигантские территории от Забайкалья и Монгольской Народной Республики до западных границ СССР, от Северного Урала до южных границ нашей страны в Закавказье и Средней Азии. Лучше других сейчас исследована территория Восточной Европы (см. карту-схему сборов и анализов лаборатории ИА АН СССР, рис. 10).

Существенно меньше, конечно, произведено и опубликовано металлографических анализов, и территорию они охватывают значительно меньшую. Поэтому в большинстве работ преимущественно использовались спектральные анализы. Вот почему дальнейшее наше изложение будет в большей степени касаться спектроаналитических исследований.

Установлено, что спектральный анализ участвует в разрешении двух основных групп вопросов:

1) история применения различных металлов и развития металлургических сплавов;
2) рудные источники, происхождение, пути и районы распространения металла тех или иных ГМО и ГМЦ.

До начала широких спектроаналитических исследований в археологических учебниках и общеисторических работах традиционно утверждалась такая схема развития металлургии: этап самородной меди — этап употребления орудий из металлургической «чистой» меди — этап бронзовых изделий. Почти всегда полагали, что схема универсальна для любого района. Думали также, что основным, если не единственным, приплавом к меди для приготовления искусственных бронз было олово.

Конечно, примитивность этой схемы сейчас нетрудно объяснить отсутствием до сравнительно недавнего времени сколько-нибудь массовых и достоверных анализов. Именно поэтому первые и существенные успехи ожидали спектроаналитиков и химиков в этой области. Первый удар настоящей схеме был нанесен на примере кавказского металла, когда анализы древнейших металлических поделок вместо так называемой металлургически «чистой» меди, якобы свойственной «энеолитическому» периоду, выявили медь, насыщенную большими дозами мышьяка. Сейчас уже отошли в прошлое споры о искусственном или естественном характере примеси мышьяка. На огромных сериях анализов было доказано, что древнейшие металлурги Кавказа в III, а возможно — и в IV тыс. до н. э. умело пользовались искусственными медно-мышьяковыми сплавами. Едва ли не две тысячи лет кавказское население употребляло исключительно мышьяковистую бронзу. Это дало повод И. Р. Селимханову, который первый доказывал искусственный характер этих бронз, выдвинуть гипотезу о существовании на Кавказе особого медно-мышьякового века. Столь большое место, которое занимал этот тип сплава на Кавказе и, как выяснилось позднее, в иных областях, привел к подробнейшим исследованиям его технологических свойств И. Р. Селимхановым, Ф. Н. Тавадзе и Т. Н. Сакварелидзе, В. А. Пазухиным.

Все поиски культур или же отдельных районов на территории СССР, где были бы зафиксированы изделия из бесспорно самородной меди, пока что не увенчались успехом. Поиски эти приводили к резкому сокращению списка культур, в которых исследователи ожидали увидеть «чистую» медь. Наоборот, выяснялась глубокая древность и качественное многообразие искусственных сплавов. Были открыты очень сложные приплавы к меди, где одновременно участвовали до двух-четырех примесей (мышьяк, олово, сурьма, свинец, серебро). И. Р. Селимханов провел для Кавказа специальную работу по датировке различных типов сплава.

Так, спектральные анализы повели к еще одному кардинальному нарушению традиционной схемы — резкому понижению границы бронзового этапа. Сейчас начало бронзы на Кавказе, как следует из новейших находок, можно относить едва ли не к IV тысячелетию до н. э., в Средней Азии — возможно, к III тыс., на юге Европейской части СССР — ко второй половине III тыс.

Автор настоящей статьи предпринял проверку хронологической универсальности разбираемой схемы и выяснил, что для территорий Кавказа, Восточной Европы и Средней Азии характерна чрезвычайная хронологическая неравномерность появления орудий из искусственных сплавов и исчезновения изделий из «чистой» меди. Эта же проверка обнаружила сильнейшую путаницу в традиционном отнесении различных культур к этапам меди и бронзы (энеолиту и бронзе). Поэтому автором были предложены во многом новые принципы подразделения культур на эти историко-культурные этапы. По этапам были определены культуры, металлический инвентарь которых был исследован в достаточной степени.

К этой же историко-технологической группе вопросов, разрешаемых с помощью спектрального анализа, примыкают и металлографические исследования. История их применения в археологии СССР намного короче, чем спектроаналитических, существенно меньше и охват материала, но выводы, последовавшие в результате их применения, также касаются принципиальных моментов истории металлургии.

Довольно широко использовали структурные анализы для изучения технологии древнейшей металлообработки в Закавказье Ф. Н. Тавадзе и Т. Н. Сакварелидзе. Это наряду со спектральными и химическими анализами позволило установить авторам доказательную картину развития металлургии и металлообрабатывающего производства на территории древней Грузии.

Чрезвычайно интересными оказались детальнейшие исследования меди трипольской культуры, проведенные Н. В. Рындиной. Оказалось, что технология металлообработки у трипольцев стояла на такой высоте, которую ранее было трудно даже предположить. Были открыты кузнечная сварка медных пластин, пробивка отверстий в толстом и медном бруске, различные приемы холодной и горячей ковки. Большие серии предметов, исследованных Н. В. Рындиной, дали ей возможность прийти к убедительным и строго доказанным выводам о развитии металлообработки в Северном Причерноморье на ее древнейшем этапе. Много внимания она уделила методическим вопросам археологической металлографии.

Нами опубликованы результаты исследований нескольких десятков медных изделий анауской и абашевской культур ²². Удалось выяснить, что

в Средней Азии на рубеже IV—III тыс. до н. э. были известны такие развитые приемы металлообработки, как отжиг после холодной ковки для возвращения меди ее пластичности, литье меди в открытые формы и т. п.

Большое металлографическое исследование провел на минусинском материале Д. В. Наумов. Этой работой были определены основные приемы мастеров медников и литейщиков в важном районе Сибири.

Подводя итог истории изучения большой группы вопросов, связанных с древней технологией, хочется сказать, что, несмотря на огромный объем спектроаналитических работ, выполненных за этот период, ряд больших и исторически важных районов нашей страны, бесспорно, нуждается в дополнительных исследованиях для уточнения картины развития сплавов. Прежде всего это относится к Забайкалью, Алтаю, Казахстану и Средней Азии. Еще большие задачи стоят перед археологической металлографией. Здесь на повестку дня встает переход от «кустового» сбора материала и его анализа к массовым, подобным, например, спектральным, пусть даже и не столь многочисленным. Этому мешает, конечно, сильно ограниченная сеть металлографических лабораторий. Но именно поэтому справедливость требует указать, что даже в таких ограниченных формах металлографические исследования в СССР по своей систематичности и целенаправленности превосходят зарубежные.

Намного более сложен для исследователей второй круг вопросов, решаемых с помощью спектральных анализов: рудные источники металла, исходные области и центры его производства, пути и районы его распространения. Эта группа вопросов тесно примыкает к общеисторическим археологическим проблемам.

Круг лабораторий и исследовательских групп, занимающихся такого рода задачами, намного уже. Ограниченные попытки привязки некоторых исследованных предметов из Кюль-Тепе к Кафанскому месторождению были произведены М. А. Кашкаем и И. Р. Селимхановым. Преимущественно же работы этого направления сосредоточены сейчас в лаборатории ИА АН СССР.

До работ авторов аналогичные цели в широком масштабе ставили перед собой исследователи Г. Отто и В. Виттер, которые на основании не вполне ясных методических принципов пытались разделить на группы и привязать металл Средней и Западной Европы к некоторым средне- и южногерманским месторождениям.

Методически сходны между собой приемы, применяемые австрийской группой исследователей (Р. Питтиони, Г. Нейнингер) и английской (Г. Коглен и возглавлявшийся им бывший комитет по горному делу и древней металлургии). Работая на ограниченной территории, — первые с помощью качественных анализов металла и руд, вторые — количественных — пытались с большей или меньшей степенью достоверности решить проблему привязки.

Резко отличается от последних подход, применяемый группой 3. Юнгханса из ФРГ. Она абсолютно не касается вопросов геохимии рудных источников, работает только с количественными анализами металла с широких пространств Западной и Центральной Европы и кладет в основу своего метода картографирование металла отдельных химико-металлургических групп и выяснение доли намеченных групп в инвентаре каждого из 15 районов, на которые 3. Юнгханс разделил всю исследуемую территорию. Большой заслугой группы немецких исследователей было введение в оборот некоторых приемов и методов математической статистики (Г. Клейн).

Наши первые опыты показали, что ни одна из применяемых на западе методик не может полностью отвечать нашим задачам. Отчасти это явилось следствием как несходства в условиях (несравненно более обширные территории и многообразные геохимические регионы), так и несогласия в конкретных приемах и предпосылках разрешения упомянутых задач. Поэтому перед лабораторией встали задачи, не свойственные до сих пор археологическим группам: разработка оригинального метода на основе сочетания приемов и данных археологии, металлургии, геохимии, физики при повсеместной обработке анализов методами математической статистики (корреляционный и частотный анализы). При этом учитывалось все лучшее, что можно было заимствовать из работ зарубежных ученых.

В результате этих исследований были определены источники или же исходные области и центры производства меди и ее сплавов на территории Северного Кавказа и Восточной Европы в III—II тыс. до н. э. Была выяснена истинная и ведущая роль Кавказа (или вернее Закавказского ГМЦ) в снабжении металлом огромных областей всего юга Восточной Европы. Были установлены культуры, получавшие мышьяковистые бронзы с Кавказа и развивавшие свою металлообработку под его решающим воздействием. В связи с этим и первый этап развития металлургии и металлообработки Восточной Европы был назван Кавказским (вторая половина III—первая половина II тыс.).

Резкие изменения произошли в распространении металла определенных центров во второй половине II тыс. В это время значительно возросла роль среднеазиатских, казахстанских и алтайских очагов. Появилось производство в пределах Уральской ГМО. Придвинувшееся с востока население срубной культуры принесло с собой металл новых областей, центров и очагов. На смену Кавказскому периоду развития металлургии пришел Уральский. Кавказский металл перестал проникать в широких масштабах на север. На западе в это время бурно развивались металлургические очаги Карпатско-Балканской ГМО. Их оловянистые и весьма многочисленные бронзы заполняют Молдавию и Правобережную Украину вплоть до Днепра, где они сталкиваются с восточным потоком металла, представляющего собой относительно низкокачественные бронзы и даже изделия из «чистой» меди.

В последней монографии автора о древнейшем металле Урала, Поволжья и Дона принципы работы над проблемой происхождения рудников получили дальнейшее развитие. Лаборатория получила возможность изучения древних уральских рудников, отчего заметно конкретизировались представления об ареале металла многих рудных источников, его хронологии и культурной принадлежности.

Остановимся на вопросах типологического изучения древнейшего металлического инвентаря (выделенная нами первая историко-металлургическая тема). Развитие этой тематики все это время преимущественно шло по пути разработки и детализации типологии металла отдельных районов нашей страны.

Наиболее трудоемкой и глубокой формой таких исследований являются специальные монографические работы, где рассматривается типология инвентаря какого-либо крупного района. Только тогда появляется возможность подходить к металлу с единой меркой, представить полную картину развития и распространения ведущих форм в изучаемой области. Вот почему такие работы-сводки пользуются наибольшим успехом, и к ним обычно прибегают для сравнений и справок при частных и общих исследованиях.

Общим для этих монографий является большая или меньшая степень четкости в подразделении инвентаря на типолого-хронологические группы. Б. Г. Тихоновым, кроме того, выделенные им типы и группы подвергнуты картографированию. Монография Е. Е. Кузьминой, появившаяся позднее, существенно больше насыщена аналитическим материалом. Поэтому в ней успешнее проведена разработка чисто технологических вопросов. Е. Е. Кузьмина подразделила всю историю среднеазиатской металлургии на три последовательных хронологических этапа, каждый из которых характеризуется изменениями в формах предметов, богатстве набора типов и сплавами.

Близкой по методической направленности этим работам является работа Ю. С. Гришина по забайкальскому металлу ²³.

Переработанные автором настоящей статьи многие из типолого-классификациионных положений Б. Г. Тихонова в работе о древнейшем металле Урала и Поволжья позволяют ввести понятие «степень типологической близости», которая должна раскрывать взаимоотношения коллекции металла двух или нескольких культур в отношении типологического состава металлического инвентаря. Там же были выделены все металлсодержащие «закрытые» комплексы, которые и образовали основу системы хронологии этого обширного региона.

Недостатки данной тематики проявляются двояко. Во-первых, металл большинства ГМО и ГМЦ, выделенных ныне на территории СССР, еще не подвергнут общей и полной типологической классификации, подобной тем, о которых мы только что вели речь. Типологические штудии на сравнительно малочисленном материале, а иногда даже и просто на количественно скудных сериях, уже в силу этого фактора не могут привести к сколько-нибудь полному успеху. Во-вторых — и это, на мой взгляд, более существенно — наблюдается методическая застойность типологического метода. Последнее проявляется наиболее ярко на фоне непрерывных методических поисков в сфере спектроаналитических и металлографических исследований.

Прошло почти 70 лет со времени опубликования О. Монтелиусом — автором этого метода — его основных положений. Но трудно припомнить за это время в русской и советской литературе фундаментальные работы, которые бы уточняли, дополняли или даже ревизовали в каких-то существенных деталях этот метод. Наоборот, считается, что его признают все. Признание метода должно, казалось бы, повлечь и всеобщее применение основных приемов, рекомендованных О. Монтелиусом, хотя бы при сознании всей их условности и ограниченности. Произошло, однако, нечто обратное. По мере того, как метод завоевывал признание, из него частенько исчезали строгость, корректность при решении хронологических задач, забывалась необходимость проверки.

Вот, например, одна из типичных ошибок, возникающих при бесконтрольном применении типологического метода. Очень часто диалектическому принципу развития — от простого к сложному, на котором зиждется метод, придают всеобщее хронологизирующее значение. Это используется для относительной хронологической колонки, где внизу располагаются формально наиболее примитивные с точки зрения исследователя предметы. В то же время известно множество случаев, когда в том или ином районе типологическое развитие идет от сложного к простому.

Вряд ли советских археологов сейчас может устроить подобный примитивный диалектизм. Ведь невозможно такой сложный и часто противоречивый процесс, каким является типообразование, сводить исключительно к плавно эволюционной схеме и игнорировать его скачкообразность. Механизм образования типа, безусловно, более сложен, и мастер, изобретавший новую форму предмета, мог пользоваться ассоциациями, полностью укрытыми от нашего взгляда. Мы же в любом случае пытаемся строить свою схему, не имея возможности проверить ее реальность.

Задача эта, стоящая во главе угла нашей темы, едва ли не самая сложная и ответственная. В конечном итоге в ней все упирается в установление основных закономерностей механизма типообразования. Определенный свет на это может пролить изучение соотношения: тип — химическая группа металла (металл одного рудного источника). Полезным будет присовокупить сюда и археологическую культуру. Формируется ли тип в пределах деятельности одного металлургического очага или область его созидания была намного шире? Можно пойти по пути выявления импортов и местных копий или подражаний, чтобы уловить некоторые особенности трансформации типов.

Первые опыты, проведенные автором на примере урало-волжского металла, показали, что соотношение: тип — химическая или же металлургическая группа — археологическая культура может быть и простым (тип полностью соответствует металлу одного источника или продукции одного металлургического очага) и сложным (общераспространенный тип, не связанный, даже преимущественно, ни с одним источником). Но эти попытки — только начало большой работы, которая и должна прояснить этот сложнейший вопрос.

Мы заканчиваем наш обзор последней (третьей) темой — горное дело и выплавка меди, — которая, если судить по литературным данным, является наиболее слабо изученной. Самыми систематичными здесь в последние годы были работы Я. И. Сунчугашева по материалам тувинских медных месторождений и медеплавилен ²⁴. Правда, огромное большинство из них относится уже к уюкскому времени, но не исключается и их использование в эпоху карасукской культуры. Эти находки и обследования Я. И. Сунчугашева и Л. Р. Кызласова позволили не только расширить наши представления о рудной базе Южной Сибири, но сделать несколько интереснейших наблюдений о новых формах добычи руды и выплавки меди.

Продолжаются исследования памятников такого рода в Грузии (Рача), где их ведет Г. Гобеджишвили. К сожалению, их результаты крайне слабо освещены в печати. В 1967—1968 гг. Е. Н. Черных провел обследование большинства зауральских медных рудников, эксплуатировавшихся в древности.

Даже одно это перечисление делает ясной основную задачу, стоящую перед исследователями этой темы: расширение полевых работ с целью выявления новых древних рудников, сбор образцов руд и их анализ для облегчения привязок химических групп металла.

И, наконец, хотелось бы упомянуть об интереснейшем открытии армянских геологов и археологов, сделанных на холме Мецамор в Армении (Араратская долина). Этот холм, как можно судить по пока еще отрывочным публикациям, представляет собой место, где на протяжении многих сотен лет проводились комплексные работы, связанные с различными стадиями металлургического процесса: обогащение руд, составление флюсов, выплавка металлов. Памятник многослойный. Слои датируются по керамике от III до начала I тыс. до н. э. Холм окружен мощной крепостной стеной. По части холма в скале пробиты канавы и отстойники, которые являются, как полагают авторы раскопок, деталями сложных обогатительных сооружений. Найдены уже сейчас многочисленные металлургические печи с медными шлаками. Здесь производили также многокомпонентные сурьмяно-мышьяко-оловянистые бронзы и золото. Наиболее интенсивные работы зафиксированы в предурартский период. Работа коллектива геологов (руководитель К. А. Мкртчян) и археологов (Э. Ханзадян) в самом разгаре. Наверняка их ожидают дальнейшие открытия.

Успехи изучения истории древнейшей металлургии на территории СССР очевидны: от чрезвычайно слабых и зачастую примитивных представлений, которые нередко бытовали на страницах археологических изданий, в работах, например, сорокалетней давности, мы подошли к разрешению сложнейших вопросов происхождения металла, его структуры и химического состава, распознаванию скрытых от нашего взгляда тончайших технологических приемов изготовления изделий. Мы подошли вплотную к установлению общих закономерностей развития древнейшей металлургии огромных областей. Историко-металлургические исследования все чаще, успешнее и настойчивее вторгаются в чисто археологические области — хронология, взаимоотношения культур, древние торговые пути, ареалы и направления культурных воздействий, передвижения групп населения и т. п. Но, как ни значительны успехи в этой области, намного больше, конечно, предстоит еще сделать. Это относится как к методическим задачам исследований, так и к чисто количественному накоплению материалов, проанализированных со всех возможных сторон, и их сопоставлению. На первый план выдвигаются задачи органического слияния: в историко-металлургических исследованиях всех трех ведущих тем этой области науки, разработанных на высоком методическом уровне.

К содержанию 118-го выпуска Кратких сообщений Института археологии