О.М. Аношко — Общая характеристика бархатовской культуры позднего бронзового века Зауралья

Аношко О.М. Общая характеристика бархатовской культуры позднего бронзового века Зауралья // Проблемы археологии: Урал и Западная Сибирь (к 70-летию Т.М. Потемкиной) // Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та, 2007. C. 114-122.

Эпоха бронзы в Западной Сибири изучена довольно неравномерно, причем как в хронологическом, так и в территориальном отношении. Особенно явно недостаток фактического материала чувствовался вплоть до недавнего времени при постановке вопросов, связанных с периодом распада андроновского культурного единства и формированием культур заключительного этапа бронзового века на территории Зауралья. Бархатовская культура была выделена позднее многих других западносибирских культур эпохи поздней бронзы и продолжает оставаться наименее исследованной, при этом до сих пор некоторые исследователи отказывают ей в праве на существование.

[adsense]

Краткая история изучения. Исследование бархатовских древностей началось значительно раньше, чем они оказались соотнесены с самостоятельной археологической культурой. Первая коллекция бархатовской керамики получена еще в начале XX вв. П.А. Дмитриевым в ходе раскопок Мысовской стоянки в черте г. Тюмени (Дмитриев, 1928. С. 180; 1951. С. 13). Тем не менее, лишь в конце 60-х гг. этого же столетия К.В. Сальниковым при анализе коллекций, происходивших с зауральских многослойных поселений Боборыкино 2 и Черкаскуль 2, была типологически выделена флажково-жемчужная керамика (Сальников, 1961. С. 45, 46; 1967. С. 393, 394). Она выглядела настолько своеобразной по сравнению с известными тогда межовско-березовскими и замараевскими керамическими комплексами, что возникла мысль о существовании в конце II — начале I тыс до н.э. в Зауралье особой в культурном отношении группы населения. В те же годы на нее обратили внимание В.Ф. Генинг и Н.И. Совцова, выделившие комплексы бархатовского типа ХII-Х вв. до н.э. (Генинг, Совцова, 1967. С. 57-71). К сожалению, их открытие осталось практически незамеченным в научном сообществе в связи с активным обсуждением андроновской проблематики. К тому же однослойных бархатовских памятников в то время исследовано еще не было. Не исправила сложившуюся ситуацию и публикация в 1978 г. результатов раскопок Миасского городища, находящегося на левобережье р. Миасс в Челябинской области. В небольшой статье В.А. Иванов и А.Х. Пшеничнюк (1978. С. 255-260) датировали керамическую коллекцию этого памятника концом II тыс. до н.э., но не смогли установить ее культурную принадлежность, хотя основная часть керамики городища находила точные аналогии в бархатовских древностях.

Впоследствии среди исследователей возобладала точка зрения о том, что в конце бронзового века в лесных и лесостепных районах Зауралья существовала только самостоятельная межовская культура, памятники которой найдены и в Приуралье (Косарев, 1976. С. 171-173; 1981. С. 133,162, 163; Обыденнов, 1981. С. 11 ; Шорин, 1988. С. 15). Однако в конце 80-х гг. в лесостепном Притоболье были изучены поселения Ново-Шадрино 2 и 7, Заводоуковское 10, Красногорское городище, материалы которых имели существенные отличия от межовских, что актуализировало вопрос об их культурном и хронологическом соотношении. Решение данной проблемы нашло отражение в работах В.И. Стефанова, О Н. Корочковой, A.B. Матвеева и A.C. Сергеева (Стефанов, Корочкова, 1984. С. 79-90; Корочкова, Стефанов, 1991. С. 59-62; Матвеев, 1989. С. 109-111; 1991. С. 63-65; Сергеев, 1991. С. 58).

Проанализировав весь корпус полученных источников, ученые сделали важное заключение о том, что на указанной территории в эпоху поздней бронзы проживали не межовские группы, а население, оставившее памятники бархатовского типа. Одна из первых О Н. Корочкова подчеркнула, что эти памятники не только выделяются из общего комплекса древностей Западно-Сибирского региона, но и обладают культурной спецификой, отличаясь по целому ряду признаков от материалов сопредельных археологических культур. Поэтому, на ее взгляд, следовало бы говорить о самостоятельной бархатовской культуре (Корочкова, 1987. С. 24). На рубеже XX-XXI вв. круг открытых и раскопанных бархатовских памятников значительно расширился. Среди них отметим селище Щетково 2, исследованное A.B. Матвеевым в 1998-2001 гг. в Притоболье (Матвеев, Аношко, 2004. С. 156¬158). Представительные бархатовские материалы получены Н.П. Матвеевой при раскопках Коловского городища в Приисетье (Матвеева, Аношко, Цембалюк, 2006. С, 24-38), В 2002 г. A.B. Матвеев частично исследовал селище Заводоуковское 9 на правобережье Тобола (Матвеев, Аношко, Агишева, 2005. С. 73-81). В том же году A.C. Сергеев после длительного перерыва продолжил работы на поселении Заводоуковское 10, в результате которых оно было полностью раскопано (Сергеев, 2002. С. 10-18). Введены в научный оборот бархатовские материалы селища Палатки 2, находящегося в горно-лесном Зауралье (Панина, 2003. С. 97, 98).

Памятники и ареал бархатовской культуры. На сегодняшний день насчитывается 48 памятников, в культурном слое которых обнаружены бархатовские материалы. С изученных разведками поселений происходят как богатые коллекции бархатовской керамики (Бархатово-Заречное, Верхне-Ингальский Борок, Поспелово 1 и др.), так и комплексы, исчисляемые всего лишь несколькими фрагментами сосудов (Ивановское, Ирюмское или Бархатовское городище, Карагужевское, Малое Окунево, Ук 1 и др.). На некоторых из раскопанных поселений бархатовская посуда не связана ни с одним из исследованных археологических объектов (Боборыкино 2, Большой Имбиряй 2, Мысовская стоянка, Ук З, Черемуховый Куст, Черкаскуль 2 и др.). На селищах Язево 1 и Камышное 2, изученных Т.М. Потемкиной широкими площадями, найдено сравнительно немного бархатовской керамики, которая залегала в культурном слое совместно с алексеевско-саргаринской и выделена лишь типологически (Потемкина, 1985. С. 57, 95. Табл. 4, 12) (рис. 1, 20, 21, 24).

К числу опорных для изучения бархатовской культуры памятников следует отнести поселения Заводоуковское 9 и 10, Ново-Шадрино 2 и 7 (раскоп 2), Палатки 2, Щетково 2, а также Красногорское, Коловское, Миасское и Усть-Утякское 1 городища (рис. 1, 1-19, 22, 23, 25-26). В ходе их раскопок получены чистые комплексы артефактов, изучена серия жилых, хозяйственных и оборонительных сооружений. Бархатовские погребения практически не изучены. С ними можно однозначно связать только два захоронения, обнаруженные В.А. Захом при раскопках городища Калачик 1 раннего железного века на южнотаежном левобережье Тобола (Зах В.А., Зах Е.М., 1994 С. 32-44). Не исключена, на наш взгляд, бархатовская принадлежность нескольких погребений могильников Малоказакбаевского, Сарбулат и «У поворота дороги… », исследованных в Южном Зауралье (Костюков, Елимахов, Нелин, 1996. С. 156-162).

Картографирование бархатовских древностей четны, обозначенные нами как тюменская и курганская. В первую из них включены объекты, сконцентрированные в Тоболо-Исетском междуречье, во вторую— находящиеся в южной части Среднего Притоболья. Для остальных участков ареала бархатовской культуры характерно рассеянное расположение памятников. Его западная граница, скорее всего, проходила по верховьям Исети и Миасса, северная — по левому берегу Туры, южная — по среднему течению Тобола (Матвеева, Аношко, Цембалюк, 2006. С. 25. Рис. 1). Восточную границу можно условно провести по Приишимью, где отсутствуют чистые бархатовские памятники, но зафиксированы синкретичные сузгунско-бархатовские комплексы типа городища Кучум Гора и Чупинского поселения, отражающие, на наш взгляд, процесс смешения разных в культурном отношении групп населения. Данный вывод основан на статистическом анализе керамических коллекций этих памятников, в результате которого выявлены как сузгунские, так и бархатовские орнаментальные черты на их посуде (Аношко, Рыжкова, 2005. С. 130-133).

В результате анализа топографической приуроченности бархатовских памятников улавливаются следующие закономерности. Во-первых, среди них можно выделить поселения, находящиеся на низких гипсометрических отметках, в трех — четырех метрах над уровнем воды: в пойме, на невысоких мысах, гривках, дюнных возвышениях. Другие, напротив, тяготеют к высоким участкам: останцам или мысовидным выступам коренных террас, высота которых достигает 18-40 м. Во-вторых, отметим зависимость гипсометрического положения памятника от его типа. На низких отметках находятся исключительно неукрепленные поселения, тогда как на высоких преобладают городища. Бархатовские группы выработали наиболее удобную для своего существования систему расселения, четко отражающую их тяготение к довольно узким территориям вдоль речных долин и являющуюся важнейшим показателем особенностей жизнеобеспечения с характерными традициями домостроительства и формой ведения хозяйства.

Домостроительство и фортификация. Установить основные черты застройки и форму бархатовских селищ и городищ сложно, так как многие из них подвергаются регулярной распашке, являются многослойными, а обнаруженные в ходе раскопок сооружения иногда частично или практически полностью разрушены представителями более поздних культур. Лишь несколько бархатовских поселений, исследованных большими площадями, позволяют говорить о характере их застройки. Так, на селище Заводоуковское 10 установлено круговое размещение одиннадцати сооружений, опоясывающих собой незастроенную площадку. На поселении Щетково 2 выделены две компактные группы построек, отличающиеся концентрацией мелких сооружений у более крупных и представляющие, скорее всего, отдельные жилищно-хозяйственные комплексы. Красногорское городище состояло из двух частей: сравнительно небольшой «цитадели» и располагавшегося за ее пределами неукрепленного «посада». Планировка за время существования этого поселка претерпела определенные изменения, связанные со стремлением обитателей расширить его укрепленную площадь.

Кроме Красногорского городища, остатки достоверно позднебронзовых оборонительных сооружений исследованы на Миасском городище. Судя по планиграфическим наблюдениям, не исключена возможность существования на территории Коловского городища укреплений в бархатовское время, впоследствии разрушенных деятельностью жителей раннего железного века и эпохи средневековья. На бархатовских городищах выявлены элементы, свойственные развитой фортификационной системе древности: рвы, валы, дополнительные деревянные сооружения. Небольшие размеры рвов и валов указывают на малую вероятность существования трудно преодолимых заграждений, хотя использование высоких крутых берегов и укрепление вала бревенчатой стеной усиливали защиту от нападений. В первую очередь городища выполняли функцию жилого поселка, затем — форпоста. Появление фортификаций фиксируется не только у бархатовских групп, но и у их соседей. Ближайшие аналогии мы находим на памятниках ирменской, сузгунской, гамаюнской и красноозерской культур (Абрамова, Стефанов, 1981. С. 103-130; Борзунов, 1992. С. 33; Потемкина, Корочкова, Стефанов, 1995. С. 101; Молодин, Парцингер, Гаркуша и др., 2001. С. 142-144; Ткачев, 2003. С. 40-44). Все это говорит об усилении военной опасности, которую почувствовало население разных районов Западной Сибири в конце эпохи бронзы.

О домостроительных традициях представителей бархатовской культуры можно судить по материалам 33 полностью или частично раскопанных сооружений. По одной или две постройки исследовано на селищах Заводоуковское 9 (рис. 1, 75), Ново-Шадрино 2 и 7 (рис. 1,1, 2), Палатки 2. На поселениях Заводоуковское 10, Щетково 2 зафиксированы остатки 11 и 7 сооружений соответственно (рис. 1, 3), а на Красногорском и Коловском городищах — 7 и 4 постройки (рис. 1, 37-39). На городище Усть-Утяк 1 о наличии бархатовских сооружений свидетельствуют лишь стратиграфические данные, которые не позволяют говорить ни об их размерах, ни о деталях внутренней планировки (Кайдалов, Сечко, 2005. С. 26-29). На остальных бархатовских памятниках постройки либо не выявлены, либо не изучены.

Домостроительству бархатовского общества было свойственно возведение каркасно-столбовых построек, представленных в основном однокамерными помещениями. Анализ бархатовских сооружений позволил установить их различия по форме котлована (подпрямоугольная, подквадратная, подтрапециевидная и др.), размерам (малые постройки до 25 кв. м, средние — 100 кв. м, большие — 210 кв. м), степени углубленности в землю (слабо, средне и сильно углубленные сооружения), устройству входа (узкий длинный коридор, тамбур, пандус), оформлению и размещению очага (наземный, углубленного типа, с допол-

нительными конструкциями), количеству хозяйственных ям и другим признакам, на основании которых выделено три группы построек. Первую из них образуют хозяйственные сооружения, характеризующиеся малой площадью, слабой углубленностью и отсутствием очага. Во вторую и третью группы входят жилища, которые различаются лишь по отдельным конструктивным элементам. Бархатовские постройки по ряду признаков сходны с сооружениями пахомовской культуры. На поселениях последней (Ир 2, Ново-Шадрино 7, Пахомовская пристань 1, Ук 3) исследованы как жилые комплексы около 100 кв. м с входами в виде коридоров и тамбуров, так и хозяйственные сооружения малых размеров без очагов (Косинская, 1984. С. 45-47; Евдокимов, Корочкова, 1991. С. 50-63; Корякова, Стефанов, Стефанова, 1991. С. 30, 31). Бар-

хатовские жилища также обнаруживают параллели в материалах западносибирских культур конца бронзового века, хотя в отличие от межовских, алексеевско-саргаринских и ирменских построек они меньше по размерам, но более вариативны по форме и устройству входа. Отметим единичный факт наличия на бархатовских поселениях очень крупной постройки площадью 210 кв. м (сооружение 8 поселения Щетково 2) (рис. 1,3), модель которой представляет каркасно-столбовую конструкцию с усеченно-пирамидальной кровлей. На бархатовских поселениях не обнаружены зольники и отсутствуют постройки срубной конструкции, достаточно распространенные в материалах других западносибирских культур.

Хозяйство. Основными источниками информации о тех или иных занятиях бархатовских групп являются палеозоологические материалы и изделия, обнаружен¬\ные при исследовании бархатовских памятников.

Инвентарь по функциональным признакам можно подразделить на группы, включающие предметы, которые использовались в конкретных отраслях хозяйства и видах деятельности: орудия охоты, рыболовства, бронзолитейного производства, собирательства, возможно, земледелия, ткачества, обработки шкур, кожи и металла. Среди них отметим глиняные изделия: грузила с одним, двумя желобками (рис. 1, 4, 5, 10, 40, 51, 52, 78), пряслица (рис. 1, 44), лощила, сопла, тигли (рис. 1,49), льячки (рис. 1, 50); каменные: наконечники стрел подтреугольной формы с прямым основанием, абразивы (рис. 1, 76), песты (рис. 1, 54), зерно-терки, пешневидные орудия, оселок с желобком (рис. 1, 16); костяные: наконечники стрел с многогранной, ромбической, треугольной формой сечения пера (рис. 1,13, 47), концевые вкладыши для лука (рис. 1,15, 57), кочедык, трепало (рис. 1, 19), проколки (рис. 1, 14, 48, 58), орудия, напоминающие мотыжки (рис. 1, 46); бронзовые: однолезвийные ножи с хорошо и слабо выраженной рукоятью (рис. 1, 18), двулезвийные ножи с кольцевым упором на черенке и ребром на клинке (рис. 1,17), сильно изогнутый пластинчатый нож (рис. 1, 56), четырехгранные шилья (рис. 1, 8), наконечники стрел, два из которых черешковые с ромбическим сечением (рис. 1, 55), третий — двухлопастной с листовидным пером, длинной выступающей втулкой и нервюрой по стержню пера и втулке. С предметами внепроизводственной сферы связаны мелкая пластика (антропоморфные, антропозооморфные фигурки) (рис. 1,12, 45, 53), бронзовые украшения (ажурная и гвоздевидная подвески, браслет из тонкой проволоки, бляшки с петелькой на обороте) (рис. 1, 7) и предметы игры (фишки) (рис. 1, 6). Не установлено назначение глиняных изделий, названных «катушками», абсолютно не характерными для культур сопредельных территорий (рис. 1, 9, 11, 41-43, 77). Эти предметы могли применять в качестве грузил для рыболовных сетей, грузиков для веретена, хотя они редко имели продольные отверстия, гирек для ткацких станков или катушек для наматывания ниток, веревок, волокон. Практически все бархатовские изделия находят аналогии в материалах многих археологических культур, причем как предшествовавших бархатовской (федоровская, черкаскульская и пахомовская), таки синхронных ей (ирменская, межовская, саргаринско-алексеевская и сузгунская).

Удельный вес костных остатков домашних животных на селищах Ново-Шадрино 2, 7, Щетково 2 и городищах Красногорском, Коловском явно выше, чем диких (до 94,1 %) (Косинцев, 2003. С. 157-173; Матвеева, Аношко, Цембалюк, 2006. С 24-38). В составе стада бархатовского населения присутствовали крупный и мелкий рогатый скот, лошадь. На неукрепленных поселениях либо значительно преобладают кости крупного рогатого скота, либо фиксируется его практически равная доля по этому показателю с лошадью или мелким рогатым скотом. На городищах, наоборот, на первом месте по костным остаткам стоит лошадь. По сравнению с экономикой федоровских и лесостепных черкаскульских групп предшествующего времени у представителей бархатовской культуры значительно увеличилось количество лошадей в стаде за счет сокращения поголовья крупного рогатого скота и возросла доля охоты, что, напротив, находит параллели в хозяйстве пахомовского населения. Тип скотоводства бархатовского общества определен нами как придомно-пастушеский, при котором скот выпасался на незначительном расстоянии от поселка. Однако высокий процент костей лошади в материалах Красногорского и Коловского городищ, видимо, свидетельствует о росте мобильности стада.

Использование специальных методик, а именно карпологии, палинологии и анализа пригаров из сосудов, позволило получить прямые свидетельства знакомства бархатовских групп с земледелием (Аношко, 2006. С. 340-342). В спорово-пыльцевых спектрах из культурного слоя поселения Щетково 2 обнаружены зерна злаков рода Avena (овес) и Secale (рожь) (Рябогина, 2004. С. 12). На одном фрагменте керамики с Коловского городища оказались следы семени пшеницы Triticumsp. (Матвеева, Волков, Рябогина, 2003. С. 150). В остатках пищи из сосудов селища Щетково 2 и Красногорского городища зафиксированы фрагменты зерен ячменя (Hordeum sp.) и проса (Panicum sp.) (Аношко, Гайдученко, 2006. С. 70, 71). По инструментальному набору бархатовской культуры трудно судить о масштабах и характере земледелия. На ее поселениях встречены изделия, напоминающие мотыжки, которые употреблялись для рыхления почвы и разбивания комьев (рис. 1, 46). Орудиями уборки урожая, вероятно, служили бронзовые однолезвийные ножи (рис. 1, 18), на переработку зерен указывают каменные песты (рис. 1, 54) и обломки зернотерок. Впрочем, этот инвентарь мог использоваться при собирательстве и в горнометаллургическом производстве.

[adsense]

По палеозоологическим данным основным объектом охоты являлся лось, что указывает на ее ярко выраженную мясную направленность. Значительно реже на поселениях встречаются кости косуль, кабанов, медведей. Бархатовские группы эпизодически промышляли пушных зверей: лисицу, волка, зайца, бобра. Важную роль в их хозяйстве играл рыболовный промысел, что подтверждается расположением поселков по берегам рек и озер, остатками ихтиофауны на ряде из них и многочисленными желобчатыми грузилами (рис. 1, 4, 5, 10, 40, 51, 52, 78).

Керамика. В морфологическом отношении бархатовская керамика выглядит унифицированной, так как абсолютно доминирует посуда, представленная горшечными формами (рис. 1, 21-30, 32-34, 36, 59-74, 90-94). Судя по реконструированным сосудам, их размеры сильно варьируют, но пропорции и профилировка отличаются стабильностью за счет устойчивого сочетания широкого устья, средне раздутого тулова и маленького днища. Помимо горшков, выделяются небольшие неорнаментированные круглодонные мисочки, присутствующие в незначительном количестве в бархатовских комплексах (рис. 1, 35). Самую малочисленную группу образуют кувшинообразные сосуды вытянутых пропорций с узким горлом и сильно раздутым туловом (рис. 1, 31, 96). Для бархатовской посуды характерны в основном резная техника нанесения орнамента и четко выраженная зональность в построении орнаментальной композиции. Узоры наносились на верхнюю, среднюю и нижнюю части горловины, верхнюю и нижнюю части плечиков. Количество зон на одном сосуде варьирует в зависимости от степени его орнаментированности. Среди элементов орнамента доминируют наклонные и горизонтальные линии, сетка, вертикальный и горизонтальный зигзаги, жемчужины, каплевидные вдавления и круглые ямки (рис. 1, 21-23, 25, 27-30, 60-65, 67-69, 72, 79-89, 92, 94, 95). Геометрические узоры встречаются реже, но создают более сложные композиции, особенно на стенках сосудов. Они представлены заштрихованными треугольниками, ромбами и лентами, треугольниками с насечками, лентами с вертикальным и горизонтальным зигзагами, флажками (рис. 1, 20, 26, 31¬34, 36, 59, 66, 70, 71, 73, 74, 90, 91, 93, 96). Характерным признаком бархатовской керамики является межзональный узор, разбивающий по вертикали все орнаментальное поле сосудов одной или двумя параллельными линиями, которые либо нанесены поверх декора, либо его прерывают (рис. 1, 27, 30, 62, 65, 70-72, 95). Каннелюры и валики зафиксированы лишь в зоне у основания шейки горшков (рис. 1, 28, 64).

Бархатовская керамика обнаруживает некоторые параллели в керамических материалах межовской, сузгунской, ирменской и саргаринско-алексеевской культур, носители которых являлись соседями бархатовских групп. Наличие общих черт в орнаментации посуды культур конца бронзового века обусловило выделение учеными сначала замараевско-ирменского, а затем межовско-ирменского историко-хронологического пласта, характеризующего специфику и особенности развития в это время населения Западно-Сибирского региона (Хлобыстин, 1976. С. 5-7; Корочкова, 1987. С. 3-5; Косарев, 1993. С. 76-123). Однако еще в 60-е гг. XX в. К.В. Сальников (1961. С. 45, 46; 1967. С. 393, 394) указал на своеобразие бархатовской посуды, отличительные черты которой он видел, прежде всего, в таких элементах орнамента, как флажки и жемчужины, отсутствующие в орнаментации зауральских межовских материалов, но имеющие аналогии в керамических комплексах ирменской культуры Западной Сибири и культуры курмантау Приуралья. Можно отметить и другие существенные отличия межовской и бархатовской керамики. Весьма показательным в этом случае является то, что межовские сосуды имеют более приземистые пропорции и менее раздутое тулово, а в их тесте значительна примесь талька, что не характерно для бархатовской посуды. Более того, прослеживаются расхождения и в процентном соотношении многих элементов орнамента. Межовскую орнаментальную традицию определяют валики и воротнички, располагающиеся в приустьевой части сосудов, при этом довольно высока доля каннелюр и вертикального зигзага. На бархатовской керамике воротнички не обнаружены, а удельный вес валиков, зафиксированных только в переходной зоне от шейки к тулову, значительно ниже. С другой стороны, в материалах бархатовских памятников довольно высок процент горшков с сетчатым орнаментом, каплевидными вдавлениями и круглыми ямками, которые в межовских коллекциях либо встречаются не часто, либо, как ямки, вообще отсутствуют. На посуде ирменской, сузгунской и саргаринско-алексеевской культур повторяются все основные элементы орнамента, присущие бархатовской керамике. Стоит, однако, заметить, что разнокультурные керамические комплексы эпохи поздней бронзы отличаются удельным весом сходных орнаментов, и каждый из них демонстрирует специфику их сочетаний. На фоне этих культурных традиций бархатовские керамические материалы также характеризуются особым набором элементов орнамента, их взаиморасположением и устойчивыми сочетаниями, которые, в свою очередь, определяют своеобразие посуды бархатовской культуры и демонстрируют самостоятельную орнаментальную традицию ее представителей.

Происхождение, периодизация и хронология. Геоморфологическая характеристика поселений, а также анализ керамических, домостроительных традиций и хозяйственной деятельности представителей бархатовской культуры показали, что между бархатовскими памятниками существуют различия по ряду признаков, которые, на наш взгляд, являются следствием развития рассматриваемой культуры и отражают ее изменения во времени. В одной из публикаций A.B. Матвеевым и автором данной работы намечены основы периодизации бархатовских древностей, предполагающей необходимость выделения среди них ранней и более поздней групп, которые, с нашей точки зрения, представляют конкретные этапы развития бархатовской культуры (Матвеев, Аношко, 2001. С. 29-32).

К раннему, щетковскому, этапу следует относить селища Ново-Шадрино 2 и 7, Камышное 2, Поспелово 1, Щетково 2, Язево 1 и ряд других (рис. 1, 1-36). Основными признаками этого периода мы считаем: 1) размещение поселений на низких, нередко затапливаемых в настоящее время участках; 2) сравнительно теплые и сухие климатические условия, реконструируемые по палинологическим данным, полученным при исследовании селища Щетково 2 (Рябогина, Семочкина, Иванов, 2001. С. 32-36); 3) расселение бархатовских групп преимущественно в Тоболо-Исетье; 4) яркое проявление в орнаментации посуды таких элементов, как наклонные линии, вертикальный зигзаг, горизонтальные линии, сетка, каплевидные вдавления, круглые ямки, орнаментированные валики, вертикальные линии, скобочки, луновидные вдавления и каннелюры (рис. 1, 20-36):, 5) присутствие в коллекциях поселений небольшого количества инокультурной керамики, свидетельствующей о связях бархатовского населения с представителями ирменской, саргаринско-алексеевской и сузгунской культур, процесс формирования которых ученые связывают с последними веками II тыс. до н.э., а также с группами, изготовлявшими посуду с крестово-печатной орнаментацией. Последняя имеет много общих черт с комплексами атлымской культуры Нижнего и Среднего Приобья, Нижнего Прииртышья, красноозерской культуры Среднего Прииртышья, завьяловской культуры Верхнего Приобья и другими аналогичными материалами, что затрудняет ее точную культурную и хронологическую атрибуцию. Малочисленный характер крестовой керамики из ранних бархатовских памятников не дает никаких оснований говорить о пребывании в это время в лесостепном Зауралье сколько-нибудь значительных по составу групп мигрантов и вовсе не означает, что эти комплексы следует датировать раннескифским временем. Хронология щетковского этапа определяется нами на основании анализа всех источников, в том числе полученных в последние годы трех радиоуглеродных датировок селища Щетково 2, и соотносится с концом II тыс. до н.э.

Выделение раннего этапа бархатовской культуры открывает перспективы для исследования проблемы ее генезиса. Историко-культурная обстановка, существовавшая в добархатовский период,предопределила особенности формирования бархатовской культуры, обусловила наличие в ней тех или иных культуроопределяющих признаков. С местной линией развития в Зауралье в позднем бронзовом веке была связана черкаскульская культура, памятники которой (Ольховка, Имбиряй 2, 3, Яр 22) обнаружены в междуречье Тобола и Исети, где находится основная часть бархатовских поселений. Здесь же известны поселенческие комплексы пахомовской культуры (Ново-Шадрино 7 (раскоп 1), Ук З, Большой Имбиряй 2, Ботники 1, Оськино Болото и др.). Пахомовские коллективы были пришлыми в Тоболо-Исетье, хотя дискретный характер ареала их культуры затрудняет решение проблемы локализации области ее первоначального распространения. Совмещение на одной территории разных групп населения создавало условия не только для их сосуществования, но и смешения. О тесных контактах представителей черкаскульской и пахомовской культур свидетельствуют материалы селищ Большой Имбиряй 10 и Сосновка 10, в культурном слое которых практически в одинаковом количестве обнаружена пахомовская и черкаскульская керамика (Аношко, Еньшин, Жаромских, 2004. С. 181; Матвеев, Аношко, Костомаров, Рыжкова, 2003. С. 90, 91). В керамических коллекциях поселений Ольховка и Оськино Болото присутствует посуда, которая, на наш взгляд, отражает зарождение новых орнаментальных черт, характерных для сосудов бархатовской культуры. Особенности слияния двух орнаментальных традиций улавливаются непосредственно в ранних бархатовских керамических комплексах, которые отчетливо иллюстрируют наличие элементов орнамента и их сочетаний, свойственных черкаскульской и пахомовской керамике. В экономике бархатовского населения раннего этапа, как и представителей пахомовской культуры, весьма заметную роль играла охота, а в составе стада домашних животных была значительна доля лошадей. Однако его знакомство с земледелием и животноводческая направленность хозяйства определяют сходство с системой жизнеобеспечения лесостепных черкаскульских коллективов. Изделия и домостроительные традиции бархатовских общин обнаруживают параллели в пахомовских и черкаскульских материалах. Исходя из вышеперечисленных аргументов, мы считаем, что бархатовская культура возникла на двухкомпонентной основе в результате взаимодействия пахомовских и черкаскульских групп в лесостепном Притоболье.

[adsense]

Развитый, красногорский, этап бархатовской культуры характеризуют материалы Красногорского, Коловского, Миасского и Усть-Утякского 1 городищ, а также селища Палатки 2 и некоторых других памятников (рис. 1, 37-74). Этот период определяют следующие признаки: 1 ) локализация памятников на высоких гипсометрических отметках, причем нередко на 20— 40-метровых мысах коренных террас зауральских рек; 2) похолодание и увлажнение климата, нашедшие отражение в палинологических данных Коловского городища (Матвеева, Волков, Рябогина, 2003); 3) расширение ареала культуры в западном и восточном направлениях, следствием чего явилось проникновение отдельных бархатовских групп в предгорные районы Зауралья, а также в Приишимье; 4) изменения в орнаментации посуды, произошедшие в результате ее внутреннего развития, в частности, увеличение доли жемчужника, флажков, лесенки, насечек и вертикальной линии, разбивающей орнаментальное поле (рис. 1, 59-74): 5) возрастание роли животноводства и рост поголовья лошадей в составе стада; 6) появление на площади поселков оборонительных сооружений, свидетельствующих о напряженной внешней обстановке, сложившейся в результате продвижения в лесостепь из более северных районов представителей гамаюнской культуры. Датировка красногорского этапа опирается на значительную серию образцов абсолютного возраста Красногорского и Коловского городищ и определяется нами началом I тыс. до н.э. или, точнее, X-IX вв. до н.э. Имеющиеся материалы позволяют говорить, что на красногорском этапе бархатовская культура достигла своего расцвета.

Процесс трансформации бархатовской культуры протекал, на наш взгляд, в двух направлениях. В лесостепном Зауралье на ее основе сложилась баитовская культура раннего железного века. К переходным бархатовско-баитовским комплексам мы относим селища Заводоуковское 9 и Ук 3 (раскоп 2) (рис. 1, 75¬96), в керамических материалах которых сочетаются бархатовские и баитовские орнаментальные и технологические традиции. Более поздняя временная позиция этих поселений по отношению к другим бархатовским памятникам позволяет допускать вероятность того, что в ходе дальнейших исследований могут быть получены аргументы в пользу выделения в периодизации рассматриваемой культуры еще одного, заключительного, этапа. На границе лесостепи и южной тайги Притоболья в результате активного взаимодействия отдельных бархатовских коллективов с гамаюнскими сформировалась особая в культурном отношении группа населения, оставившая памятники карагай-аульского типа переходного времени от бронзового века к железному (Зах, Зимина, 1999. С. 151-156; 2001. С. 138-149; Зимина, 2002. С. 28-33; 2003. С. 49-53). Карагай-аульский компонент лег в основу вак-куровских или «лесных баитовских» древностей подтаежного и южнотаежного Притоболья (Зах, Зимина, 2001. С. 148; 2004. С. 105), материалы которых демонстрируют как сходство, так и существенные различия с «классическими» баитовскими комплексами.

Дальнейшее изучение бархатовских древностей позволит проверить наши предположения, высказанные по затронутым в данной работе проблемам, а также даст возможность осуществить решение многих других вопросов на качественно ином уровне.

Список литературы

Абрамова М.Б., Стефанов В.И. Памятники инберенского типа (о своеобразии перехода к железному веку в лесостепном Прииртышье) // ВАУ. Вып. 15. Свердловск, 1981.
Аношко О. М. О наличии земледелия у бархатовского населения позднего бронзового века Зауралья // Современные проблемы археологии России. T. I. Новосибирск, 2006.
Аношко О. М., Гайдученко Л.Л. Особенности питания бархатовского населения позднего бронзового века лесостепного Притоболья // II Северный Археологичес¬кий конгресс. Ханты-Мансийск, 2006.
Аношко О.М., Еньшин Д.Н., Жаромских А Г. Разведочные работы на территории Ингальской долины // Словцовские чтения-2004. Ч. 1. Тюмень, 2004.
Аношко О. М., Рыжкова Ю.В. К характеристике позднего бронзового века Приишимья (по материалам городища Кучум Гэра и Чупинского поселения) // Проблемы историко-культурного развития древних и традиционных обществ Западной Сибири и сопредельных территорий. Томск, 2005.
Борзунов В.А. Зауралье на рубеже бронзового и железного веков. Екатеринбург, 1992.
Генинг В.Ф., Совцова Н.И. О западносибирском компоненте в сложении ананьинской этнической обшрости // Уч. зап. Пермского гос. ун-та. 1967. № 148.
Дмитриев П. А. Мысовские стоянки и курганы // Тр. СА РАНИОН. Вып. IV. 1928.
Дмитриев П.А. Культура населения Среднего Зауралья в эпоху бронзы // МИА. №21. 1951.
Зах В.А., Зах Е.М. Гэродище раннего железного века Калачик- 1 на Тоболе // Западная Сибирь — проблемы развития Тюмень, 1994.
Зах В.А., Зимина О.Ю. Городище Карагай-Аул 1 в Нижнем Притоболье // Вестник археологии, антропологии и этнографии. Вып. № 2. Тюмень, 1999.
Зах В.А., Зимина О.Ю. Памятники Нижнего Притоболья рубежа бронзового и железного веков (Юртоборовский микрорайон) // Вестник археологии, антропологии и этнографии. Вып. № 3. Тюмень, 2001.
Зах В.А., Зимина О.Ю. 06 ареале иткульской культуры // Проблемы взаимодействия человека и природной среды. Вып. 5. Тюмень, 2004.
Зимина О.Ю. К вопросу о переходном времени от бронзы к раннему железному веку в Западной Сибири (историографический аспект) !/ Проблемы взаимодействия человека и природной среды. Вып. 3. Тюмень. 2002.
Зимина О.Ю. Керамические комплексы городища Карагай- Аул 1 в Нижнем Притоболье // Проблемы взаимодей¬ствия человека и природной среды. Вып. 4. Тюмень,
2003.
Евдокимов В.В., Корочкова О Н. Поселение Пахомовская Пристань // Источники этнокультурной истории Западной Сибири. Тюмень, 1991.
Иванов В.А., Пшеничнюк А.Х. Городище финальной бронзы на р. Миасс // СА. 1978. №4.
Кайдалов А.И., Сечко Е.А. Керамика и домостроительство лесного населения Среднего Притоболья в комплексе финальной бронзы и перехода к раннему железному веку городища Усть-Утяк 1: вопросы хронологии и атрибута¬ми (по материалам исследований 2002-2004 гг.) // Зыряновские чтения. Курган, 2005.
Корочкова О.Н. Отчет о раскопках поселения Ново-Шадрино 7 в 1983 г. //Архив КА УрГУ, ф. II, д. 456.
Корочкова О.Н. Предтаежное и южнотаежное Тоболо-Иртышье в эпоху поздней бронзы. Автореф. дисс… канд. ист. наук. П., 1987.
Корочкова О.Н., Стефанов В. И. Заключительный этап бронзового века в Тюменском Притоболье (краткая характеристика комплексов бархатовской культуры) // Проблемы поздней бронзы и перехода к эпохе железа на Урале и сопредельных территориях. Уфа, 1991.
Корякова Л.H., Стефанов В.И., Стефанова Н.К. Проблемы методики исследований древних памятников и культурно-хронологическая стратиграфия поселения Ук-III. Препринт. Свердловск, 1991.
Косарев М. Ф. К проблеме общей историко-культурной стратиграфии бронзового века Западной Сибири // Происхождение аборигенов Сибири и их языков. Томск, 1976.
Косарев М.Ф. Бронзовый век Западной Сибири. М., 1981.
Косарев М.Ф. Из древней истории Западной Сибири (общая историко-культурная концепция) // РЭ. 1993. №4.
Косинская Л.Л. Поселение Ир II //Древние поселения Урала и Западной Сибири. Свердловск, 1984.
Косинцев П.А. Типология археозоологических комплексов и модели животноводства у древнего населения юга Западной Сибири // Новейшие археозоологические исследования в России. М., 2003.
Костюков В.П., Епимахов A.B., Нелин Д.В. К вопросу о
памятниках Южного Зауралья эпохи финальной бронзы // Новое в археологии Южного Урала. Челябинск, 1996.
Матвеев A.B. Историко-культурная ситуация в западносибирской лесостепи на рубеже бронзового и железного веков // Проблемы изучения Сибири в научно-исследова¬тельской работе музеев. Красноярск, 1989.
Матвеев A.B. Хронология бархатовского комплекса Красногорского городища // Проблемы поздней бронзы и перехода к эпохе железа на Урале и сопредельных территори¬ях. Уфа, 1991.
Матвеев A.B. Зауралье в конце бронзового века и распад андроновского единства // Наука Тюмени на рубеже веков. Новосибирск, 1999.
Матвеев A.B., Аношко О.М. К проблеме хронологической дифференциации бархатовских древностей // Проблемы взаимодействия человека и природной среды. Вып. 2. Тюмень, 2001.
Матвеев A.B., Аношко О.М. Бархатовский комплекс селища Щетково 2 //XVI Словцовские чтения. 4.1. Тюмень, 2004.
Матвеев A.B., Аношко О.М., Агишева О.С. Результаты исследования селища Заводоуковское 9 // Вестник археологии, антропологии и этнографии. Вып. № 6. Тюмень, 2005.
Матвеев A.B., Аношко О.М., Костомаров В.М., Рыжкова Ю.В. Большой Имбиряй 10 — новый памятник пахомовской культуры в Ингальской долине // Словцовские чтения- 2003. Тюмень, 2003.
Матвеева Н.П., Аношко О.М., Цембалюк С.И. Материалы бархатовской культуры финала бронзового века с Коловского городища (лесостепное Притоболье) // РА. 2006. № 2.
Матвеева Н.П., Волков Е.Н., Матвеев A.B. Изучение этнокультурных ареалов и материальной культуры энеолита и бронзового века в Зауралье // Проблемы взаимодействия человека и природной среды. Вып. 6 Тюмень, 2005.
Матвеева Н.П., Волков Е.Н., Рябогина Н.Е. Новые памятники бронзового и раннего железного веков // Древности Ингальской долины: Археолого-палеогеографическое исследование. Вып 1. Новосибирск, 2003.
Молодин В.И., Парцингер Г., Гаркуша Ю.Н., Шнеевайсс Й.. Гришин A.E., Новикова О.И., Ефремова Н.С., Чемякина М.А., Мыльникова Л.H., Васильев С.К.. Беккер Г., Фассбиндер Й„ Майнштейн А.К., Дядьков П.Г. Чича — городище переходного от бронзы к железу времени в Барабинской лесостепи. Новосибирск, 2001.
Обыденнов М. Ф. Культура населения Южного Урала в конце бронзового века. Автореф. дисс…. канд. ист. наук. М, 1981. _
Панина С.Н. Поселение бархатовской культуры финальной бронзы в горно-лесном Зауралье (по материалам раскопок памятника Палатки 2) //Международное XIV Уральское археологическое совещание. Пермь, 2003.
Потемкина Т. М. Бронзовый век лесостепного Притоболья.
М, 1985.
Потемкина Т.М., Корочкова О.H., Стефанов В.И. Лесное Тоболо-Иртышье в конце эпохи бронзы (по материалам Чудской Горы). М., 1995.
Рябогина Н.Е. Стратиграфия голоцена Южного Зауралья, изменения ландшафтно-климатических условий обита¬ния древнего человека. Автореф. дисс… канд. ист. наук. Новосибирск, 2004.
Рябогина Н.Е., Семочкина Т.Г., Иванов С.Н. Реконструкция условий обитания населения Нижнего Приисетья в позднем бронзовом и раннем железном веках // Проблемы взаимодействия человека и природной среды. Вып. 2. Тюмень, 2001.
Сальников К. В. Опыт классификации керамики лесостепно¬го Зауралья // С А. 1961. № 2.
Сальников КВ. Очерки древней истории Южного Урала. М., 1967.
Сергеев A.C. Поселение Заводоуковское 10 — новый памятник бархатовской культуры лесостепного Притоболья // Проблемы поздней бронзы и перехода к эпохе железа на Урале и сопредельных территориях. Уфа, 1991.
Сергеев A.C. Отчет о научно-исследовательской работе «Археологические исследования в Сургутском и Заводоуковском районах Тюменской области в 2002 году» // Архив КА УрГУ, ф. II, д. 642.
Стефанов В.И., Корочкова О.Н. Поселения заключительного этапа бронзового века на р. Тобол //Древние поселения Урала и Западной Сибири. Свердловск, 1984.
Ткачев A.A. Культурно-хронологические комплексы Абатского Приишимья (по материалам городища Абатское VI) // Проблемы взаимодействия человека и природной среды. Вып. 4. Тюмень, 2003.
Хлобыстин П.П. Поселение Липовая Курья в Южном Зауралье. Л., 1976.
Шорин А.Ф. Среднее Зауралье в эпоху развитой и поздней бронзы. Автореф. дисс…. канд. ист. наук. Новосибирск, 1988.