Афанасьевские могильники

В Минусинской котловине наиболее ранними после неолитических являются афанасьевские памятники, в настоящее время известные уже в весьма значительном числе. В основном — это погребения (до 80) и некоторое количество находок на развеянных дюнных стоянках.

Афанасьевские погребения сгруппированы в небольшие могильники, обычно расположенные возможно ближе к воде или современной пойме (исключение представляют лишь 5 могил в «двух седловинах гор», раскопанных в 1925 г. около Батеней. Погребения последующего времени всегда находятся дальше от края террасы).

[adsense]

Могильники сейчас открыты около с. Батеней, под Афанасьевой горой, от которой и пошло название всей серии, [1] и «в двух седловинах гор» [2] — раскопки С. А. Теплоухова, около с. Сыда, около с. Тесь и около с. Малые Копены — раскопки С В. Киселева, [3] а также около улуса Красный Яр под южным склоном Оглахтинских гор — раскопки В. П. Левашовой. [4]

Ввиду того, что описания большинства могильников в настоящее время уже изданы, мы обратим внимание лишь на самое существенное, отсылая за деталями к специальным публикациям.

Могильник под Афанасьевой горой у с. Батеней расположен на надпойменной террасе по дороге от пристани в село. Могилы, которых С. А. Теплоухов насчитал до 25 (раскопаны в 1920, 1921 и 1923 гг.), еще заметны на поверхности по одинаково выступающим камням и иногда небольшим впадинкам. Эти камни являются частью сплошных округлых каменных площадок от 2 до 7 м в диаметре, плоско лежащих на уровне почвы, современном постройке могилы. Под каждой округлой выкладкой обнаруживалась одна могильная яма, овальная или подчетыреугольная в плане, обычно заваленная на всю глубину камнями. Размеры ям зависели от числа погребенных (от 16 до 0.5 кв м при глубине главным образом около 1.5 м).

В могилах найдены мужские и женские погребения как индивидуальные, так и коллективные. Чтобы легче представить себе состав погребений Афанасьевского могильника, приводим сводную таблицу (см. стр. 26).

При рассмотрении таблицы следует отметить случаи ярусного расположения костяков, несомненно указывающие на последовательность использования одной и той же могильной ямы. По-видимому, было не безразлично, как хоронить — коллективно или индивидуально. Покойников не просто подкладывали к ранее погребенным, но хоронили изолированно сверху, иногда при этом также не в одиночку, но коллективно. Однако коллективные могилы в Батенях — явление сравнительно редкое. Если суммировать все индивидуальные погребения (вместе с детскими), то их окажется 16, т. е. почти 73%, а если сюда прибавить и 2 погребения женских с младенцами, то процент возрастет до 82. Однако и это еще не все — погребение могилы 15, где найдены в беспорядке и на различных уровнях кости одного мужчины, трех женщин и трех детей, по замечанию исследователя, могло быть ярусным и, возможно, еще повысило бы, при лучшей сохранности, процент индивидуальных погребений. Во всяком случае, мы не можем считать его коллективным. Остаются только 3 несомненно коллективных погребения. Одно содержит пару костяков, не определенных в половом отношении (№ 12, I ярус). Во втором погребении (№ 11, II ярус) открыты костяки мужчины, женщины и младенца, причем руки мужчины и женщины соединены. Вряд ли можно сомневаться в наличии здесь семейной пары, причем едва ли все трое оказались в одной могиле в результате естественной, одновременной смерти.

В третьем погребении (№ 6) находились костяки женщины и ребенка и рядом с ним три, к сожалению, не определенные исследователем. Можно, правда, предположить, что два из этих костяков представляют собой такую же пару, как и в предшествующем погребении. Они также лежали один на правом, другой на левом боку, и лица их были обращены друг к другу. Возможно, что и третий костяк — мужской, парный женщине с ребенком. Это погребение интересно и еще в одном отношении. Весь весьма богатый инвентарь (главным образом горшки) окружает

1. Афанасьевские племена на Енисее и на Алтае; 2. Китайские племена; 3. Племена Янь-Шао; 4. Поздний неолит (энеолит?) бассейна Тарима; 5. Отдельные находки афанасьевского типа; 6. Кельтеминарские племена; 7. Анау; 8. Полтавкинские племена; 9. «Ямные» племена; 10. «Катакомбные» племена; 11. Средне-днепровские племена; 12. Трипольские племена; 13. Унетицкие племена; 14. Нижне-дунайские племена; 15. Майкопские племена; 16. Северо-кавказские племена; 17. Цалка; 18. Троя I и II; 19. Протохетская культура Анатолии; 20. Каппадокийские колонии Ашура 1900 г. до н. э.; 21. Государства Нарамсина и Хаммурапи; 22. Ашур; 23. Сузы; 24. Ур; 25. Культура Сескло, Димини и Орхомена; 26. Древнейшие фатьяновские племена; 27. Окский «неолит».

1. Афанасьевские племена на Енисее и на Алтае; 2. Китайские племена; 3. Племена Янь-Шао; 4. Поздний неолит (энеолит?) бассейна Тарима; 5. Отдельные находки афанасьевского типа; 6. Кельтеминарские племена; 7. Анау; 8. Полтавкинские племена; 9. «Ямные» племена; 10. «Катакомбные» племена; 11. Средне-днепровские племена; 12. Трипольские племена; 13. Унетицкие племена; 14. Нижне-дунайские племена; 15. Майкопские племена; 16. Северо-кавказские племена; 17. Цалка; 18. Троя I и II; 19. Протохетская культура Анатолии; 20. Каппадокийские колонии Ашура 1900 г. до н. э.; 21. Государства Нарамсина и Хаммурапи; 22. Ашур; 23. Сузы; 24. Ур; 25. Культура Сескло, Димини и Орхомена; 26. Древнейшие фатьяновские племена; 27. Окский «неолит».

afanasevskie-mogilniki-2

только женщину с ребенком. Этим подчеркнуто особенно почетное значение женщины-матери. Чтобы закончить анализ состава погребений под Афанасьевой горой (выводы мы сделаем, учтя все памятники), необходимо обратить внимание еще на одну особенность — на сравнительно большой процент погребений женщин с младенцами. На 18 могил шесть женщин погребено с маленькими, недавно родившимися детьми. К сожалению, нельзя точно установить отношение этих 6 случаев к общему числу женских погребений могильников,— мешает все та же неопределенность большинства костяков. Но даже если из неопределенных мы примем за женщин половину, т. е. шесть, получится, что 50% всех женщин, погребенных под Афанасьевой горой, были похоронены вместе с младенцами.

В отношении остальных обрядовых подробностей могилы Афанасьевой горы чрезвычайно однообразны. Все уцелевшие костяки лежат скорченно, преимущетвенно на правом боку, все головой на юго-запад. Большинство окрашено кровавиком.

Инвентарь составют прежде всего глиняные сосуды. Из них 79% яйцевидных остродонных, затем сферические круглодонные, только два плоскодонны (у них на дне орнамент) и одна вазочка-курильница. Все сосуды сделаны от руки спирально-ленточной техникой; внутри выглажены травой или зубчаткой. Снаружи они покрыты преимущественно елочным орнаментом, нанесенным зубчатым чеканом. Яйцевидные сосуды афанасьевских погребений особенно живо напоминают ямные, а вазочка-курильница очень близка к курильницам из южнорусских катакомб. Обилие керамики в погребениях и наличие среди сосудов крупных экземпляров едва ли говорят в пользу большой подвижности быта их владельцев.

Из остальных предметов прежде всего укажем своеобразное каменное орудие типа колотушки, с одного конца массивной, с другого отшлифованной в виде более тонкой рукоятки. Такие колотушки известны из катакомбных погребений юго-востока Европейской части СССР. [5] О. А. Гракова нашла два экземпляра в позднеандроновской стоянке близ г. Кустаная на р. Тоболе. [6] Но что особенно важно, совершенно аналогичные колотушки найдены на горе Темир в Хакассии [7] и на Калбинском хребте в Восточном Казахстане, [8] в древних выработках медной руды или около них. Осмотр всех «колотушек» убеждает в том, что их рабочим концом была «рукоятка». Ее конец всегда оббит и исщерблен. По-видимому, именно этим краем орудие соприкасалось с твердым материалом. Вполне возможно, что оно употреблялось как своего рода зубило или клин, забивавшийся в трещины, образованные в породе нагреванием, для отделения кусков. То же обстоятельство, что на противоположном массивном конце почти нет следов ударов, говорило том, что удары эти при загонке клина в трещину наносились орудием из более легкого материала, например деревянным молотом. Последнее было, пожалуй, даже необходимо, так как при сильном ударе каменным молотом по каменному же клину разлетелся бы или тот или другой, в зависимости от относительной крепости материалов, из которых они сделаны. [9] Находки в древних выработках каменных молотов, известные еще со времени Эйхвальда, [10] не могут служить здесь опровержением. Молоты могли употребляться для совершенно других работ, в первую очередь для размельчения руды, а может быть, и для загонки деревянных клиньев.

Поскольку «горняцкий» характер сибирских колотушек можно считать установленным, находка подобного орудия в погребении под Афанасьевой горой приобретает особое значение. Наличие обработки меди подтверждается находкой в шестой могиле медных оковок — единственных пока металлических предметов описываемого могильника. Из других вещей следует упомянуть каменные терочки, самые размеры которых вряд ли позволяют связывать их с растиранием зерен. Кроме того, были найдены каменный пест, костяное шило, иглы и игольник, ланцетовидный кремневый наконечник стрелы и ожерелья из нескольких десятков раковинок Corbicula fluminalis, с подвесками из рога благородного оленя и из у верхнего клыка кабана.

Среди этих находок исключительный интерес представляют просверленные Corbicula fluminalis. Они могли попасть на Енисей только при наличии каких-то связей, с племенами, обитавшими на Аму-Дарье, наиболее близкой из всех рек, в которых водится этот пресноводный моллюск. Находка Corbicula fluminalis на Енисее — явление того же порядка, что и аналогии в доафанасьевской керамике Алтая и кельтеминарской Хорезма. Какого-либо резкого различия по качеству и количеству предметов, содержащихся в афанасьевских погребениях, наметить нельзя. Исключение составляет лишь женщина с младенцем из могилы № 6 (похоронена с 3 взрослыми), о которой мы уже говорили. У нее одной, особенно ярко окрашенной, стояли шесть сосудов, около них лежали все 4 терки, а на самом костяке был найден игольник с иглой-шилом. Здесь же оказались все медные оковки и изделия из рога оленя, т. е. вся главная масса находок. Особую важность имели в могильнике под Афанасьевой горой находки костей. Определены следующие животные: бурундук, лисица, косуля — встречены вместе один раз; олень, кабарга, дикий бык — встречены каждый по одному разу, то же щука и раковины Helix. В двух погребениях найдены кости быка и в двух же кости лошади (один раз вместе с быком). Овца оказалась в четырех могилах. Таким образом, существование наряду с древней охотой и рыболовством нового скотоводства и притом со всеми основными животными здесь отмечено достаточно ясно. Но, конечно, этих находок еще мало, чтобы судить об удельном весе отдельных отраслей хозяйства.

Пять афанасьевских могилок «на седловинках» близ Батеней отличаются от только что описанных лишь тем, что на поверхности их отмечают не круглые площадки из камней, а кольца, выложенные из камней на поверхности почвы. По-видимому, все они были разграблены. Они дали только сильно истлевшие, беспорядочно сваленные кости, среди которых в одной яме нашелся черепок грубого обжига с архаическим орнаментом «в елочку».

Остальные могильники по ряду особенностей объединяются в отдельную группу.

Среди них особенно интересен могильник под Георгиевской горой около с. Тесь. Он расположен на лёссовой террасе, прислоненной к южному склону Георгиевской горы. Здесь близко друг от друга находятся 15 курганов. Шестнадцатый курган, оставшийся неисследованным, находится в 1.5 км к СЗ, в устье лога. Семнадцатый (№ 1) отстоит от остальной группы на 0.5 км к В, ближе к с. Теси. В 0.5 км к В от этого кургана, ближе к трактовой дороге в г. Минусинск, оказалось еще 5 курганов. Таким образом, всего около Георгиевской горы были обнаружены 22 афанасьевских кургана. Из них 16 мы раскопали в 1928 г. и 5 в 1932 г. [11]

Все афанасьевские погребения этого могильника на поверхности были отмечены земляными курганными насыпями, иногда довольно значительными (до 10 м диаметром и до 0.9 м высотой). Все насыпи имели вершину в северной части. На всех курганах были выложены проходящие через вершину и спускающиеся в южной части почти до самой подошвы насыпи кольца из обломков плитняка девонского песчаника. У большинства курганов плитки колец лежали плашмя в 2—3 слоя. На курганах, раскопанных в 1932 г., такая кладка перемежалась с отрезками колец, образованными плитками, врытыми вертикально.

Уже эти особенности свидетельствуют о значительно большей сложности погребальной обрядовости данного могильника по сравнению с предыдущими у Афанасьевой горы. Но отличия идут и дальше. Там под каждой площадкой всегда была одна погребальная яма, в Теси же из 20 курганов 5 имели по две. Зато ярусных был всего один, правда, с тремя погребениями, расположенными одно над другим. Чтобы облегчить анализ погребений по их составу, даем сводную таблицу (см. стр. 30).

К сожалению, сравнительно плохая сохранность большинства костяков затрудняет выводы. Но по счастливой случайности большинство плохо сохранившихся погребений падает на одиночные и тем самым мало влияет на основные выводы подсчетов. При суммарном подсчете как будто становится заметнее малое количество элективных. [12] Однако это нуждается в оговорке. Прежде всего, обращает на себя внимание курган № 21, содержащий две могильные ямы.

В одной из них оказалась женщина, в другой — мужчина. Конечно, это еще не говорит об одновременности их погребения, но все же указанное обстоятельство холжно быть отмечено как нечто новое по сравнению с могильником Афанасьевой горы. Особенно это следует подчеркнуть потому, что и другие курганы с двумя ямами дают известное основание предполагать различия по полу у похороненных в каждой яме. Это, прежде всего, два трупосожжения, в обоих случаях имеющие в соседней яме трупоположение (к сожалению, неопределимое по полу). [13]

afanasevskie-mogilniki-3

Все это заставляет с особым вниманием относиться не только к случаям парности в одной яме, но и к встреченному здесь впервые наличию двух ям под одним курганом. Не исключено, что они отражают одинаковые изменения в жизни населения, оставившего афанасьевские памятники.

Каменные и медные орудия и глиняные сосуды из афанасьевских курганов у с. Теси (раск. 1928 г.). Рис. 1 — кость; рис. 2, 3, 5, 6, 9 — медь; рис. 4, 7, 8, 10—13 — камень; рис. 14—29 — керамика.

Каменные и медные орудия и глиняные сосуды из афанасьевских курганов у с. Теси (раск. 1928 г.). Рис. 1 — кость; рис. 2, 3, 5, 6, 9 — медь; рис. 4, 7, 8, 10—13 — камень; рис. 14—29 — керамика.

Погребение кургана № 10 (1932 г.), содержащее останки многих людей, несмотря на свою дефектность, в одном отношении также важно. Курганный
могильник у с. Тесь, как и могильник под Афанасьевой горой, можно считать исследованным почти целиком (остались в первом один курган, во втором две-три могилы).

И в обоих случаях среди массы одиночных и известного количества парных мы встретили по одному достоверному «многолюдному» погребению. При этом замечательно, что в сохранившемся полностью «многолюдном» погребении Афанасьевой горы особо выделяется женщина с ребенком. Мы уже отметили черты разнообразия в обрядовости Тесинского могильника. Здесь отличается и ориентировка и положение костяка. В могильнике Афанасьевой горы преобладающим было скорченное на правом боку положение костяка (на левом только один из парных) и всегда головой на юго-запад. В Теси из 13 позволяющих установить положение 8 положены скорченно, на правом боку, 4 — на спине с согнутыми ногами, коленями кверху, и 1 — на левом боку (в одиночном). Из 16 же, сохранивших ориентировку, головой на запад оказалось 5, на запад-северо-запад — 3, на запад-юго-запад — 4, на юго-запад — 1, на север — 1, на юго-восток — 1 и на восток-северо-восток — 1.

Укажем и на новые черты в конструкции погребальных ям. В Афанасьевском могильнике они все овальные или округленные с пологими стенками, заполненные камнями. Они имели, по-видимому, весьма легкое деревянное покрытие (всего один раз замечены бревна наката).

В Теси все ямы оказались четыреугольные (несколько квадратных) с отвесными стенками. Сверху ямы были покрыты или накатом из лиственничных бревен (14%) или песчаниковыми плитами, иногда поддерживавшимися 1 или 3 переводинами. Только в одном случае не сохранилось никаких следов покрышки. Если в Афанасьевском могильнике в ямах не было никаких сооружений, то в Теси в 3 могилах на дно были поставлены четыреугольные срубы, рубленные в лапу из лиственничных бревен в один или три венца. Кроме того, одна яма по стенкам была обставлена песчаниковыми плитами в виде четыреугольного ящика.

Хотя большинство тесинских погребений было ограблено, все же собранный инвентарь весьма интересен. Вещи были расположены разнообразно, за исключением сосудов, которые постоянно находились в ногах.

Сравнению с афанасьевской подлежит, прежде всего, керамика — наиболее употребительный материал. По технике изготовления она весьма близка к афанасьевской, но формы, если и подобны, то встречены в несколько иных соотношениях. В Афанасьевском могильнике наиболее архаичных яйцевидных сосудов 79%, в Тесинском же всего 52%, остальное падает на горшкообразные плоскодонные — 16 % на вазочки-курильницы — 12% и на большие пифосообразные — 4% (см. табл. III, рис. 14—29 и табл. V, рис. 3 и 4).

В орнаментации тесинских сосудов впервые встретилась раскраска. Обычно это однотонная красная покраска курильниц. Но однажды на большом горшке из кургана № 14 была обнаружена роспись — пять полос рисунка, нанесенного белой краской, изображающего поставленные вертикально от плечей до дна лесенки парными боковыми линиями, к которым примыкают снаружи основаниями треугольные городки (табл. III, рис. 28). Эта роспись имеет аналогии в культурах крашенной керамики в Европе и в Средней Азии. В Триполье лесенки и городки довольно часты среди узоров росписной посуды стадии В2 и С1; датируемой Т. С. Пассек второй половиной третьего и началом второго тысячелетия до н. э. [14] Столь же близкое применение этих узоров мы имеем в Анау, где они встречаются в I и II культурах и сохраняются даже в позднейшей росписи III культуры. [15] Таким образом, так же как в Сузах и в Муссиане, [16] они возникают в древнейшей росписи Анау IV-III тысячелетий, но, так же как в Иране и Закавказье, [16] сохраняются в III культуре конца третьего и половины второго тысячелетия до н. э. Это время наиболее широкого распространения росписной керамики и в Причерноморье, и на Кавказе, [17] и в Иране. [18] Возможно, что отражением этих связей является столь близкая Анау II роспись афанасьевского сосуда из Теси. [18] Остальной инвентарь из-за ограблений сохранился в большинстве курганов Теси лишь частично. Собраны спиральные меднопроволочные височные колечки, столь характерные для эпохи бронзы, медный трубчатый игольник с костяной иглой, подобной афанасьевской (в ее ушке сохранился кусок шерстяной, крученой вдвое нити), шлифованный из речной гальки резак, сломанная грабителями костяная кинжаловидная привеска от ожерелья с резным линейным орнаментом, живо напоминающая кинжаловидные костяные изделия позднего прибайкальского неолита (табл. III, рис. 1). Кроме того, отыскались три медных ножа (табл. III, рис. 5, 6 и 9), из них два листовидных, без черешка; к ним близок найденный в Глазковском погребении под Иркутском. [21] Третий нож — треугольный, черешковый. Подобные ножи найдены на западе в катакомбных и современных им погребениях, например около ст. Зайковской б. Донской обл., у с. Белозерки, б. Мелитопольского у., близ с. Скели в Байдарской долине, около нос. Александровского и хут. Кру, б. Майкопского у. [22]

Из всех погребений Тесинскою могильника выделяется по сохранности и составу инвентаря мужское второго яруса из трехъярусной могилы в кургане № 19. Мужчина здесь был положен на берестяной подстилке головой на запад, скорченно на левом боку, с руками, несколько согнутыми в локте, кистями у таза. При костяке оказались: у левого плеча каменный шлифованный топор (был воткнут в землю вертикально) и рядом с ним каменный шлифованный метательный шар; под коленями кремневый ланцетовидный наконечник стрелы, аналогичный афанасьевскому. Несколько ниже колен — один на другом два шлифованных треугольных плоских точильных камня, между которыми был заложен тонкий медный листок, дискообразная «секира» с ручкой и цилиндрический пест, близкий к афанасьевскому. У левого локтя, в остатках деревянной рукоятки, в расщеп которой он был вставлен, лежал медный пластинчатый ланцетовидный нож без черешка, весьма близкий к ножу, найденному в соседнем кургане № 18, и аналогичный глазковскому (табл. III, рис. 8, 13, 11, 12, 7, 10, 6). Мы остановились на этом погребении потому, что его исключительная сохранность и богатство инвентаря дают наиболее полное представление о вещах мужчины афанасьевского времени.

Заканчивая обзор инвентаря тесинских курганов, нельзя не отметить отсутствия в них костей животных, несмотря на почву, обеспечивавшую их сохранность. Очевидно, это результат особенностей местного ритуала.

При издании отчета и дневников раскопок тесинских курганов уже было указано на возможную меньшую древность их по сравнению с могилами Афанасьевой горы. За это говорят усложнение и видоизменение погребальных обрядов, уменьшение количества яйцевидных форм в керамике, наконец, совпадение в формах ножей с глазковским. Но, конечно, «молодость» тесинских курганов была относительной, что подтверждает параллельность черешкового ножа катакомбным и наличие росписи сосудов, перекликающейся с Трипольем и Анау. Мы говорим о такой «молодости» только по сравнению с могильниками Афанасьевой горы.

Третий значительный афанасьевский могильник был исследован в 1929 г. на надпойменной террасе правого берега р. Сыды к западу от села Сыды, в его поскотине. Здесь мы насчитали до 12 курганчиков, под которыми можно ожидать открытия афанасьевских погребений. К сожалению, мы могли раскопать здесь всего 7 насыпей.

 Глиняные сосуды из афанасьевских курганов у с. Сыды. План афанасьевского кургана у с. М. Копены. Хакассия.


Глиняные сосуды из афанасьевских курганов у с. Сыды. План афанасьевского кургана у с. М. Копены. Хакассия.

По своему внешнему устройству сыдинские курганчики очень близки к только что описанным тесинским. Это земляные насыпи с вершиной в северной части, по насыпям из плиток выложены кольца. На двух курганах кольца образованы уже целиком плитками, врытыми вертикально, подобно овальным оградкам андроновских могил. Под насыпями четырех курганов оказалось по одной могильной яме, под двумя — по две, и одна насыпь скрывала три. Все ямы были четыреугольные, с отвесными стенками. Покрытие уцелело лишь в 5 случаях. Четыре ямы были покрыты массивными песчаниковыми плитами, частично разбитыми при ограблениях, а одна яма, видимо, каким-то легким настилом (может быть, из камыша), опиравшимся посредине на бревно — переводину, полошенную сверху по длине ямы. Никаких сооружений в ямах не обнаружено. О составе погребений в них можно судить по приводимой таблице.

afanasevskie-mogilniki-6

Здесь заметно преобладание одиночных погребений, но, так же как и в Теси, имеется несколько ям под одной насыпью. Число парных погребений в одной яме также невелико. Но что особенно замечательно — это наличие и в этом могильнике одного погребения с большим числом погребенных (3 мужчин, 1 неопределенного, 2 женщин и матери с младенцем). Число мужчин и женщин здесь не совпадает, так что говорить о погребении нескольких пар нельзя. Вместе с тем обращает внимание то обстоятельство, что здесь, как и в погребении под Афанасьевой горой, одна из женщин была погребена с новорожденным младенцем. Распределение инвентаря здесь почти то же. У женщины с ребенком опять было большое

Глиняные сосуды из афанасьевского кургана у с. Теси 1932 г. (рис. 3 и 4). Виды погребений у с. Сыды (рис. 2), с. М. Копены (рис. 5) в Хакассии и у с. Курота (рис. 1, 6—8) на Алтае.

Глиняные сосуды из афанасьевского кургана у с. Теси 1932 г. (рис. 3 и 4). Виды погребений у с. Сыды (рис. 2), с. М. Копены (рис. 5) в Хакассии и у с. Курота (рис. 1, 6—8) на Алтае.

количество вещей — медная оковка, костяной наконечник стрелы и три сосуда. Большинство остальных вовсе ничего не имели. Только один сосуд был найден у головы неопределимого костяка и два — у головы седьмого, мужского скелета. Однако это не может ослабить впечатления о главном положении и здесь женщины с младенцем.

Положение костяков в сыдинских курганах не может быть выяснено точно, многие из них разрушены при ограблении. Можно привести следующие данные: головой на юг лежали двое, на запад — 1, на запад-юго-запад — 5 (все из коллективного), 1 — на северо-северо-восток (женщина с младенцем) и 1 на восток-северо-восток (также и из коллективного). [23] Скорченность преобладала (на правом боку лежали — 4, на левом — 5), лишь один костяк лежал на спине коленями кверху ,табл. V, рис. 2). Инвентарь сыдинских курганов весьма невелик. Упомянутая медная оковка с привесными колечками, наконечник стрелы из кости, рожок, сделанный из отростка рога оленя, медное спиральное височное колечко, каменная шлифованная тарелочка, подобная афанасьевским, галька, по форме близкая к «колотушкам», и футляр (может быть, игольник) из трубчатой кости — вот и все, кроме посуды, находившейся почти во всех погребениях (табл. IV, рис. 1—9).

По технике сыдинская посуда ничем не отличается от афанасьевской — та же лепка, накладной бортик и выглаживание стенок изнутри травой или зубчаткой.

В отношении орнаментации можно отметить наличие наряду с украшенными елочкой совсем не орнаментированных сосудов или украшенных вертикально идущими полосами резных зигзагов. Кроме того, встречен один сферический сосуд, на котором орнамент образует спускающиеся по плечам пары ромбов, состоящих сплошь из оттисков крупной зубчатки. Ниже в два горизонтальных ряда идут сложные ромбические фигуры из полос наклонных вдавлений плоско заточенной палочкой. Все несколько уплощенное дно сосуда покрыто беспорядочными оттисками крупной зубчатки. Рассматривая этот сосуд, нельзя не обратить внимания на несомненную близость его орнаментации к широко распространившейся позднее на андроновских горшках. По-видимому, андроновские отличительные черты явились не внезапно и не со стороны, но в результате местной подготовки в предшествующий «афанасьевский» период. Это нам уже известно в отношении скотоводства, металлургии, погребальных колец из плит, скорченного положения покойников, плоскодонности сосудов, появления их горшковидных форм. Сейчас мы познакомились с этим и в отношении мотивов геометрической орнаментации.

По разнообразию форм и по их соотношению сосуды сыдинских курганов ближе к тесинской, чем к афанасьевской серии. Здесь яйцевидных всего 50% (13), круглодонно-сферических — 19.2% (5), горшковидных, плоскодонных и круглодонных — 19.2% (5), одна вазочка-курильница, один миниатюрный плоскодонный баночный сосудик [24] и один очень большой толстостенный сферический «пифос» емкостью в несколько ведер, реставрированный в Гос. Эрмитаже.

Так же как тесинские, сыдинскне курганы отличаются отсутствием среди погребального инвентаря костей животных и в их числе домашних. По-видимому, это нужно ставить в зависимость от местных вариаций обряда, тем более, что найденный не в могиле, но под курганной насыпью (№ 16) вместе с каменной терочной астрагал овцы свидетельствует, что в районе сыдинских курганов уже разводился скот.

Сыдинские курганы очень близки к тесинским. Но тесинские курганы, на основании ряда признаков, мы отнесли к более поздним по сравнению с могилами под Афанасьевой горой. По-видимому, это предположение подкрепляется наблюдениями в сыдинских курганах. Там впервые встречаются широко распространившиеся впоследствии в андроновских памятниках геометрические формы зубчаточеканного узора и типичные для андроновских могил кольца из плиток, врытых на ребро

Еще одна группа афанасьевских курганов состоит из четырех курганов, разбросанных среди памятников других эпох по надпойменной террасе под южным склоном Оглахтинских гор близ улуса Красный Яр Абакане Абаканского района Хакассии. Их в 1930 г. отыскала и раскопала археолог Минусинского музей В. П. Левашова.

Курганы эти земляные, до 12 м диаметром и высотой до 0,6 м. На них также находятся кольца, выложенные из мелкого плитняка. От тесинских и сыдинских эти кольца отличаются значительной шириной их кладки, достигающей 1 м. Но имеются и другие особенности. Так, у первых двух курганов вся поверхность на­сыпи внутри кольца также почти сплошь заложена плитками, образующими на кургане уже не кольцо, а как бы диск. Кроме того, три кургана у Красного Яра имеют примыкающую с одной стороны к кольцу четыреугольную площадку, плотно выложенную камнем. [25]

При раскопках под площадками ничего обнаружить не удалось. Первые три кургана покрывали по одной могильной яме. [26] Под четвертым их оказалось три. Ямы были подчетыреугольными, со скругленными углами. Стенки земляные, несколько покатые (ср. Афанасьевский могильник), укрепленные в двух случаях низким срубом из лиственничных бревен в один венец (способ рубки не выяснен). Сверху уцелели остатки бревенчатых накатов, покрывавших ямы. Особняком стоит «афанасьевское» погребение кургана № 6, признанное исследователем ввод­ным, т. е. сооруженным позднее насыпи. Оно заключено в четыреугольном ящике из песчаниковых плит.

К сожалению, плохая сохранность костяков, в большинстве подвергшихся ограблению, не позволяет делать полных выводов относительно состава погребения. Можно привести лишь следующие данные.

afanasevskie-mogilniki-8

Из таблицы видно, что в курганах Красного Яра, как и во всех других афанасьевских, преобладают одиночные погребения. Иногда несколько из них находится под одной курганной насыпью; имеется и парное погребение. Наконец, есть и одно погребение с несколькими костяками.

Уцелевшие в разных погребениях Красного Яра 4 костяка все лежали скорченно на правом боку. Головой они были ориентированы: 3 — на северо-запад и — на юго-запад. При них сохранилось много вещей. Найдена «колотушка», очень близкая к афанасьевской (к. № 6, погр. I), медная тонкая пластинка(к. № 6, погр. I), кремневый наконечник стрелы (к. № 6, погр. I) и костяной конический остроконечник (к. № 3).

Сосуды оказались во всех погребениях, кроме кургана № 2, вообще не содержавшего никаких вещей. По технике и орнаментации в елочку они ничем не выделяются из числа других афанасьевских. По форме среди найденных сосудов 3 яйцевидных, 2 сферических — круглодонных, один плоскодонный — горшковидный, одна вазочка-курильница и одна квадратная тарелочка, очень напоминающая находимые на Кавказе в погребениях эпохи ранней бронзы. Кроме того, встречались обломки яйцевидных сосудов, уничтоженных при ограблении.

В погребениях курганов Красного Яра также обращает внимание отсутствие в инвентаре костей домашних животных.

Курганы Красного Яра отличаются известным своеобразием — наличием дополнительных площадок при кольцах, заполнением площади внутри кольца настилом из плиток. Последнее может быть истолковано как переживание древнейшей формы афанасьевских надмогильных сооружений, тех каменных круглых площадок, которые отмечают могилы Афанасьевой горы. Что же касается остальных черт — наличия кургана, конструкции могильных ям, состава инвентаря,

Украшения из афанасьевского кургана у с. М. Копены в Хакассии (рис. 1—8). Каменные и медные орудия и глиняные сосуды из афанасьевских курганов и селища у с. Куюм (рис. 9—11, 19) и у с. Курота (рис. 12—18) на Алтае.

Украшения из афанасьевского кургана у с. М. Копены в Хакассии (рис. 1—8). Каменные и медные орудия и глиняные сосуды из афанасьевских курганов и селища у с. Куюм (рис. 9—11, 19) и у с. Курота (рис. 12—18) на Алтае.

в котором яйцевидные сосуды явно теряют былое господствующее положение, то во всем этом видна близость к курганам Сыды и Теси, с которыми и следует, как кажется, объединять афанасьевские курганы Красного Яра.

В 1940 г. Л. А. Евтюхова исследовала еще один афанасьевский земляной курган у с. Малые Копены. На его насыпи по окружности стояли врытые вертикально тонкие плитки разного размера. Диаметр кургана 12 м, высота 60 см. Под насыпью были открыты три могилы, вырытые в грунте (табл. IV, рис. 10). В южной яме оказалось погребение женщины (?), лежавшей на боку головой на восток. В ногах найдены два яйцевидных горшка афанасьевского типа (табл. V, рис. 5).

Средняя яма оказалась разграбленной, и кроме отдельных костей человека в ней ничего не было найдено.

Северная яма, наиболее обширная по размерам (2.40 • 2 м), была сильно разрушена грабителями. В различных ее частях и на разной глубине найдены кости человека и обломки крупного горшка с заштрихованной поверхностью афанасьевского типа. В восточной части было рассыпано ожерелье из зубов хищников и 27 резцов грызуна, костяных бусин и чешуек осетра. Рядом лежала привеска из ребра в виде кинжальчика, сходная с тесинской и напоминающая китойское кинжаловидное изделие из кости. Эта находка, может быть, особенно ярко подчеркивает пережитки в афанасьевских памятниках неолитической традиции. Именно в неолитических погребениях Сибири, в том числе и в красноярских, особенно распространены ожерелья из зубов зверей (табл. VI, рис. 1—8).

Западная стенка этой могилы была нарушена впускным погребением, в яме которого стоял сложенный из 6 плит каменный ящик, по-видимому андроновского времени. На горизонте над ямой прослежены остатки бревенчатого покрытия. В западной стороне кургана у плит оградки исследован маленький каменный ящик, составленный также из плит; в нем находились остатки детского погребения. Копенский курган особенно близок к андроновским наличием особого детского ящика и конструкцией кольца, составленного из врытых вертикально плиток. И вместе с тем он содержит указание на сохранение в это время особенностей неолита.

Весьма важное афанасьевское погребение в каменном ящике нашел А. Н. Линский у с. Аскиз. Над головой человека там оказалась курильница, отличающаяся от остальных афанасьевских наличием внутренней перегородки, совершенно аналогичной находимым у курильниц из катакомбных погребений между Волгой и Днепром. Этим подтверждается существование в то время сношений Ю. Сибири с Причерноморьем.

Обозревая афанасьевские могильники, можно установить, что, несмотря на их ограниченное количество, все же намечается известное различие их во времени. Все найденные по настоящий день памятники объединяются в две группы. В первую входят погребения окрестностей с. Батени — могильник под Афанасьевой горой и могилы «по седловинкам гор», отмеченные на поверхности круглыми площадками.

Во вторую группу включаются курганные могильники окрестностей с. Теси,
и М. Копен, отличающиеся большим разнообразием особенностей погребального обряда и инвентаря, наличием в том и в другом черт, позволяющих говорить появлении тех элементов, которые получат распространение в эпоху андроновских памятников. К этой группе примыкают и курганы Красного Яра, имеющие, однако, некоторые особые черты. Будущее покажет, являются ли они выражением местного своеобразия или эти черты свидетельствуют о большей бли­зости к могилам первой группы.

Важнейшим вопросом при изучении афанасьевской эпохи является проблема населения, оставившего эти погребения.

За последнее время немало нового принесли палеоантропологические исследо­вания. В частности, антропологом Г. Ф. Дебецом было установлено размещение монголоидного и европеоидного населения в древней Сибири. Оказалось, что уже с палеолитического времени таежные зоны Сибири — примерно к северу от линии сибирской магистрали и к востоку от Енисея на юге — были заняты племенами явно монголоидными, близкими по типу к тунгусам. Наоборот, степная зона Сибири, начиная с Минусинской котловины и далее через Алтай и пространства Западной Сибири и Казахстана, была издавна занята населением палеоевропейского типа, восходящего к кроманьонцам палеолитической Европы. Останки этих сибирских палеоевропейцев и были найдены в большом числе в афанасьевских курганах Минусинской котловины. Суммируя в этой связи данные раскопок афанасьевских погребений, можно сказать, что «афанасьевцы» среднего Енисея, отличаясь в физическом отношении от соседних таежных племен, были первыми насельниками Ю. Сибири, осваивавшими скотоводство. В третьем и в начале второ­го тысячелетия они уже выделялись «из остальной массы варваров», продолжавших жить на севере и на востоке, охотничье-рыболовческим неолитическим бытом. Все культурные связи «афанасьевцев» были направлены на запад и на юго-запад, о чем говорит импорт и совпадения в инвентаре с ямнокатакомбными и среднеазиатскими формами.

Встает вопрос — в силу каких причин могли возникнуть этническое своеобразие «афанасьевцев» и их западные и юго-западные связи?

К сожалению, мы уже убедились в неиэученности минусинского неолита, что сильно затрудняет ответ на только что поставленный вопрос. Однако едва ли прав А. П. Окладников, отрицая самую возможность связи между неолитическим населением Енисея и «афанасьевцами».[27] Он аргументирует сравнением афанасьев­ской керамики с… байкальской. Сходства здесь действительно мало, но это ничего не доказывает. С Байкала и не предполагалось выводить афанасьевскую культуру.

Если приглядеться к более близким параллелям — к керамике древнейших культурных слоев Красноярского района, имеющей к тому же немало аналогий в недатированном подъемном материале с минусинских дюн, то обнаруживается определенное сходство с афанасьевской. Это отметил еще В. Г. Карцов — и в форме, и в орнаменте, и в характерной «вытертости» стенок зубчатой лопаточкой или травой. [28]

Это сходство в керамике поддерживается и другими фактами. Выше уже отмечалось, что в погребениях таежного неолита Сибири распространеннейшим видом украшений являются ожерелья из зубов различных животных и из сверленого перламутра. Найдены они и в красноярских неолитических могилах. Но мы уже знаем, что и в афанасьевском кургане около с. Копен оказалось ожерелье того же типа. Нельзя также пройти мимо находок в афанасьевских курганах костяных кинжаловидных привесок, [29] для которых мы уже отмечали аналогии из погребений позднего таежного неолита. [30]

Таким образом, что касается археологических материалов, то они не дают оснований для отрицания связи между сибирским неолитом и афанасьевской культурой на Енисее. Разобранные в первой главе находки каменных рыб и пр. позволяют допускать наличие и в Минусинской котловине в доафанасьевское время культурных комплексов, близких к одновременным с ними неолитическим тайги. Но кто были носители этой доафанасьевской культуры? Монголоиды тайги, вытесненные в афанасьевское время, как думает А. П. Окладников, или предки «афанасьевцев»?

Для решения этого вопроса недостаточно одних археологических материалов, хотя их показания и нужно учесть. Необходим палеоантропологический материал. Но мы уже знаем, что пока известен лишь один доафанасьевский череп, найденный в погребении у с. Батени. Череп этот весьма своеобразен. Выше уже приводилось мнение обследовавшего его Г. Ф. Дебеца. Все вместе взятое позволяет видеть в формировании афанасьевской культуры на среднем Енисее длительный процесс, в котором местные элементы играли немалую роль наряду с новыми, проникавшими с запада. Такая длительность сложения афанасьевской культуры, начинающегося со времён неолита, объясняет и полное своеобразие афанасьевского европеоидного типа, которое Г. Ф. Дебец считает одним из основных аргументов против тезиса А. П. Окладникова о независимости афанасьевской культуры от местного развития. [31] Имелось достаточное время для того, чтобы на окраинах таежного мира выработались четкие различия между афанасьевскими европеоидами и сохранявшими неолитическую культуру монголоидами тайги.

[adsense]

1 Теплоухов С. А. Древние погребения Минусинского края. Материалы по этно¬
графии, т. III, вып. 2, JI., 1927.
2 Его же. Отчет о произведенных раскопках в районе с. Батеней Хакасского окр. в 1925 г. (хранится в архиве ГАИМК, дело № 169 за 1925 г.).
3 Киселев С. В. Материалы археологической экспедиции в Минусинский край в 1928 г. Минусинск, 1929 и его же. Афанасьевские курганы у с. Сыды и Теси. Советская археология. 1936, № 2.
4 Левашова В. П. Раскопки близ улуса Красный Яр Марковского района 9—15 августа 1930 г. (хранится в архиве ГАИМК, дело № 137 за 1931 г.).
5 Городцов В. А. Бронзовый век. БСЭ.
6 Труды ГИМ, вып. XVII, М., 1948, стр. 96, рис. 28.
7 Хранятся в Минусинском музее.
8 Хранятся в ИИМК АН СССР (находки С. С. Черникова).
9 По-видимому, именно такой же деревянный молот был доставлен из Барнаула в МАЭ АН СССР (хранится там под № 1522—4). Лев Д. К истории горного дела, Л., 1934, стр. 17, рис. 20.
10 Эйхвальд Э. О чудских копях. Труды ВОРАО, III, 1856; Лев Д.. К истории горного дела. Л., 1934.
11 Из последних один не сохранил афанасьевских остатков, исчезнувших при сооружении в нем татарского погребения.
12 Парных всего 3, т. е. 18%, и одно с большим количеством костяков, но оно наполовину — разушено впускным тагарским, вследствие чего нельзя с точностью установить, кто лежал в разрушенной части.
13 Справедливость такого предположения поддерживается и находкой в парном погребении к. № 13 вместе с остатками трупоположения следов сожжения другого костяка. Оба других парных содержали трупоположения мужчины и женщины.
14 Штерн Э. Т. Доисторическая греческая культура на юге России. Труды XIII Археогического съезда, т. I, табл. IV, 10 и 11, табл. VII, 7; Passek T. La céramique tripolienne. Leningrad. 1935, и ее же. Трипiльска культура. Киiв, 1941, стр. 19—20, 57—58.
15 Кабранов Е. Историческое и культурное значение Анау. Ашхабад, 1927, табл. 12. I; eia. 15, 2, 4; табл. 17, 7; табл. 20, 2; табл. 36, 4; табл. 37, 6.
16 Delegation en Perse. Paris, t. VIII, fig. 260; Contenau G., Manuel d’Areheologie t. I, Paris. 1927, p. 313, fig. 216; p. 325, fig. 233.
17 Например в Шамирамальти II (Jenny, Schamiramalti. Prähistorische Zeitschrift, XIX, S 280 и сл.), в Тепе-Сиалк (см. Herzfeld E., Iran in the Ancient East, London — New York, 1941, рис. 215), позднее в Кизил-Ванке и Шахтахтах (Алекперов А., Крашеная керамика Нахичеванского края и Ванское царство. Советская археология, 1937, № 4, стр. 249 след., и Пиотровский Б. Б., Новая страница древнейшей истории Кавказа. Изв. Арм. фил. АН СССР, 1943, № 1, стр. 53 и след.).
18 Куфтин Б. А. Археологические раскопки в Триалети, т. I, Тбилиси, 1941.
19 Herzfeld E., ук. соч., гл. I; D. МсCown. The material Culture of Early Iran Journal of Near Eastern Studies. Vol. I, Oct. 1942, N 4.
20 Исследованиями профессора Хуан-Вен-би в окрестностях Лоб-нора и около Урумчи установлено широкое распространение керамики с геометрической росписью в энеолитических поселениях этой части Азии. Это имеет выдающееся значение для установления наличия связей между Древним Китаем и Передним Востоком в энеолите (см. Хуан-Вен-би. Коллекция посуды. Атлас. Табл. I и II и его же исследования в окрестностях Лоб-нора. Пекин 1948 — на китайском языке).
21 Бортвин Н. Из области древней сибирской керамики. Записки отд. русск. и славянск., археологии Русск. арх. о-ва, 1915, т. XI, рис. 3.
22 Хранятся в ГИМ.
23 Последний покойник, может быть, был положен и позднее: еле помещаясь в яме, он лежал так, что его ноги приходились поверх другого костяка.
24 Стоял около младенца, погребенного вместе с женщиной.
25 У кургана № 1 площадка примыкает с ЮВ стороны на 4 м при ширине в 2.6 м. У кургана № 2 площадка примыкает с ВЮВ стороны на 0.75 м при ширине в 1,3 м. У кургана № 3 площадка примыкает с ЮЮВ стороны на 4.2 м при ширине в 3.2 м.
26 Наряду с нею встречены более поздние вводные в курган № 1.
27 Неолитические памятники как источники по этногонии Сибири и Дальнего Востока. Кратк. сообщ. ИИМК, вып. IX, стр. 13 и 14.
28 Карцов В. Г. Материалы к археологии Красноярского района. Красноярск, 1929, стр. 38—39, табл. V.
29 Киселев С. В. Материалы археологической экспедиции в Минусинский край 1928 г., Минусинск, 1929, табл. I.
30 Окладников А. П. Археологические данные о древнейшей истории Прибайкалья. ВДИ, 1938, № 1, стр. 252.
31 Дебец Г. Ф. Проблемы заселения Сев.-Зап. Сибири по данным палеоантропологии. Кратк. сообщ. ИИМК, вып. IX, стр. 15.

В этот день:

Дни смерти
1870 Умер Поль-Эмиль Ботта — французский дипломат, археолог, натуралист, путешественник, один из первых исследователей Ниневии, Вавилона.
1970 Умер Валерий Николаевич Чернецов - — советский этнограф и археолог, специалист по угорским народам.
2001 Умер Хельге Маркус Ингстад — норвежский путешественник, археолог и писатель. Известен открытием в 1960-х годах поселения викингов в Л'Анс-о-Медоузе, в Ньюфаундленде, датированного XI веком, что доказывало посещение европейцами Америки за четыре века до Христофора Колумба.

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика
Археология © 2014