Антонова Е. В. Бактрийско-Маргианский археологический комплекс в контексте взаимодействий сообществ Передней Азии // КСИА. 2013. Вып. 230. С. 51 – 62.
E.V. Antonova. The Bactria-MargianaArchaeological Complex (BMAC) in the context of interactions between communities in the Near East
Abstract. This article presents an analysis of certain constants, which played a decisive role in the emergence and decline of regional formations in the Near East during the III and II millennia BC. The main thesis is that these were not all isolated events, but fonned part of a single phenomenon permeated by a whole network of interactions. In this region there had been two main zones — the valleys of great rivers, on the one hand, and other regions located mainly in the dry fanning zone. The valleys were more stable thanks to their surplus produce, but they had a constant shortage of metals, minerals and timber. When they came into contact with those living in the zones where those resources were to be found, the regions which were more developed in the socio-economic respect had a stimulating effect on their inhabitants. Thus it came about that in the middle of the III millennium BC a «second urban revolution» took place in the Syro-Anatolian region and in the zone known as «Outer Iran». These relations became more complicated as a result of ethnic migrations and transformations in the contacts between settled and mobile groups. A question to be resolved is whether or not the BMAC can be identified with the state of Markhashi mentioned in Mesopotamian texts. The author suggests that both the emergence of this culture and its decline resulted from the dynamics of trading contacts and changes in their vectors during the complicated history of many states and the formations which they brought forth.
Ключевые слова: БМАК (цивилизация Окса), анауская культура, Гонур Депе, Месопотамия, Элам, Иран, Сирия, Египет, Мархаши, бронзовый век, обмен на далекие расстояния, древние государства и их периферия, оседлые и подвижные сообщества, экология, этносы, моделирование социальной структуры.
[adsense]
Цели археологических исследований бесконечно разнообразны. Одна из самых общих — историко-культурная реконструкция изучаемого феномена — археологической культуры или ее элементов, их генезиса, бытования, угасания или внезапного исчезновения. Наиболее распространенная процедура — привлечение аналогичных явлений, обнаруживаемых в культурных контекстах, которые по тем или иным причинам близки изучаемым. Таким образом, в частности, происходит моделирование изучаемого феномена.
Часто возникающая проблема: имеем ли мы дело с вещами тех или иных форм, элементами погребального обряда, планировкой сооружений и т. д. как с возникшими в данной культуре, или своим появлением они обязаны посторонним влияниям. Идеи о подавляющей роли автохтонных процессов, в основном, как будто, ушли в прошлое отечественной науки, хотя опыт показывает, что ничего безвозвратного не бывает. Уже давно признается большая или меньшая открытость «первобытных» обществ разной степени структурной сложности другим обществам, и эта открытость, если данные позволяют проследить, может представать как нарастающая с течением времени. У оседлых земледельцев интересующего нас в этой статье региона, Западной Азии, хорошо изучены процессы накопления излишков жизнеобеспечивающих продуктов, что вело к социальной дифференциации и интенсификации неразрывно связанного с ней обмена. Темпы этих перемен определяются, в частности, природными условиями, от которых зависит хозяйственная деятельность тех или иных сообществ. Особенно резкий слом устоявшихся традиций происходит в исключительных экологических ситуациях — в долинах великих рек, где избыточность производимых продуктов существенно превосходит потребности их производителей.
Возникновение первых государств уже на раннем этапе существенно меняет их взаимосвязи с окружающим миром. Знаменательный феномен — так называемая «урукская экспансия» конца IV тыс. до н. э., охватившая большие пространства окружающих Нижнюю Месопотамию регионов (см., в частности: Антонова, 1998. С. 127-139). Обмен на далекие расстояния, в котором государства долин великих рек играют важнейшую роль, с течением времени становится все более интенсивным. Ощутимый момент его подъема — возникновение во второй половине III тыс. до н. э. Аккадского государства, которое правомерно считают первой империей. Множество фактов свидетельствуют о том, что к этому времени территория от Египта до долины Инда (очевидно, и за этими пределами) была покрыта сетью разнообразных связей.
Время существования Аккадского государства правомерно считают началом периода исключительно напряженных событий. Возникают и враждуют многочисленные небольшие государственные образования. Прежними столпами отчасти колеблемой устойчивости выступают Египет и государства Месопотамии, но уже в первой половине II тыс. до н. э. возникают соперничающие с ними крупные государства — Хеттское и Митанни. Их формирование связано с перемещениями пришлых этносов, которые становятся известными сейчас не только благодаря немым археологическим остаткам, но и письменным свидетельствам. Регионы, которые традиционно считались в науке периферийными, вовлекаются во все более тесные связи с древними государствами. На территориях, пригодных для подвижного скотоводства, усиливается активность сообществ, отличающихся, как это присуще полукочевникам или кочевникам во все времена, воинственностью. Время от времени то там, то сям их особо удачливые предводители становятся родоначальниками династий в государствах, благодаря милости правителей которых прежде их сородичам удавалось пережить трудные времена засух и других бедствий.
Бытование письменных текстов — необходимое условие полноценного исследования древности. Однако даже там, где они известны, содержащаяся в них информация не бывает полной, археологические материалы играют важную роль. Реконструкция многих сторон бытия таких «периферийных» сообществ, когда раскопками накоплен репрезентативный материал, создает возможности рассмотрения их в широком историческом контексте. Достаточно вспомнить исследования бесписьменных варварских культур присредиземноморской зоны, известных античному миру. Исследования в Передней Азии тсущественно обогатили традиционные представления о колыбелях древних цивилизаций и ранних этапах их существования. В полной мере это относится к эпохе бронзы, III-II тыс. до н. э.
Пристальное внимание на протяжении нескольких десятилетий привлекает яркая культура второй половины III — первых веков II тыс. до н. э., ставшая уже знаменитой БМАК. Открытая В.И. Сарианиди без малого 50 лет назад на юге Туркменистана и севере Афганистана культура эпохи бронзы была названа им Бактрийско-Маргианским археологическим комплексом (БМАК); под этим именем она фигурирует в многочисленных трудах отечественных и зарубежных исследователей. Реже ее называют «цивилизацией Окса»; термин был предложен А.-П. Франкфором, поскольку территория распространения ее памятников тяготеет к бассейну Аму-Дарьи — Окса античных текстов. В ходе систематических раскопок в древней дельте Мургаба обнаружены столь своеобразные и яркие материалы, что внимание к ним не только не слабеет, а лишь усиливается: почти каждый сезон раскопок приносит новые сенсации и порождает новые вопросы. О чем свидетельствует необычайно высокий уровень созданий материальной культуры носителей БМАК? Создавались ли разнообразные вещи, архитектурные сооружения и т. д. жителями с длительной местной традицией и составлял ли субстрат и суперстрат целостность? Не могли ли здесь обосноваться пришельцы, гонимые иссушением климата конца III тыс. до н. э.? В каких отношениях могли находиться предполагаемые пришельцы издалека и преемники прежних обитателей предгорий Копетдага? Данные раскопок не оставляют сомнений — общество было сложноструктурированным, но кем и каким образом оно управлялось? Некоторые реалии указывают на пребывание, по крайней мере в «столичном» Гонуре, пришельцев чуть ли не из Египта. Возможно ли это? Эти общие вопросы связаны с конкретными: каковы были происхождение и смысл общественных обрядов, следы которых найдены, кому поклонялись в предполагаемых храмах, каков был смысл ритуальных вещей многих категорий? Как обычно бывает при исследовании богатых материальными свидетельствами древних культур, число вопросов бесконечно. Чтобы закончить с их перечислением, упомянем еще один, из числа наиболее интригующих: каков был облик мифологических персонажей и как он формировался?
Итак, феномен БМАК представляет благоприятный объект для разностороннего, в том числе кабинетного, исследования. Юг Туркменистана изучался, особенно после Второй мировой войны, так систематически, как, пожалуй, ни один другой регион Западной Азии. Напластования неолита, энеолита, эпохи бронзы здесь относительно доступны; жизнь в этом засушливом регионе не была столь динамичной, как в долинах великих рек. Периферийное положение по отношению к первым цивилизациям создало особые условия для построения археологической шкалы в синхронии, а масштабы вскрытия культурного слоя открыли возможности для реконструкции трансформаций не только в сфере жизнеобеспечения, но социальной структуры и мировосприятия людей, не знавших письменности.
Автор настоящей статьи благодаря недавней публикации (Антонова, 2009) позволяет себе не останавливаться на проблемах предыстории БМАК. На юге Туркменистана ее предшественницей была анауская культура энеолита — бронзы, подразделяемая на периоды Намазга I-VI (V — середина II тыс. до н. э.; НМЗ V-VI отчасти соответствуют времени БМАК). Исключение необходимо сделать для периода позднего энеолита, Намазга III, приблизительное время которого — 3200-2800 гг. до и. э. К первым двум столетиям этого этапа относят упоминавшуюся «урукскую экспансию» в Месопотамии. Это время на юге Туркменистана также отмечено передвижениями из подгорной полосы Копетдага на север и юго-восток, в сторону Зеравшана, в Систан и Белуджистан, а также, что особенно важно, в долину Мургаба. В. Массон отмечает использование в это время колесного транспорта (с запряжкой быка, верблюда). По его мнению, существовали старейшины, вожди, жрецы разных рангов, а в пору поздней бронзы возникает цивилизация древневосточного типа с обществом, делившимся на три группы — низы, состоятельные горожане и аристократия (Массон, 1989. С. 150, 169).
Большое внимание в своих построениях уделяет периоду Намазга III А.-П. Франкфор, который подчеркивает обширность территории распространения его материалов. Он рассматривает период НМЗ III как время формирования цивилизации Окса. Толкуя рамки его несколько расширительно, он отмечает, что в пору халколита здешнее население не было удалено от путей обмена (в том числе Великого Хорасанского пути), а также в направлении Месопотамии и сиро-анатолийского региона (Francfort, ТгетЫеу, 2010. Р. 110, 111).
Важнейшей роли обмена в период от существования урукской цивилизации до 1700 г. до н. э. посвятил свою замечательную книгу П. Амье (Amiet, 1986). Примечательно, что начало эпохи подъема обмена (и не только в Иране, но и на обширных пространствах Передней Азии) он относит к периоду, непосредственно предшествующему сложению первых государств в Месопотамии, времени совершения городской революции. По мнению П. Амье, в результате воздействия со стороны Нижней Месопотамии и Юго-Западного Ирана во второй половине III — начале II тыс. до и. э., благодаря общности исторических судеб и развитию обмена возникла общность Внешнего Ирана. Она простиралась от Персидского залива на юге через Керман на юго-востоке, долину Гильменда и далее на север и северо-восток — в Горган, Бактрию, на юг Туркменистана {Amiet, 1986. Р. 172, 186, 195). Во время написания этой книги раскопки на территории БМАК еще не дали столь репрезентативных находок, как позднее; еще пришлось ждать сенсационных раскопок Гонур Депе. Тем не менее, уже тогда П. Амье сделал важное заключение: вещи, характерные для бактрийской цивилизации (понятие БМАК еще не стало общеупотребительным) и сближающие ее с найденными в других поселениях Внешнего Ирана, были принадлежностью верхушки общества. Среди них металлические и каменные изделия, предметы роскоши, ювелирные украшения, многочисленные вещи, циркулировавшие по путям торговых связей на далекие расстояния. Локальные различия на поселениях Внешнего Ирана прослеживаются в низовой культуре. Опираясь на ставшие известными в последней четверти XX в. остатки архитектурных сооружений, в частности, на севере Афганистана и в Узбекистане, он предположил, что подобные им служили местами временного пребывания предводителей, где периодически собирались участники торговых операций. Сама бактрийская цивилизация, по его мнению, стала созданием купцов и была «цивилизацией оазисов». В своих работах, посвященных этому феномену, он обращается, как и многие другие авторы, к параллелям из организации хозяйства и торговли в этих местах в более позднее время, включая средневековье.
Поскольку одними из самых массовых, а потому информативных, памятников являются погребения, остановимся на результатах раскопок некрополя Гонур Депе, опубликованных в 2001 г. Только в некрополе исследовано более 2500 захоронений, кроме того опубликованы и обнаруженные в других частях поселения. Показательно соотношение разных типов (Сарианиди, 2001. С. 18-34). К так называемым шахтным (которые близки подбойным) относятся 75% всех захоронений. По указанию В.И. Сарианиди, подобные захоронения зафиксированы на востоке Ирана (Шахдад), есть они на Среднем Евфрате и в Палестине рубежа IV—III тыс. до н. э. Заметим, что погребения всех категорий пострадали от ограблений еще в древности.
На втором месте находятся погребения в ямах (20%) с бедным инвентарем — украшениями и небольшим количеством сосудов. На остальные два типа — наземные цисты со сводчатыми перекрытиями и камерные — приходится по 2,5%. Они сохранили следы богатого инвентаря и могли принадлежать элите. Элементы камерных захоронений имитировали убранство жилых построек (стенные ниши, лежанки, стенные и открытые очаги). Погребения этого типа, судя по качеству инвентаря, относились ко времени процветания поселения, когда осуществлялись интенсивные торговые контакты. В них — повозки с металлически¬ми шинами (в Сузах они датируются первыми веками II тыс. до н. э.), изделия из слоновой кости, украшения, оружие, мозаичный декор стен, возможно воспроизводивший тот, который украшал стены жилищ тех, кого можно именовать знатью.
[adsense]
Несмотря на ограбление, благодаря ухищрениям погребавших в одном из захоронений (3220) сохранились два золотых, 17 серебряных и 5 медных сосудов. Вещи из драгоценных металлов отличались чрезвычайной массивностью (Сарианиди, 2006. С. 168-175). Недостаток места позволяет лишь очень кратко описать наиболее выразительные погребения.
Гробница 3200 состояла из четырех помещений и дворика (Дубова, 2004. С. 265 сл.). В дворике находились останки трех умерщвленных людей, скелеты верблюда и собаки, остатки колесной повозки. О совершении обрядов свидетельствуют следы огня, кости животных и ритуальные вещи — каменные «посохи» и «миниатюрные колонки». Стены всех камер были облицованы орнаментальными мозаиками и зооморфными вставками. В гробнице найдены около 1000 золотых, сердоликовых и лазуритовых бус и другие украшения, фигурка мифологического персонажа с элементами из золота. Здесь же обнаружены фигурки соколов с распростертыми крыльями, прижатыми к животу лапами и, возможно, фаллосами. Мое, возможно слишком смелое, предположение: они восходят к изображениям египетского Гора. Различия в конструкции, инвентаре и осуществлявшихся обрядах погребений не оставляют сомнений в социальной дифференциации сообществ.
Особый интерес представляют захоронения в цистах. Их конструкция и располагавшиеся у торцовой части погребения животных привели Н.А. Дубову и В.И. Сарианиди к заключению о близости их особенностей к отличающим гиксосские захоронения Авариса (Дубова, 2004. С. 258; Сарианиди, 2006. С. 190).
Говоря об этих сходствах в двух столь отдаленных поселениях, В.И. Сарианиди писал: «Сходство погребальных обрядов в обоих этих пунктах служит дополнительным доказательством их близкого родства на их былой, предположительно сирийской прародине».
В еще не опубликованной статье (Антонова. В печати) содержится описание найденных в погребениях Гонура, в первую очередь в цистах, вещей, аналогичных гиксосским из их столицы в дельте Нила, Авариса: мечи-«секачи», египетские «хопеш», металлические изделия — так называемые «лесенки». К этим свидетельствам контактов следует присовокупить особенности конструкции цист. Оружие — указание на принадлежность воинам — позволяет сделать вывод о статусе лиц этой категории в Гонуре. Эти погребения важны потому, что позволяют сделать, как представляется, обоснованное предположение. Оно не покажется слишком смелым при учете массы импортных или сделанных под иноземным влиянием вещей, аналогичных хараппским, эламским, происходящим из сиро-анатолийского региона. Пока нет прямых доказательств присутствия иноземцев в поселении на месте Гонура. Случай с гиксосами иной: сразу много признаков нескольких захоронений допускают мысль, что обитатели севера Египта, одним из занятий которых — и там, и, вероятно, здесь — была караванная торговля или охрана караванов, жили и умирали в этом далеком от их родины городе.
Сирия — регион, археологические открытия в котором имеют немалое значение для понимания процессов на территории БМАК. Здесь и в примыкающих областях юго-востока Анатолии в 2600-2300 гг. до и. э. происходят перемены, которые именуют второй городской революцией в отличие от первой, происходившей под влиянием с юга Месопотамии в некоторых районах (Akkermcms, Schwartz, 2003. С. 268). Как и в части региона Внешнего Ирана, здесь растут размеры поселений — до 50-60 и 100 га. О напряженной военной обстановке свидетельствуют оборонительные сооружения, следы пожаров, помещение в погребения оружия.
Центром значительного царства была Эбла. При ее раскопках обнаружены развалины дворца. На «акрополе» найден архив из 17 000 табличек с текстами на семитском языке. Судя по ним, царский двор был весьма обширен, развита бюрократическая система. Помимо царя и чиновников в управлении принимали участие старейшины. О развитости торговли на далекие расстояния свидетельствует скопление из 22 кг необработанного лазурита. В одном из дворцов найдены фрагменты составных каменных антропоморфных статуэток, столь характерных для БМАК, а также детали мозаичных фризов (Маттиэ, 1985. С. 40). Памятники, обнаруженные в Эбле, предполагают принадлежность этого города к сети устойчивых и широких связей с окружающим миром. Территориальная и культурная близость к Месопотамии объясняет использование клинописи.
Обнаруженные в Сирии погребения поры второй городской революции свидетельствуют о значительном социальном неравенстве и стремлении элит продемонстрировать свой высокий статус. Это выражалось в их размерах, иногда они бывали монументальными, и обилии сопровождающего инвентаря. Например, в «гипогее» Телль Барсиба было более 1000 сосудов и около 30 медно-бронзовых предметов вооружения. Иногда погребальное сооружение перекрывал курган (Akkermcms, Schwartz, 2003. P. 248-250).
Сирийские погребения второй половины II тыс. до н. э. в долине Евфрата с гонурскими сравнил К. Кепински-Леконт, обнаруживший между ними сходство (Kepinski-Lecomte, 2010). Среди сирийских также зафиксированы погребения шахтные, ямные, в цистах и состоящие из нескольких помещений (камерные). Он полагает, что разнообразие типов захоронений в обоих регионах — результат многообразия социальных групп в ситуации перемен, соперничества и соревнования формирующихся элит. Эти и другие элементы культур обоих регионов (монументальные террасы, составные статуэтки) свидетельствуют об участии обитателей отдаленных областей в международной торговле, в которой принимали участие члены подвижных, в основном скотоводческих, коллективов.
Симптоматично, что в середине III тыс. до н. э. в Сирии и Месопотамии, в отличие от Палестины и Египта, возрастает количество изделий из оловянистой бронзы. Исследователи обращают внимание на одновременное распространение лазурита, олова и золота. Вещи из этих материалов обнаружены в «царском» некрополе Ура и крупных торговых центрах, Мари и Эбле (Akkermcms, Schwartz, 2002. P. 271). Месторождения этих металлов были известны на территории Афганистана; не исключено, что столь важные материалы распространялись по одним и тем же торговым путям, а в перемещении их участвовали и обитавшие в засушливых местах подвижные скотоводы.
Сходство в разнообразных процессах как на юге Туркменистана, так и в Анатолии и Восточном Средиземноморье в конце III — начале II тыс. до н. э. должно было обусловливаться и ксеротермическим максимумом (Ibid. Р. 284). В связи с ним жители многих поселений оставляют насиженные места. В то же время, в достаточно обводненных местах, находившихся, кроме того, на торговых путях, число обитателей, напротив, растет. Возникают и разрастаются города на Евфрате и Балихе. На юге Туркменистана возникают поселения в оазисах по Мургабу; все большее значение приобретает Гонур.
Долины рек, достаточно обширные для ведения эффективного поливного земледелия, позволяли (если тому не препятствовали природные катаклизмы) долго жить на одном месте. Таким был город на месте Гонур Депе. Достоинством областей за пределами великих рек, протекавших по аллювиальным долинам, была относительная доступность полезных ископаемых из-за близости их месторождений и положения на торговых путях.
Возникновение излишков продуктов земледелия и потребности возникших государств привели к сложению двойственной ситуации: обитатели долин Тигра, Евфрата, Нила и жившие в ином природном окружении соседи с течением времени испытывали все большие потребности в контактах. Обмен, а затем войны и сопутствующие им грабежи и захваты чужих земель стали обычными явлениями жизни. Знаменательным явлением в истории Передней Азии, в бесконечных сменяющих друг друга торговых и военных предприятиях, стало создание империи Саргоном Аккадским. На смену враждующим мелким «номовым» государствам Месопотамии пришло обширное образование.
Здесь самое время обратиться к эпохе процветания торговых поселений разного масштаба в Анатолии. Центром их был Каниш (современный Кюль Тепе). По существующим данным, он был центром региональной торговли с начала III тыс. до н. э., всего ее участниками в Анатолии было 120 поселений. Царь Эблы в третьей четверти III тыс. до н. э. говорил о Канише как о «стране», а не единственном городе (Никитина, 2012. С. 7-9).
Время было очень неспокойное. На Ближнем Востоке, в Малой Азии появляются пришельцы, различные в этническом отношении индоевропейцы. Испытывая затруднения с рынками, купцы Каниша, возможно, обратились за помощью к могущественному Саргону. Вследствие этого в Канише усиливаются ашшурские купцы. Сохранились клинописные архивы, дающие представление о разных сторонах жизни обитателей. Для темы настоящей статьи особый интерес представляют сведения об этническом составе поселенцев торгового анклава Каниша. Ашшурцы, амореи, вавилоняне составляли около половины обитателей. Около 35% приходилось на хетто-лувийцев, 15% были хурритами. Последние появились в конце III — начале II тыс. до и. э., вторая их волна пришла позднее, когда возникло государство Митанни, управлявшееся династией с арийскими, по крайней мере отчасти, именами.
Этническая неоднородность населения крупных поселений, городов — типичная черта этого времени. Объясняется это не только развитой торговлей, но и терпимостью к присутствию чужих, если они были полезны для власти и «обывателей». На землю, занятую зерновыми культурами, после сбора урожая допускали кочевых скотоводов, богатых полезными для местных жителей продуктами животноводства. Пришельцев могли пускать на пустующие земли. Так, в восточную часть дельты Нила допускали выходцев из Палестины, страдавших от неурожаев на родине. Они приносили пользу — их привлекали в качестве домашних слуг и даже в хозяйства храмов, они служили наемниками в войске, сопровождали караваны на Синай и т. д. Аналогичным образом принимали в Месопотамии амореев. Религиозная вражда, судя по всему, отсутствовала, ксенофобия не была актуальной, по крайней мере до поры до времени. Конечно, чужих отличали от своих, а владеющие письменностью, «высоколобые» тех времен, отмечали их непривычные (а значит неприятные для коренных обитателей) особенности. Результаты были теми же, которые имели место и в гораздо более поздние времена: пришельцы становились правителями. В Египте на два столетия утвердилась гиксосская династия, а в Месопотамии — аморейская.
Разделение на оседло-земледельческий и подвижный образ жизни восходит к эпохе становления производящего хозяйства. Позднее отношения могли складываться по-разному, колеблясь между взаимодополняющими и враждебными. Последние вряд ли в древности могли преобладать в сколько-нибудь продолжительных временных рамках. Равновесие так или иначе должно было устанавливаться. Территория БМАК находилась в пограничье древних переднеазиатских государств и степных пространств Центральной Азии. Подобная ситуация сложилась и внутри регионов, Иране с его дихотомией Элама и Аншана. На юге Туркменистана контакт с подвижными скотоводами, безусловно, поддерживался, но массового проникновения выявить до сих пор не удавалось. Безусловно авторитетным является мнение Н.А. Дубовой, антрополога и внимательного археолога, полагающей, что можно говорить лишь о «постепенном просачивании» степняков в земледельческую среду, возможно в результате брачных контактов (Дубова, 2009. С. 228).
Обитатели БМАК торговали с близкими и отдаленными соседями. Масса импортных и сделанных под чужим влиянием вещей постоянно привлекают внимание исследователей разных стран. А.-П. Франкфор и Т. Тремблей, археолог и лингвист, задались целью объединить археологические данные и письменные свидетельства месопотамских текстов о вещах, материалах, изделиях, животных и растениях, которые связываются в текстах со страной Мархаши (Francfort, Tremblev, 2010). На время издания, по крайней мере с точки зрения археологии, о чем я могу судить, это исчерпывающий труд. К нему можно обращаться, как к энциклопедическим работам покойного Б.А. Литвинского.
Существуют разные предположения о местонахождении и времени существования Мархаши. А.-П. Франкфор и Т. Тремблей склоняются к предположению, что археологические материалы указывают на Маргиану и даже на обширную территорию, где обнаружены аналогичные вещи.
Страна Мархаши (зафиксированы варианты этого наименования) и связанные с ней реалии (минералы, вещи, животные и растения, даже люди) упоминаются в месопотамских текстах от XXIII до XVII в. до и. э. В них фигурируют «царь Мархаши», посланец и наемники из этой страны. Резюмируя содержание текстов, авторы отмечают, что Мархаши было сильным в политическом и экономическом отношениях образованием, возникшим в последней трети III тыс. до и. э. в восточной части Плато. Оно посредничало в контактах Месопотамии и Элама с Ме- луххой (Хараппой), было соперником Аккадской империи в борьбе за гегемонию в Иране в начале династии, выступало то как соперник, то как союзник иранских областей Аншана, Элама, Симашки (Ibid. Р. 55-63, 91-94).
Рассматривая в широком контексте вещественные свидетельства контактов БМАК («цивилизации Окса») с окружающим миром, авторы присоединяются к давно высказанному П. Амье мнению о важности роли Аккадской империи, придавшей толчок обменным связям не только в Иране, но и в областях к западу от Месопотамии (Ibid. Р. 127).
Все скрупулезно собранные материалы, включая сведения об областях нахождения минералов, металлических руд, местах обитания животных и т. д. ит. п., безусловно, должны заставить прийти к выводу, что Мархаши, возможно тождественное сообществу в долине Мургаба, было центром обменов, куда со всех сторон стекались блага и где работали, в частности, многочисленные ремесленники.
В связи с этим замечательно погребение мужчины 25-30 лет, скорее всего ювелира (Ibid. Р. 135). Около его лица лежали бусины из лазурита, мрамора и халцедона — несомненно привозных минералов. Среди изделий — наполовину готовая печать, бусины, шесть незаконченных мраморных рук для составных статуэток. Примечательно разнообразие минералов, представленных сырьем или не завершенными изделиями, — халцедон, магнезит, горный хрусталь, яшма, опал, агат, ангидрит, шифер, мрамор, пироксен, гранит. Были положены также орудия для обработки камня и гранитная гирька. Примечательно, что обработка привозного сырья производилась на месте, как и то, что не только украшения и печати, но и такие важные для определения связей на далекие расстояния вещи, как каменные составные статуэтки, изготавливались здесь же квалифицирован¬ным ремесленником.
Завершая статью, авторы ставят вопрос об определении социальной организации «цивилизации Окса» (Francfort, Tremblev, 2010. P. 155-158). Позволяет ли обширность территории, где обнаружены сходные вещи, говорить о существовании прочной социальной общности, государстве или даже империи? Подчеркнем, что они считают ее гомогенной не только в Бактрии и Маргиане (Афганистан, Узбекистан, Туркменистан, Таджикистан), но и в пакистанском Белуджистане и иранском Хорасане (Ibid. Р. 105, 106), что отнюдь не безусловно. Действительно, налицо признаки высокоразвитой материальной культуры, ремесла, архитектуры (генезис которой в статье не затрагивается. В Гонуре раскопан «дворец» и предполагаемые храмы, оборонительные сооружения).
В то же время, изображения на немногих не вполне определенно паспортизованных сосудах не позволяют судить о статусе изображенных персонажей, участников охоты и обрядовых собраний. Элита пользовалась инсигниями и одеждой, принятыми в это же время в Эламе. Не вносит ясности и анализ антропоморфных изображений на печатях. С аналогичной ситуацией сталкиваются исследователи хараппской цивилизации, обладавшей своей письменностью. Однако лаконичные тексты — в основном на печатях — не дают определенных указаний на общественное устройство, да и интерпретация их еще не завершена.
Таким образом, заключают авторы, решающую роль в выяснении социальной структуры могут сыграть лишь найденные в определенных археологических контекстах письменные тексты. Похоже, надежды на обнаружение их тщетны. БМАК, даже если согласиться с определением территории этой культуры как «царства» Мархаши, слишком удален от Месопотамии. Ведь именно благодаря близости к ней клинопись стала общепринятой во многих мелких и крупных государствах от Восточного Средиземноморья до юго-запада Ирана. Ею широко пользовались в сфере управления, торговле, дипломатической переписке, для записи литературных текстов и т. д. Здесь же, на юге Центральной Азии, скорее всего, единственным был устный способ фиксации и трансляции информации, достаточно эффективный в определенных условиях. Быть может, использовали и иные мнемотехнические способы, в частности, для учета, о чем имеются немногочисленные свидетельства. Общение без использования письменности не такая уж редкость: вспомним, что наши предки до Кирилла и Мефодия весьма успешно общались с византийцами, да и дружественные им варяги обходились без нее не только в быту. Но есть и другие обстоятельства, заставляющие сомневаться в том, что Маргиана — единственная хорошо изученная из областей Внешнего Ирана — могла быть царством, и тем более империей. Этим сомнениям не препятствует то, что месопотамские цари и их окружение могли воспринимать их предводителей (если они действительно происходили оттуда) как царей — это была привычная им форма власти.
Одна из причин сомнений в развитии социальной организации Маргианы до уровня раннегосударственного — краткость времени ее процветания. Именно периода процветания, а не всего времени существования БМАК в целом. Нет уверенности, что создание богатых захоронений или монументальных построек продолжалось более нескольких столетий. Могли ли создать про¬чное образование, объединявшее несколько оазисов под предводительством «царя», только потомки пришельцев из подгорной полосы Копетдага или близких областей? Вряд ли: они были носителями многовековых традиций догосударственной поры, которые нелегко меняются. Инерция отсутствия резкой обособленности правящей элиты от соплеменников, пусть ставших горожанами, может быть достаточно сильной. Недаром большую роль в создании государств средневековой Европы играли небольшие группы пришельцев, ко¬торые, разумеется, вскорости сливались с местным населением, хотя могли передавать ему свой язык. Какой же в таком случае могла быть организация сообществ — носителей БМАК?
Е.Ю. Березкин предположил существование «на Ближнем Востоке и на юге Центральной Азии в период до появления государств среднемасштабных интегрированных обществ, в которых не удается обнаружить никаких свидетельств централизованного управления» (Березкин, 2000. С. 262). По его мнению, такие общества основывались на горизонтальных и вертикальных связях. К ним он относит не только неолитические сообщества земледельцев типа «чаталхююкцев» или «гхассульцев», но и общества носителей анауской культуры энеолита-бронзы. Эти идеи заслуживают большего внимания, чем до сих пор они удостоились в нашей науке. Они представляются более продуктивными, чем постулированная В.М. Массоном и его последователями принадлежность «алтындепинцев» в бронзовом веке к мифическим цивилизациям «ближневосточного типа». В действительности они были разнообразными.
Можно предполагать, что Маргиана привлекала людей из соседних областей, гонимых засухой, истощением привычных им источников воды. На новом месте они расселялись в оазисах. Однако импульс со стороны Месопотамии и Элама в период создания Аккадского государства, а также сиро-анатолийского региона, возросшая в них потребность в сырье и, по всей вероятности, готовность части их обитателей покинуть «милое отечество» (вспомним урукскую экспансию; П. Амье писал, что в условиях городской революции «месопотамцы» были тогда вынуждены «голосовать ногами») имели для Маргианы далеко идущие последствия. Сюда прибыли не только торговцы, но и организаторы различных видов деятельности, опытные управленцы, строители, ремесленники и т. д. Однако грамотеи, похоже, оказались здесь не нужны. Так в течение нескольких веков существовало процветающее многоэтническое образование. Воины были необходимы для охраны спокойствия сограждан и отражения нападений воинственных соседей, а также защиты караванов и, возможно, месторождений ценившихся минералов. Характерно, что в разграбленных в Афганистане захоронениях так много оружия. Разумеется, образовался слой знати, жрецы отправляли объединявшие население ритуалы, в том числе с человеческими жертвоприношениями. Конец наступил, когда по каким-то, опять внешним, причинам потребность в обмене отпала или он был переориентирован. Возможно, в худшую сторону мог измениться климат (исследования в этой области, вероятно, до сих пор носят слишком общий характер).
В этой статье мы имели дело с несколькими модельными ситуациями в Передней Азии, помогающими заострить проблемы, касающиеся, казалось бы, частного случая — истории цивилизации БМАК. Главное — это представление обо всех частях региона Передней Азии и прилегающих к ней областей в III-II тыс. до н. э. как пребывавших в тесном взаимодействии. Свои особенности были в долинах великих рек и в местах, лишенных этих природных благ, но обладавших другими. Это время передвижений этносов, по преимуществу не лавинообразных, а постепенных, но имевших важные последствия. Очевидно, имел место значительный рост населения и происходили значимые для огромных пространств колебания климата. Наконец, всеобъемлющее значение приобрел обмен.
ЛИТЕРАТУРА
Антонова Е.В., 1998. Месопотамия на пути к первым государствам. М.: Восточная литература. 222 с.
Антонова Е.В., 2009. К проблеме формирования Бактрийско-Маргианского Археологического Комплекса // КСИА. Вып. 223. С. 202-223.
Антонова Е.В. В печати. Бактрийско-Маргианский Археологический Комплекс: свидетельства взаимосвязей в западном направлении // Археологические культуры Юго-Восточной Европы и Западной Азии: Сб. ст. памяти Н.Я. Мерперта / Отв. ред. P.M. Мунчаев.
Березкин Ю.Е., 2000. Еще раз о горизонтальных и вертикальных связях в структуре среднемасштабных обществ // Альтернативные пути к цивилизации: Колл, монография / Ред. Н.А. Кра- дин, А.В. Коротаев, Д.М. Бондаренко, В.А. Лынша. М.: Логос. С. 259-264.
Дубова Н.А., 2004. Могильник и царский некрополь на берегах Большого бассейна Северного Гонура // У истоков цивилизации: Сб. ст. к 75-летию Виктора Ивановича Сарианиди / Ред. М.Ф. Косарев, П.М. Кожин, Н.А. Дубова. М.: Старый сад. С. 254-281.
Дубова НА., 2009. Миграции и торговля: антропологические заметки//КСИА. Вып. 223. С. 224-243. Массон В.М., 1989. Первые цивилизации. Л.: Наука. 275 с.
Маттиэ П., 1985. Раскопки Эблы 1964-1982: итоги и перспективы // Древняя Эбла: Раскопки в Сирии: Сб. ст. / Ред. И.М. Дьяконов. М.: Прогресс. С. 5-19.
Никитина АД., 2012. Правовая культура Северной Месопотамии в доимперский период.
М.: НОЧУ ВПО Московский ин-т экономических преобразований. 144 с.
Сарианиди В.II., 2001. Некрополь Гонура и иранское язьиество / Ред. Н.А. Дубова. М.: ООО «Мир-медиа». 244 с.
Сарианиди В.Н, 2006. Царский некрополь на Северном Гонуре // ВДИ. № 2. С. 155-192.
AkkemiansP.AI.AIG., Schwartz G.AI, 2002. The archaeology of Syria: from complex hunter-gatherers to early urban societies (c. 16000-300 BC). Cambridge: Cambridge Univ. Press. 467 p.
Akkemicms PAl.AIG., Schwartz G.AI, 2003. The Archaeology of Syria: From Complex Hunter-Gatherers to Early Urban Societies (ca 16000-300 BC). Cambridge: Cambridge Univ. Press. 467 p.
Amiet P., 1986. L’age des echanges inter-iraniens 3500-1700 avant J. C. Paris: Editions de la Reunion des musees nationaux. 207 p.
Francfort H.-P., Tremblay X., 2010. Marhasi et la civilization de L’Oxsus // Iranica Antiqua. Leiden. Vol. XLV. P. 51-224′
Kepinski-Lekomt Ch., 2010. Turkmenistan and Northern Mesopotamia during the Bronze Age // Ha пути открытия цивилизации: Сб. статей к 80-летию В.Н. Сарианиди / Ред. П.М. Кожин, М.Ф. Косарев, Н.А. Дубова. СПб.: Алетейя. (Тр. Маргианской археолог, экспедиции. Т. 3.) С.128-135.
Антонова Е. В. Бактрийско-Маргианский археологический комплекс в контексте взаимодействий сообществ Передней Азии // КСИА. 2013. Вып. 230. С. 51 – 62.